Гомеопатический закон подобия

Гомеопатия зиждется на трёх непоколебимых столбах или основах, из которых первый есть закон подобия, второй - гомеопатическая фармакология и третий - гомеопатические дозы.

Известно, что лекарственные вещества, поступая посредственно или непосредственно в кровь, приходят в прикосновение со всеми частями организма; но не все части организма одинаково поражаются ими, не все клетки, ткани и органы одинаково реагируют на известного лекарственного раздражителя, а лишь только те, которые имеют к нему известное избирательное или физиологическое сродство.

Например: Belladonna, Opium, Hyosciamus действуют, главным образом, на головной мозг, т.е.головной мозг есть один из тех органов, к которому эти лекарственные вещества имеют физиологическое и предпочтительное сродство, между тем как от бесчисленного множества других лекарственных веществ головной мозг остаётся более или менее незатронутым.

Точно так же Aconitum, Digitalis и Spigelia действуют на сердце, т.е.сердце есть один из органов, к которому эти лекарства имеют физиологическое сродство. Sepia, Secale cornutum и Sabina действуют на матку; Cantharis, Terebinthina, Copahiba - на мочевые органы; Mercurius, Argentum nitricum и Ferrum - на кровь; Aconitum, Bryonia и Colchicum - на серозные оболочки; Arsenicum и Sulfur - на кожу; Podophyllum и Kali bichromicum - на двенадцатиперстную; Aloes - на толстую кишку; Chininum и Acidum salicylicum - на внутреннее ухо; Aconitum - на чувствительные окончания тройничного нерва; Gelsemium - на двигательные веточки шестой, Conium - третьей пары нервов и т.д.Словом, все лекарственные вещества имеют определённую локализацию действия.

Но кроме такой определённой локализации, т.е. избирательного или физиологического сродства всех лекарственных веществ к известным органам и тканям, каждое лекарственное вещество проявляет ещё известный, определённый и законосообразный характер действия, который проявляется более или менее неизменно, в каком бы виде и какими бы путями ни вводили его в кровь, т.е. путём ли проглатывания и всасывания из желудочно-кишечного канала на всём его протяжении, или путем вдыхания распылённых частиц лёгкими, или посредством впрыскивания растворов его в подкожную клетчатку, или непосредственного введения в вены и т.д.

Лекарственные вещества, пробегая по бесконечным лабиринтам сосудистых и лимфатических путей, каждый раз не только неуклонно попадают на такие клетки, ткани и органы, к которыми они имеют физиологическое, элективное, или, в этом смысле, специфическое сродство, но эти затронутые части, кроме того, каждый раз отзываются на своего физиологического раздражителя известным определённым образом, находящим своё внешнее выражение в виде многоразличных патологических процессов, имеющих определённые наименования в нозологической таблице болезней. Так, например, в физиологическом действии ртути, меркурия, имеем воспаление полости рта, т.е. ту нозологическую форму, которая называется stomatitis; в физиологическом или токсикологическом действии фосфора имеем костоеду (caries) нижней челюсти; в физиологическом действии свинца имеем потерю двигательной способности конечностей, преимущественно верхних, т.е. ту нозологическую форму, которая называется paralysis.

Словом, в физиологическом или патогенетическом, т.е. болезнетворном действии лекарственных веществ, найдём всевозможные формы болезней, как-то: эритему, пустулы, папулы, воспаление и всевозможные формы накожных болезней; гангрену, флегмону и отёки; гиперемию и воспаление всевозможных внутренних органов, мозговых оболочек, плевры, лёгких, почек, кишечного канала, т.е. те нозологические формы, которые описываются под именем meningitis, pleuritis, pneumonia, nephritis, gastroenteritis и т.п.

Затем найдём многочисленные и опредёленные функциональные и нервные расстройства (гиперестезии, анестезии, невралгии, аналгезии, судороги, параличи и т.д.); и, наконец, целую вереницу многочисленных и неопределённых болезненных состояний, ещё не нашедших себе физиологического объяснения и не поддающихся номинальной классификации, но каждодневно встречающих себе подобные образцы в панораме тех болезненных картин, которые представляются наблюдению практических врачей в связи со всевозможными формами, видами, родами и оттенками болевых и субъективных ощущений.

Таким образом, существует несомненный параллелизм между естественными и лекарственными болезнями; иначе сказать - лекарственные болезни могут составлять отдельную этиологическую группу болезней.

Будучи введены в кровь, лекарственные вещества обладают способностью нарушать физиологическое равновесие человеческого организма, расстраивать его здоровье и вызывать в нём известные патологические состояния или болезненные картины, которые для каждого лекарственного вещества имеют своё особенное патологическое содержание, свой особенный органический фон или субстрат, свои особенные краски и нюансы. Это есть патогенетическое или болезнетворное действие лекарственных веществ.

С другой стороны, не подлежит сомнению, что лекарственные вещества обладают терапевтическими свойствами, т.е. способностью благотворно действовать на течение и исход, на излечение многих болезненных процессов, т.е. выводить их из патологического состояния к физиологическому; и не подлежит также сомнению, что эти терапевтические свойства лекарственных веществ всецело зависят от их физиологических свойств, т.е. от способности так или иначе влиять на здоровый человеческий организм.

Таким образом, с одной стороны, лекарственные вещества производят болезнь, с другой - излечивают болезнь. Конечная цель и идеальное стремление научной терапии должно было бы заключаться в том, чтобы найти, если возможно, руководящий закон действия лекарственных веществ, т.е. найти то отношение, которое должно существовать между болезненным процессом и лекарственным веществом, для того, чтобы последнее стало "лекарственным" в тесном смысле слова, т.е. исцеляющим для данного процесса.

Имея такой закон и зная тогда характер, род и свойство патологических процессов с одной стороны и характер, род и свойство физиологического действия лекарств с другой, можно бы смело и верно применять последние к излечению первых с шансами на успех, приближающимися к достоверности.

Можно иметь различные мнения о гомеопатии, но никто не может отрицать, что такой всеобщий закон был предложен Ганеманом и формулирован им в своём известном терапевтическом принципе "Similia similibus curantur", т.е. подобное подобным лечится - посредством которого устанавливается факт опыта и наблюдения, что между болезненным процессом и лекарственным веществом должно существовать отношение сходства или подобия, т.е. лекарственные вещества могут излечивать такие патологические состояния, какие они же сами в состоянии произвести в здоровом человеческом организме.

Так как, может быть, не всем из вас, милостивые государи и государыни, известно, как Ганеман дошёл до этого закона, то вкратце напомню вам, что он дошёл до него двояким путем. Однажды он ради эксперимента принял большой приём хинной корки, который, к удивленно его, вызвал у него лихорадочный пароксизм, чрезвычайно сходный с той лихорадкой, которой перед тем он сам страдал и которая была излечена хиной.

Этот простой факт поразил гениального наблюдателя и послужил ему тем яблоком Ньютона, которое впоследствии привело его к закону подобия. Он стал задумываться над этим явлением и искать ему объяснения.

Тогда он, прежде всего, установил из медицинской литературы и из собственной практики целый ряд исцелений разнообразных болезненных процессов посредством лекарственных веществ, считавшихся в то время специфическими против них. Затем, справляясь в медицинской литературе, старой и новой, относительно действия этих лекарственных веществ на здоровый человеческий организм, он, к удивлению своему, каждый раз находил, что они вызывают в нем болезненное состояние, в высшей степени сходное с только что излеченной болезнью.

Затем он перевернул эксперимент и во втором ряде наблюдений, гораздо более важном, он стал испытывать на самом себе и на других здоровых людях действие лекарственных веществ, до тех пор малоизвестных медицине, и, определивши, со свойственной ему проницательностью, их физиологический характер, он стал применять эти лекарственные вещества в болезненных состояниях, в высшей степени сходных с теми, какие они вызывали у него и у других экспериментаторов, результатом чего было каждый раз быстрое и полное излечение болезненного процесса.

Таким образом, из первого ряда опытов, продолжавшихся 6 лет, Ганеман пришёл к заключению, что лекарственные вещества, способные излечивать болезненный процесс, способны также и вызвать такой же болезненный процесс в здоровом человеческом организме.

Из второго же ряда опытов, продолжавшихся 9 лет и затем всю его жизнь, он пришёл к заключению, что лекарственные вещества, способные производить известное болезненное состояние в здоровом человеческом организме, способны также излечивать подобное болезненное состояние, происходящее от других причин.

Тогда - значит, после многих лет усидчивых, добросовестных и беспристрастных занятий и наблюдений, - он позволил себе обобщить свои наблюдения в известный гомеопатический закон: "similia similibus curantur", т.е. подобное подобным лечится, который, следовательно, был найден, экспериментально доказан и логически установлен посредством строго научного индуктивного метода.

Как и все законы природы, найденные путём заключения от частного к общему, и гомеопатический закон имеет значение апостериорное, т.е. основанное на опыте и наблюдении, и в настоящее время даже не нуждается в априористических или дедуктивных доказательствах, хотя они возможны и существуют.

Мы имеем точно так же непреложный физический закон, что притяжение между телами прямо пропорционально их массам и обратно пропорционально квадратам расстояния действующих тел. Это закон, непреложный; но, тем не менее, он составляет необъяснимую эмпирическую тайну и не может быть доказан априорно, т.е. не может быть выведен из абстрактного мышления.

То же самое и с гомеопатическим законом подобия. Вся его принудительная сила основана на опыте и наблюдении, и он во всякое время, во всяком месте может быть проверен каждым врачом, у кого раскрыты духовные глаза для воспринятия впечатлений и критической оценки своих наблюдений.

И если прежде и можно было с некоторым правом сделать Ганеману упрёк в легкомысленной индукции на основании будто бы недостаточного количества наблюдений, то в настоящее время такой упрёк уже невозможен, потому что закон "similia similibus curantur" с тех пор миллионы раз был проверяем многочисленными, безусловно честными и образованными и неоспоримо компетентными врачами во всех пяти частях света с неизменно одинаковым успехом и результатом, так что по внутреннему достоинству и по количеству наблюдений, положенных в настоящее время в основу ганемановского принципа, индуктивное заключение "similia similibus curantur" приобретает всю полновесную силу достоверного закона природы.

Однако ганемановская формула "similia similibus curantur" - подобное подобным лечится - может иметь весьма эластичное и растяжимое значение, смотря по большему или меньшему количеству сходственных признаков, которые будут признаны необходимыми для установления логического понятия сходства или подобия между естественной и лекарственной болезнью.

Об этом Ганеман, между прочим, говорит в своём "Органоне" следующее: "Для того, чтобы быть истинным художником в искусстве лечения и действовать на рациональных основаниях, врач должен прежде всего определить в точности, что дoлжно лечить в каждом данном случае", т.е. должен распознать болезнь.

Для распознавания же болезней нужно руководствоваться не спекулятивными гипотезами и теоретическими предположениями о неизвестной сущности болезней, а исключительно "доступными чувствам симптомами болезней, т.е. обращать внимание на такие изменения в состоянии души и тела больного, которые ощущает сам больной, видят его окружающие и наблюдает врач. Совокупность всех этих признаков представляет собой возможно полную и единственно доступную картину болезни во всём её объеме".

Не вдаваясь в описание исторических заблуждений Ганемана и несовершенства патологии, диагностики и фармакологии в его время, но принимая во внимание весь ход развития медицинских наук от Ганемана и до нашего времени, необходми заметить, что и в настоящее время сходство или подобие между естественными и лекарственными болезнями может и должно быть устанавливаемо на основании точного анализа совокупности всех клинических явлений, т.е. как объективных, так и субъективных признаков и симптомов болезни.

Терапевтический принцип и его логическое выражение остались те же, но объём его стал шире и содержание полнее. И так как с одной стороны семиология, т.е. часть медицины, трактующая о признаках болезни и их значении, обогатилась преимущественно объективными симптомами, т.е. такими, которые независимы от самочувствия пациента, а могут быть констатированы врачом и открыты им при помощи микроскопа, химического анализа и вообще посредством физических методов исследования, и так как, с другой стороны, последователям Ганемана неоднократно ставилось в вину, что они пренебрегают объективными симптомами, то необходимо остановится на значении объективных и субъективных симптомов для практического осуществления нашего закона; это очень важно и требует несколько более подробного рассмотрения, потому что послужит к разъяснению того, что подразумевается под словом "подобие".

Объективные симптомы имеют чрезвычайно важное значение для определения родового или патологоанатомического характера болезни, и никто в настоящее время не станет спорить, что всевозможные болезни лёгких, плевры, сердца, почек не могут быть диагностированы, т.е. распознаны без точного анализа объективных симптомов. Кроме того, усовершенствование диагностики, в связи с успехами патологической анатомии, позволяет нам, на основании объективных симптомов, правильно судить о стадии или периоде развития известного патологического процесса и делать правдоподобные заключения о продолжительности и о вероятности того или другого исхода его.

Таким образом, всевозможные патологические формы болезней могут излечиваться такими лекарственными веществами, которые способны воспроизвести в здоровом организме тождественную или в высшей степени сходную патологическую форму болезни. Итак, логическая сфера определения закона подобия значительно суживается и ограничивается её патологическим содержанием, но ещё далеко не исчерпывается им.

Во многих случаях патологическая сущность болезней неизвестна, и ежедневно сталкиваемся на практике с такими болезненными формами, которые не укладываются в категории нозологических классификаций и не имеют определённых наименований, но, тем не менее, имеют весьма реальное существование, составляют предмет жалоб одержимых ими пациентов и требуют излечения. В таких случаях гипотетический "план лечения", построенный на гадательном патологоанатомическом диагнозе, не может верно вести к цели и ни в каком случае не может претендовать на научность, потому что всё дело лечения в таких случаях будет сводиться на игру счастья, удачи или случая, или ограничиваться грубо-симптоматическим или эмпирическим лечением. В таких случаях, оставаясь верными своему закону, назначаются такие лекарственные вещества, которые вызывают в здоровом организме сходную болезненную картину, хотя бы патологическая сущность их была не вполне известна. Как пример такой определённой клинической болезни с неизвестной патологической сущностью, можно привести так называемую в нозологических таблицах эссенциальную астму. Существует ли при этой болезни спазм бронхиальных мышц, или тоническая судорога диафрагмы, или сосудодвигательное расстройство центрального или периферического происхождения на пути дыхательного тракта, или гиперэретизм продолговатого мозга, или ещё какой-нибудь таинственный X, Y или Z, играющие роль важного фактора в этой болезни - неизвестно. Но исвестно, что некоторые лекарственные вещества, например, Arsenicum, Ipecacuanha, Lobelia и др., воспроизводят в своём физиологическом действии полный комплекс объективных и субъективных симптомов, характеризующих астму. Следовательно, на основании нашего закона, эти астмогенные лекарственные вещества, т.е. производящие астму в здоровом человеческом организме, будут в наших руках антиастматическими, т.е. будут в состоянии излечивать астму, происходящую от неизвестных причин.

С другой стороны, исключительно патологоанатомический принцип, положенный в основу "плана лечения" даже хорошо изученных болезней, также недостаточен и не удовлетворит требованиям истинно научной терапии, потому что врач должен иметь дело не с нозологическими классификациями и номинальными болезнями, а с живыми людьми, с больными субъектами, у которых одна и та же грубо-анатомическая болезнь может представлять весьма различную и индивидуально-характерную симптоматическую картину. По этому поводу известный клинический авторитет, профессор Вундерлих (в своём сочинении "Das Verhalten der Eigenwarme in Krankheiten", S. 336. Capitel Pneumonie), говорит следующее:

"…Это paзнообрaзие температурного хода, которое на основании вышеизложенного ни в каком случае не может представляться в виде беспорядочной случайности, указывает на то, что под именем пневмонии (воспаления лёгких) описываются болезни весьма многоразличные. Анатомическое исследование уже с давних пор стало также приводить к этому заключению, и в этом отношении крупозные, геморрагические, серозные, гнойные, гнилостные, лобулярные и прочие воспаления лёгких представляют столь многозначительные различия между собой, что они необходимо должны рассматриваться как различные болезненные процессы. Но нельзя также оспаривать, что даже такие болезненные формы, которые в настоящее время ещё рассматриваются, как анатомически тождественные, могут, тем не менее, расходиться в весьма существенных пунктах, и что кроме анатомического различия, лежащего в основе патологического процесса, этиологические отношения могут также обусловливать различия, которые существенно разъединяют друг от друга заболевания, описываемые под одним общим именем. Определение известной болезненной формы под именем 'пневмония' едва ли менее ошибочно и поверхностно, чем если бы свалить в одну кучу под общим названием 'dermatitis' (воспаление кожи) все накожные болезни, протекающие при воспалительных явлениях. Первое определение только потому извинительнее, что мы, в большинстве случаев, при жизни не умеем точнее поставить диагноз, не можем различить отдельные, существенно различные проявления болезни; наконец, потому, что эти самые проявления в их существенных различиях отчасти даже ещё вовсе не могут быть распознаны. Правда, симптоматика открыла уже известное число моментов, указывающих на различие процесса в легких при заболеваниях, описываемых под именем пневмонии; но нужно признаться, что вспомогательные средства симптоматики для дифференциального диагноза ещё чрезвычайно скудны".

Следовательно, постановка одного родового диагноза, исходящего из патологоанатомической систематики, ещё недостаточна для клинических, а, следовательно, и терапевтических целей, для чего требуется дифференциальный диагноз видового или подвидового характера болезни, т.е. определение тех признаков, которые отличают один и тот же грубо-анатомический процесс, например, воспаление лёгких у одного субъекта, от воспаления лёгких у другого, и обособление тех тончайших черт, которые придают каждой болезни индивидуальную физиономию. Следовательно, задача всякого истинно научного терапевта должна заключаться в тщательном индивидуализировании данного случая.