Кубанский краевед-украинофил В.Н. Орел: вехи жизни и творчества

КУБАНСКИЙ КРАЕВЕД-УКРАИНОФИЛ В. Н. ОРЕЛ: ВЕХИ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА

Виктор ЧУМАЧЕНКО,

кандидат филологических наук, профессор

Творчество литературного следопыта Василия Николаевича Орла (1928-1987) тесно связано с Кубанью, где он родился, с донецким краем, куда он вынужден был уехать из-за преследований партийных чиновников, и городом Николаевом, где прошли последние полтора десятилетия его жизни.

Как и каждый настоящий краевед, В. Н. Орел неплохо знал историю своего казачьего рода, связанные с нею семейные легенды и предания. Согласно им, в конце ХVIII века на Кубань перебрался его прадед, полтавский крестьянин Василий Орел. Была возможность осесть в Екатеринодаре, но он свое новое родовое гнездо свил на степном просторе, в станице Васюринской. Было у него три сына, старшего из которых нарекли Акимом. Аким, воспользовавшись всеми благами, которые советское государство предоставило выходцам из простого народа, одним из первых закончил кубанский рабфак, потом пищевой факультет политехнического института и навсегда осел в Краснодаре.

В 1906 году у Акима Васильевича родился сын Николай. Как и все казачата, учился в школе, а после ее окончания работал в Краснодаре, связав свою жизнь со службой в НКВД. В годы войны он служил в контрразведке «СМЕРШ», после ее окончания - в отделах МГБ и КГБ различных городов и районных центров Краснодарского края. Умер в 1967 году и похоронен в станице Отрадной, где жил и работал, выйдя по состоянию здоровья в отставку. В семье Николай Акимович пользовался непререкаемым авторитетом. Добрую память о нем сохранили знавшие его близко люди. Сам Василий Николаевич никогда не скрывал чекистское прошлое своего отца, и, лишь понимая неоднозначное отношение к его профессии современников, воспитывавшихся на идеях ХХ съезда КПСС, соглашался в своих биографиях называть его более обтекаемым словом «военный».

О матери в незаконченных автобиографических набросках он говорит совсем скупо, упоминая, что именно она дала в его пытливые детские руки первую книгу - «Жизнь Иисуса» Ренана. Позднее, когда Василий уже сам выбирал, что читать, его особенно заинтересовал М. Лермонтов.

Впрочем, начнем с самого начала. Родился Василий Николаевич Орел 10 января 1928 года в Васюринской. Про его собственному признанию, поначалу родная станица не оставила в его памяти глубокого следа, так как в школу пришлось ходить в Отрадной, Белой Глине, Анапе, Сочи, Крымске и Абинске, куда вслед за отцом переезжала и семья. Любовь к малой родине пришла много позже. Последний раз в станице он побывал в 1950 году. За несколько лет до смерти, в 1983-м, вновь посетил родной уголок, чтобы отдать ему должное, произнести вдруг ставшие необходимыми слова признательности и запоздалой любви. В это время он уже и сам был местной знаменитостью, а в станичном музее, созданном бывшим военным летчиком Павлом Василенко, рассказу о его деятельности даже посвящен персональный стенд.

Пора взросления В. Н. Орла пришлась на военное лихолетье. Осенью 1943-го, эвакуировавшись в Азербайджан, он поступил в Бакинское военно-морское подготовительное училище, в стенах которого пробыл только два курса. Здесь он увлекся литературой, перечитал всю доступную классику, завел первый дневник. Писал и рассказы, позднее охарактеризованные им самим как «сплошная мопассановщина».

В 1945 году В.Н. Орел по состоянию здоровья покидает училище. Для завершения среднего образования он вновь поступает в школу в шахтерском городке Чистяков (ныне Торез) Донецкой области, где в это время проходил службу отец. После получения им диплома об окончании десятилетки, семья возвращается на Кубань, в станицу Славянскую.

В 1946 году он поступает на литературный факультет Краснодарского педагогического института. Живет у дедушки в Пашковской, а на праздники попутными машинами возвращается в Славянскую навестить родителей и запастись продуктами. Студенческое житье тогда, во второй половине 40-х годов, было не просто скудным. Как раз в это время по Кубани прокатилась волна послевоенного голода. Несмотря на все трудности

В. Н. Орел не только прилежно учится, но и активно участвует в работе литературного кружка, которым руководил доцент кафедры литературы С. С. Шишман. Он прививал кружковцам вкус к большой литературе, не советуя им заниматься журналистикой, которая, по его мнению, иссушает настоящие таланты, приучает писать на потребу дня. Это была эпоха, когда главный кубанский вуз надолго стал главной кузницей литературных сил Кубани (в городе уже действовало оргбюро по созданию краевой писательской организации). Василий Николаевич вспоминал, как члены объединения по очереди собирались дома то у одного, то у другого молодого дарования, и тогда споры проходили в более неформальной обстановке - за чашкой чая. В 1948 году краевая газета «Советская Кубань» опубликовала его первую заметку «Великое право молодежи», положив тем самим начало отсчету его многочисленным публикациям, разбросанным в многонациональной периодике Советского Союза.

Тут следует сказать, что первые послевоенные годы, несмотря на разруху и даже голод, воспринимались молодежью тех лет как время долгожданной свободы. Очевидно, ощущение освобождения от фашизма ошибочно переносилось и на сталинский режим, который хоть и начинал заметно агонировать, но был по-прежнему всемогущ. Неадекватное восприятие эпохи, жизнь в ожидании перемен привела к тому, что группа кружковцев подготовила и выпустила в конце 1948 году на печатной машинке студенческий неподцензурный альманах «Шестиголосие» - по числу участников сборника. Его девизом стал лозунг: «Свобода искусству». Вместе с Василием Орлом испить советской свободы решились тогда А. Гостищев, Е. Берлизов. В. Балабанов, А. Радченко и А. Кузичкин.

В программном стихотворении, написанном Евгением Берлизовым (скрывшимся под псевдонимом Иегудиил Лось) провозглашалось:

Собрались мы в шесть голосов,

Петь собрались без нот.

Благо, жестокой цензуры лассо

Горло не перехлестнет.

Конечно, долго «петь без нот» молодым талантом не довелось. Сборник пошел гулять по студенческим аудиториям, и вскоре кто-то из преподавателей передал его в партком института. Разразился громкий скандал.

В справке о работе комсомольской организации института от 8 января 1949 г., утверждалось, что «эта группа выпустила пошлый, чуждый по своему идейному содержанию журнал, поместив в нем бездарные стишки и очерки, отражающие мотивы быта и любви в извращенном понимании разлагающегося буржуазного строя. Подражая гнилым идеям буржуазных писателей, члены кружка совершенно не интересовались общественной жизнью студентов, жизнью советского народа, борющегося за досрочное выполнение плана новой сталинской пятилетки».

Неизвестный автор этого шедевра партийной казуистики безбожно лгал. Были в сборнике и социально значимые произведения. Например, очерк «Нищий» Василия Орла (назвавшегося Ферапонтом Непокорным). В нем рассказывалось о трагической судьбе искалеченного фронтовика, вынужденного просить милостыню у ворот рынка. Он был списан с натуры. Но такая правда партии была не нужна. Официальная пресса громом победных фанфар старалась заглушить жалобные стоны миллионов калек, наводнивших тогда большие города в поисках пропитания. Стараясь избежать обвинений в очернительстве советской действительности, автор перенес действие рассказа в ... Америку! Но, как показали дальнейшие события, уловка не удалась.

Наказание последовало незамедлительно. Коснулось оно всех участников «Шестиголосия», в том числе и В. Орла. Вот как он рассказывает об этом в письме, адресованном в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС от 4 ноября 1961 г.:

«В ноябре 1948 года меня и группу товарищей <...> обвинили во фракционности и групповщине. В нарушение Устава ВЛКСМ нас, минуя первичную организацию, Комитет и Райком ВЛКСМ, вызвали сразу же на заседание Бюро крайкома комсомола. Не успели мы еще дойти до крайкома, как нам сообщили, что все мы исключены из института «за нарушение Устава института»; надо сказать, что устава института мы в глаза никогда не видели. Заседание Бюро длилось три дня. Нас допрашивали по одному, нам вменялись в обвинение самые различные преступления, хотя вся наша вина заключалась в том, что мы принесли в институт РУКОПИСНЫЙ журнал, в котором были помещены наши литературные труды - стихотворения и рассказы. В этом ретивые руководители института и Крайкома увидели крамолу... После трехдневного, вернее ночного заседания, меня и Берлизова исключили из комсомола (что тогда означало автоматическое отчисление из института - В. Ч.), а остальным были объявлены строгие выговора. С таким решением я не согласился. Я подал апелляцию в ЦК ВЛКСМ, в феврале 1949 года меня вызвали на заседание в Москву. ЦК рассмотрело мою апелляцию, но, хотя все присутствующие видели несостоятельность выдвинутых против меня обвинений, меня не оправдали - ЦК принял умиротворяющее решение - учитывая мое чистосердечное призвание, меня восстанавливали в комсомоле, но мне обявили строгий выговор. Мне пришлось экстерном сдавать экзамены за третий курс, чтобы не отстать от своих товарищей» Здесь и далее цитируются материалы (письма, фрагменты воспоминаний, официальные документы) из домашнего архива В. Н. Орла..

В краснодарском пединституте В.Н. Орлом была написана повесть «Десятиклассники», создававшаяся по недавним собственным юношеским переживаниям. Первое крупное произведение получило одобрительные рецензии, но в печать так и не попало.

В 1950 г. молодого специалиста, только что получившего диплом, направляют на работу в Хунхзахский район Дагестана, на родину знаменитых аварских поэтов Гамзата Цадасы и Расула Гамзатова. Здесь, в горах Кавказа, им был задуман небольшой цикл рассказов «Дагестанская тетрадь»; некоторые из них позднее были опубликованы.

В марте 1951 г. Василия Николаевича на два года призывают в армию. В армейской газете «Знамя Победы» и были опубликованы его первые художественные произведения - рассказы «В карауле» и «На марше».

Вернувшись летом 1953 года на Кубань, он продолжает педагогическую деятельность, нигде не задерживаясь более одного учебного года, хотя молодого учителя сразу же продвигали по должности, назначая директором школы: ст-ца Леушковская (1953-1955), станция Каргат Омской железной дороги (1955-1956) или, в крайнем случае, завучем с перспективой дальнейшего роста: ст-ца Отрадная (1956-1957), ст. Новомихайловская (1957-1958).

Эти вынужденные метания по стране и Кубани, объяснявшиеся житейской неустроенностью, видимо, также отражали мучительные поиски Василием Николаевичем своего предназначения, которое он не увидел в рутинной школьной работе и которой, тем не менее, отдал годы вдохновенного труда.

В 1957 году его имя вновь эпизодически появляется в кубанских газетах. Пишет он в это время обо всем, поиски собственной главной темы жизни только начинаются.

В 1958 году он предпринял попытку перебраться в Краснодар. Нашел подходящее вакантное место в милиции, но все уперлось в прописку. Родственники второй супруги отказались прописать молодую семью на своей жилплощади. В. Н. Орел возвращается в Отрадную под родительский кров, зовет к себе супругу, но та предлагает развод и раздел их небогатого имущества, из которого Василий Николаевич попросил себе только книги.

В Отрадной было трудно найти работу. Пришлось пойти на низкооплачиваемую должность инспектора районного отдела культуры. Здесь проявился организаторский талант нового сотрудника и его творческий подход к делу. За год деятельности на культурном фронте он успел опубликовать и несколько заметок в районной газете «Советское казачество». Это были небольшие заметки о юбилеях русских писателей, сведения о которых он черпал из энциклопедий и учебников. Позднее те первые публикации он не включал даже в самые полные списки своих работ. Но тогда они стали путевкой на новое поприще. В редакции «Советского казачества», куда он перешел в 1959 году, его поначалу зачислили литературным сотрудником, а затем - заведующим отделом писем. Небольшой редакционный коллектив встретил начинающего журналиста радушно. «Писал рецензии на книги, - вспоминал он в одном из писем, - фельетоны, рассказы, очерки, - в общем, все, что в таких случаях делается в газете».

Главный редактор «Советского казачества» Андрей Тимофеевич Конаков был, по выражению В. Н. Орла, «редактором от Бога» и человеком редких душевных качеств. Вот почему в редакцию «на огонек» собирались краеведы и ветераны, работники культуры и педагоги, здесь рождались многие конструктивные идеи. В том числе, именно здесь знаток отрадненских предгорий Петр Митрофанович Галушко впервые сформулировал мысль о необходимости создания районного краеведческого музея. Она на много лет объединила этот небольшой кружок энтузиастов. Музей, на первых порах ютившийся в небольшом неприспособленном помещении, в 1957 году перебрался в просторное помещение и стал одной из экскурсионных достопримечательностей этих мест.

В редакции газеты В. Н. Орлу довелось работать недолго. Новый громкий скандал вынудил его не только уйти с работы, но и на время покинуть Кубань. Вот как сам Василий Николаевич рассказывал об этом в письме кубанцу, известному ученому-лингвисту А. Д. Дуличенко: «В 1959 году хороший и “щирий українець” Юрий Назаренко написал письмо в адрес редакции, в которой я тогда работал, и предложил отметить Шевченковский юбилей. С этого все и началось. Он назвал фамилии нескольких наших кубанских писателей: Якова Кухаренко, Василя Мову (Лиманского). В этом вопросе я был профан. В том же году приехал в Киев, и мне предложили “как российскому письменнику” выступить по киевскому радио на закордон. Представляете себе, о чем я рассказывал - немного о Кухаренко, немного о кубанском ансамбле песни и пляски, в общем, с бору по сосенке. Но зерно было заброшено на благодатную почву».

Юбилейная дата со дня смерти Кобзаря и стала причиной новых гонений на начинающего кубанского краеведа. Тогда он еще не понимал, что биография и творчество великого украинского поэта были предметом особой «заботы» партии, которая единолично решала где, когда и в каких объемах праздновать его даты, какие произведения публиковать, а какие замалчивать и как истолковывать жизненный путь великого страдальца. Никакая инициатива снизу в этих вопросах не допускалась.

Вскоре в этом предстояло убедиться Василию Николаевичу. Так получилось, что своими идеями широко отпраздновать юбилей Шевченко он решил поделиться в письме с бывшим университетским педагогом профессором В. А. Михельсоном. Это была роковая ошибка. Будучи прекрасным лектором и отличным специалистом в области русской литературы, Всеволод Альбертович девизом своей жизни избрал простую житейскую мудрость: чтобы выжить, надо быть всегда в числе гонителей, а не гонимых. Вот почему с начала 30-х годов он был среди главных «подписантов» и «проработчиков» идеологически невыдержанных кубанских писателей, преподавателей и студентов. Позднее в объяснительной записке на имя А. Т. Конакова

В. Н. Орел не то оправдывался перед начальником, не то жаловался старшему другу: «В своем ответе Михельсон извинялся за задержку, так как он был в командировке, и ему поздно передали письмо (таким образом, письмо было сугубо личным). Михельсон отнесся очень положительно к моему письму, заметив, что это очень хорошо, что я питаю такие чувства к Кобзарю, ни одного намека на неправильность моих действий. Михельсон обещал разобраться во всем этом». И «разобрался», переправив письмо своего бывшего студента в идеологический отдел крайкома партии с припиской, что это тот самый Орел, который... (напоминания об инциденте с изданием «Шестиголосия»).

Немедленно последовал звонок в райком партии, а из райкома - в редакцию. Начали разбираться, почему именно Орел «хлопочет о Шевченко». «Бить» за любовь к Шевченко отрадненского журналиста не стали, да это было и невозможно. Придрались к официальному бланку, на котором было отпечатано письмо. Василий Николаевич оправдывался, что «когда письмо было отпечатано, он хотел оторвать бланк, но товарищи по работе посчитали, что тут нет ничего предосудительного, ведь речь шла о Кобзаре». И, тем не менее, именно этот злосчастный бланк, использованный с нарушением бюрократических инструкций, послужил официальной причиной изгнания украинского неофита из стен редакции.

Василий Николаевич решает перебраться на Украину, во Львов, где на первых порах можно было рассчитывать на помощь проживавшей там родственницы жены. Рискну предположить, что старинный университетский город и сам по себе манил его своей репутацией бастиона украинской культуры, где работали виднейшие представители национальной литературы, чудом уцелевшие в годы репрессий. Во Львове, бедствуя, он прожил около года, работая литературным сотрудником газеты «Львовский железнодорожник». Здесь у него появилось много друзей и интересных собеседников, о которых он теплыми словами вспоминает в своих записках.

Многих львовян заинтересовал рассказ Василия Николаевича о созданном в далекой кубанской станице Отрадной краеведческом музее, которому они по его просьбе стали посылать в подарок живописные и графические работы, книги о Т. Шевченко, красочные издания «Кобзаря». Этот почин не угас, его подхватили другие выдающиеся деятели украинской культуры, жившие в разных уголках Украины.

Жизнь без квартиры в большом городе на нищенскую зарплату оказалась невыносимой. И в 1961 году В. Н. Орел возвращается в Отрадную, которую он все чаще называет своей второй родиной, неизменно дававшей ему приют и кровь. Его вновь берут на работу в родную газету, которая успела изменить свое экзотическое название на «Сельскую жизнь». Но в 1962 году в крае происходит очередная реорганизация, и газету закрывают.

Василий Николаевич получает назначение на работу завучем в Малотенгинскую восьмилетнюю школу. Он и здесь нашел интересное для себя дело. Вновь приближалась юбилейная дата - 150-летие со дня рождения Кобзаря, которая позволяла напомнить кубанцам о певце славного прошлого запорожского казачества. В небольшой станице на берегу горного Урупа под руководством В. Н. Орла и был создан музей, первый в России школьный краеведческий музей Т. Г. Шевченко.

Конечно, ему одному было не под силу осуществить такой грандиозный проект. Но Василию Николаевичу удалось увлечь своей идеей педагогов и ребят, для которых участие в работе музея стало настоящей школой интернационального воспитания. Рядом увлеченно работала старшей пионервожатой любимая супруга Лариса Гавриловна, ставшая его надежным соратником при жизни и надежным хранителем архива и популяризатором творчества супруга после его ухода из жизни. Их судьбы также соединила отрадненская земля.

В 1999 г. Л. Г. Орел опубликовала интересные воспоминания о том, как создавался музей. По ее словам, всего было создано девять отделов: “Жизненный путь поэта”, “Шевченко-художник”, “Поэзия Т. Г. Шевченко”, “Книги о Т. Г. Шевченко”, “Шевченко в театре”, “По шевченковским местам”, “Произведения Т. Г. Шевченко на языках народов мира”, “Кобзарь на Кубани”, “Дружба Тараса Шевченко и Якова Кухаренко”. Всесторонний рассказ о поэте дополняли еще четыре специальных стенда: “Жизнь и творчество Шевченко”, “Проекты памятника Т. Г. Шевченко в Москве”, “Шевченко в детском творчестве”, “По мотивам поэзии Т. Г. Шевченко”.

Первому о своих планах ребята написали известному украинскому композитору А. И. Кос-Анатольскому, с которым Василий Николаевич близко сошелся в львовский период своей жизни. Анатолий Иосипович прислал для музея первые его экспонаты: книги о Шевченко, альбомы с репродукциями его живописных работ. Очень быстро в музее собралась значительная коллекция изданий Т. Г. Шевченко на различных языках. Первыми на призыв кубанских школьников откликнулись минчане. Они прислали “Кобзарь” на белорусском языке. Книгу о Шевченко прислали из Латвии. Вскоре были получены шевченковские книги на английском, немецком, польском, молдавском, казахском, грузинском языках. Из Софии получили исчерпывающий библиографический список болгарской шевченкианы. Много интересных экспонатов подарил музею москвич Михаил Иванович Кутынский, в том числе - “Кобзарь”, изданный в

1884 г. Его сестра Вера Ивановна Кутынская из Киева передала в дар бюст поэта. Львовский художник, родом с Кубани, Павел Ефимович Кияшко, сделал для музея копию портрета Шевченко, выполненного им в 1961 г. Народный художник СССР, председатель Союза художников Украины Василий Ильич Касиян подарил музею линогравюру “Шевченко”. Живописную коллекцию молодого музея пополнили гравюры украинских художников В. Кутнина “Думы мои, думы” и Даниленко “Оживуть степа, озера”. Свою публикацию о Я. Г. Кухаренко, кубанском друге Шевченко, прислал из Кишинева доцент С. Н. Кузьменко.

Благодаря старейшему архивисту Кубани Г. Т. Чучмаю, музей обогатился фотографией Я. Г. Кухаренко, фотокопиями первых публикаций писем поэта на Кубань, биографическими материалами о первом кубанском писателе, историке и этнографе.

Для отдела “Кобзарь на Кубани” со всех концов края поступали материалы, рассказывающие о большой любви кубанцев к Шевченко. Оказалось, что в Краснодарском крае 11 населенных пунктов носят его имя. В Краснодаре ему посвящена одна из улиц. В отделе “По шевченковским местам” были представлены путеводители, фотографии музеев и памятников Шевченко.

Всего накануне открытия музея накопилось более 200 экспонатов. Музейное оборудование школьники изготовили сами под руководством учителя труда Г. М. Василенко. Экспозицию разместили на втором этаже нового здания школы. При музее был создан Совет из пяти человек, на который было возложено руководство его работой. Из числа школьников было подготовлено 4 экскурсовода. Музей работал раз в неделю. Он обладал всеми необходимыми атрибутами: вывеской, инвентарной книгой, в которой были указаны номера экспонатов, их стоимость, откуда получены, а также книгой отзывов и предложений.

При музее была создана библиотека украинской книги.

В момент открытия в ней насчитывалось 150 томов, и потом она регулярно пополнялась. Часть книг была с автографами авторов. Свои книги подписали: Петро Панч, Дмитро Павлычко, Агата Турчинская, Валентина Ткаченко, Олекса Ющенко, Анатолий Шиян, Петро Ходченко, Михаил Вишневский и другие.

Открытию музея предшествовало проведение школьного конкурса на лучшее чтение стихов Т. Г. Шевченко, в котором приняло участие около 40 ребят. Большинство из них пожелали читать стихи на украинском языке, а не в переводе. О ходе поисков и поступлении новых экспонатов сообщал бюллетень музея.

Музей торжественно открылся 9 марта 1963 г. Приветственные телеграммы (всего 26 приветствий) прислали творческие союзы писателей, композиторов и художников Украины, ведущие украинские музеи, редакции газет “Лтературна Украна”, “Зрка”, “Днпро” и др. Особенно приятно было получить несколько строк от патриарха украинской поэзии Максима Рыльского: «Поздравляю с большим культурным событием - открытием музея Шевченко».

О торжествах в небольшой кубанской станице сообщали газеты: отрадненская “Сельская жизнь”, краевая “Советская Кубань”, польская “Наша культура”, канадская “Укранське життя” и многие другие. В них подчеркивалось, что музей “будет еще одним свидетельством вечной дружбы русского и украинского народов” (из приветствия газеты “Лтературна Украна”).

К сожалению, «свидетельство о вечной дружбе» просуществовало лишь до осени 1963 года, порадовав кубанских детей неполные полгода. Многочисленные публикации в союзной и зарубежной прессе не обрадовали, а напугали партийных чиновников. Чья-то бдительная душа прозрела: у них под носом вьет свое осиное гнездо украинский национализм!

И вновь имя Шевченко хранило Орла от неминуемой показательной расправы. «Разшевченкизацию» малотенгинской восьмилетки провели без особого шума. 1 сентября в школу пришел новый директор, который тут же повесил на двери музея замок, а Василия Николаевича, который был его душой, перевели простым учителем в станицу Отрадную.

В.Н. Орел не мог смириться с печальной судьбой своего любимого детища, пытался организовать письма в защиту разоренного музея. Результаты этих бесплодных попыток он так описывает Ю. И. Назаренко в дружеском послании от 27 октября 1963 года: «В отношении музея. Написали письма Кузьменко, еще кто-то, в конечном итоге, все это пришло в Отрадную. Проверили «без меня», этого надо и было ожидать, потом меня пригласили, чтобы дать разгон и предложить “не беспокоить своими письмами занятых больших людей”».

На этот раз Василий Николаевич прожил в Отрадной два года, и это время вместило в себя множество событий, которые в итоге стали причиной его окончательного прощания с Кубанью.

Прежде всего он всерьез задумывается о научной карьере. В 1963 году скромный сельский учитель впервые принимает участие в большой научной конференции, проходившей в Полтаве и посвященной творчеству И. П. Котляревского. «Там-то, в Полтаве, - признавался В. Н. Орел, - я и познакомился с ведущими учеными Украины: И. Пильгуком, Микитасем, Косариком и другими. Вопрос встал так, что надо заниматься этими делами, а не от случая к случаю». Новые друзья зародили в нем мечту о защите кандидатской диссертации. Ее темой, конечно же, должна была стать «Украинская литература на Кубани». Он вступает в активную переписку с последними деятелями «расстрелянной» литературы, разыскивает их книги, критическую литературу. Его прикрепляют для сдачи кандидатских экзаменов и написания кандидатской диссертации к Киевскому педагогическому институту. С отношением из этого института он идет работать с архивными документами в Государственный архив Краснодарского края. Но, изучив проблему, осознав наличие множества невосполнимых лакун, он вскоре понимает, что такую необъятную тему ему не поднять и за всю жизнь. Поэтому позднее его научный наставник, видный шевченковед Е. П. Кирилюк предлагает новую формулировку: «Літературна спадщина Шевченка та її вплив на літературне та суспільне життя Північного Кавказу другої половини XIX сторіччя», которая и была утверждена координационным советом при Институте литературы им. Т. Шевченко АН УССР в 1973 году.

К сожалению, и этот проект остался неосуществленным. Незадолго до смерти В. Н. Орел так объяснял неудачу с диссертацией своему дагестанскому другу Махачу Атаеву: «Замахивался на диссертацию, назначили и руководителя, дали тему, и тут выяснилось, что для минимума надо сдавать английский, спасовал. В общем, пока диссертация никак, хотя в 1981 году в Орджоникидзе вышла моя книжка «Коста Хетагуров и Украина» - готовая диссертация, в общем, но это, в конце концов, не главное. Поживем, увидим, мой один хороший друг защитился в семьдесят лет».

Второй после Тараса Шевченко пожизненной заботой Василия Николаевича стало изучение жизни и творчества и проблема увековечения памяти кубанского друга Кобзаря, первого местного писателя-классика, атамана Черноморского казачьего войска Якова Герасимовича Кухаренко (1799-1862). Он считал, что казачий писатель заслуживает, чтобы в его доме был создан мемориальный музей, а его произведения наконец-то были изданы отдельной книгой на родине. Он даже мечтал о совсем уж невозможном: увидеть томик с биографией Якова Герасимовича в серии ЖЗЛ. О неравной, но удивительно упорной борьбе с чиновниками от культуры свидетельствует сохранившаяся переписка: с дирекцией краснодарского исторического музея, книжными издательствами Краснодара и Киева. Кубанский литературный музей в доме Я. Г. Кухаренко открылся только через два года после смерти краеведа, но и до сих пор бывшему хозяину красивого особняка, когда-то утопавшего в тени роскошного сада, а ныне тесно зажатого между современными многоэтажками в историческом центре Краснодара, в экспозиции отведен более чем скромный уголок.

Много сил и времени было отдано кубанским литературоведом и краеведом сбору материалов о писателях В. Мове (Лиманском), Я. Жарко, В. Потапенко, Ф. Капельгородском, Е. Розумиенко, интересные литературные сюжеты всплывают в его деятельной переписке с кубанским пражанином М. Х. Башмаком (хранителем архива казачьего историка Ф. А. Щербины).

Начиная с 1963 года идеологические тучи все более и более сгущаются над «непокорным» В. Н. Орлом. Многочисленные упоминания об этом находим в его переписке с такими же энтузиастами, как и он, которые были у него теперь по всему краю и далеко за его пределами. Времена хрущевской оттепели заканчивались, поэтому многое в этих посланиях таится в подтексте, за бодрящимися фразами провинциальных аутсайдеров первой советской «перестройки». Приведу лишь одну цитату из письма редактора динской районной газеты «Трибуна» Якова Ивановича Снегура от 1 апреля 1964 года: «Я только что вернулся с семинара редакторов, который проходил в г. Славянске. Ну, брат, была нам баня из-за тебя! Особенно досталось Скрябину за Мову Василя. И подобрал же ты стихи его! Сам, небось, переводил с украинского? Короче, решено было, что ты под видом продолжателя дела Шевченко подбросил Скрябину махрового националиста. Вспомни, там он еще говорит, что ученые люди могут больше сделать для того же казака. Противопоставление одиночек героев массам! Народу! Мне тоже за тебя досталось. Выступали Кикило, Дмитрюк, Красюк. Вот ты прислал о подвиге Дикарева. Материал неплохой, но после взбучки за Васюринского Васюринский - один из псевдонимов В. Н. Орла (по названию кубанской станицы, где он родился). и В. Орла мне пока нельзя тебя печатать. Иначе будет плохо. После обвинения и, следуя ему, никто, по-видимому, не осмелится теперь помещать В. Орла. Снимок

Я. Г. Кухаренко чудесный. Я бы с удовольствием его дал, да затуркают после. Ну, будь здоров! Заглядывай, расскажу обо всем подробнее, в письме о том не напишешь». Не прошло и полгода, как от работы освободили и самого Снегура.

В 1965 году В. Н. Орел навсегда покидает Кубань, а его имя на долгие десятилетия исчезает со страниц местной печати. Словно предчувствуя, что расставание будет долгим, последние полгода он интенсивно работает рядовым сотрудником Государственного архива Краснодарского края, где до этого он несколько лет подряд проводил свои летние отпуска в бесконечных «поисках истины». Осенью уезжает на Украину, где, как ему кажется, ничто не помешает любить родственную кубанцам культуру. Работает вначале корреспондентом районных газет в городе Волновахе, а затем в поселке городского типа Тельманово (газета «Путь Октября») на Донеччине. В Тельманово довелось поработать и на районном радио. Он по-прежнему много публикуется, черпая новые краеведческие сюжеты из истории тех мест, где довелось жить. Увлекается изучением связей, соединявших культуру Украины с различными уголками бывшего Советского Союза. Но литература и история Кубани по-прежнему в числе его приоритетных тем.

Осенью 1973 г. Василий Николаевич переезжает в город корабелов Николаев, где работает в областном научно-методическом центре народного творчества сначала методистом, а потом - заведующим отделом. Квартиру семья получила лишь накануне его пятидесятилетия. «Мой дом в ста метрах от Южного Буга, так что летом как на даче», - сообщает он в письме Махачу Атаеву.

Все эти годы вынужденной «эмиграции» он тоскует по родному краю. В последние годы жизни у него все чаще появляется желание высказать в письмах к друзьям свою любовь к покинутой Кубани. Словно чувствует какую-то вину за недосказанность в ее адрес самых теплых и возвышенных слов. «Что касается моего отношения к Кубани, - восклицает он, - то я всегда стоял и стою на позиции огромной любви к истории той земли, которая меня породила. И пока будет биться мое сердце, а рука держать перо, я останусь кубанцем. Не я виноват, что нахожусь вдали от Кубани, не я виноват, что глупость и ограниченность некоторых имеющих власть над кубанской печатью лишает кубанцев возможности услышать мой голос».

Иногда ему кажется, что главный его гонитель и противник опознан в лицо. И тогда рождаются гневные строки в адрес многолетнего гнобителя кубанской культуры И. П. Кикило, назначенного в начале «перестройки» главным редактором единственного в крае литературного альманаха «Кубань». В них звучит отчаянный протест против «бесконечных “неудач” в редактируемом им журнале, требование прекратить необоснованные гонения, от которых «прежде всего, страдает читатель». «Все наносное, что, так или иначе, приплеталось к моему имени, - говорит он, - давно унесла Кубань. Остался труженик Орел, литературовед, краевед, ученый, и Кубани никак не должно быть стыдно за него. Он ничем не опозорил родной Кубани».

В дневнике, не предназначенном для печати, незадолго до смерти уже неизлечимо больной Василий Николаевич оставил пронзительную по своей обнаженности запись: «Кубань, Кубань! Все лучшие творческие годы я прожил вдали от тебя, под прессом страха. И этот страх сопутствовал мне с 1963 года вплоть до 1975-го. Десять лет оглядывания, переживаний, и после этого дивятся, что какой-то узел взял и не выдержал. 12 лет под неусыпным надзором. Это что тогда значило! А если бы? Но этого если бы со мной не случилось, хотя после меня кое-что и осталось. Жил не напрасно».

Василий Николаевич Орел умер 31 августа 1987 года и похоронен в городе Николаеве на Украине. После кончины краеведа его вдова перевезла архив литературоведа и краеведа на Кубань, материалы из которого использованы при издании в 1994 году небольшой монографии «Атаман Кухаренко и его друзья», а в 2006 году легли в основу новой большой книги - «В поисках истины», куда вошли неопубликованные работы, письма, исчерпывающая библиография его публикаций.