Повествования о биотехнологиях - зрение и боль

Вопрос в этом повествовании ставится следующим образом - как в контексте биомедицинских технологий, вмонтированных в сеть обыденных практик, человек сам себя идентифицирует (узнает, признает и познает), а также определенным образом производит в качестве особой личности и особой вещи. Иными словами, речь пойдет о своеобразном биотехнологическом антропопоэзеCлово “антропогенез” заражено духом исторического или эволюционного объективизма. Поэтому в данной работе (в отличие от ранее опубликованных) мной используется термин “антропопоэз”, открывающий возможность интерпретации человека как своеобразного “артефакта” или “произведения” культуры.. Биотехнологический антропопоэз как бы перманентно двоится между противоположными интенциями, дополняющими друг друга, но одновременно закрывающими подход друг к другу (заслоняющими друг друга от визуализации). Намеченная двойственность конкретизируется в вопрошания - “Что такое человек?” и “Кто такой человек?” Или, если позволить себе косноязычие, в практиках прояснения человеческой “чтойностью” и “ктойностью”. Причем эти удвоенные практики прояснения и истолкования сами по себе неоднородны. Можно выделить как бы три разных варианта, различающихся особой предметностью - “материалом”, из которого биотехнологии производят “человека” в качестве особого рода артефакта.

Первый вариант ближе всего к сфере обыденного опыта - биомедицина как некий обобщенный субъект изобретает и изготовляет человека из сырого природного материала, как папа Карло выстругивал Буратино из полена. Каждый из нас с момента рождения является предметом особого рода профессиональной заботы медиков, исправляющих несовершенство природы (патологические отклонения), доводя ее до идеальных стандартов нормальности. Причем антропогенная активность медицины осуществляется не локально, но тотально, затрагивая все сферы человеческого существования - от интервенций на молекулярном уровне до экологических, эпидемических и социально-гигиенических мероприятий. Генная инженерия, искусственное оплодотворение, суррогатное материнство, трансплантации органов и тканей, внутриутробная терапия и хирургия (включая “косметологическую”), вакцинопрофилактика, постоянная, длящаяся всю жизнь “нормализация” хаоса жизненных проявлений до некоторых идеальных моделей - образцов нормальности, которая осуществляется банальными массовыми практиками врачевания - все это “боди-билдинг” - производства человеческого тела, которое в результате становится произведением культуры - артефактом.

Одновременно в биомедицине происходит преобразование самих идеалов нормальности в процессе постоянно длящейся работы переосмысления понятий “здоровья” и “болезни”, “нормы” и “патологии”. Тем самым она (биомедицина) производит и человека в качестве культурной “вещи” по исторически специфическому образцу, и сам образец - принцип идентификации для последующих произведений. Для обнаружения второго варианта антропогенетической активности биомедицины требуется определенное рефлексивное напряжение. Биомедицина как саморазвивающаяся, совершенствующаяся и преобразующаяся (меняющая свой образ) практика имеет своим предметом не только природную данность тела, но и саму себя. Биомедицина постоянно занята самопроизведением себя в качестве преобразующего других (пассивных - претерпевающих - пациентов) активного деятельного субъекта. Врач как мастер (ученый и практик в одном лице) постоянно мастерит - создает себя в качестве “Кто” субъекта собственного мастерства, для которого способность к творческому самопреобразованию является насущной чертой. Причем активная “субъектная” сущность врача одновременно производит зависимую, пассивную, но также “субъектную” сущность пациента и саму иерархическую связь микросоциального отношения (власти-зависимости) между ними. Метафорой подобного отношения является отношение знающего и умеющего “отца” к незнающему и неумеющему “сыну”. Поэтому оно (это отношение) иногда именуется “патерналистским”.

Удвоенная субъектная сущность человека не остается в замкнутых рамках профессионального врачевания. Благодаря просвещению, образованию, масс-медиа, рекламе и т.д.- она подвергается массовому тиражированию, становясь одной из основополагающих форм обыденной самоидентификации современного человека. Озабоченность здоровьем как доминанта быта занимает в сознании современного человека место заботы о спасении души.

В той или иной степени каждый из нас выступает в каждодневном существовании в качестве мастера, постоянно занятого “приведением себя в порядок” - самоизготовлением в соответствии с господствующими в обществе нормами. Этому мастеру “в нашем лице” противостоит ленивая, инертная “субъективность”, которую постоянно приходится принуждать, заставлять работать. Вместе с дополнительными косметологическими техниками биомедицинские технологии образуют арсенал средств для бытового самоутверждения в качестве удвоенного (активно-пассивного) субъекта, который одновременно (т.е. через посредство той же практики) соучаствует в образовании себя как предмета этой деятельности - в качестве объекта - “чтойности” нормализуемого тела.

Приведу несколько шаржированный вариант массовой, основанной на медицинском фольклоре, технологии произведения самоидентичности человека. Эта технология представляет собой нескончаемую цепочку ритуально повторяемых элементарных поведенческих блоков “стимул-реакция”.

- С вечера завел будильник, чтобы проснуться; утром - вымыл руки мылом “сейфгард”, чтобы убить микробов; почистил зубы пастой “блендамед”, чтобы предотвратить кариес; принял душ и вымыл голову шампунем “Head and Shoulders” от перхоти; выпил кофе, чтобы стимулировать себя; выкурил сигарету, чтобы прочистить мозги; потом жевал жвачку, чтобы отбелить зубы, избавиться от дурного запаха изо рта и уберечься от кариеса; перед работой выпил транквилизатор от стресса, валокордин от сердца, гастрофарм от желудка, анальгин от головы.

Днем на работе - пил кофе, чтоб взбодриться; курил, чтоб прочистить мозги; жевал дирол от кариеса и дурного запаха изо рта; пил таблетки от желудка и головы; мыл руки и т.д.

Вечером - принял водки, чтобы расслабиться и встряхнуться; транквилизатор, чтобы успокоиться; кофе, чтобы взбодриться; препарат виагра для повышения потенции, на ночь - снотворные, чтобы уснуть, и поставил будильник, чтоб проснуться. All is under control! - как скажут наши друзья-мериканцы.

Это в норме. В условиях заболевания забота о себе как медицински контролируемом теле смещается с еле заметной обыденности в центр внимания человека.

Глядя в зеркало, человек приводит себя в порядок (как минимум причесывается). Точно так же, вглядываясь в специфические зеркала, которые вмонтированы в его воображение современной биомедициной, он непрерывно, обычно не осознавая того, осуществляет контроль за своими телесными функциями, приводит себя в порядок как объектную сущность (некую вещь, которая должна отвечать определенным стандартам нормальности). И одновременно, в этой практике контроля осознает (узнает) себя в качестве удвоенной субъектной сущности - активного субъекта (“врача” для самого себя) и пассивного послушного “пациента”.

Таким образом, биомедицина как бы дважды формирует удвоенную сущность человека - вначале связывая ее с различными социальными группами (медики как воплощение “ктойности” и пациенты как воплощение “чтойности”), а затем внося это же удвоение в существование каждого отдельного индивида, который по отношению к самому себе выступает и как преобразующий мастер, и как предмет постоянного преобразования.

Попутно отмечу, что био-власть, стоящая за производством “центрального проекта” самоидентификации, одномоментно создает ресурсы для маргинальной трансгрессии - эпатирующего бунта против “образцового поведения”. Однако и последнее ставится в эпоху биотехнологий на индустриальный конвейер контркультуры, производя массовые типажи дивиантной индивидуальности (к примеру, курильщика)..

Сила, которая структурирует поле социального взаимодействия между врачами и пациентами, делая одних активными субъектами, а других - пассивными субъективностями (пациентами) на социальном уровне, и, одновременно, на уровне индивида продуцирует асимметричную метафизическую архитектонику медикализованного индивидуального само-чувствования, само-осознавания и само-преобразования, подключается к биотехнологиям дарения/изъятия дара существования, образуя мощную конфигурацию био-власти. Био-власть осуществляется через контролируемый биомедициной “режим истины” идентичности человека - своеобразного смысла “собственно-человеческого в человеке”. Знание этого смысла - сила, начало могущества знающего и одновременно обоснование подчиненного положения незнающего, а поэтому необходимо зависимого - пациента.

В обыденных практиках врачевания био-власть идентификации собственно-человеческого в человеке носит мягкий “отеческий” характер. Но она может быть и безжалостно жесткой, кроваво жестокой. Два следующих рассказа должны подвести нас к третьему вопросу генезиса - о числе.

Ставя этот вопрос, нужно постоянно держать в уме нетривиальность самой счетной единицы “человек”. В вопросе о существовании стала ясна работа биомедицинской демаркации, отсекающей от мира людей еще-не-человеков и уже-не-человеков. Фуко, исследуя генезис психиатрической клиники, отметил роль социального института изоляции, который осуществляет демаркацию уже внутри допущенных в “МЫ” человечества, деля людей на полноценных свободных и неполноценных - исключенных из пространства свободной коммуникации. Собственно говоря, исключались по медико-биологическим основаниям не только психиатрические больные, но и женщины, а также представители “недоразвитых” рас. Вот характерное утверждение крупнейшего немецкого анатома Карла Фохта, которое выражает общепринятую истину анатомии конца XIX века: “Закругленный передний конец мозга и менее развитый нейрогипофиз у негров по строению соответствует мозгу детей, а по выпуклости париетальных долей - мозгу женщин. ...По своим интеллектуальным способностям взрослый негр стоит на уровне развития ребенка, женщины и белого мужчины с синильным психозом...”Gould Stephen Jay. The Mismeasure of Man. Norton & Company. N.Y.-L., 1981. P. 103..

Причем эта анатомическая истина имела не просто академическое значение, но использовалась в качестве обоснования дискриминационных практик расизма и сексизма. С тех пор и негры, и женщины завоевали себе право носить имя “человек” (хотя феминистки правы - чести в том не так много), но это не значит, что наше наполненное гуманистическими ценностями время свободно от молчаливых практик дискриминации. Об одной из них - следующий рассказ.