Проблема эвтаназии
Понятие эвтаназии - намеренного ускорения наступления смерти неизлечимо больного с целью прекращения его страданий. Эвтаназия как социально-правовое явление и ее анализ с политической, юридической, экономической, евгенической и этической сторон.
Рубрика | Медицина |
Вид | курсовая работа |
Язык | русский |
Дата добавления | 24.02.2010 |
Размер файла | 92,5 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
e. Умервщление
Во-вторых, коль скоро современные технологии позволяют управлять процессом умирания, возникает другой соблазн -- из тех или иных побуждений ускорить смерть тяжело больного человека, произвести эвтаназию. Побуждения могут быть разными: это и намерение облегчить страдания, как кажется, безнадежного пациента, и желание сократить расходы на его реанимацию, и стремление получить нужные трансплантаты, и тому подобные мотивации, которым свойственно подвигать человека на преступление. Поскольку соблазн велик, на пути его осуществления обществом были поставлены барьеры. На уровне медицины это Клятва врача, в основу которой положена клятва Гиппократа, постулирующая высшую ценность человеческой жизни. На уровне права это законодательные акты, квалифицирующие действия, повлекшие за собой смерть пациента, как должностное преступление. На уровне этики это фундаментальная нравственная норма, со всей лаконичностью выраженная еще в эпоху Ветхого завета: не убий.
Попытки расшатать эти общечеловеческие нормы и правила обращения с тяжело больными людьми возвращают в наш мир дохристианские обычаи Римской империи. Как и две тысячи лет назад во имя пользы и комфорта люди отрекаются от людей, культ наслаждений порождает волну суицидов, умерщвление человека в начале - аборт - или в конце его пути - эвтаназия - подается как норма жизни. Меняется отношение к смерти -- меняется медицина. Печально то, что сторонники этого по своей сути гедонистического мировоззрения пытаются вовлечь в свои игры и медицинское сообщество. Последние годы многочисленные передачи и публикации популяризируют идею эвтаназии. По различным опросам до половины российских медиков не усматривают в эвтаназии ничего предосудительного.
Коль скоро вопрос о достойной смерти оказывается в центре внимания медицинского сообщества в целом, необходимо выявить позиции как сторонников эвтаназии, так и ее противников, определить мировоззренческие основы этих подходов и проанализировать последствия возможного возвращения эвтаназии в наш мир. Так какие же аргументы приводят сторонники “ускорения смерти” больных?
V. В пользу “легкой смерти”
1) “Милосердие” (“последнее лекарство”).
Сторонники эвтаназаии утверждают, что коль скоро медицина призвана облегчать страдания больных, то в тех случаях, когда анестезия уже не может помочь, умерщвление больного -- это проявление милосердия, то “последнее лекарство”, которое должно быть ему дано. Эвтаназия осмысляется здесь как “правильное лечение”, направленное на устранение непереносимых болей.
2) Абсолютная автономия человека (страшная свобода Кириллова).
В основу этого аргумента заложено убеждение в ложности религиозного представления о том, что жизнь -- это высший дар, и человек не вправе распоряжаться тем, что ему не принадлежит. Сторонники эвтаназии исходят из того, что право на жизнь, декларируемое современной цивилизацией, предполагает и право человека самому определять время своей смерти; врачи же обязаны обеспечить больному человеку реализацию этого права. Как отмечает И.В. Силуянова “Эвтаназия становится практически работающим принципом, если собственные ценности личности совпадают с такой ценностью современномй цивилизации, как право на предельную самодетерминацию личности” [8].
Отметим, что глубокий анализ трагичности этой веры в обезбоженность бытия дает Федор Михайлович Достоевский в романе “Бесы”, где показывает, что даже простое отвержение мира высших ценностей, если подходить к этому всерьез, чревато безумием и гибелью. В “Бесах” Ф.М. Достоевский вскрывает диалектику подобного самоистребления на примере Кириллова -- последовательного атеиста, желающего явить человечеству “самый полный пункт” своего своеволия. Для Кириллова проблема самоубийства сводится к проблеме власти. Если человек властен над собственной жизнью, над своим бытием, значит, он выше бытия. Условно говоря, он “онтологичнее” бытия. Но все вещи в мире в силу своей изменчивости и преходящести ниже бытия. Бытие -- предельная глубина мироздания. Если кто-либо становится “сильнее” бытия, он получает статус “сверхчеловека”, властного над самим бытием. Если Бога нет, то неотмирная свобода распоряжаться собственным бытием есть наивысшая власть и могущество. Если она есть у человека, то человек -- бог. Доказать это означает освободить человечество. Кириллов убивает себя из любви к людям, ради того, чтобы они узнали, что они боги. “Я убиваю себя, чтобы показать непокорность и новую страшную свободу мою”, -- выкрикивает он Верховенскому, собираясь пустить себе пулю в лоб[9].
Как отмечал в одном из своих выступлений культуролог П.В. Резвых, ошибка Кириллова в том, что он придает понятию Бога слишком низкий онтологический статус. Богом нельзя стать (“Да, я стану Богом”, -- заявляет Кириллов Верховенскому[10]). Богу можно только приобщиться; любовь к Богу отворяет двери человеческого сердца для ответного действия благодати. Но быть Богом может только Сам Бог. Можно осуществить себя в Боге, нельзя осуществить себя Богом. Изначально жертвенный эксперимент Кириллова был обречен на провал.
Таким образом, данный аргумент сторонников эвтаназии обусловлен принятием исходного постулата об отсутствии Бога или иного высшего начала, дающего человеку жизнь.
3) “Альтруизм” (самопожертвование).
Сторонники эвтаназии обращают внимание на то, что просьба больного об ускорении смерти может быть вызвана альтруистической мотивацией. В этом случае больной считает, что он обязан перестать быть обузой для ближних. У него не исчезает желание жить, но он преодолевает его, чтобы не обременять родственников и медперсонал заботами о нем самом. По точной формулировке И.В. Силуяновой, “забота о близких поглощает его индивидуальную волю к жизни” [11].
4) Достойная смерть как право на комфорт
Для сторонников этого аргумента достоинство жизни определяется ее качеством. Если жизнь не приносит наслаждений, если она сопровождается ощущением дискомфорта и это ощущение нарастает, такую жизнь нельзя считать достойной. Тем более нельзя считать достойным жизни мучительный процесс умирания. Поскольку такая жизнь не удовлетворяет запросы личности, она не имеет смысла и от нее следует избавиться. Гедонистическая жизненная установка редуцирует смысл жизни к переживанию удовольствий, а тем самым подвигает к самоубийству тех, для кого комфорт уже недостижим.
5) “Справедливость” (лишние люди).
Сторонники эвтаназии убеждены в том, что легализация эвтаназии позволит сократить затраты на лечение безнадежных больных и направить эти средства на другие, более значимые для общества цели. Кроме того, ускоряя смерть терминальных больных, медицина сможет лучше обслуживать тех, у кого больше шансов на выздоровление. Таким образом, как полагают сторонники эвтаназии, легализация эвтаназии позволит воплотить принцип справедливости.
В ситуации демографического кризиса -- а европейский мир стремительно стареет -- все большую популярность в массовом сознании получает идея решить проблему постарения населения за счет добровольной эвтаназии стариков. И совсем неслучайно в Голландии, где последние три года эвтаназия не преследуется по закону, категорически против ее легализации выступали общества инвалидов. Почему? Потому что для них было очевидно, что общество, которое из финансовых соображений готово ускорять смерть больных по их желанию, следующим шагом легализует принудительное умерщвление, а тогда первыми жертвами подобной справедливости станут именно они -- инвалиды. Кроме того, европйцы помнят о том, что в XX веке в Европе принудительная эвтаназия уже была однажды легализована -- в фашистской Германии -- и не хотят повторения.
6) Евгеника (генетическая селекция).
В этом случае эвтаназия выступает средством евгеники. Приверженцы этого аргумента считают, что в целях улучшения генофонда нации и всего человечества вид Homo Sapiens следует подвергнуть генетической селекции. И как раз для гуманной выбраковки неполноценных экземпляров необходимо обеспечить им “легкую смерть”. Именно эта логика подвигла фашистсткую Германию осуществить, начиная с 1939 года, “Программу эвтаназии” по отношению к “жизненнонеполноценным” лицам. Как отмечают исследователи: “Разработанная нацистами практика эвтаназии стала первой политической программой эвтаназии, которая была реализована. Согласно данным, которые мы находим в актах Нюрнбергского процесса, между 1939 и 1941 годами было уничтожено 70 тысяч жизней, определенных как «существования, лишенные жизненной ценности» [12]. В 1944 году известны случаи, когда из германских детских домов на эвтаназию направляли подростков, страдавших энурезом. К сожалению, эти идеи не остались в прошлом. В наши дни некоторые авторы предлагают прибегать к эвтаназии для умерщвления новорожденных с тяжелыми патологиями.
Подводя итог этому обзору аргументов сторонников эвтаназии, отметим, что, несмотря на все различия, они сходятся в одном -- в отрицании исключительности и трансцендентности человеческой личности, а “когда отсутствует эта ценность, тесно связанная с утверждением существования личного Бога, произвол одного человека в отношении другого может либо осуществляться главой абсолютистского государства, либо быть связан с притязаниями индивидуализма” [13]. В законодательствах всех стран мира за малым исключением подобные идеи оцениваются как бесчеловечные, а действия, направленные на ускорение смерти больного, квалифицируются как преступные. Какими же аргументами руководствуются противники эвтаназии? Мы разбили эти аргументы на пять смысловых блоков, а именно деонтологический, медицинский, психологический, юридический и религиозный.
VI. Несовместимость с врачебным призванием (“деонтологический подход”).
Впервые в истории медицины этот подход был сформулирован в Клятве Гиппократа. Он заключается в том, что само понятие врача исключает намерение причинить больному смерть. Коль скоро целью врачевания является человеческая жизнь, у врача нет никаких оправданий, если свои знания он будет использовать для того, чтобы ее оборвать.
Вот какой след оставила клятва Гиппократа в медицине поздней античности. Во II веке по Р.Х. Апулей написал книгу “Золотой осел” -- своеобразный античный триллер с загадочными убийствами и исчезновениями людей. При этом, описывая нравы эпохи, Апулей затрагивал и тему врачебного призвания. Вот что говорит на суде античный медик, у которого преступники пытались заполучить яд для умервщления якобы безнадежно больного человека: “Когда этот негодяй старался купить у меня смертельного яда, я считал, что несовместимо с правилами моей профессии причинять кому бы то ни было гибель или смерть, так как меня учили, что медицина предназначена для спасения людей, но, боясь, в случае если я не соглашусь исполнить его просьбу, как бы несвоевременными этим отказом я не открыл путь преступлению, как бы кто другой не продал ему отравы или не прибег бы он к мечу или другому орудию для довершения задуманного, дать-то я ему дал снадобья, но снотворного” [14]. Таким образом, даже для античного сознания было самоочевидно, что врач призван спасать, бороться за человеческую жизнь до конца. Этот завет Гиппократа сформировал медицинскую этику европейского мира.
VII. Что отстаивает медицина? (прагматический подход).
1) Случаи самопроизвольного излечения (вероятностный характер науки).
Этот аргумент противников эвтаназии основан на данных статистики, согласно которым даже при терминальной болезни возможны случаи самопроизвольного излечения или перехода в состояние стойкой ремиссии. В чем же причина этих непрогнозируемых улучшений состояния? В том, что медицинский диагноз и прогноз носят вероятностный характер.
Разберем этот аргумент подробнее.
Как ставится диагноз?
Исходя из того, что есть в наличии у врача --
1) данные анализов, медицинского осмотра, анамнеза;
2) медицинская квалификация (знания плюс опыт),
-- врач моделирует картину болезни и оценивает перспективы выздоровления.
Очевидно, что, во-первых, при получении данных возможны погрешности, равно как и точность приборов всегда имеет свои пределы, во-вторых, в знаниях врача возможны изъяны, в-третьих, сам анализ и прогноз могут быть ошибочными. Согласно данным патанатомии до 30% вскрытий показывают ошибочность диагноза и лечения. Или полную, что редко, или частичную, когда врач не учел какие-либо факторы, не зафиксировал сопутствующие заболевания и т.д.
Но даже если предположить, что и анализы, и диагноз, и прогноз -- на высшем уровне, то и тогда их достоверность отнюдь не стопроцентнта. Почему? Потому что научное знание описывает лишь часть реальности. И хотя сфера известного человеку постоянно расширяется, за ее пределами остается бесконечное пространство непознанного, а, следовательно, и не учитываемого при решении вопроса о том, в каком состоянии поступил больной и что ожидает его в будущем. Этим объясняются те случаи самоизлечения или перехода в состояние стойкой ремиссии, которые фиксируются даже среди пациентов со смертельными заболеваниями. Конечно, они составляют доли процента. Но эти доли -- и есть та ниточка надежды, которую перерубает эвтаназия.
Коль скоро врач обязан использовать все средства для спасения жизни больного, то одним из них является само время. Пока больной жив, есть надежда, что проявят себя те внутренние резервы организма, которые пока неизвестны науке, но могут сыграть свою роль в выздоровлении. Кроме того, может быть выявлена ошибочность диагноза или, быть может, все же удастся подобрать для больного подходящую ему методику лечения. Наконец, не исключено, что медицинская наука справится с данным заболеванием, появятся лекарства или подходы, до которых больному нужно просто дожить.
Печальной иллюстрацией того, почему недопустима поспешность в вопросах жизни и смерти, может служить хрестоматийный случай с врачом, который причинил “легкую смерть” своему сыну, заболевшему тяжелой формой дифтерии, а через день появилась сыворотка, позволяющая спасать таких больных.
2) Адаптационные возможности человека (из опыта военной медицины)
Этот аргумент противников эвтаназии говорит о том, что даже если качество жизни человека ухудшается, это не означает, что он не сможет адаптироваться и найти себя в новой жизненной ситуации. Как отмечает И.В. Силуянова, “практика военных врачей свидетельствует о способности человека приспособляться к жизни, несмотря на инвалидность (ампутация ног, рук). Адаптация и новое качество жизни, как правило, приводило большинство из них к негативной оценке своих прежних просьб к врачам об ускорении их смерти” [15].
3) Угроза развитию медицины
Этот аргумент противников эвтаназии всецело прагматичен: легализация эвтаназии пресечет развитие медицинской науки. Дело в том, что мотор современной медицины -- это реаниматология и смежные направления медицинской науки. Но борьба за жизнь пациента всегда была одной из самых затратных сфер медицины. Сюда привлекаются огромные средства, но именно поэтому здесь и совершаются открытия. Если же врачам позволят избавляться от трудных больных, если смерть получит статус “последнего лекарства”, реанимация утратит смысл: умертвить больного гораздо дешевле, чем спасать его жизнь.
А теперь ответьте на вопрос: кто заинтересован в свертывании финансирования реанимационных мероприятий? Ответ банален: страховые компании. Да, это они лоббировали закон об эвтаназии в Голландии. В результате даже хосписов в этой стране появилось всего 12. Для сравнения, в России их уже более 40.
Таким образом, легализация эвтаназии может привести к переориентации медицины, которая в этом случае превращается в отрасль смертеобеспечения. Принятие смерти как вида медицинского лечения может оказаться “мощным препятствием на пути медицинского прогресса” [16].
Аргументам с позиций психологии, юриспруденции и теологии посвящена вторая часть статьи.
[1]Сальников В.П. Кузнецов Э.В. Старовойтова О.Э. Правовая танатология. СПб., 2002. С. 136-144.
[2]Стеценко С.Г. Медицинское право. Учебник. СПб., 2004. С. 361.
[3]Платон. Федон, 64 a. Собр. Соч. в 4 тт., Т. 2. М., 1993. С. 14
[4]Чехов А.П. Палата №6 / Рассказы и повести. М., 1979. Сс. 376-377.
[5]Там же. С. 378.
[6]См. Франк С.Л. Смысл жизни / Духовные основы общества. М., 1992. С. 182.
[7]Кондратьев В.Ф. Православно-этические аспекты эвтаназии / Сборник церковно-общественного совета по биомедицинской этике. Вып. 1. М., 2001. С. 31.
[8]Силуянова И.В. Биоэтика в России: ценности и законы. М., 1997. С. 166.
[9]Достоевский Ф.М. Бесы / Полн. собр. соч. в 30 тт. Л., 1974. Т. 10. С. 472.
[10]Там же. С. 469.
[11]Силуянова И.В. Там же. С. 167.
[12]Сгречча Э. Тамбоне В. Биоэтика. М., 2002. С. 347.
[13]Там же. С. 348.
[14]Апулей. Золотой осел. Лениздат, 1992. С. 164.
[15]Силуянова И.В. Там же. С. 169.
[16]Там же.
Часть вторая. Часть 1.
VIII. О чем свидетельствует психология? (психологический подход)
Этот блок аргументов против эвтаназии базируется на данных психологии. Мы выделяем восемь основных тезисов: 1) терминальная болезнь может иметь для больного высший смысл; 2) просьба об эвтаназии может быть просьбой о помощи; 3) существует опасность индуцирования врача пациентом; 4) желание “облегчить страдания” может быть скрытым проявлением эгоизма; 5) реальность “легкой смерти” отнюдь не легкая; 6) для врача производство эвтаназии является непоправимой ошибкой; 7) существуют границы ответственности медицинского персонала; 8) легализация эвтаназии подорвет доверие к деятельности врача.
Рассмотрим их подробнее.
1) Терминальная болезнь: новые грани бытия.
Главная проблема страдающего человека -- увидеть смысл мук. Если этот смысл есть, человек любою боль вынесет. Если его нет, даже насморк может оказаться поводом к суициду.
Так, А.И. Солженицын прошел сквозь все лагеря, чтобы написать свои книги. Будучи онкологическим больным, пережив в лагере операцию по удалению части желудка, он знал, зачем живет, и это давало ему силы бороться. С другой стороны, современную Россию охватила эпидемия подростковых самоубийств. Наши вроде бы благополучные дети вышагивают из окон именно потому, что не в силах перенести даже душевные страдания, не говоря уже о телесных. Массовая культура учит наслаждаться жизнью, брать от нее всё, но не учит болеть. Малейшая душевная либо физическая боль дезориентирует человека; он не может понять смысла происходящего с ним.
Более того, само отсутствие этого смысла может быть большей мукой, нежели болезнь. По точному наблюдению Ницше, для человека “не само страдание было проблемой, а отсутствие ответа на вопиющий вопрос: “к чему страдать”? Человек [...] не отрицает страдания как такового; он желает его, он даже взыскует его, при условии, что ему указуют на какой-либо смысл его, какое-либо ради страдания. Бессмысленность страдания, а не страдание, -- вот что было проклятием, тяготевшим до сих пор над человечеством, -- и аскетический идеал придал ему некий смысл” [1]. Под аскетическим идеалом Ницше понимает христианство. Но идея спасения души все менее вдохновляет европейский мир. Тем самым вопрос о смысле страданий остается открытым.
Если человек не видит смысла своего креста, он не способен различить этот смысл и в страданиях других, а стало быть, не может им помочь. Этот вопрос всегда стоял перед человеческим сознанием, но особою остроту он приобретает сегодня, в эпоху тотального гедонизма. Как предупреждал весной 1914 г. профессор протоиерей А. Смирнов в лекции для офицеров в собрании Армии и Флота: “Пусть наша страна превратиться в земной рай, пусть будет установлен наилучший социальный строй, пусть не будет бедности и нужды. Но если при этом у человека не будет никаких иных высших ценностей кроме еды, питья, распущенности и т.п., он все равно придет, в конце концов, к той мысли, что жить не стоит, так как свинская жизнь действительно есть для человека бессмыслица и нелепость” [2].
Беспомощность гедонизма перед лицом смерти привела к выхолащиванию медицинской этики в годы атеистической идеологии в СССР. По воспоминаниям В.А. Миллионщиковой, ныне директора I Московского хосписа, а 20 лет назад врача-онколога одной из московских клиник, в те годы медперсоналу зачастую было непонятно, как надлежит работать с терминальными больными. Речь идет не о врачебных процедурах, а о той внутренней растерянности, с которой врачи и медсестры входили в палаты обреченных. Зачем умирающему даны эти последние дни? Допустимо ли до последнего часа скрывать от терминального больного правду об истинном диагнозе? Наконец, каково отличие медицинской работы с умирающими от врачебной помощи выздоравливающим?
Ответы на эти вопросы были даны известным ученым Элизабет Кюблер-Росс, исследования которой были посвящены психологии терминальных больных. На основании большого количества наблюдений она выделяет пять этапов, которые проходит психика человека с диагнозом смертельной болезни.
Первый этап -- это этап отрицания. Узнав о своем диагнозе и прогнозе, человек говорит “нет, это не я”. Следующий этап -- протест: “почему я?” Третий этап -- просьба об отсрочке: “еще не сейчас”. Четвертый -- депрессия: “да, это я умираю”. А вот пятый этап, как это ни неожиданно, -- это этап принятия: “пусть будет”.
Логика первых четырех этапов в целом понятна. Но почему происходит переход от стадии депрессии к принятию? Для ответа на этот вопрос нам необходимо понять, почему, узнав о смертельном диагнозе, человек впадает в депрессию? Чем вызвано состояние отчаяния? Одна из причин этого -- в исходной жизненной установке. Чаще всего человек живет проекцией себя в будущее, перспективой определенной экспансии, расширения своего присутствия в этом мире. Он планирует продолжить карьеру, купить квартиру, построить дачу, вырастить детей, увидеть внуков и т.п. Именно это -- точка приложения его энергии, всех его жизненных сил. Известие о смертельной болезни лишает человека этого будущего. И получается, что какие-то силы у него еще есть, коль скоро он дожил до диагноза, а потратить их некуда. На месте будущего -- пустота, вакуум смысла. Дальнейшее движение невозможно. Описывая подобную ситуацию, Жан Поль Сартр так и назвал свой рассказ: “Стена”. Поэтому-то человек и впадает в депрессию. Ему некуда и незачем жить.
Но самое интересное происходит дальше. Грядущая смерть действительно вырывает человека из круговерти суеты. Но как блестяще показывает Лев Николаевич Толстой в “Смерти Ивана Ильича”, тем самым она расчищает пространство человеческой жизни от всех планов и задумок, лишает амбиций и надежд. И тогда до человека вдруг начинают доходить какие-то сигналы. Человек начинает замечать то, на что раньше не обращал внимания, а может быть, сознательно игнорировал, вытеснял на переферию сознания. О чем здесь идет речь? Прежде всего, о межчеловеческих отношениях. Делая карьеру, мы кого-то предаем, продаем, забываем. Не навещаем родителей, не заботимся о родных, поступаемся нравственными принципами и т.д. Иными словами, перестаем видеть в людях -- людей. И тогда жена становится стиральной машиной и инкубатором по совместительству. Дети превращаются в атрибут благополучной семьи. А окружающие гуманоиды становятся объектами манипулирования, ступенями, средством достижения каких-либо целей. Когда смертельная болезнь сдирает с человека эту шелуху внутренних подмен, он начинает видеть себя в реальном свете.
Как в известном анекдоте:
-- Лягушка, лягушка, ты чего такая зеленая и склизкая?
-- Это я болею, а вообще я розовая и пушистая…
Смертельная болезнь обнажает все неправды человеческой жизни. И тогда человек находит место приложения своих душевных сил. Да, карьеру он уже не сделает, дачу не достроит, но может выстроить, выправить свои отношения с окружающими его людьми. Можно попросить прощения, можно попытаться по-человечески поговорить и сказать то, на что все время не хватало времени. Второй очень важный момент: человек начинает видеть свою жизнь как целое, может, наконец, рассмотреть ее получше, вникнуть в ее суть, понять, зачем он жил, что сделал в этом мире. Это позволяет ему подвести итоги и внести последние штрихи. Предсмертие дает человеку возможность достойно завершить жизнь. Третье: приближаясь к границе жизни и смерти, человек еще может успеть выстроить свои отношения с Вечностью. Куда ты идешь после смерти? Обрывает ли смерть личностное бытие, или, по слову Владимира Высоцкого, “мы, отдав концы, не умираем насовсем”? Итак, предсмертие -- это время, когда человек еще может поднять свои глаза к Небу. В послеперестроечные годы для многих терминальных больных в России огромное значение имела возможность в больнице принять крещение, принести исповедь, собороваться и причаститься. Это право больного на духовное окормление закреплено в российском законодательстве.
Таким образом, время умирания не обедняет, а напротив, обогащает человека, открывает перед ним новые грани бытия, исполняет высшим смыслом его жизнь. Отсюда понятно, почему, согласно исследованиям Элизабет Кюблер-Росс, многие терминальные больные воспринимали предсмертие как лучшую стадию их жизни, как новизну существования. Перспектива конца дает человеку возможность осуществеить внутренний переворот, перейти от гедонистического мировоззрения к сотериологическому и постичь смысл страдания.
2) О чем просит больной, когда просит: “Убей меня!”?
Этот аргумент противников эвтаназии представляет собой анализ возможной мотивации просьбы больного о смерти. Как отмечает В.А. Миллионщинова, имеющая многолетний опыт работы с терминальными больными, когда больной говорит “Убей меня!”, он просит “Помоги мне!”. Он пытается докричаться до окрущающих людей, пробить кору равнодушия и лжи, но часто его крик о помощи остается без ответа. Чем вызвана подобная взаимная глухота? В “Смерти Ивана Ильича” Л.Н. Толстой показывает, что в то время, когда для умирающего Ивана Ильича выявилась вся неправда его жизни, и он попытался по-человечески общаться со своими родными и сослуживцами, те по-прежнему хотели видеть в нем всего лишь чиновника, который некстати заболел, источник пенсии, одним словом, не человека, а его социальную роль. И вот тогда, в знак протеста, умирающий Иван Ильич начал “мучить” окружающих своими стонами. Другая причина душевного дискомфорта больного -- фальшь на устах врачей и посетителей. Его постоянно обнадеживают, а он чувствует, что земля под ним проседает, но ни с кем не может поговорить об этом самом главном для него переживании.
В этой ситуации больному нужно оказать психотерапевтическую помощь. Закон запрещает скрывать правду от больного, желающего узнать свой диагноз. Высокая культурная традиция Европы и России дает нам возможность найти нужные слова для того, чтобы больной человек не ощущал себя непонятым и одиноким.
3) “Депрессивная самооценка больного может индуцировать врача в безнадежности излечения”
Этот аргумент против эвтаназии приводит известный психиатр, ведущий специалист Института Сербского профессор В.Ф. Кондратьев. Он пишет: “У больных, в критических состояниях, могут развиваться соматогенные и психогенные депрессии. Всякая депрессия выражается в субъективно нигилистическом прогнозе, в неверии в благоприятный исход и уже, по своей сути, может инициировать просьбы больного о его скорейшем избавлении от страданий путем умерщвления. Такая оценка безнадежности своего состояния больным, находящимся в депрессии, и фактически далеко не всегда соответствующая реальному прогнозу может иметь два негативных следствия: во-первых, сама по себе депрессия ухудшает физическое состояние больного и, во-вторых, депрессивная самооценка больного может индуцировать врача в безнадежности излечения. Вместе с тем, эти депрессии обратимы и, соответственно, может измениться личностное отношение больного к вопросу о борьбе за сохранение его жизни. Психотерапия, психофармакотерапия, купируя депрессию, дает реальный шанс к отказу больного от своих просьб об эвтаназии. И, наконец, психологическое состояние человека, подходящего к грани жизни, настолько не изучено, что реально нет возможности спрогнозировать, что в последний момент, уже в начавшийся период проведения процедуры эвтаназии, он не откажется от своего желания уйти из жизни, и что он не захочет продлить свою жизнь даже в страданиях” [3].
4) Желание “облегчить страдания” больного может быть скрытым проявлением эгоизма со стороны окружающих.
Этот аргумент противников эвтаназии построен на анализе возможной мотивации ее сторонников. Не прикрывают ли слова о необходимости ускорить смерть тяжело больного человека из сострадания и милосердия к нему -- эгоистическое нежелание быть с ним рядом, разделить его душевную боль, тратить свое время и силы на его поддержку? Увы, часто люди не отдают себе отчет в том, что же на самом деле таится за их гуманизмом.
5) Легка ли “легкая смерть”? (виртуальные миры и реальность).
Этот аргумент противников эвтаназии основан на анализе той ситуации, в которой оказывается больной в том случае, если окружающие пошли навстречу его просьбе об эвтаназии.
Проблема в том, что образ эвтаназии в массовом сознании -- это та картинка, которую рисуют средства массовой информации. Однако при соприкосновении с реальностью виртуальные зарисовки могут оборачиваться катастрафой. Хотя во многих телепередачах заставкой к теме эвтаназии служит световое пятно, в которое погружается силуэт умирающего, на самом деле реальность суицида не столь безоблачна.
Здесь возможны два сценария.
В лучшем случае, в человеке, получившем смертельную дозу препарата, просыпается инстинкт жизни. Он понимает тщетность своих попыток достучаться до окружающих и перестает играть с ними в эту игру. Он просто хочет жить. Но понимает, что действие препарата необратимо. Таким образом, человек умирает в агонии: он хочет жить, но умирает, и сам является причиной своей смерти.
В худшем случае, депрессия полностью поглощает волю к жизни. Тогда человек умирает в состоянии крайнего отчаяния. Даже если предположить, что смерть обрывает личностное бытие человека, то и тогда подобное завершение жизни легким назвать нельзя. Если же смерть -- это стадия жизни, и сознание сохраняется после смерти тела, то за этой чертой в душе такого человека остается вечное одиночество. Такой переход в такую вечность отнюдь не является “легкой смертью”, скорее напротив, человек уходит из этого мира с гримасой ужаса и отвращения. Именно поэтому, согласно христианской вере, самоубийство отлучает человека от Бога, обрекая его на вечные муки.
Чтобы уйти от подобных рассужджений, в гедонистических культурах о смерти не принято говорить всерьез. В крайнем случае, можно отделываться шуточками наподобие Эпикуровской: “Самое страшное из зол -- смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как когда мы существуем, смерть еще не присутствует; а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем” [4]. Ложь этого умозаключения в том, что здесь изначально отрицается бессмертие человеческой души. В противном случае, вопрос о смерти должен наводить на размышления, которые удержали Гамлета от самоубийства (курсив -- мой. М.П.):
Быть иль не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А то кто снес бы униженья века,
Неправду угнетателя, вельмож
Заносчивость, отринутое чувство,
Нескорый суд и более всего
Насмешки недостойных над достойным,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала! Кто бы согласился,
Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться!
Но гедонизму несвойственно задумываться над диалектикой Шекспира. И человек становится заложником тех подмен, которые производят масс-медиа.
Подводя итоги, отметим, что в любом случае, эвтаназия не является легкой смертью. Уйдет ли человек из жизни в состоянии душевной борьбы, что все же дает ему некую надежду на посмертное оправдание, или умрет в состоянии глубокой депрессии, такое завершение жизни скорее напоминает катастрофу, нежели виртуальную “легкую смерть”.
6) Почему должны страдать врачи? (непоправимая ошибка)
Данный аргумент противников эвтаназии анализирует ситуацию, в которой может оказаться врач после производства эвтаназии. Как показывают работы философов-экзистенциалистов XX века, бытие обладает своеобразной нравственной непогрешимостью. Как бы человек не искажал свою природу, ему никогда не удастся увернуться от себя самого. В этом смысле бесполезно перекладывать свою нравственную ответственность на окружающие условия. По крайней мере, в некоторые моменты своей жизни человек осознает, что списание какой-либо подлости на “сложившуюся ситуацию” не принесет успокоения. Он не имеет права ссылаться на “обстоятельства”, поскольку, в конечном счете, решающим было то внутреннее да, без которого не бывает поступка.
“Совесть так мучит! Господи, дай силы, помоги мне”, -- 23 декабря 1913 года записал в своем дневнике Александр Блок[5]. Не из этого ли опыта совести Кант выводил всю философию человеческой свободы?
Для медицинского сообщества проблема эвтаназии -- это проблема последствий безнравственного деяния для того, кто его совершил. Это тот поступок, при котором все гуманистические и утилитарные гипотезы и утопии соприкасаются с реальностью нравственного бытия человека. И эта встреча может обернуться жизненной трагедией для врача.
У Федора Михайловича Достоевского есть роман, сюжетная завязка которого строится вокруг “принудительной эвтаназии по социальным показаниям”. Напомню: студент Раскольников из казалось бы лучших побуждений убивает вредоносную старушку-процентщицу. Ограбив старую мироедку, Раскольников мечтал осчастливить человечество. Однако, что-то ломается в нем после этого “благородного” поступка. Невыносимая тоска закрадывается в его сердце. Постепенно до него доходит: “Я не старушонку, я себя убил!”.
Суть романа в том, что наказание за свое преступление Раскольников носит в себе самом. Ради этого он идет на каторгу, чтобы хоть как-то искупить свой смертный грех.
И здесь Достоевский -- реалист. Подобная история произошла однажды с врачом, который отключил поддерживающую аппаратуру у своей родственницы, находившейся в диабетической коме. Престарелая женщина была почти безнадежна, врач посчитал своим долгом лишить ее жизни, чтобы никого не обременять. Однако вскоре понял, что он сделал. И вот много лет, как он кусает себе локти, но ничего изменить уже нельзя.
Есть особые грехи, которые ложатся на совесть неизбывной тяжестью. Так многие священники говорят о том, что самое трудное в их служении -- исповедывать убийц, которые не осознавали, что же они делают. Речь идет о матерях, совершившие аборт и врачах, “помогавших” им в этом. Потом эти люди прозрели, но было уже поздно. Одна из задач духовника -- помочь скорбящей душе, но как утешить ту, что погубила своего ребенка при посредстве врача?
Некоторые вещи необратимы. Переступая заповедь “не убий”, врач не просто отрекается от своего призвания. Он в чем-то главном перестает быть человеком. Поэтому, когда общество высказывается против эвтаназии, оно заботится и о врачах.
7) Границы ответственности медицинского сообщества
Этот аргумент отстаивает нравственное достоинство врача. Даже если предположить, что пациент решительно и бесповоротно настроен окончить свою жизнь самоубийством и требует его “обслужить”, это не означает, что врач обязан это желание исполнять. Существуют границы ответственности врача перед больным. Если пациент-наркоман потребует у врача предоставить ему морфий, врач не вправе удовлетворять это желание, хотя и должен помочь ему избавиться от наркотической зависимости. Если же наркоман откажется от лечения и начнет шантажировать врача самоубийством, врач все равно не должен идти навстречу его стремлениям. Человек свободен в своих решениях. Врач должен уметь отказать больному в тех его желаниях, которые противоречат законодательным и нравственным нормам.
8) Легализация эвтаназии подорвет доверие к деятельности врача
Поскольку, как пел Булат Окуджава, “у жизни со смертью еще не окончены счеты свои”, легализация эвтаназии приведет к тому, что пациенты будут сомневаться в объективности диагноза, ведь за решением врача могут скрываться корыстные или преступные мотивы. Это подорвет доверие к деятельности врачебного сообщества в целом.
IX. Правовой аргумент (опасность криминализации медицины)
Мы уже писали о том, что в легализации эвтаназии заинтересованы страховые компании. Ясно и то, что возможность легально умертвить человека будет использована в преступных целях.
Во все времена у определенной категории граждан находились поводы “ускорить” чью-либо смерть -- ради наследства, чтобы избавиться от необходимости ухаживать за тяжелобольным, чтобы убрать свидетеля и т.д. Именно поэтому правовые нормы однозначно запрещают причинять человеку смерть (в данном случае речь не идет о ситуации самообороны или защиты родины).
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что довести пациента до просьбы об ускорении смерти при современном уровне развития анестезии и психиатрии -- дело времени. Если родственники прожужжат ему все уши, говоря, что он обременителен для их бюджета, анастезиологи подберут такой режим лечения, который будет не избавлять пациента от боли, а напротив, делать ее еще более непереносимой, а психиатр введет пациента в состояние глубокой депрессии, то эвтаназия будет добровольной, точнее, “добровольно-принудительной”. Таким образом, легализация эвтаназии пробивает брешь в правовом поле, санкционируя возможность убийства, за которую ее совершители не несут юридической ответственности.
Отсюда понятно, почему легализация эвтаназии повлечет за собой криминализацию медицины. Законодательный запрет эвтаназии предохраняет общество от подобных соблазнов.
X. Религиозное призвание (там, где бессильна медицина)
Этот аргумент говорит о том, что в том случае, когда бессильна медицина, имеет смысл вспомнить о религиозном призвании человека.
Религия напоминает человеку о том, что его жизнь не бесцельна. Современная культура, напротив, пасует перед фактом смерти. Карл Густав Юнг писал об этом так: “Для современного человека продление жизни и ее кульминация являются вполне вероятными целями, тогда как идея жизни после смерти кажется ему проблематичной или не заслуживающей доверия. ... Но вера стала сегодня столь трудным искусством, что она оказалась за гранью возможного для большинства людей, и особенно для образованной части человечества. Они слишком привыкли к мысли о том, что в отношении бессмертия и тому подобных вопросов существует несчетное число противоречивых мнений и ни одного убедительного доказательства. И поскольку “наука” является модным словечком, которое, похоже, имеет вес абсолютного убеждения в современном мире, мы требуем “научных” доказательств. Но образованные люди, которым не чужд процесс мышления, очень хорошо знают, что доказательства такого рода не под силу философии. Мы просто не можем знать о таких вещах абсолютно ничего. [...] Но тут просыпается моя совесть врача, побуждая меня сказать несколько слов, имеющих важное отношение к этому вопросу. Я не раз замечал, что целенаправленная жизнь в целом лучше, богаче и здоровее, чем жизнь бесцельная [...] Для психотерапевта пожилой человек, который не может распрощаться с жизнью, кажется таким же слабым и болезненным, как и молодой человек, который неспособен охватить жизнь в свои объятья. [...] Как врач, я убежден, что распознать в смерти цель, к которой можно стремиться, -- это вопрос своего рода гигиены, если мне будет позволено употребить это слово в таком контексте, и что уклонение от этой цели лишает вторую половину жизни ее цели. [...] Всегда ли мы понимаем, о чем думаем?”
“Человек создан для счастья, как птица для полета”, -- учили нас с пионерского возраста, готовя к светлому будущему строителей коммунизма. Теперь это звучит иначе: “человек создан для кайфа...”. Масс-медиа насаждают культ здоровья и наслаждений.
Конечно, своя правда в этом есть. Действительно, здоровье и счастье -- в фокусе всех человеческих чаяний. Проблема в том, что человек живет в несчастливом мире. С рождения его подстерегают болезни, неудачи, уход близких людей, старость, смерть. А значит, нужно научиться быть счастливым в мире, который болен. Как пел Владимир Высоцкий:
Я лег на сгибе бытия,
На полдороге к бездне, --
И вся история моя --
История болезни.
Речь здесь идет не о микробах, переломах и опухолях. Некий внутренний недуг поразил самую сердцевину нашей жизни. Каждый вдох приближает человека к его концу.
Отсюда ясно, почему для вульгарного атеизма страдание бессмысленно. Если человек -- не более чем говорящее животное, и если оно тяжко больно и бесполезно для общества, ему следует уйти. Логика здесь проста: если от жизни ничего нельзя взять, ее следует оборвать, но если у человека есть высшая цель, ради которой стоит жить, он пройдет сквозь любую боль...
Языческие религии также будут приглашать своих адептов покончить с собой. Вспомним кельтов, в старости бросавшихся со скал, индуистов, взрезавших себе животы в знак верности своим богам. Конец этой жажде самоубийств положило христианство.
Евангелие перевернуло мир вестью о том, что Бог не безразличен к человеку. “Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную” (Ин 3:16). Бог Сам сошел в глубину человеческой боли, страдания, оставленности...
Бог умер на Кресте. Однако эта Жертва приносится не просто из солидарности, но для того, чтобы вернуть человеку дар вечной жизни. Христос воскрес, а значит, Царствие Небесное -- у порога.
Отныне, если боль распинает нас на больничной койке, то мы приобщаемся той чаше смертной муки, которую испил Спаситель. Но это значит, что и плоды Его воскресения тоже -- наши.
У человека появилась возможность уже здесь, внутри себя распахнуть те двери, через которые к нему войдет неземная радость. Эти двери -- вера, распахивает их молитва, а радость приходит в таинствах исповеди, соборования и причащения Телу и Крови Воскресшего.
Приведу пример. Когда тяжело болел мой близкий родственник, мой дед, мы неоднократно приглашали священника, чтобы его причастить. К тому времени больной уже едва понимал, где он находится, и что с ним происходит. Но всякий раз, когда он исповедывался и приобщался Святых Даров, совершалось Таинство. Светлое умиротворение нисходило на болящего. Это было очевидно всем -- и верующим, и неверующим. Мы понимали: посетил Господь.
Православная Церковь исповедует, что к этому дару призван каждый. Тихий свет Воскресения может озарить даже самую страждущую душу. Христос всегда готов прийти и преобразить жизнь самых безнадежных и отчаявшихся больных.
О том, как меняется отношение к смерти в христианстве, говорят дневниковые записи нашего современника -- оптинского послушника Игоря Рослякова: “Смерть страшна, потому что она знает обо мне все, потому что она обладает мною, распоряжается мною, как госпожа своим рабом. Христианство дает знание о смерти и о будущей жизни, уничижая этим власть смерти. Да, и о христианине смерть знает все, но он знает о ней ровно столько, чтобы не бояться ее.
Христианство превращает смерть из убийцы во врача, из незнакомца в товарища.
Сколько б ни рассуждали о смерти атеисты и интеллигенты, она для них остается незнакомкой, явлением, не вписывающимся в круг жизни, явлением потусторонним, потому что они не имеют знания о смерти. Мы боимся в темноте хулигана, потому что он не знаком нам, мы не знаем его намерений, а с близким человеком и в темноте встреча становиться радостной” [6].
(В постриге Игорь принял имя Василия. В Пасху 1993 года иеромонах Василий (Росляков) был зарезан сатанистом в Оптиной пустыни.)
Но эвтаназия -- это не только отречение больного от Бога Любви. Это не только то вечное отчаяние, на которое обрекает себя человек. Как мы писали выше, это еще и проблема совести врача, обеспечивающего тяжелобольному человеку смерть. Но ведь и врач -- смертен. Каждого ожидает за чертой смерти нравственный суд. Церковь против эвтаназии еще и потому, что заботиться о душах врачей.
Кажется, теперь уже никого не нужно убеждать в том, что человечество лучше не становится. Технологический прогресс еще не означает нравственного совершенствования. После Косово, Чечни, Нью-Йорка, Афганистана и Ирака нельзя не согласится с Владимиром Высоцким:
У человечества всего --
То колики, то рези, --
И вся история его --
История болезни...
Живет больное все бодрей,
Все злей и бесполезней --
И наслаждается своей
Историей болезни...
Поэтому появляются голоса в защиту эвтаназии. Поэтому вместо того, чтобы прийти и облегчить страдания тяжело больных пациентов, им предлагают “легкую смерть”. Беда в том, что смерть, в которую человек шагает из глубины отчаяния, не может быть легкой.
Хотя в телепередачах заставкой к теме эвтаназии служит световое пятно, в котором растворяется тень, символизирующая сознание умирающего, однако, на самом деле, за чертой смерти в душе такого человека остается вечное одиночество и тоска по той любви, от которой не отлучают ни скорбь, ни теснота, ни болезнь, ни фальшивые улыбки родственников, ни равнодушие врачей, ни смерть.
Эта любовь -- любовь Божия. Только эта любовь приносит то счастье, что проходит сквозь горнило всех утрат, включая болезнь и гибель тела.
А значит, если мы хотим помочь безнадежно больным и страдающим людям, имеет смысл не оправдывать право на самоубийство для них и право на убийство для врача, а дать им возможность припасть к этой Любви и приобщиться Ее Таинств.
По слову схиархимандрита Софрония (Сахарова): “По-христиански жить нельзя. По-христиански можно только умирать”. Умирание понимается здесь как умирание для мира страстей. Согласно христианской антропологии человек динамичен. Вплоть до самой смерти он всеми своими действиями, намерениями и мыслями ведет диалог с Богом о своей вечной участи. Это общение с Богом любви не есть только нравственное осмысление поступков в категориях добродетели и греха. Этика переходит здесь в онтологию. Очищение сердца делает человека способным к созерцанию Бога, к принятию Божественной славы, обожению. По слову преподобного Серафима Саровского, вся христианская этика, все добрые дела -- лишь средства к стяжанию Святого Духа. В православной традиции человек призван к превосхождению себя в общении с Богом. Это теснейшее единение с Богом Воскресения снимает с повестки дня вопрос о смерти; она становится лишь эпизодом духовной биографии человека. “Верующий в Меня не увидит смерти вовек”, -- говорит Христос Своим ученикам. Комментируя эти слова Спасителя, преподобный Симеон Новый Богослов писал о том, настоящий христианин попросту не заметит смерти, настолько он погружен в общение со своим Творцом. Более того, по слову апостола Павла, благодаря смерти, христиане достигают того, к чему стремились при жизни -- Христа. В послании к Филлипийцам апостол пишет: “для меня жизнь -- Христос, и смерть -- приобретение” (1:21).
Только человек, воспитанный в этой традиции, может, подобно Юрию Визбору, сказать в канун своего отшествия из этого мира: “пора туда, где предвечерний свет”.
XI. Приемлемый подход: хосписное движение
Причина появления хосписного движения в целом известна: умирание -- это особое время человеческой жизни и медицина должна помочь человеку по-человечески умереть. Эта задача решается в хосписе не только за счет дополнительного внимания и качественного ухода, но и благодаря личностному отношению к каждому пациенту. Поэтому, в частности, в хосписах не ограничивают применение анестезии сугубо медицинскими задачами купировать боль. Задача не в том, чтобы боль стала переносимой. Задача в том, чтобы пациент не ощущал дискомфорта. Поэтому здесь допустимо применение большего количества обезболивающих средств, чем в обычных больницах. Хотя последнее может косвенно привести к ускорению смерти пациента, однако это не является нарушением врачебной этики, поскольку служит тому, чтобы сохранить человеческое достоинство больных и возможность личностного общения.
При хосписах всегда действуют часовни или храмы, однако никого не принуждают к вере. Общение с Богом -- личное дело каждого. Насилие здесь недопустимо.
От пациента не скрывают правду о диагнозе, если только он сам не просит об этом. Но сообщают ему об этом не в лоб, не причиняя психологической травмы, но обращаясь за помощью к опытным психотерапевтам и специально подготовленным врачам.
Таким образом, умирание становится для человека временем осмысленной жизни, возможностью принять смерть так, как ее принимает лирический герой стихотворения Бориса Пастернака “В больнице”:
“О Господи, как совершенны
Дела Твои, -- думал больной, --
Постели, и люди, и стены,
Ночь смерти и город ночной.
…
Кончаясь в больничной постели,
Я чувствую рук Твоих жар.
Ты держишь меня, как изделье,
Подобные документы
Понятие, способы, история эвтаназии. Страны, которые первыми решились узаконить эвтаназию. Отношение к умышленному ускорению наступления смерти неизлечимого больного с целью прекращения его страданий. Доводы за и против. Моральные аспекты лишения жизни.
презентация [4,0 M], добавлен 14.12.2013Проблема эвтаназии и добровольного ухода из жизни неизлечимо больного человека. Понятие и историческое развитие идей об эвтаназии. Легализации добровольной смерти. Научные споры по поводу эвтаназии. Основные аргументы, высказываемые в пользу эвтаназии.
курсовая работа [48,7 K], добавлен 22.09.2012Ознакомление с проблемами легализации эвтаназии как намеренного ускорения смерти неизлечимого больного по его просьбе. Введение запрета на эвтаназию в России. Сущность паллеативной медицины. Создание "машины самоубийства" американским врачом Кеворкяным.
презентация [1,9 M], добавлен 14.05.2014Сущность и значение эвтаназии. Положительные и отрицательные стороны применения эвтаназии по отношению к неизлечимо больным пациентам, их обоснование. Процедура эвтаназии как противоречие традиционной медицинской этике (врачебной Клятве Гиппократа).
презентация [148,7 K], добавлен 23.02.2013Виды эвтаназии как практики прекращения жизни неизлечимого больного, испытывающего невыносимые страдания. Анализ аргументов сторонников и противников. Эвтаназия и клятва Гиппократа. Законодательное регулирование, отношение в профессиональном сообществе.
презентация [104,6 K], добавлен 21.12.2014Проблема жизни и смерти. Исследование специфики отношения к смерти в современном обществе. Эвтаназия - добровольный уход из жизни неизлечимо больного человека. Изучение этических проблем медицины. Описания активной и пассивной эвтаназии. Её легализация.
реферат [22,3 K], добавлен 03.11.2014Введение термина "эвтаназия" английским философом Ф. Бэконом для обозначения легкой безболезненной смерти. Принятие декларации об эвтаназии как акте преднамеренного лишения пациента жизни. Этический кодекс российского врача. Законодательство об эвтаназии.
презентация [2,3 M], добавлен 06.10.2015Понятие, история возникновения и виды эвтаназии как практики прекращения или сокращения жизни человека, страдающего неизлечимым заболеванием. Соотношение клятвы Гиппократа и эвтаназии. Отношение религий к эвтаназии и её законодательное регулирование.
презентация [288,5 K], добавлен 29.10.2013Отношение людей и церкви к эвтаназии. Решение проблемы умирающих тяжелобольных. Оказание помощи врачом больному в совершении самоубийства с применением сильнодействующих медицинских препаратов. Дискуссии о морально-этической стороне эвтаназии в России.
презентация [152,6 K], добавлен 19.12.2013Понятие эвтаназии как практики прекращения жизни человека, страдающего неизлечимым заболеванием или испытывающего невыносимые страдания. Виды эвтаназии (добровольная, принудительная, активная, пассивная). Аргументы "за" и "против" данной процедуры.
презентация [515,7 K], добавлен 17.12.2013