Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Актуальность данной работы заключена в том, что в последнее время широкое распространение получили дискуссии, связанные с проблемой эвтаназии и права на смерть, предпринимаются попытки сформулировать дефиницию смерти и т.д. Определяя смерть, медики, биологи, биоэтики, юристы нацелены, прежде всего, на выяснение критериев, позволяющих фиксировать факт физическо-телесной смерти.

Несмотря на это, современная медицина ставит перед юриспруденцией качественно иные вопросы о порядке определения смерти человека. Научные достижения, вне всякого сомнения, должны учитываться при совершенствовании действующих правовых актов, а медицина и юриспруденция не должны противопоставляться друг другу.

Не секрет, что в культуре XX века тема эвтаназии была отодвинута на периферию общественного сознания и общественной жизни. Официальная идеология налагала своеобразный запрет на легализацию данной темы, об эвтаназии умалчивали, поступая так, будто ее совсем не существует.

Современная культура не может справиться с естественным процессом старения и умирания, и тема смерти остается актуальной также и для нее. Обращаясь к истории, можно обнаружить, что ни одна высокоразвитая культура не могла существовать, а также сохранять себя без определенной ориентации на смерть, без признания наличия у смерти смысла и ее связи со смыслом жизни. Осознание неизбежности смерти вынуждает отрабатывать социально-культурные механизмы сохранения жизнедеятельности, социальной активности, как отдельных лиц, так и общества в целом. Смерть является атрибутивной характеристикой культур и социальных структур, что и определяет актуальность темы исследования.

Проблема эвтаназии в контексте темы смерти обсуждается от античности до наших дней. Те или иные ее аспекты затрагивались многими отечественными и зарубежными юристами, философами и мыслителями (Соломон, Сократ, Платон, Эпикур, Сюнь-цзы, Лукреций Кар, Сенека, Марк Аврелий, Бл. Августин, Томас Мор, Т. Кампанелла, М. Монтень, Р. Декарт, Б. Спиноза, Б. Паскаль, И. Кант, Г. Гегель, К. Маркс, Ф. Энгельс, А. Шопенгауэр, Ф. Шеллинг, Вл. Соловьев, Н. Бердяев, Н. Федоров, Л. Карсавин, Вл. Лосский, И.И. Мечников, Л.Н. Толстой и др.) которые напрямую связывали ее с темой смерти.

Особое внимание современные отечественные мыслители уделяют юридико-правовым и этическим проблемам отношения к смерти и смертности, выделяя такие аспекты, как смерть и самоубийство (Л. Трегубов, Ю. Вагин), табуирование смерти (Ю. Бородай и др.) эвтаназия и право на смерть (В.И. Акопов, С.М. Вульф, А.П. Громов, А.П. Зильбер, Ю.А. Конюшкина и др.). В настоящее время тематика эвтаназии широко обсуждается в сравнительно новой науке - биоэтике (А. Огурцов, И. Фролов, С. Долецкий, А. Громов, А. Гуревич, Б. Юдин, П. Тищенко и др.).

Цель данной работы - рассмотреть морально-правовые аспекты эвтаназии.

Для реализации поставленной цели были определены следующие задачи:

1. Раскрыть теоретические аспекты эвтаназии.

2. Рассмотреть проблемы морально-правового регулирования эвтаназии.

1. Теоретические аспекты эвтаназии

1.1 Критерии смерти и морально-мировоззренческое понимание личности

Тема смерти всегда интересовала человечество. Достаточно сказать, что практически все философы с античных времен до современных постмодернистов затрагивали ее в той или иной мере. Даже в том случае, когда культура «молчала» по поводу темы смерти и ее смысла, что особенно проявилось в новоевропейском рационализме и марксизме, такое «молчание» было особым способом говорения о смерти, а точнее, реализацией запрета на экспозицию данной темы. Запрет мог выступать в неявной форме.

Например, в эпохи буржуазного оптимистического подъема, а также духовного подъема строителей коммунизма общественность потеряла интерес к теме смерти; обращение к ней даже в искусстве стало как бы предосудительным и непрестижным. Явный запрет на всяческую проработку темы смерти исходил из утверждения, что полной бессмыслицей является то, что не может быть адекватно высказано и выражено в языке. Отсюда и проистекала жесткая запретительная сентенция «О чем нельзя сказать, о том надо молчать». Эта сентенция-запрет имела прямое отношение к теме смерти.

Ответы на вопрос «что есть смерть?» пытались дать античные философы. Так, Диоген Лаэртский формулирует апофатическое (отрицательное) определение смерти и на вопрос «является ли смерть злом?» отвечает: «Какое же это зло, если его присутствия мы не чувствуем» 17, с.32, а Диоген Синопский добавляет, что «смерть не заключает в себе ничего безобразного» 17, с.33. Оба Диогена как бы отказывают смерти в возможности быть «феноменом».

Итак, изучать смерть как проблему - значит предположить возможность ее существования на уровне явления, а также наличия соответствующих процедур проверки на истинность знания об этом явлении. Речь, по сути, идет об опыте смерти и проверки его содержания на истинность, что связано с процедурой многократного его воспроизводства и повтора.

Медицинская диагностика смерти, связанная с констатацией прекращения дыхания и остановкой сердцебиения, была непротиворечиво связана с христианским пониманием сердца и дыхания как основах жизни. Не удивительно, что первые научно обоснованные попытки оживления умерших были связаны с восстановлением дыхательной способности и функции кровообращения.

Так, например, в 1805 году доктор Е.Мухин предлагал с целью оживления мнимо умерших вдувать в легкие воздух с помощью мехов. К началу XIX века во многих странах Европы ставился вопрос о новом определении смерти, которая связывалась уже с отсутствием эффекта реакции организма на искусственное дыхание.

Однако проблема смерти - это проблема многоплановая и многоуровневая. Здесь есть немало вопросов, имеющих прямое отношение и к юриспруденции. К сожалению, усилия, предпринимаемые в этой области юристами вообще и теоретиками права, в частности, далеко недостаточны.

В современных условиях тема смерти имеет тенденцию к вытеснению из коллективного сознания. Многие этические нормы предаются забвению. При этом и законодательство, регламентирующее эту сферу человеческого бытия, не совершенствуется, впрочем, и, не будучи в достаточной мере сформированным 3, с.62.

Отношение человека к смерти - это один из важнейших аспектов социальной жизни и истории. Уважительное отношение к самой теме, прежде всего, связано с уважительным отношением к человеческой личности, которая значима для общества в целом. Человека следует уважать не только в его жизни, но и в его смерти. Законодательные гарантии обеспечения интересов людей, завершающих свой жизненный цикл, охрана и сохранение памяти о них со стороны государства и общества являются необходимыми компонентами, характеризующими цивилизованное общество и правовое государство.

Безусловно, тема смерти обсуждается в философии, медицине, биологии, биоэтике, юриспруденции, этике, религии и т.д. В последнее время широкое распространение получили дискуссии, связанные с проблемой эвтаназии и права на смерть, предпринимаются попытки дать определение смерти и т.д. Определяя смерть, медики, биологи, биоэтики, юристы нацелены, прежде всего, на выяснение критериев, позволяющих фиксировать факт физическо-телесной смерти. Такой натурализм в трактовке смерти не конструктивен 5, с.96.

Современный человек потерял способность мыслить о смерти, т.е. впускать мысль о собственной смерти в свою жизнь. В результате, смерть стала восприниматься как зло и опасность, а жизнь превратилась в абсолютную ценность. Возникает антагонизм «жизнь-смерть». Логика такого антагонизма требовала избегать смерти всеми доступными средствами. Начинает доминировать воля к собственному выживанию, к обереганию себя от любых опасностей. Все, что мне в той или иной степени угрожает или просто мешает, должно быть уничтожено: в смысложизненной ориентации появляется стремление превратить весь мир в ареал борьбы за собственное выживание. Отделение смерти от жизни, концентрация мышления на смерти других породила враждебное отношение человека к другим людям и к миру. Действительно, если доминантой становится воля к жизни, то все, что препятствует реализации этой воли, должно быть уничтожено.

Человек и человечество, отказавшись мыслить свою жизнь в контексте своей смерти, отделив свою смерть от своей жизни, встало на путь секуляризации. Действительно, любая религиозность предполагает признание потустороннего мира, в который выдвинут мир посюсторонний. Если перестать мыслить о смерти, если отмежевываться от собственной смерти, то теряется соответствующее понимание жизни. Основания своей идентичности человек теперь ищет в собственном разуме, в рациональности, созданной им же. Мир «сжимается» как шагреневая кожа до размеров посюсторонности, а человек начинает страшиться быть уличенным в предрасположенности к мистике. Когда человек отмежевался от мыслей о собственной смерти, то стало возможным его преувеличенное мнение о своей абсолютной значимости в мире 14, с.39.

Отказ признавать соотнесенность жизни и смерти - это потеря полноты бытия, приведшая к элиминации ощущения причастности человека к вечности. Помещенный в пустоту, человек замкнулся в субъективности и стал претендовать на изобретение смысла, как своей жизни, так и мира в целом. Изобретение же, в отличие от обретения, это говорение только от себя лично, когда слова и образы не воспринимаются более как символы реальности. Их сакральный, скрытый смысл не угадывается. Поэтому слово «смерть», а также древние символы смерти, потеряв свой сакральный смысл, стали использоваться в «черном» юморе и «черном» романтизме.

Современной медицине соответствует современный образ человека как, прежде всего разумного существа, чему соответствует и новый критерий его смерти - «смерть разума» или «смерть мозга», или «неокортексовая смерть», т.е. невыполнение мозгом своих функций мышления, рассуждения, контакта с людьми. Родственники пациента, оказавшегося в «зоне неопределенности», должны выйти на уровень новых, соответствующих происходящему в медицине, ориентиров.

Действительно, «зона неопределенности» оказывается в буквальном смысле слова вне пространства библейских этических заповедей. Шестая заповедь «не убий» в этой зоне не работает, ибо в терминах традиционной морали - это «зона» неизбежного убийства или «отказа от жизнеподдерживающего лечения». Но кто должен принимать и осуществлять решение о смерти человека?

Технические достижения требуют предельно рационального отношения человека к своей смерти. Рациональное отношение к смерти предполагает практически юридическое оформление ответов на вопросы, как Вы хотели бы умереть, кто должен принимать решение в соответствующей ситуации, насколько строго и кем должна выполняться Ваша воля.

Пытаясь освободить от моральной и юридической ответственности невольных исполнителей «воли зоны» - врачей, общество обращается к принципу эвтаназии - умышленному, безболезненному умерщвлению безнадежно больных людей.

1.2 Понятие и сущность эвтаназии

В XXI-м веке, когда широкое распространение получили представления о кризисе человеческой культуры, гуманизма, самого человеческого существования, даже о «смерти человека», формируется целый ряд философских течений, в которых человек оказывается единственным подлинным предметом размышлений. Сегодня, наравне с исследованиями политических, экономических, социальных структур, определяющих существование человека, повышается интерес к эмоциональной сфере человека, его желаниям, влечениям, телесным проблемам. Речь идёт о феномене смерти, неотвратимость которой - это самое достоверное, надёжное, тайное, непостижимое из знаний.

Смерть - это не только последнее прибежище «частной суверенности» (особенно в условиях тотальных притязаний власти), это фактически узловая точка всех проблем, возникающих при жизни каждого индивида 19, с.27.

Сегодня не только западные, но и отечественные учёные широко обсуждают проблемы, в контексте которых право на жизнь и смерть оказываются сопряжёнными особенно тесно: аборт и репродуктивная технология, право матери не рожать ребёнка, право рожать детей. Все эти проблемы группируются вокруг такого нового наукообразного понятия, как биоэтика. Одной из центральных проблем в современных биоэтических исследованиях является эвтаназия.

Термин «euthanasia» происходит от греческих слов: eu - хорошо и thanatos - смерть. Впервые этот термин был предложен в XVI в. английским философом Ф. Бэконом и обозначал легкую, безболезненную смерть, которая не сопровождается длительной тяжелой агонией и не вызывает физических и моральных мучений для умирающего человека и его близких. Человеку хочется умереть, подобно тому, как ему хочется заснуть. В капитальном труде д-ра Георга Д. Арнаудова «Медицинская терминология» на пяти языках) дается два толкования термина «эйтаназия». Во-первых, «легкая, безболезненная, «блаженная» смерть» и, во-вторых, «облегчение умирания применением обезболивающих средств при неизлечимой и мучительной болезни».

В последующем эвтаназию стали трактовать как ускорение смерти путем активных или пассивных вмешательств 5, с.63.

Вместе с тем, еще задолго до появления христианства киник Демонакт говорил о невозможности иметь опыт смерти при жизни. Его знаменитая шутка иллюстрирует это. На вопрос, что происходит в Аиде, он отвечал: «Подожди, я оттуда пришлю тебе письмо». Рассказы же о переживаниях в состоянии клинической смерти не могут рассматриваться в качестве эмпирической базы для решения проблемы сущности смерти по той причине, что мы здесь имеем дело с незаконченным опытом. Действительно, что есть переживание и опыт в акте клинической смерти? Контакт с запредельным, последние всплески сознания, игра воображения в расстающемся с жизнью мозгу, последние переживания тела? Точного и четкого ответа нет.

Все вышесказанное утверждает нас в мысли, что в случае со смертью невозможно ставить, а тем более разрешать «проблему» смерти как научно-теоретическую, ибо у нас не существует принципиальной возможности иметь в опыте знания о ней.

Чтобы стать «феноменом», смерть должна быть дана нам в пространстве и во времени, то есть должна явить себя в своем пространственно-временном обличии. Но говорить о пространственно-временном существовании того состояния, которое есть смерть, бессмысленно, ибо смерть - это выпадение существования из пространственно-временного континуума.

Что-то случается с человеком в моменты умирания, а затем смерти, но он уже не может поделиться содержанием своего опыта смерти. Опыт переживания акта смерти и участие в процессе смерти не прозрачны для наблюдателя. Из всей драмы умирания и смерти остается только мертвое молчащее тело, которое порождает скорбь живых, но не раскрывает тайну бытия «за чертой» и «на черте» 16.

И все же о смерти говорят, вопреки «запрету». Тема смерти присутствует и в обыденной жизни, и в рассуждениях мыслителей. Вопрос о смерти наиболее адекватно может быть поставлен только как вопрос об отношении к смерти отдельного человека, рода человеческого, культуры, общества, социальных институтов и форм общественного сознания, то есть выявляется, прежде всего, смысложизненная функция смерти.

Итак, большинство вопросов, связанных со смертью, могут быть сформулированы, только в контексте отношения к смерти. Анализ «отношения к смерти» дает возможность оценочного выявления позитивности и негативности этого отношения. Через понятие «отношение к смерти» можно «просмотреть» специфику ментальности эпох, определить их аксиологическую ориентацию как в материальной, так и в духовной жизни. Более того, понятие «отношение к смерти» методологически мобильно и в различных вариациях соотносится с понятиями «проблема» и «феномен», что позволяет говорить о «проблеме отношения к смерти», о «феномене отношения к смерти» 2, с.53.

Однако понимание смерти невозможно без дефиниции понятия «жизнь», которое, несмотря на частое употребление, так же плохо прояснено. Например, в Советском энциклопедическом словаре жизнь трактуется как «одна из форм существования материи, закономерно возникающая при определенных условиях в процессе ее развития» 10, с.132.

Безусловно, это определение не может работать в нашем концептуальном поле. Классическая рациональность «забыла» об этом феномене, т.к. сказать что-либо о явлении, находясь внутри данного явления, проблематично. Чтобы знать об опыте, надо выйти за пределы этого опыта. Выход же за пределы опыта жизни есть смерть, а так как смерть выходит из поля зрения картезианской рациональности, то и жизнь постигает та же участь. Более полным может считаться неклассическое определение жизни.

Нас интересует жизнь в неразрывной связке «жизнь-смерть», где и жизнь, и смерть выступают однопорядковыми явлениями бытия. Жизнь - это не то, чему можно научиться через самообразование. Жизни учатся через смерть. «Если и можно учиться жизни, то у смерти и у другого, то есть, в некоторой пограничной ситуации, внешней (смерть) или внутренней (другой) по отношению к жизни» 10, с.135. Речь идет о присутствии смерти в жизни, где призраки прошлого - индикаторы этого присутствия. Таким образом, понятия «жизнь» и «смерть» находятся в неразрывной связи, пронизывая человеческое существование.

В этом «гнезде понятий», выражаясь языком Гегеля, и находится ключевое для диссертационного исследования понятие «эвтаназия».

Идея эвтаназии зародилась давно. Но со времен Гиппократа и традиционная врачебная этика включает в себя запрет: «я никому, даже просящему об этом, не дам вызывающее смерть лекарство, и также не посоветую это». Однако, с недавнего времени, у врачей все чаще и чаще появляется готовность прибегнуть к этой практике, по крайней мере, тогда, когда пациент сам просит о смерти. Как следует относиться к этой тенденции?

Эвтаназия - составное слово греческого происхождения, совместившее в себе два понятия: «танатос» - смерть и «эв» (эй, эу) - хороший, благой, т.е. «хорошая, благая смерть».

В научной литературе существуют различные написания этого термина. Так, А.П. Громов и А. П. Зильбер пишут об эйтаназии . Однако более устоявшимся является написание - эвтаназия.

Однако различием написания проблема не ограничивается. Этический Кодекс российского врача в ст. 14 предусматривает: «Эвтаназия как акт преднамеренного лишения жизни пациента по его просьбе, или по просьбе его близких недопустима, в том числе и в форме пассивной эвтаназии» 5, с.98.

В последнем издании Большой Медицинской Энциклопедии говорится: «Эвтаназия - намеренное ускорение наступления смерти неизлечимого больного, с целью прекращения его страданий» 5, с.105.

Следует заметить, что в научной литературе и законодательстве некоторых зарубежных стран имеются иные трактовки эвтаназии.

Так, в словаре О. Рота «Клиническая терминология» дается такое определение: «Еuthanasia - легкая, прекрасная смерть, облегчение умирания».

В Аmеriсаn Росkеt Меdiсаl Dictionагу говорится: «Еuthanаsia: 1. Легкая смерть. 2. Предание смерти лица, страдающего от инкурабельной болезни или находящегося в безнадежном состоянии».

Еnсусlореdia Аmеriсаnа утверждает, что «Еuthanаsia- у греков означала счастливую смерть за Родину. В современной науке термин используется как устранение страданий при инкурабельных болезнях с помощью анестетиков, или наркотиков в смертельных дозах. Однако религия, закон и медицинская этика отвергают все формы самоуничтожения».

В Британской Энциклопедии эвтаназия называется «милосердным убийством» (mercy killing) - это действие или практика, направленная на получение безболезненной смерти у лиц, страдающих от болей при неизлечимых болезнях или физических расстройствах».

В «Англо-русском медицинском энциклопедическом словаре» эвтаназия определяется как: 1. Безболезненная смерть. 2. Намеренное умерщвление неизлечимого больного с целью прекращения его страданий 17, с.69.

Термин «эвтаназия» был активно использован Конгрегацией Вероучения в «Декларации об эвтаназии» от 5 мая 1980 года. Текст Декларации предупреждает всякое субъективное определение и пытается дать окончательное разъяснение понятию «эвтаназия». Под эвтаназией предлагается подразумевать всякое действие или, наоборот, бездействие, которое, по своей сути или намерению приводит к смерти, имеющей целью устранение боли и страдания. То есть в ее прямом значении эвтаназия - это преднамеренное убийство при помощи метода, провоцирующего наименьшие боль и страдания, совершенное «из жалости» для того, чтобы положить конец невыносимым страданиям, или для того, чтобы избежать трудностей жизни, которая считается «нечеловеческой», «не достойной самого человека».

Однако эвтаназия сама по себе ставится на уровень намерений:

- об эвтаназии говорится лишь тогда, когда есть намерение положить конец жизни данного лица или ускорить его смерть;

- об эвтаназии не идет речь, когда стараются облегчить страдания какого-либо лица, находящегося в последней стадии тяжелой болезни, назначая ему медикаменты, которые лишь непрямым образом могут ускорить физиологический процесс умирания.

В этом случае не ставят перед собой цели «помочь умереть» пациенту, но пытаются уменьшить его боль при помощи препаратов, которые лишь в качестве побочного эффекта способны ускорить приближение конца. Смерть здесь не провоцируется преднамеренно, прямым образом, но является возможным последствием обезболивающей терапии.

Эвтаназию можно поставить в ряд различных медицинских методов:

- эвтаназия присутствует в том случае, когда употребляется препарат, вызывающий смерть, а также, если больного лишают всего того, что ему необходимо для жизни, или всего того, что для него благотворно;

- эвтаназии нет в случае, когда прекращается или упускается такое лечение, которое имело бы неблагоприятное влияние на больного;

- эвтаназии нет в случае прекращения реанимации, когда состояние церебральной смерти является необратимым;

- эвтаназии нет в случае нереанимации плохо сформированного новорожденного ребенка, или в тяжелом патологическом случае, если он естественным образом ведет к смерти;

- эвтаназии нет, если «дают спокойно умереть» больному смертельной болезнью, которая естественным образом приводит к смертельному исходу в краткий срок - в случае, когда всякая терапия позволила бы лишь на короткое время продлить жизнь в невыносимых условиях 13, с.29.

Однако такая трактовка эвтаназии ставит большее количество проблем, чем может разрешить. В частности, если принять такую, якобы логико-доказательную экспликацию, то необходимо вводить в «гнездо понятий» понятия «неизлечимость», «жалость» и «сострадание».

Когда можно с уверенностью говорить, что больной является неизлечимым? К тому же понятие неизлечимости в большой степени зависит от средств и возможностей, имеющихся в данный момент в их распоряжении.

Страдания сами по себе у многих вызывают сочувствие. Можно ли отказать в таком акте милосердия? Но эта жалость уже сама по себе является двусмысленной. Действительно ли соблюдается в таком случае свобода выбора больного?

Право должно быть очень чувствительно к таким опасностям. Даже письменное согласие на эвтаназию не всегда может иметь юридическую силу, поскольку может быть вырвано у человека в бессознательном или даже сознательном состоянии. Кроме того, если смириться с эвтаназией во время агонии, то таким способом можно легко узаконить понятие «гуманного» убийства.

Таким образом, «Эвтаназию» можно определить как «умерщвление другого человека для предполагаемого блага умерщвляемого» при его согласии или без согласия, или даже против воли человека, но действуя ему во благо. Под «умерщвлением» необходимо понимать действие или бездействие, повлекшее за собой лишение человека жизни, независимо от того, какое действие преобладало - прямое или косвенное.

Согласно этому определению, случаи медицинского умерщвления представляют примеры эвтаназии, потому что они направлены к одной и той же цели - смерти.

Эвтаназия есть вопрос не о сущности смерти, но о сущности и способе умирания, перед которым оказывается человек при подходе к последней черте земного существования. И потому абстрактная идея эвтаназии глубоко погружена в контекст философских, моральных, правовых и психологических проблем, от разрешения которых зависит судьба эвтаназии как института - ее моральная легитимность и ее легализация. Разумеется, речь идет об эвтаназии в ее современном понимании, т.е. как об акте добровольном, основанном исключительно на волеизъявлении пациента.

В последние десятилетия ХХ века моральный климат вокруг эвтаназии существенно меняется. Такое изменение следует отнести на счет достижений медицинской науки, хотя на первый взгляд это может показаться парадоксальным. Медицина научилась не только излечивать некоторые болезни, которые раньше считались смертельными; она научилась также продлевать физическую жизнь и отсрочивать наступление смерти. Но при этом она не сумела справиться с проблемой умирания, сделать эту переходную стадию от жизни к смерти менее страдальческой и менее унизительной для человеческого достоинства.

2. Проблемы морально-правового регулирования эвтаназии

2.1 Эвтаназия - моральные, правовые и социальные аспекты

Термин эвтаназия происходит от греческих слов eu - «хорошо» и thanatos - «смерть» и означает сознательное действие, приводящее к смерти безнадежно больного и страдающего человека относительно быстрым и безболезненным путем с целью прекращения неизлечимой боли и страданий.

Эвтаназия, как новый способ медицинского решения проблемы смерти (прекращения жизни) входит в практику современного здравоохранения под влиянием двух основных факторов.

Во-первых, прогресса медицины, в частности, под влиянием развития реаниматологии, позволяющей предотвратить смерть больного, т.е. работающей в режиме управления умиранием.

Во-вторых, смены ценностей и моральных приоритетов в современной цивилизации, в центре которых стоит идея «прав человека».

Неудивительно, что 51,5% и 44,8% российских врачей в возрасте соответственно 41-50 и 51-65 лет на вопрос социологического опроса «считаете ли Вы допустимой эвтаназию?» ответили «никогда об этом не думал(ла)», наряду с вариантами ответов «да» и «нет». Положительный ответ был дан 49% врачей в возрасте 21-30 лет [2, с.5].

Авторы исследования приходят к справедливому выводу о смене ценностных установок профессионального сознания медиков, которые, с одной стороны, сталкиваются с тупиковыми ситуациями на границе между жизнью и смертью, а с другой - являются соучастниками общих цивилизационных социальных процессов.

Эвтаназия - неоднозначное действие. Прежде всего, различают активную и пассивную эвтаназию.

Активная - это введение врачом летальной дозы препарата. При пассивной эвтаназии прекращается оказание медицинской помощи с целью ускорения наступления естественной смерти. Западные специалисты, например Совет по этике и судебным делам Американской Медицинской Ассоциации, вводят понятие «поддерживаемое самоубийство». От активной эвтаназии оно отличается формой участия врача. «Поддерживаемое самоубийство» - это содействие врача наступлению смерти пациента с помощью обеспечения необходимыми для этого средствами или информацией (например, о летальной дозе назначаемого снотворного). Кроме этого, вводится градация «добровольной», «недобровольной» и «непреднамеренной (невольной)» эвтаназии.

В первом случае эвтаназия осуществляется по просьбе компетентного пациента.

Недобровольная эвтаназия проводится с некомпетентным пациентом на основании решения родственников, опекунов и т.п.

Непреднамеренная эвтаназия совершается без согласования с компетентным лицом. При этом под компетентностью понимается способность пациента принимать решение. Совет по этике и судебным делам АМА допускает при этом, что эти решения могут быть не обоснованными". «Люди имеют право принимать решения, которые другие считают не разумными, поскольку их выбор проходит через компетентно обоснованный процесс и совместим с личными ценностями» [3].

Рассмотрим позиции применения эвтаназии.

Либеральная позиция.

Рекомендации и разработки Совета по этике и судебным делам АМА можно рассматривать как пример либеральной позиции по проблеме эвтаназии. Принцип автономии больного и обязательство врача уважать выбор пациента, безусловно, является одним из определяющих пределы этического действия врача. «Мы демонстрируем уважение к человеческому достоинству, когда признаем свободу личности делать выбор в соответствии с ее собственными ценностями» [4].

Эвтаназия становится практически работающим принципом, если собственные ценности личности совпадают с такой ценностью современной цивилизации, как право на предельную самодетерминацию личности.

С либеральных позиций эвтаназия основана на фундаментальном человеческом праве - праве умереть, если смерть - единственное избавление от страданий. Основными аргументами в пользу признания добровольной эвтаназии становятся - сострадание к другим и признание права человека самому определять время собственной смерти.

Позиция, допускающая эвтаназию, по крайней мере, на уровне отмены и отказа на поддерживающее жизнь лечение, имеет в своем арсенале еще ряд аргументов. Любой метод, приводящий к смерти, традиционно оценивается как вредный, и, следовательно, недопустимый. Но сторонники эвтаназии полагают, что она является «правильным лечением», направленным на устранение непереносимых болей. Если боль неустранима, помощь больному, просящему легкой смерти, может рассматриваться как гуманная и милосердная. Предложение врачом смерти как медицинского лечения - один из аргументов медицинского уровня.

Следующий аргумент может быть назван «альтруистическим». Это - желание тяжело больного человека не обременять собою близких ему людей. Но, как правило, это желание определяется не столько тем, что человек сам хочет этого, сколько тем, что он должен так сделать, так как забота о близких поглощает его индивидуальную волю к жизни. Этот аргумент тесно связан с принципом «права на достойную смерть».

Нельзя при этом не отметить, что сам принцип «достойной смерти» формируется с позиций достаточно высокого качества жизни, включающего комфорт, определенную благоустроенность, выбор средств «достойной смерти» и т.п., основываясь при этом на явной доминанте эгоистических мотивов.

В современной литературе можно встретить и демографический аргумент.

Приемлемость эвтаназии связывается с «существенным постарением населения», с ростом числа инвалидов преклонного возраста, содержание, уход и лечение которых влечет ряд экономических и социальных проблем.

Завершением признания социальной приемлемости эвтаназии является эвтаназия неполноценных. Особенно остро эта проблема встает относительно новорожденных.

К экономическим и социальным основаниям принудительной эвтаназии добавляется и генетический фактор - угроза «биологического вырождения».

В отличие от всех перечисленных форм и видов эвтаназии, возможность применения которых все еще далека от социального признания, принудительная эвтаназия уже выходила на уровень практики.

Всем известен опыт фашистской Германии, где в 1938-1939 годах была разработана и осуществлялась «Программа эвтаназии» по отношению к «жизненнонеполноценным» лицам. В 30-х годах в США существовало общество «Эвтаназия», которое ставило своей целью изменить законы и легализовать умерщвление «дефективных». И если в конце первой половины XX века эти идеи были осуждены мировым сообществом, то в конце второй половины XX века проблема эвтаназии вновь становится предметом обсуждения.

При этом, правда, меняется идеология принудительной эвтаназии: на помощь призываются понятия «милосердие» по отношению к бесперспективным пациентам и «справедливость» по отношению к их родным или даже обществу в целом, включая страховые кампании и государственные учреждения, финансирующие их медицинское обслуживание, вынуждая их сокращать средства на оказание медицинской помощи другим категориям «перспективных» пациентов.

Консервативная позиция

Использование понятий «милосердие» и «справедливость» для оправдания принудительной эвтаназии - это путь к возможному социальному беспределу.

Кроме того, использование понятий «милосердие» и «справедливость» для оправдания эвтаназии - один из знаков подлинного антихристианства как формы духовного самозванства, когда святыни и ценности христианства присваивают «себе такие силы в человечестве, которые на деле и по существу чужды и прямо враждебны Христу и Духу Его». [7, с.72]

Действительно, что может быть изощреннее понятия «убийство из милосердия», особенно в случае тяжелой неизлечимой болезни?

Или может ли не прельстить оправдание эвтаназии как нежелания быть в тягость близким, как формы заботы и даже подлинной любви к ближним?

Но подлинная любовь к ближним состоит в том, что болезнь и возможность долготерпеливой заботы о больном - это то, как реально и непосредственно могут послужить близкие Богу.

Для одних это один из путей ко Спасению, о котором благовещал Спаситель в своем последнем Откровении. Для других это один из последних рубежей к «муке вечной».

Консервативная позиция по проблеме эвтаназии проста и однозначна. Этика православного христианства отвергает возможность намеренного прерывания жизни умирающего пациента, рассматривая это действие как особый случай убийства, если оно было предпринято без ведома и согласия пациента, или самоубийства, если оно санкционировано самим пациентом [10, с.357].

Подобная оценка эвтаназии отличает не только православное христианство, но любую консервативную позицию, включая мнение специалистов, которое еще буквально 20 лет назад было господствующим в обществе. Основанием его господства было не только христианское понимание человека, но влияние врачебной этики Гиппократа, которая однозначно отрицает использование опыта и знания врача для того, чтобы вызывать «легкую» смерть больного, который просит о такой услуге. Примечательно при этом, что Гиппократ формулирует этот принцип врачебной этики в условиях абсолютной социальной приемлемости самоубийства в культуре Греции и Рима.

Аргументы медиков, противников эвтаназии, основываются на врачебной практике.

Во-первых, медицине известны факты «самопроизвольного излечения» от рака. И хотя такие случаи редки, исключать их возможность в каждой индивидуальной ситуации нельзя.

Во-вторых, практика военных врачей свидетельствует о способности человека приспособляться к жизни, несмотря на инвалидность (ампутация ног, рук). Адаптация и новое качество жизни, как правило, приводило большинство из них к негативной оценке своих прежних просьб к врачам об ускорении их смерти.

В-третьих, принятие смерти как «вида» медицинского лечения (боли, страдания) может оказаться мощным препятствием на пути развития самого медицинского знания, развитие которого постоянно стимулируется «борьбой со смертью».

Православный богослов В.И. Несмелов писал: «Ведь физическая смерть человека является не переходом в новую жизнь, а последним моментом действительной жизни. Этого рокового смысла смерти никогда и ни в каком случае не может изменить вера в бессмертие человеческого духа, потому что если по смерти человека дух его и будет существовать, то жить-то человеческой жизнью он все-таки не будет» [11, с.8].

Социальное предназначение медицины всегда заключалось в борьбе за действительную человеческую жизнь.

В борьбе со смертью, по сути дела, заключается нравственная сверхзадача медицинской науки и врачевания. Стремление решить эту сверхзадачу, несмотря на ее неразрешимость, всегда вызывало в обществе уважение и доверие к врачу.

Сохранит ли медицина свои социальные позиции, когда система здравоохранения «породит» систему смертеобеспечения?

Не чреват ли отказ от последовательного исполнения принципа сохранения и поддержания жизни изменением моральных основ врачевания, от которых в немалой степени зависит результативность врачебной деятельности?

Не обречены ли врачи, обеспечивая «достойную смерть» пациенту, на резкое умаление своего собственного достоинства, участвуя в сознательном убийстве пациента?

Либеральные идеологи пытаются уйти от использования слова «убийство». Они даже утверждают, что действие, приводящее к смерти пациента по его просьбе, и с его согласия не может быть названо «убийством». Но как оно может быть названо? И как симптоматично для нас, что в языке, по крайней мере, в русском, нет слова, обозначающего такое действие - убийство остается убийством, сохраняя всю тяжесть преступления заповеди «не убий». А эвтаназия, какие бы благовидные маски она ни принимала, была и остается превращенной формой убийства и самоубийства одновременно.

Социальное и юридическое признание эвтаназии не сможет освободить человечество от болезней и страданий. Но стать мощной и самостоятельной причиной роста самоубийств, и не только по мотиву физических страданий, может.

Библейское «не убий» неразрывно связано с отрицательным отношением христианства к самоубийству. Церковь говорит об обреченности самоубийц на вечную гибель, отказывает им в погребении по христианскому обряду. Жесткость христианского отношения к самоубийству вообще и к эвтаназии в частности связана с жизнеобеспечивающими основаниями социального бытия человека. Даже такой противник христианства, как Ф. Ницше, признавал, что одна из причин социального признания христианства коренилась именно в его бескомпромисной борьбе с «неуемной жаждой самоубийства, ставшей столь распространенной ко времени его (христианства) возникновения» [14, с.101].

Язычество, буддизм и атеизм «питали» эту жажду. Тит Ливии описывал то величавое спокойствие, с которым галльские и германские варвары кончали собой. В языческой Дании воины считали позором закончить свои дни от болезни в постели. Известна истории и готская «Скала предков», с которой бросались вниз немощные старики. Об испанских кельтах, презирающих старость, известно, что как только кельт вступал в возраст, следующий за полным физическим расцветом, он кончал жизнь самоубийством. Обычаи, которые предписывали престарелому или больному человеку покончить с собой, в случае их неисполнения лишали его уважения, погребальных почестей и т.п. Это «свободное», на первый взгляд, действие было на самом деле достаточно жестко регламентировано в языческих сообществах. Исследуя явление самоубийства в древних культурах, Э.Дюркгейм приходит к выводу о его чрезвычайной распространенности, при этом на первом месте среди всех возможных мотивов самоубийства стоит самоубийство по причине преклонного возраста и болезней [15, с.47].

В буддизме же, где отречение от жизни само по себе считается «образцовым», возрастные и физиологические «критерии» для самоубийства практически отсутствуют. Самоубийство в буддийской культуре является видом религиозного обряда, и это не удивительно, ибо высшее блаженство и желанная цель жизни находится вне этой жизни - в «небытии» (нирвана). Виды самоубийства, принятые в буддийской культуре, различны. Их выбор зависит от конкретной секты, страны, эпохи. Это и голодная смерть, и утопление в водах «священных рек», и вспарывание живота своего своими собственными руками.

Атеизм - еще одна мировоззренческая система, находясь в рамках которой невозможно не признать правомерность самоубийства, если строго следовать ее исходным принципам. Среди них: человек создан для счастья, исполнения желаний, наслаждений и т.п., человек не должен страдать. В условиях невозможности их реализации трудно отказать человеку в праве на самоубийство. Тем более, что человек - самодержавный властелин собственного тела. А его право на предельную самодетерминацию - высшая ценность атеистического мировоззрения. Принцип «прав человека» не содержит никаких препятствий, которые сдерживали бы людей от самоубийства. Современное атеистическое мировоззрение определяет себя как прогрессивное. Но в случае с «правом на достойную смерть» это прогрессивное «движение вперед» явно меняет свое направление, возвращаясь к языческим, варварским принципам «достоинства». Выход самоубийства с уровня более или менее часто повторяющихся индивидуальных случаев на уровень морально допустимой социальной практики в рамках социального института здравоохранения может принять эпидемические параметры, особенно, если принять во внимание известную всем культурам «заразительность» идеи самоубийства.

При этом нельзя не учитывать ту динамику, с которой возрастает число самоубийств в современном прогресивном обществе. Э. Дюркгейм сообщает, что за 50 лет (2-й половины XIX века) оно утроилось, учетверилось, даже упятерилось, смотря по стране. Он полагает, что можно зафиксировать «связь между прогрессом просвещения и ростом числа самоубийств, что одно не может развиваться без другого» [8, с.363]. Анализируя статистику самоубийств, он приходит к выводу, что общепринятые предполагаемые мотивы самоубийств (нищета, семейное горе, ревность, пьянство, физические страдания, психические расстройства, отвращение к жизни и т.п.), которым приписывается самоубийство, «в действительности не являются его настоящими причинами» [8, с.128]. К настоящим причинам, превращающим человека в добычу монстра самоубийства, Дюркгейм относит вполне определенные черты общества, а именно: состояние морального распада, дезорганизации, ослабление социальных связей человека, разрушение коллективного состояния сознания, т.е. религиозности.

Христианское вероисповедание, а также иудаизм и ислам дают меньший во всех отношениях процент самоубийств. При этом среди самих христианских вероисповеданий характерны такие числа: «Католические кантоны независтмо от национальности их населения дают в 4 или в 5 раз меньше самоубийств, чем протестантские. Следовательно, влияние религии так велико, что превышает всякое другое» [8, с.123]. При этом Дюркгейм объясняет это число не степенью интенсивности веры в Бога или бессмертие души. Определяющими оказываются два фактора: интенсивность организации церковной коллективной жизни и принцип автономии и личной свободы.

В 1925 году А.К. Горский и Н.А. Сетницкий в работе «Смертобожество» пришли к выводу, что «вообще же в вопросе о жизни и смерти возможно или совместное с жизнью наступление на смерть, или индифферентное отступление от жизни». Степень и мера отступления - различны в разные времена и в разных странах. Исторический же путь отступления схематично выглядит так:

- от православия - католицизм, от Церкви - протестантизм, от Христа - мистика и рационализм, от религии - атеизм,

- от всякого долженствования - аморализм, от самой жизни - самоубийство.

Постепенный отказ от общего дела человечества по борьбе со слепыми силами распада приводит к «окончательной стадии отступления», коей является «принципиально провозглашаемое индивидуальное или коллективное самоубийство как отказ от жизни» [4, с.272].

Нам проще ужасаться состоянию больного, в крайнем случае жалеть его, но не быть с ним рядом, а именно это необходимо. Нет ничего страшнее, чем одиночество больного. Умирающий человек нуждается в нашем присутствии. Он нуждается в том, чтобы с ним говорили, чтобы с ним молчали, но только не бросали его одного.

Родственники обычно прибегают, чтобы умыть больного или накормить. Но задача заключается и в другом - быть рядом с больным, общаться с ним от сердца к сердцу, увидеть в нем не больного, а человека. Именно этого зачастую не делает никто. А поэтому находится другой выход - эвтаназия.

Трагедия современного общества состоит в том, что в больном перестают видеть человека, с которым можно общаться на равных. На него начинают смотреть как на несчастного, которого надо жалеть, опекать, оберегать от новостей, чтобы больной не волновался, но при этом забывают о главном - о его внутреннем мире и его личности.

2.2 Правовые проблемы эвтаназии в России

В ст. 45 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан говорится: «Медицинскому персоналу запрещается осуществление эвтаназии - удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями или средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни.

Лицо, которое сознательно побуждает больного к эвтаназии и (или) осуществляет эвтаназию, несет уголовную ответственность в соответствии с законодательством Российской Федерации» 6, с.128.

Одним из достижений Конституции Российской Федерации стало повышение внимания к защите личных (гражданских) прав и свобод человека. На смену идее обращения человека в часть политической системы, субъекта, прежде всего, публично-правовых отношений, характерной для социалистической правовой доктрины, пришла либерально-демократическая концепция «человек, его права и свободы - высшая ценность», возведенная в правовой абсолют ст. 2 Конституции РФ. В целом данный подход не может получить однозначной позитивной оценки, поскольку не могут частные, эгоистичные интересы отдельного человека во всех случаях быть выше публичных интересов всего общества и государства. Однако на этапе формирования поставторитарного общества и государства, в котором на сегодняшний день пребывает Российская Федерация, такое внимание к правам и свободам человека представляется не слишком чрезмерным. Правовую и социально-философскую основу нового конституционно-правового статуса человека и гражданина в России, безусловно, составляют субъективные личные права и свободы 6, с.130.

Одним из наиважнейших личных прав и свобод, обеспечивающих само физическое существование человека как биологического существа, частицы общества и субъекта правовых отношений, является право на жизнь, декларированное ст. 20 Конституции. Значение конституционного закрепления этого права для российской правовой системы трудно переоценить. Данная норма уже стала предметом исследования многих отечественных ученых.

Однако неполнота большинства исследований в этой области состоит в том, что норма о праве на жизнь рассматривается в отрыве от других конституционных положений, регламентирующих целостность и морально-этическое благополучие человека. К тому же сам механизм реализации конституционного права на жизнь содержит ряд спорных моментов, требующих нестандартных юридических решений. Одним из них является проблема окончания жизни.

Конституционное установление права на жизнь логически означает юридическое закрепление права человека на смерть. Очевидно, раз право на жизнь относится к числу личных прав человека, его реализация осуществляется им индивидуально и самостоятельно, независимо от воли других. Более того, Декларация прав человека и гражданина, утвержденная Постановлением Верховного Совета РСФСР от 22 ноября 1991 г., содержала норму, к сожалению, утраченную действующей Конституцией России: «Никто не может быть произвольно лишен жизни». Это означает, что вопрос жизни и смерти юридически должен решаться человеком индивидуально, без участия иных лиц. Исключение составляла смертная казнь, представляющая собой юридически определенный предел действия права на жизнь и один из видов кары, реакции общества на преступные действия, совершенные виновным лицом. Во всех остальных случаях вмешательство других лиц в самостоятельное решение человеком вопроса жизни и смерти следовало бы признать юридически недопустимым.

В научной полемике высказывается точка зрения, что поскольку Конституция РФ закрепляет субъективное право на охрану здоровья и медицинскую помощь (ст. 41), то эвтаназия якобы не имеет под собой конституционной основы. Тем не менее, в случае наступления потребности в эвтаназии, т.е. сознательном, добровольном, волевом уходе человека из жизни, основание для реализации конституционного права на охрану здоровья оказывается исчерпанным, поскольку данная цель (охрана здоровья) уже не может быть достигнута. Дальнейшее оказание больному медицинской помощи только усугубляет его страдания. Поэтому в данном случае используется более общая по кругу регулируемых ею отношений конституционная норма ст. 20, закрепляющая право на жизнь 6, с.132.

Это право предполагает возможность человека самостоятельно распорядиться своей жизнью, в том числе добровольно принять решение о сроках и способах ухода из нее. Полагаем, что можно даже вести речь, что право на жизнь юридически закрепляет и ее пределы, т.е. право на самоубийство.

Вместе с тем возникают ситуации, когда человек, решивший покончить счеты с жизнью, не в силах (физически и/или морально) сделать это самостоятельно, но активно желает наступления собственной смерти. Это проблема эвтаназии. Она начала обсуждаться в современной России лишь в последние 10 - 15 лет, в то время как мировое сообщество данная проблема волнует на протяжении всего XX столетия, причем и по сей день у человечества остается больше вопросов, чем ответов 14.

Впервые законодатель сформулировал свое отношение к эвтаназии в 1993 г. в Основах законодательства об охране здоровья граждан (ст. 45). Медицинскому персоналу запрещено осуществление эвтаназии. Лицо, которое сознательно побуждает больного к эвтаназии и (или) осуществляет эвтаназию, несет уголовную ответственность.

Ряд ученых еще до принятия соответствующей нормы выступали против разрешения эвтаназии как недопустимой с нравственной и юридической позиции. Некоторые полагают, что возможно законодательное закрепление пассивной эвтаназии.

Думается, что в законе должна быть разрешена и активная, и пассивная эвтаназия. Высшей ценностью является реальное благополучие человека. Не каждый имеет силы лежать парализованным, ни дня не обходиться без посторонней помощи, испытывать постоянные сильные боли. Не у всех одинаковое представление о качестве жизни. В США смертельно больная парализованная женщина, находясь в сознании, потребовала отключить аппарат искусственного дыхания, поддерживающий ее жизнь. Несмотря на возражения врачей, суд удовлетворил требование пациентки, указав, что было бы жестоко сохранять существование, переполненное болью.

Применительно к пассивной эвтаназии надо добавить, что пациент вправе требовать оказания ему квалифицированной медицинской помощи, но вправе и отказаться от нее (чувствует себя плохо, но в поликлинику не идет; лежит в больнице, но против операции). Обязанность же лечебного учреждения по оказанию медицинской помощи возникает перед конкретным пациентом в определенном объеме и только после того, когда пациент выразит свое право получить помощь.

В подтверждение этому ст. 33 Основ законодательства об охране здоровья граждан разрешает пациенту отказаться от медицинского вмешательства или потребовать его прекращения, оформив соответствующую запись в медицинской документации. Решение об эвтаназии должно приниматься самим пациентом. Стоит ли жизнь продолжения - вопрос, который ни одно человеческое существо не может решить за другое.