Ранняя лирика М.Ю. Лермонтова в библейском контексте

Размещено на http://www.allbest.ru/

Ранняя лирика М.Ю. Лермонтова в библейском контексте

Аннотация

стихотворение лермонтов библейский книга

Цель статьи - рассмотреть ранние стихотворения М.Ю. Лермонтова в контексте библейских источников и особенностей обращения к ним поэта. Выбраны лирические тексты 1830-32 годов «Кладбище», «Смерть», «ночной цикл», а также прослежено развитие намеченных мотивов в ряде более поздних произведений. Методологической основой являются историко-литературный и культурологический подходы. В рассмотрении лирических стихотворений использовано предложенное в трудах М.М. Бахтина определение диалогической природы контекста, предполагающее авторское и читательское восприятие текста, рассмотрение которых позволяет в интерпретации активизировать потенциал художественного смысла.

Для контекстуального изучения библейских мотивов в лирике Лермонтова выбран текст «Откровения Иоанна Богослова». Представлены культурологические характеристики эпохи 1820-х годов в связи с новыми переводами библейских книг, некоторые факты биографии и окружения поэта, соотнесенные с развитием религиозной составляющей в мировоззрении поэта и творчеством. В результате проведенного исследования определены этапы чтения и освоения библейского текста, определены образы книги как художественный образ смыслопорождающего символа в Апокалипсисе, намечены мотивы посмертного инобытия, сна во сне как сновидческого прозрения, мотив суда и посмертной судьбы.

Ключевые слова: Лермонтов, лирика, контекст, Апокалипсис, книга, мотив.

Early lyrics of M.Y. Lermontov in the biblical context

Abstract

The purpose of the article is to consider the early poems of M.Y. Lermontov in the context of biblical sources and features of the poet's appeal to them. Selected lyrical texts of 1830-32 Cemetery, Death, Night Cycle, as well as traced the development of the intended motives in a number of later works. The methodological basis is the historical-literary and cultural approach. In the consideration of lyrical poems, the proposed in the works of M.M. Bakhtin's definition of the dialogical nature of the context, which implies the author's and reader's perception of the text, the consideration of which allows in the interpretation to activate the potential of artistic meaning.

For a contextual study of biblical motifs in Lermontov's lyrics, the text of the Revelation of John the Evangelist was chosen. The cultural characteristics of the era of the 1820s are presented in connection with new translations of biblical books, some facts of the poet's biography and environment, correlated with the development of the religious component in the poet's worldview and creativity. As a result of the study, the stages of reading and mastering the biblical text are determined, the images of the book are defined as an artistic image of the meaning-generating symbol in the Apocalypse, the motives of posthumous otherness, sleep in a dream as a dream insight, the motive of judgment and posthumous fate are outlined.

Keywords: Lermontov, lyrics, context, Apocalypse, book, motif.

В современном отечественном литературоведении конца XX - начала XXI века появляется все больше исследований, посвященных изучению в русской литературе разных форм художественного осмысления религиозной традиции, проявившихся в глубинной опоре на теоцентрическую картину мира и бытия человека, в обращении к нравственным и эстетическим ценностям христианства, в сохранении сакральной природы слова [21]. Творчество М.Ю. Лермонтова в данном направлении давно стало предметом исследовательского внимания Осмысление религиозной составляющей мировоззрения М.Ю. Лермонтова, проявленной в его художественном творчестве, начиналось на рубеже XIX-XX веков. К этой проблеме обратились первые биографы и исследователи творчества поэта, о ней заявили ведущие философы и богословы [3; 12]. В последние десятилетия можно отметить нарастание исследовательского интереса к христианским мотивам и образам в творчестве Лермонтова. После выхода «Лермонтовской энциклопедии» (1981) с отдельными статьями, посвященными данной проблематике, появляются книги С.Н. Зотова, Г.Е. Горланова, игумена Нестора (Кумыша), И.А. Киселевой, О.П. Евчук, Г.В. Косякова и др., а также ряд работ об отдельных произведениях поэта, в которых предметом особого внимания выступают поэма «Демон», молитвенная лирика [10]. Новый подход представлен в обобщающих изданиях, появившихся к 200-летнему юбилею поэта [11; 13]. Исследования позволяют говорить о присутствии у Лермонтова целого ряда тем, образов, сюжетных мотивов, восходящих к конкретным текстам Священного Писания и выразивших христианские черты художественного мира поэта, которые предстают в форме лирических переживаний религиозных состояний: молитвенных, покаянных, пророческих, а также порывов бунтарства против предустановленного, рефлексивных переживаний оставленности, жажды обретения покоя. Поэтическое воплощение находит у Лермонтова божественная природа всего мироздания, восприятие божественной природы человека. В произведениях есть и живая религиозная жизнь нации, ее религиозные и эстетические идеалы в прошлом и настоящем.

Более сложным и далеко не проясненным остается культурно-исторический контекст, в котором формировались религиозные основы мировоззрения Лермонтова. Представления о нем часто ограничиваются ссылкой на домашний мир поэта. О других этапах духовной жизни Лермонтова сведения достаточно отрывочны и эпизодичны. Для раскрытия потенциальных смысловых интенций текстов, отразивших мировоззренческую позицию автора, необходимо дальнейшее изучение культурологического контекста, который может объективировать интуитивно ощутимые, глубинные смыслы.

Определяя понятие контекста в работах М.М. Бахтина в связи с диалогической природой слова, В.И. Тюпа отмечает, что контекст для эстетического объекта как целостного текста - это «семантическое поле внетекстовых связей произведения, составляющих “диалогизирующий фон его восприятия” (Бахтин. Т. 6, с. 429), учет которых в акте интерпретации актуализирует потенциал смысла художественного. Интерпретируемый текст принадлежит многим контекстам. Прежде всего, - принципиально неотождествимым субъективным контекстам: креативному (авторскому) и рецептивному (читательскому или исследовательскому), что делает позицию читателя “восполняющей” по отношению к авторской <...> Одновременно текст принадлежит объективно имеющим место историческим контекстам (близким и далеким), что позволяет говорить о “трехмерной контекстуальности” (Бахтин. Т. 5, с. 297). С одной стороны, это контекст жанровой, общелитературной и, шире, общекультурной традиции; с другой - контекст эпох возникновения произведения и его восприятия: литературно-художественный, социокультурный, религиозный, идеологический, политический. Адекватная постановка произведения в эти контексты и корректировка их границ - задачи истории литературы.» [19, с. 104].

Именно в значении рецептивного, восполняющего контекста и существующей объективно культурной традиции библейские мотивы и образы в их художественном содержании у Лермонтова прочитываются и могут быть раскрыты как целостная развивающаяся в творчестве художественная система.

Каким же было отношение Лермонтова к культурной традиции православия и к вере?

Почвой для укоренения мировоззренческих основ христианской веры, несомненно, была, в первую очередь, домашняя среда. Религиозно-молитвенный уклад дома, в котором прошло детство Лермонтова, отчетливо реконструируется из воспоминаний современников, некоторых архивных документов и из ранней лирики. Домашняя жизнь Лермонтова в детстве и в юности включала в себя соблюдение православных обычаев и посещение храмовых служб. Из московского периода биографии поэта в этом плане примечателен 1830 год. В исповедальных ведомостях церкви Ржевской иконы Божьей Матери Пречистенского сорока на Поварской, где жил Лермонтов с бабушкой в Москве, исследователи нашли запись о приходе на исповедь Е.А. Арсеньевой и ее внука во время Великого Поста 1830 года: «Дом московской купчихи Феклы Ивановны Черновой. Жильцы Гвардии порутчица вдова Елизавета Алексеевна Асеньева - 56; Внук ей. Корпусного капитана Юрия Петрова сын его Михаил Юрьев - 15» Цит. по: Захаров В.А. Летопись жизни и творчества М.Ю. Лермонтова. - М.: Русская панорама, 2003. - С. 75-76. [2]. В этом же, 1830 году, летом, Лермонтов вместе с бабушкой и кузинами приходит пешком на богомолье в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру. По воспоминаниям Е.А. Сушковой, в Лавре было написано стихотворение «Нищий» [7, с. 87]. Московское лето 1830 года Лермонтов провел в Середникове, имении Столыпиных, и посетил находившийся недалеко от него Воскресенский монастырь [5, с. 357], где находились заброшенный скит патриарха Никона и Новоиерусалимский храм. Поэтический отклик Лермонтова на эту тему можно найти в раннем стихотворении «Оставленная пустынь предо мной...» (1830).

Из других фактов духовной биографии Лермонтова, которые связывают его с православием, останавливает на себе внимание близкое знакомство Лермонтова с А.Н. Муравьевым, известным православным религиозным деятелем и автором ряда поэтических произведений. Муравьев совершил множество паломнических поездок по святым местам России и Палестины и подробно с комментариями описал впечатления о них в целом ряде своих книг. Первые публикации относятся к началу 1830-х годов. В эти же годы Муравьев издал «Письма о богослужении восточной кафолической церкви» (1835), один из своих первых трудов, написанный не как богослужебная книга, а с целью «прояснить неведение о родной нашей Церкви» [16, с. 2]. В 1838 году он пишет «Историю русской церкви». В этой книге Муравьев использует впервые запечатанное до этого времени дело патриарха Никона. Лермонтовское стихотворение «Ветка Палестины» (1837) и его неоконченный текст «Это случилось в последние годы могучего Рима.» (?) контекстуально связаны с временем общения поэта с А.Н. Муравьевым.

К ряду значимых событий духовной жизни Лермонтова принадлежит длительное общение с князем В.Ф. Одоевским, писателем, эстетиком, критиком, взгляды которого развивались в контексте обращения к философии Шеллинга в ее движении от «интеллектуальной интуиции» к «философскому универсализму», «философии откровения» [14, с. 104-148], к нарастанию религиозных настроений [18] О религиозном направлении бесед в общении Лермонтова и Одоевского пишет М.В. Турьян в статье «Владимир Одоевский и Лермонтов: к истокам религиозных споров» (Новые безделки: сборник статей к 60-летию В.Э. Вацуро. - М.: Новое Литературное обозрение, 1995-96. - С. 182-197).. О религиозной теме в общении с Лермонтовым свидетельствует запись самого Одоевского, сделанная на записной книжке, подаренной поэту во время последней встречи в 1841 году. В качестве напутствия в ней приведена выписка из Первого послания апостола Иоанна (2:17; 3:20-22) и Первого послания апостола Павла к коринфянам (3:16; 14:1; 12:8; 15:44-45), к которой позднее сам Одоевский - при передаче книги в Публичную библиотеку - сделал пояснение о том, что «выписки имели отношение к религиозным спорам, которые часто подымались между Лермонтовым и мною» [9, с. 353]. Известно также, что вместе с записной книжкой Одоевский подарил Лермонтову церковнославянское «Добротолюбие» [11, с. 739]. Отмеченное близкое знакомство и общение с А.Н. Муравьевым и В.Ф. Одоевским позволяет говорить о внимании и творческом интересе Лермонтова к вере, к христианским святыням и истории христианства в живом общении со своими современниками, христианская вера которых была не только прикровенным внутренним состоянием, но подвижническим делом.

Но столь же очевидно, что религиозные переживания Лермонтова отличаются большой исключительностью, драматизмом лично пережитого духовного опыта. Как пишет И.Б. Роднянская, «внутренняя жизнь Лермонтова протекает как бы в присутствии Бога и перед взором личного бога» [9]. В соответствии с Первой книгой Бытия Лермонтов чаще именует Его Творцом, всесильным создателем мира, творцом природы.

Такое именование Бога находим в раннем стихотворении «Кладбище» (1830). В ранней редакции «Демона» есть парафраза о творении мира. Это «...святой великий час, когда от мрака отделился свет».

Одно из последних упоминаний есть в поэме «Демон» (ред. 1841 года):

Исчезни, мрачный дух сомненья! - Посланник неба отвечал.

Ее душа была из тех,

Которых жизнь - одно мгновенье Невыносимого мученья,

Недосягаемых утех:

Творец из лучшего эфира Соткал живые струны их,

Они не созданы для мира,

И мир был создан не для них! [8, II, с. 402] Все цитаты из произведений М.Ю. Лермонтова приведены по этому изданию и указаны в тексте статьи римской цифрой - том, арабской - страница..

При этом личностное переживание всевластия Бога у Лермонтова как романтика с ярко выраженным персонализмом остается сложным и неоднозначным. Лирический герой говорит о несовершенстве мира, о надломленности собственной участи, появляются и сомнения в благости Творца, в юношеском творчестве звучат упреки, доходящие до неверия в милосердие Божие.

Но как бы ни простирались сомнения поэта, его ценностные ориентации остаются христианскими, а созданный им художественный мир организован в соотнесенности с библейским мирозданием, с ярко обозначенной библейской символикой. Его определяют оппозиции райского сада, блаженства, покоя и адской бездны, проклятия, грехопадения.

Прослеживая библейские образы и мотивы в творчестве поэта, можно сказать, что Лермонтов был внимательным читателем Ветхого и Нового Заветов. У него встречаются имена и темы многих книг Библии - книга Бытия, Исход, книги Царств, Псалтири, есть имена Саула, Ионафана, Маккавеев, парафразы из Евангельских текстов.

В ранней лирике поэта отчетливо заметно обращение поэта к Апокалипсису, а также апокрифическим вариациям отдельных мотивов из него. Из специальных работ, которые посвящены апокалиптическим мотивам у Лермонтова, можно назвать статью о библейских мотивах, где отмечены образ «книги жизни», восходящий к Апокалипсису, и небесное сражение архангела Михаила и его ангельского воинства с сатаной и падшими ангелами, нашедшее поэтическое воплощение в стихотворении «Бой» [9, с. 60].

В нашу задачу входит более подробно рассмотреть художественные формы осмысления апокалиптических образов и мотивов и рецептивный контекст, обусловивший внимание Лермонтова к Откровению Иоанна Богослова.

Возможно, проявившийся интерес к апокалиптике первоначально связан с литературой. Особое место здесь принадлежит Байрону. Лермонтов был внимательным читателем, а потом и переводчиком его поэзии, начиная с 1828-29 годов. Масштабные образы и мотив гибели человечества присутствуют в стихотворение Байрона «Тьма» (1816), которое было откликом на катастрофические природные катаклизмы в Европе. В созданных образах исследователи находят прямые переклички с представленными в видении Иоанна Богослова картинами Божьего Суда и страшных наказаний и смертей грешников [20].

В ранних стихотворениях Лермонтова из «ночного цикла» 1830-31 годов «Ночь I», «Ночь II» есть узнаваемые образы байроновского текста [4]. Вполне возможно, что художественные впечатления для Лермонтова стали началом обращения к самому тексту Откровения Иоанна Богослова и непосредственного восприятия и творческого переживания созданных в книге картин второго пришествия.

Заслуживает внимания также тот факт, что интерес к апокалиптике могли развивать некоторые особые события, связанные с духовной практикой православного человека 1820-30-х годов. «Откровение» в Восточной церкви на службах читается не часто [6, с. 98-99]. Но напоминанием о нем в русских православных храмах был достаточно распространенный иконописный образ «Христос в силах», воплощающий один из центральных фрагментов этого текста, связанный с образом Христа - Небесного Судьи [17].

Немаловажным событием лермонтовского времени, пробудившим в русском обществе интерес к чтению текстов Священного Писания, стала издательская деятельность Библейского общества. Оно было создано в 1820-е годы по указу императора Александра I. Его члены осуществили перевод на русский язык Нового Завета и значительной части Ветхого Завета. Перевод Нового Завета выполнил митрополит Филарет (Дроздов) [15]. Переводы были изданы большим по тем временам тиражом и даже раздавались бесплатно. Вскоре эта деятельность Библейского общества была прекращена, но рост интереса к христианству, к истории Церкви порождает просветительскую деятельность. Кроме уже упомянутых выше трудов А.Н. Муравьева следует назвать книгу А.С. Норова «Путешествие к семи церквям, упомянутым в Апокалипсисе» (1847), которая приближала читающему живой образ мест, в которые послана благодать и мир «Того, который есть и был и грядет» (1:4). Приведенные события в русской духовной жизни 1820-40-х годов формировали культурный контекст, в котором книги Ветхого и Нового Заветов на русском языке входили в круг чтения русского общества. Конечно, нельзя с абсолютной достоверностью утверждать, что чтение Апокалипсиса начинается под влиянием этих событий. Но этот культурный контекст объективирует интерес Лермонтова к христианству, его истории, который был поддержан в личных встречах и беседах с его старшими современниками.

Один из первых образов, отсылающих к Апокалипсису, появляется в ранней лирике Лермонтова и связан с образом книги.

Книга - многозначный центральный символ в Откровении. Он приходит из Ветхого Завета. Это Книга закона Моисеева, Книга Судей, Книги Царей, Книги пророков. Особенно часто упомянуты «запечатанные книги» у Исаии: «Отыщите в книге Господней и прочитайте; ни одно из них не преминет придти...» (Ис. 29:11; 34:16). Затем книги эти переходят в Новый Завет и в молитвословие. В Вечернем правиле 7 молитва Иоанна Златоуста содержит 9 прошение: «Господи Исусе Христе, напиши мя, раба Твоего в книзе животней и даруй ми конец благий».

В Откровении образ «Книги написанной» появляется в первых главах: «Этот голос предупредил Иоанна, что он видит и слышит не только для себя, но и для других, поэтому он должен записать, чтобы иметь возможность передать не только близким, но и дальним» (Откр. 1:11-13). В Толковании Апокалипсиса отмечено в этом событии явление Исуса Христа, посылающего возвестить волю Божью семи Азийским церквям [1, с. 62].

В 10-й главе «книжка» появляется в руках 7-го ангела, сходящего с неба. Голос с неба говорит Иоанну, чтобы не писать голос этого Ангела, который провозгласит тайну Божию. Эту книжку Ангел передает Иоанну: «И взял я книжку из рук Ангела, и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем» (Откр. 10:10).

В комментарии М.В. Барсова отмечено, что «во времена Ветхого Завета Господь Бог сообщал дары свои приближенным своим не иначе, как чрез какие-нибудь видимые орудия». Книга связана с символикой пророчества как «вещественное доказательство очищения души и тела пророка и уподоблена свитку, огню, горящему углю». Пророки через них получали вдохновение Святого Духа «как Сладкий Дух благодати и истины и горечь знаний о плачевной участи тех, кто вел неправедную жизнь и понесет наказание» Цит. по [1, с. 187-188]..

Еще одно значение книги как символа появляется в 5-й главе, когда Иоанн вспоминает картину Божественного мироправления: «И видел я в деснице у сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями» (Откр. 5:1-3). Книгу эту из десницы сидящего берет «Агнец закланный» (Откр. 5:7), чтобы распечатать семь печатей, открыть будущее для праведных и грешных, раскрыть Божий суд. Художественный образ книги у Лермонтова в дальнейшем будет вбирать апокалиптическое содержание.

Образ «книги жизни», в которой записаны судьбы людей, появляется в ранней поэзии Лермонтова в двух вариантах.

Есть художественно-игровой, полный иронии. Цикл новогодних мадригалов и эпиграмм своим друзьям и светским знакомым Лермонтов представляет в виде большой книги. А.П. Шан-Гирей вспоминал, что на новогодний маскарад Лермонтов пришел «в костюме астролога с огромной книгой судеб под мышкой, в этой книге должность кабаллистических знаков исправляли китайские буквы, вырезанные мною из черной бумаги, срисованные в колоссальном виде чайного ящика и вклеенные на каждой странице; под буквами вписаны были... стихи, назначенные разным знакомым, которых было вероятие встретить в маскараде.» [7, с. 37].

Но есть и совсем иной образ «книги жизни», наполненный онтологическим содержанием. Ведущей оппозицией в этих текстах выступает противопоставление: мир небесный и мир земной. В своих переживаниях лирический герой, оценивая свою жизнь, постоянно возвращается к событию перехода, за которым ожидает наказание за грехи. Состояние перехода, ожидание суда в могиле появляются в стихотворениях «Кладбище» (1830), «Прости, мой друг, как призрак, я лечу» (1830).

Смерть в стихотворениях 1830-31 годов представлена в нескольких разных вариантах ухода из жизни на земле. В тексте «Смерть» («Закат горит огнистой полосой.») декларируется полное исчезновение с земли: «Мой дух утонет в бездне бесконечной.», во втором стихотворении «Смерть» («Оборвана цепь жизни молодой.») переход совершен и душа напрасно ищет после смерти забвения в муках ада, они не заглушаются воспоминанием о земных страданиях («.Всесильный Бог, / Ты знал: я долее терпеть не мог; / Пускай меня обхватит целый ад.» [8, I, с. 259].

Третье стихотворение «Смерть» («Ласкаемый цветущими мечтами.») - самое значительное и глубокое по своему содержанию. Оно обращено к загадке смерти, грани жизни и исчезновения и посмертного инобытия. В этом стихотворении наиболее отчетливы переклички с символикой Апокалипсиса.

Апокалиптическая традиция видения освоена в нем как особая художественная структура, которую можно назвать «сон во сне». В результате погружения в сновидческую реальность герой обретает своеобразное ясновидение, прозрение исключительной силы или сон о собственной посмертной участи, который он рассказывает:

Ласкаемый цветущими мечтами,

Я тихо спал и вдруг я пробудился,

Но пробужденье тоже было сон;

И думая, что цепь обманчивых

видений моих разрушена, я вдвое Обманут был воображеньем, если Одно воображение творит Тот новый мир, который заставляет Нас презирать бесчувственную землю [8, I, с. 268].

Последовательно открывая переход от земной жизни к инобытию, лирический герой вспоминает о страшном промежутке между землей и открывшимся бесконечным пространством, в котором он стал «бесплотным духом». Решение участи своей герой связывает с образом книги:

Вдруг предо мной в пространстве бесконечном

С великим шумом развернулась книга Под неизвестною рукой, и много Написано в ней было, но лишь мой Ужасный жребий ясно для меня Начертан был кровавыми словами: Бесплотный дух, иди и возвратись На землю. Вдруг пред мной исчезла книга,

И опустело небо голубое;

Ни ангел, ни печальный демон ада Не рассекал крылом полей воздушных,

Лишь тусклые планеты, пробегая,

Едва кидали искру на пути [8, I, с. 269].

Этот фрагмент текста стихотворения наиболее приближает сновидческое прозрение героя к картинам, созданным в Откровении.

Книга за семью печатями в Откровении - это книга имен, их так много, сказано в Откровении, что они написаны внутри и снаружи.

Слова книги жизни незыблемы, и финальное слово Иоанна Богослова подчеркивает это: «И я также свидетельствую всякому, слышащему слова пророчества книги сей. и если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни.» (Откр. 22:18).

Лермонтовский герой не может не повиноваться начертанным словам из этой книги.

Примечателен пространственный мир этого фрагмента. Вспомним, что в Откровении Иоанн описывает открывшуюся ему в небесах дверь, вход в небесный мир, где перед ним предстает ослепляющий лик Бога, престол, окруженный ангелами и праведниками, а затем он видит движение небесного воинства к земле, чтобы совершать суд. Вхождение лермонтовского героя в небесный мир представлено более локально. В полете одной бесплотной души открывается бесконечное пространство, в котором различимо вначале небо голубое, а потом небесные сферы с тусклыми планетами. Таким образом, у Лермонтова поэтически представлен путь отдельной души, частный суд над нею. Но главное событие в этом перемещении души в высший мир сохраняет элементы апокалиптических представлений - жребий дан по книге жизни.

Наряду с этим в структуре стихотворения отражается и еще одна яркая черта апокалиптики, но уже в аспекте жанра. Наряду с религиозной историософией второго пришествия апокалиптические тексты содержат предостережения от неправедных поступков, моральные наставления, напрямую связанные с темой Божьего Суда, наказания грешников. Образ суда выступает одним из конструктивных для Откровения Иоанна Богослова.

В лермонтовском стихотворении «Ночь I» герой судим этим высшим Судом. Образ судьи, «светозарного Ангела, сверкнувшего взором», восходит к Ангелу из 18-й главы Откровения, от славы которого светилась земля. Следуя воле Бога, герой должен пережить новую встречу со своим тлеющим в прахе телом. В основе приговора - наказание за излишнюю привязанность к себе земному.

Но лермонтовский герой воспринимает этот приговор не как воздаяние за грехи, за любовь к земному, а как непонятное для него проклятие. Он понимает, что это неотвратимый приговор, поэтому говорит об отчаяньи бессмертия, поднимаясь в нем до ропота:

Я на Творца роптал, страшась молиться,

И я хотел изречь хулы на небо,

хотел сказать,

но замер голос мой... и я проснулся [8, I, с. 78].

Тема Божьего суда, ее художественные трансформации в мотивы суда, приговора и его исполнения, решений судьбы получат у Лермонтова значительное развитие. Отчетливые связи с апокалиптическим текстом находим в «Смерти поэта», одном из самых известных стихотворений поэта. Мотив суда является центральным. В полном варианте стихотворения противопоставлены царский суд, «правый суд» в назидание потомству, о котором сказано в эпиграфе к тексту, и «Божий суд». В его характеристиках - неподкупность, суровость и есть еще одно его определение, которое возвращает к мотивам «книги жизни» Апокалипсиса - этот суд «и мысли и дела знает наперед», поскольку этот суд неотвратим.

С апокалиптическим образом небесного сражения архангела Михаила и его ангельского воинства с сатаной и падшими ангелами (Откр. 12:79) перекликается стихотворение «Бой» (1832) [9, с. 67]. Пересекается с пространством и событиями второго пришествия поэма «Демон» (ред. 1838, 1841 годов). Во множестве описаний Демон помещен внутри стихий мятежных, окружен тьмой, молниями, яростно взвивается из бездны, несет гибель одиноким путникам. Внутренне связан с темой небесного Суда и благом Божьего решенья спор Ангела и Демона за душу Тамары.

К ряду текстов, художественные образы в которых сохраняют контекстуальные связи с апокалиптикой, необходимо добавить стихотворение «На буйном пиршестве задумчив он сидел...» (1839). Оно было написано по мотивам поэтического рассказа Лагарпа о пророчестве Казота, мистика-иллюмината, предсказавшего в кругу вельмож и членов Академии революцию и смерть многих из сидящих. В лермонтовском тексте есть строчка «Над вашей головой колеблется секира.». По мысли В.Э. Вацуро, секира - это гильотина [9, с. 329]. Но в контексте апокалиптической темы этот образ может быть соотнесен с образом острого серпа в руках Ангела, который обрезает виноград и бросает его в «великое точило гнева Божия и потекла кровь из точила даже до узд конских.» (Откр. 14:1).

Обращение к библейскому контексту, читательскому и культурно-историческому, для изучения ранней лирики Лермонтова позволяет увидеть живое переживание вечных текстов в личностном духовном опыте поэта. Мотивы смерти и состояния перехода в вечный мир, ожидаемый небесный суд, пророческие видения в ранней лирике поэта явились художественным выражением первых опытов открытия библейского мира, которые в дальнейшем творчестве сформируют лермонтовский космос в его неповторимом содержании.

Литература

1. Барсов М.В. Апокалипсис святого Иоанна Богослова. Толкование. - М.: Лепта, 2002. - 400 с.

2. Бойко С.А. Московской тропой поэта // Тарханский вестник. - 1994. - № 2. - С. 31.

3. Венок М.Ю. Лермонтову: Юбилейный сборник. - М.; Пг.: Изд-во т-ва «В.В. Думнов, наследники бр. Салаевых», 1914. - 384 с.

4. Голованова Т.П., Чистова И.С. Примечания // Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений. В 4 т. - Л.: Наука, 1979. - Т 1. - С. 552.

5. Иванова Т.А. «Оставленная пустынь предо мной» // Лермонтовская энциклопедия / гл. ред. В.А. Мануйлов. - М.: Советская энциклопедия, 1981. - С. 357.

6. Иеромонах Михаил. Литургика: курс лекций. - М.: Азбука веры, 1996. - 130 с.

7. Лермонтов в воспоминаниях современников / сост., подгот. текстов, вступ. ст. М.И. Гиллельсона и В.А. Мануйлова. - М.: Художественная литература, 1972. - 658 с.

8. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений. В 4 т - Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1979.

9. Лермонтовская энциклопедия / Ин-т рус. лит. АН СССР (Пушкинский дом); науч.-ред. совет изд-ва «Совет, энциклопедия»; гл. ред. В.А. Мануйлов. - М.: Совет. энциклопедия, 1981. - 784 с.

10. Литература о жизни и творчестве М.Ю. Лермонтова. 1992-2001. Библиографический указатель / Библиотека РАН; Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом); сост. О.В. Миллер; под ред. Г.В. Бахаревой. - СПб.: Наука, 2007. - 307 с.

11. М.Ю. Лермонтов. Энциклопедический словарь / ред. и сост. И.А. Киселева. - М.: Индрик, 2014. - 940 с.

12. М.Ю. Лермонтов: pro et contra: Личность и творчество Михаила Лермонтова в оценке русских мыслителей и исследователей: антология / отв. ред. тома Д.К. Бурлака; сост.: В.М. Маркович, Г.Е. Потапова. - СПб.: Изд-во Русского Христианского гуманитарного института, 2002. - 1080 с.

13. М.Ю. Лермонтов и православие: сб. ст. о творчестве М.Ю. Лермонтова / Международный общественный Фонд единства православных народов. - М.: К единству!, 2010. - 509 с.

14. Манн Ю.В. Русская философская эстетика (1820-30-е годы). - М.: Искусство, 1969. - 304 с.

15. Морошкин С.Я. К истории библейских обществ // Русский Архив. - Изд. 2-е. - М., 1869. - Стб. 940-951.

16. Муравьев А.Н. Письма о богослужении. В 2 т. - М.: Русский духовный центр, 1993. - Т I. - С. 2. - (Репринтная копия издания 1882 года).

17. Неделя о Страшном суде, или Апокалипсис в богослужении Русской церкви [Электронный ресурс].

18. Турьян М.В. Владимир Одоевский и Лермонтов: к истокам религиозных споров // Новые безделки: сб. ст. к 60-летию В.Э. Вацуро. - М.: Новое Литературное обозрение, 1995-96. - С. 182-197.

19. Тюпа В.И. Контекст // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. - М.: Изд-во Кулагиной; Intrada, 2008. - С. 104.

20. Флоровский Г. Пути русского богословия. - М.: Институт русской цивилизации, 2009. - С. 192-422.

21. Христианство и новая русская литература XVIII-XX веков: библиогр. указ., 1800-2000 / Рос. акад. наук, Ин-т рус. лит. (Пушкинских дом); сост.: А.П. Дмитриев, Л.В. Дмитриева; под ред. В.А. Котельникова. - СПб.: Наука, 2002. - 891 с.

References

1. Barsov M.V. Apokalipsis svyatogo Ioanna Bogoslova. Tolkovanie [Apocalypse of St. John the Theologian. Interpretation]. Moscow, Lepta Publ., 2002. 400 p. (In Russ.).

2. Boyko S.A. Moskovskoy tropoy poeta [The poet's Moscow path]. Tarkhanskiy vestnik [Tarkhansky Bulletin], 1994, no. 2, p. 31. (In Russ.).

3. Venok M.Yu. Lermontovu: Yubileynyy sbornik [Wreath M.Yu. Lermontov: Anniversary collection]. Moscow, Petrograd, Izd-vo t-va “V.V. Dumnov, nasledniki br. Salaevykh” Publ., 1914. 384 p. (In Russ.).

4. Golovanova T.P., Chistova I.S. Primechaniya [Comments]. Lermontov M.Yu. Sobranie sochineniy. V 4 t. [Lermontov M.Y. Collected works. In 4 volumes]. Leningrad, Nauka, Leningradskoe otdelenie Publ., 1979, vol. 1, p. 552. (In Russ.).

5. Ivanova T.A. “Ostavlennaya pustyn' predo mnoy” [“Abandoned deserts before me”]. Lermontovskaya entsiklopediya [Lermontov's Encyclopedia]. Ed. by V.A. Manuylov. Moscow, Sovetskaya entsiklopediya Publ., 1981, p. 357. (In Russ.).

6. Ieromonakh Mikhail. Liturgika: Kurs lektsiy [Liturgy: A course of lectures]. Moscow, Azbuka very Publ., 1996. 130 p. (In Russ.).

7. Lermontov v vospominaniyakh sovremennikov [Lermontov in the memoirs of his contemporaries]. Ed. by M.I. Gillelson, V.A. Manuylova. Moscow, Khudozhestvennaya Hteratura Publ., 1972. 658 p. (In Russ.).

8. Lermontov M.Yu. Sobranie sochineniy. V 4 t. [Collected works. In 4 volumes]. Leningrad, Nauka, Leningradskoe otdelenie Publ., 1979. (In Russ.).

9. Lermontovskaya entsiklopediya [Lermontov's Encyclopedia]. Ed. by V.A. Manuylov. Moscow, Sovetskaya entsiklopediya Publ., 1981. 784 p. (In Russ.).

10. Literatura o zhizni i tvorchestve M.Yu. Lermontova. 1992-2001. Bibliograficheskiy ukazatel' [Literature about the life and work of M.Y. Lermontov. 1992-2001. Bibliographic index]. Compl. O.V. Miller. Ed. G.V. Bakhareva. St. Petersburg, Nauka Publ., 2007. 307 p. (In Russ.).

11. M.Yu. Lermontov. Entsiklopedicheskiy slovar' [Encyclopedic Dictionary]. Ed. by I.A. Kiseleva. Moscow, Indrik Publ., 2014. 940 p. (In Russ.).

12. M.Yu. Lermontov: pro et contra: Lichnost' i tvorchestvo Mikhaila Lermontova v otsenke russkikh mysliteley i issledovateley [M.Yu. Lermontov: pro et contra: Personality and creativity of Mikhail Lermontov in the assessment of Russian thinkers and researchers]. Ed. D.K. Burlaka. Compl. V.M. Markovich, G.E. Potapova. St. Petersburg, Izd-vo Russkogo Khristianskogo gumanitarnogo instituta Publ., 2002. 1080 p. (In Russ.).

13. M.Yu. Lermontov i pravoslavie: sbornik statey o tvorchestve M.Yu. Lermontova [M.Yu. Lermontov and Orthodoxy: a collection of articles about the work of M.Yu. Lermontov]. Moscow, K edinstvu! Publ., 2010. 509 p. (In Russ.).

14. Mann Yu.V. Russkaya filosofskaya estetika (1820-30-e gody) [Russian philosophical aesthetics of the 1820s-30s]. Moscow, Iskusstvo Publ., 1969. 304 p. (In Russ.).

15. Moroshkin S.Ya. K istorii bibleyskikh obshchestv [On the history of biblical societies]. Russkiy Arkhiv [Russian Archive], Moscow, 1869, pp. 940-951. (In Russ.).

16. Muravyev A.N. Pis'ma o bogosluzhenii. V 2 t. T. I [Letters on worship. In 2 vols. Volume I]. Moscow, Russkiy dukhovnyy tsentr Publ., 1993, p. 2. (In Russ.).

17. Nedelya o Strashnom sude, ili Apokalipsis v bogosluzhenii Russkoy tserkvi [Week of the Last Judgment, or the Apocalypse in the Liturgy of the Russian Church]. (In Russ.). Available at: https://rublev-museum.livejournal.com/479772.html.

18. Turyyan M.V. Vladimir Odoevskiy i Lermontov: k istokam religioznykh sporov [Vladimir Odoevsky and Lermontov: to the origins of religious disputes]. Novye bezdelki: sbornik statey k 60-letiyu V.E. Vatsuro [New trinkets. Collection of articles dedicated to the 60th anniversary of V.E. Vatsuro]. Moscow, Novoe Literaturnoe obozrenie Publ., 1995-96, pp. 182-197. (In Russ.).

19. Tyupa V.I. Kontekst [Context]. Poetika: slovar' aktual'nykh terminov i ponyatiy [Poetics: Dictionary of Topical terms and concepts]. Moscow, Izdatel'stvo Kulaginoy; Intrada Publ., 2008, p. 104. (In Russ.).

20. Florovskiy G. Puti russkogo bogosloviya [Ways of Russian theology]. Moscow, Institut russkoy tsivilizatsii Publ., 2009, pp. 192-422. (In Russ.).

21. Khristianstvo i novaya russkaya literatura XVIII-XX vekov: Bibliogr. ukaz., 1800-2000 [Christianity and new Russian literature of the XVIII-XX centuries: Bibliogr. decree, 1800-2000]. Compl. A.P. Dmitriev, L.V Dmitrieva; Ed. by V.A. Kotelnikova. St. Petersburg, Nauka Publ., 2002. 891 p. (In Russ.).

Размещено на Allbest.ru