Языковая символика А. Блока

Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО ВЫСШЕГО И СРЕДНЕГО

СПЕЦИАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

РЕСПУБЛИКИ УЗБЕКИСТАН

Наманганский государственный университет

Факультет филологии

Кафедра русского литературоведения

КУРСОВАЯ РАБОТА

по дисциплине «Русская литература

на тему: «Языковая символика А. Блока»

Выполнил (а): Ахмедова Ширин

Группа: 416 (K.RUA-ИR-19)

Направление: Русский язык и литература

(в иноязычных группах)

Принял (а): Абдуллаева Г.Ш.

Наманган - 2022 г.

Содержание

Введение

1. Языковая символика и теория символизма

1.1 Теория символизма

1.2 Языковые средства создания символов

1.3 Виды и значения создания универсальных символов

2. Особенности создания символов в творчестве А. Блока

2.1 Языковые средства создания символов в творчестве А. Блока

2.2 Анализ языковых средств, используемых при создании символа Христа в поэме А. Блока «Двенадцать»

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Творчество Александра Блока -- одно из наиболее значительных явлений русской поэзии. Его стихи продолжают лучшие традиции поэзии XIX века -- философская глубина содержания, лиризм и гражданственность, предельная отточенность формы содержат немало новаторских черт. Благодаря этому его творчество является практически неисчерпаемым для литературоведческих и лингвистических исследований и по настоящему актуальными в современное время.

Александр Александрович Блок -- величайший, выдающийся поэт «серебряного века». В литературу он вошел как певец Прекрасной дамы, тонкий лирик. Первый сборник А. Блока, появившийся в печати в конце 1904 года, --«Стихи о Прекрасной даме». Предчувствую Тебя. Года проходят мимо --Все в облике одном предчувствую Тебя. Весь горизонт в огне --и ясен нестерпимо, И молча жду, --тоскуя и любя.1В этом сборнике много символов --таинственных и загадочных. Сам поэт чаще всего говорит не от своего имени, а играет роль «отрока», «безрадостного и темного инока». И несмотря на то, что главный образ цикла --Прекрасная дама --возник в душе Блока в результате его влюбленности в реальную, земную девушку --Л. Д. Менделееву, лирический герой его стихов обычно обращается к даме «небесной», возвышенной, которую называет Непостижимой, Ясной, Святой, Величавой, Вечной женой, Девой, Зарей, Купиной. Забудем дальний шум. Явись ко мне без гнева, Закатная, Таинственная дева, И завтра и вчера огнем соедини. В своей возвышенно-восторженной любви поэт искренне верит, что его встреча с Прекрасной дамой способна преобразить мир и поможет ему разобраться в вопросах о назначении человека, о достижении прекрасного идеала. Тебя не вижу я, и долго бога нет. Но верю, ты взойдешь, и вспыхнет сумрак алый , смыкая тайный круг, в движенье запоздалый.

Однако со временем лирический герой А. Блока приходит к выводу о недостижимости своего идеала, поскольку земное и небесное несоединимы. На миг проснулось за нивой, где-то, Далеким эхом мое воззванье. Все жду призыва, ищу ответа, Но странно длится земли молчанье...Так постепенно взор поэта обращается к противоречиям реальной действительности, что изменяет весь строй его поэзии. Блок ищет новые пути взаимодействия с окружающим миром, поскольку поиски идеала завели его в тупик: презирая мещанство, он не знает, что ему противопоставить. Эти мысли нашли свое выражение в стихотворении «Незнакомка», действие которого развивается в петербургском пригороде с «пылью переулочной», «скукой загородных дач», где «воздух дик и глух». Режут слух «женский визг», окрики пьяных. Все вокруг бессмысленно и отвратительно, и лирический герой ищет спасения от такой жизни в вине, среди сонных лакеев и пьяниц «с глазами кроликов».

Актуальность темы в том, что проблема символизации знания как элемента культуры является одной из важнейших вечных проблем философии.

Постоянная значимость этой проблемы обусловлена необходимостью для человека определять свое место в мире, т.е. не только искать и находить в нем значение и смысл своего существования, но и метафорически выражать их на языке символов и в символике языка.

Целью данной курсовой работы является рассмотреть творчество А.Блока и попытка определить символы и образы в поэзии поэта. Достижение поставленной цели происходит посредством решения ряда задач.

1. Изучить символизм и поэтов серебряного века как представителей символизма и определить место поэтического наследия А.Блока в поэзии символистов.2. Рассмотреть образ Прекрасной Дамы как основных символов творчества А. Блока; 3.Рассмотреть символику произведений А.Блока. 4. Сделать соответствующие выводы. Работа состоит из введения, 2-хглав, заключения и списка использованной литературы.

2. Целью курсовой работы является изучение словсимволов в поэзии А. Блока.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

- дать понятие теории символизма;

- изучить языковые средства создания символов;

- рассмотреть виды и значения универсальных символов:

- проанализировать особенности создания символов в творчестве А. Блока.

Во введении обоснована актуальность темы работы, определены цели и поставлены задачи.

Основная часть состоит из 2 глав, структура которой позволяет раскрыть тему данной работы.

Перечень библиографических источников состоит из 11 наименований литературы.

Глава 1. Языковая символика и теория символизма

1.1 Теория символизма

символизм творчество блок

Символизм (франц. symbolisme, от греч. sэmbolon -- знак, символ), европейское литературно-художественное направление конца 19 -- начала 20 вв. Оформилось в связи с общим кризисом буржуазной гуманитарной культуры, а также в связи с позитивистской компрометацией реалистических принципов художественного образа у натуралистов и в беллетристическом романе 2-й половины 19 века.

Основы эстетики Символизм сложились в период конца 60-х -- 70-е гг. в творчестве французских поэтов П. Верлена, Лотреамона, А. Рембо, Символизм Малларме и др. Как наименование поэтического направления термин «Символизм» использован в 1886 поэтом Ж. Морсасом. К движению французских символистов примкнули также Ж. Лафорг, П. Клодель, Анри де Ренье, бельгийцы М. Метерлинк и Э. Верхарн и многие другие поэты и критики-эссеисты. После распада литературной группировки в 1898 влияние Символизм продолжалось во Франции (П. Валери, П. Фор, Сен-Поль Ру) и за её пределами: в немецкой, бельгийской, австрийской (Г. Гофмансталь, Р. Рильке), норвежской (поздний Г. Ибсен), русской литературах.

Помимо преемственной связи с романтизмом, теоретические корни Символизм восходят к идеалистической философии А. Шопенгауэра и Э. Гартмана, к творчеству Р. Вагнера, к некоторым идеям Ф. Ницше, а также интуитивизма и философии жизни. Если Символизм стремился к воспроизведению мира явлений, то в его импрессионистической текучести преимущественно же он был устремлен к художественному ознаменованию «вещей в себе» и идей, находящихся за пределами чувственных восприятий. При этом поэтический символ рассматривался как более действенное, чем собственно образ, художественное орудие, позволяющее возводить факты «опыта» к сверхвременной идеальной сущности мира.

Символизм: искусство -- интуитивное постижение мирового единства через символическое обнаружение «соответствий» и аналогий; музыкальная стихия -- праоснова жизни и искусства; господство лирико-стихотворного начала, основывающееся на вере в близость внутренней жизни поэта к абсолютной или иррационально-магическую силу поэтической речи; обращение к древнему и средневековому искусству в поисках генеалогического родства. При всём разнообразии духовных ориентаций символистов (от богоборчества А. Рембо и социального пафоса Э. Верхарна до католицизма П. Клоделя) Символизм как явление культуры в целом соприкасался с платоническими и христианскими символическими концепциями мира и культуры [1, c. 134].

Стремясь прорваться сквозь покров повседневности к «запредельной» сущности бытия, Символизм в мистифицированной форме, подчас отягченной индивидуалистическим декадентством, выражал протест против торжества буржуазного мещанства, против позитивизма и натурализма в искусстве. Социальному и физиологическому детерминизму натурализма с его теориями «среды и наследственности» Символизм противопоставил свободу творческой воли и поэтического воображения, не ограниченных законами «внешней» действительности. Идеалистическая доктрина Символизм принадлежит к кризисным явлениям, но творчество его крупных художников несёт общечеловеческий смысл: неприятие собственнических форм общества, обездушивающих человека, скорбь о духовной свободе, доверие к вековым культурным ценностям как единящему началу, предчувствие мировых социальных переломов.

Поэты-символисты усилили многосмысленность поэтического образа, сообщив малым лирическим жанрам новые выразительные возможности; обогатили поэзию принципами музыкальной композиции; стремясь, вслед за Вагнером к синтезу разных искусств, способствовали их сближению в 20 в.

Русский символизм воспринял от западного многие философские и эстетические установки (в значительной мере преломив их через учение В. Символизм Соловьева о «душе мира»), однако обрёл национальное и социальное своеобразие, связанное с общественными потрясениями и идейными исканиями предреволюционных десятилетий.

Выступления русских «новых поэтов» на рубеже 80--90-х гг. (Н. Минского, Д. Мережковского, З. Гиппиус и др.) отразили общедекадентские тенденции как следствие кризиса либеральных и народнических идей. Но приход в литературу В. Брюсова (сборники «Русские символисты», 1894--95, с его стихами), К. Бальмонта, Ф. Сологуба, внедрявших собственно символистскую поэтику. Символизм в начале 20 в. (поэтические сборники И. Анненского и В. Иванова, творчество «младших символистов» -- А. Блока, А. Белого, Ю. Балтрушайтиса, Символизм Соловьёва и др.) превратили Символизм в самостоятельное литературно-философское течение и важный фактор русской культурно-духовной жизни, идейно-художественный смысл, которого несводим к декадентству (организационные центры -- издательства «Скорпион», «Гриф» и «Мусагет», журналы «Весы», «Золотое руно», «Перевал», частично «Мир искусств»).

Русские поэты-символисты с мучительной напряжённостью переживают проблему личности и истории в их «таинственной» связи с «вечностью», с сутью вселенского «мирового процесса». Внутренний мир личности (любовь, одиночество, тоска по «цыганской» воле или по космическому «развоплощению» у лирических героев Блока и Белого) -- для них показатель общего трагического состояния мира (в т. ч. «страшного мира» российской действительности, обречённого на гибель), резонатор природных и подпочвенных исторических стихий и вместилище пророчных предощущений близкого обновления. Специфическое восприятие эпохи реализовалось в виде особых знамений символов -- природных и бытовых (зори, закаты, рассветы, пожары), исторических (скифы, монголы), библейских и культовых, -- в сознании символистов равно восходящих к общему движению мировых судеб. При этом Символизм нередко мыслится как «жизнетворчество», выходящее за пределы искусства, как дело общекультурного созидания, призванного преодолеть исторический разрыв между людьми (А. Белый), между художником и народом (статьи В. Иванова).

По мере осмысления опыта Революции 1905--1907, в которой символисты увидели начало осуществления своих эсхатологических и катастрофических предчувствий, выявляется (в 1909--1910) разное отношение к «старой» культуре, полярность концепций исторического развития России, идеологических симпатий, что предрешило кризис и распад символистского движения в 1910-е гг. Неприятие социальной революции низов привело Мережковского и Гиппиус к враждебному восприятию Октября и к эмиграции. Осознание новых событий как завершения «петербургского периода» русской истории (роман А. Белого «Петербург», 1916), как «возмездия» (поэма Блока «Возмездие», 1922) и мечта о близкой смене форм культуры и быта, вплоть до «человеческой породы» (Блок), привели наиболее значительных поэтов (Блока, Белого, Брюсова) к приятию Октябрьской революции 1917.

Героика трагическое переживание социальных и духовных коллизий начала века, равно как и открытия русских символистов в поэтике (смысловая полифония, реформа напевного стиха, обновление жанров лирики, в том числе поэмы, и новые принципы циклизации стихотворений), вошли влиятельным наследием в поэзию 20 века.

Символизм в изобразительном искусстве, возникший в той же идеологической среде, что и литературный Символизм, во многом связанный с ним общими идейно-духовными тенденциями и общей эволюцией. Символизм в сфере изобразительного искусства (в основном живописи и графики) тем не менее, крайне разнолик, лишён единой эстетической программы и стилистического единства.

Общим для всех проявлений Символизм в изобразительном искусстве вплоть до 1890-х гг. остаётся лишь их полная зависимость от литературы (причём менее всего от литературы Символизм) в элегической идеализации минувших эпох. Чисто литературные аллегории воплощались в традиционных для 19 века формах -- средствами классицизма, романтизма, натурализма, либо в эклектическом смешении их приёмов. Одновременно свойственная художникам Символизм склонность к стилизации, часто принимавшей эклектический салонный характер, сочеталась с претенциозно мистическими аллегориями (обычно -- «смерти», «любви», «страдания», «ожидания», «судьбы»), с изощрённой фантастикой (как правило, состоявшей в парадоксальном соединении естественных, природных форм с ирреальными видениями), то манерно утончённой (Г. Моро во Франции), то натуралистически-осязаемой» (А. Бёклин в Швейцарии, отчасти Х. Тома в Германии), то изменчиво-неопределённой (О. Редон во Франции). В конце 1880-х гг. во Франции во главе понт-авенской школы выступают, программно объявляя себя символистами, Э. Бернар и П. Гоген, стремившийся к созданию лаконичных и замкнутых в себе, «синтетических» образов, т.е. самостоятельных живописных символов. С этого времени Символизм в изобразительном искусстве вступает в качественно новую фазу развития: символ всё чаще выражается не сюжетно, а самой формой изображения. (В широком смысле в творчестве, как Гогена, так и др. мастеров постимпрессионизма -- П. Сезанна, В. Ван Гога, закладывается основа того «символического» художественного мышления, которое будет характерно для искусства 20 в. в целом, во множестве его последующих направлений.)

В России тенденциями Символизм окрашены элегически просветлённая живопись В. Э. Борисова-Мусатова, испытавшего влияние Пюви де Шаванна, и творчество многих художников «Мира искусства», отмеченное в целом созерцательным и ясным (несмотря на черты гротеска) характером, чисто эстетическим постижением прошлого, уходом от современности в ретроспективные грёзы (исключение составляли М. В. Добужинский с его урбанистическими фантомами и Н. К. Рерих, тяготевший к религиозно-мистической символике). Общая «пассеистическая» тональность «Мира искусства» была идейно противоположна напряжённым духовным исканиям русского литературного Символизм начала 20 в. Ещё дальше отстоит от последнего, хотя и связанный с ним организационно (журналом «Золотое руно»), смутно-мистический, поверхностный Символизм участников группировки «Голубая роза», лишённый к тому же органичной стилистической основы. Частые параллели в выборе тем и мотивов лишь подчёркивают полярность идейно-эстетических устремлений литературы и живописи. Подлинной близостью к литературному Символизм отличается творчество М. А. Врубеля, полное мятежной страстности, пронизанное желанием осмыслить мир не только эстетически, но нравственно-философски. Исторический перелом в судьбе страны находит символическое толкование в живописи К. Символизм Петрова-Водкина [2, с. 146].

Символизм в театре. Идея создания символистского театра следует из неоромантической концепции органического слияния на сцене всех искусств -- синтеза, взращённого мощным музыкальным началом (Вагнер) либо обладающего воздействием музыки (Малларме), «идеально выражающей символ» (Андрей Белый). Возникновение театра Символизм в конце 19 -- начале 20 вв. конкретно обязано: во-первых, появлению специфического драматургического материала, требовавшего своего адекватного воплощения (произведения Метерлинка, Верхарна, Гофмансталя, позднего Ибсена и др.); во-вторых, стремлению режиссёров-символистов, порвавших с традициями реалистического театра, сильнее подчеркнуть роль подтекста в драме, заострить её образный строй и музыкальный ритм спектакля, утвердить на сцене идею «условного театра» («действия-символа»), обратить спектакль в обрядовое действо, в которое вовлекался бы и зритель; в-третьих, настойчивой «экспансии» на сцену пластических искусств (главным образом живописи), желанию художников, близких к Символизм, активнее участвовать в создании спектакля-организма, определяя в значительной степени его характер (в основном -- в оперно-балетном театре). Для символистского театра в целом характерны тяготение (как драматурга, так режиссёра и художника) к стилизации драматических форм прошлого -- древнегреческих трагедий, средневековых мистерий и мираклей, установление на сцене полного диктата режиссёра и более или менее последовательное осуществление принципа «театра марионеток».

В России развитие символистского театра было крайне противоречивым, несмотря на возникшую с начала 1900-х гг. обширную драматургию Символизм (произведения И. Анненского, Брюсова, Сологуба, Блока, Вяч. Иванова и др.), общность надежд на синтез искусств в современном театре (сборник статей «Театр», 1908), разработанную эстетическую программу театра Символизм -- особенно четко в выступлениях Иванова с его проповедью «соборного искусства» (сборник «По звёздам», 1909). Анализу противоречий, заложенных в самой идее современного театра Символизм, был посвящен ряд статей А. Белого.

Символизм -- сложное и неоднозначное явление в художественной культуре рубежа 19--20 вв. В нём выразилось предчувствие и ожидание грандиозных социальных исторических перемен и одновременно -- страх перед ними, острое неприятие буржуазного миропорядка («страшного мира») и мотивы декадентства, принятие революции и религиозно-мистические устремления. Влияние Символизм испытали разнообразные художественные течения 20 в. (экспрессионизм, сюрреализм, отчасти футуризм и др.). Его эстетическая доктрина осталась достоянием истории; но художественная практика крупных поэтов-символистов вошла живым наследием в искусство 20 века.

1.2 Языковые средства создания символов

Уровни языка - некоторые «части» языка, подсистемы общей системы языка, каждая из которых характеризуется совокупностью относительно однородных единиц и набором правил, регулирующих их использование и группировку в различные классы и подклассы. Можно выделить следующие основные языковые уровни:

- фонетический;

- словообразовательный;

- лексический:

- морфологический;

- синтаксический.

Фонетический уровень. В художественных произведениях, и главным образом в поэзии, используются различные приемы усиления фонетической выразительности речи. Особым образом организованная поэтическая речь получает яркую эмоционально-экспрессивную окраску. В этом - одна из причин того, почему содержание стихов не допускает «пересказа в прозе»

Основной принцип усиления фонетической выразительности речи состоит в подборе слов определенной звуковой окраски, в своеобразной перекличке звуков. Звуковое сближение слов усиливает их образную значимость, что возможно только в художественном тексте, где каждое слово выполняет важную эстетическую роль. Главным способом усиления фонетической выразительности художественной речи является звуковая инструментовка -- стилистический прием, состоящий в подборе слов близкого звучания, например:

Пирует Петр. И горд, и ясен,

И славы полон взор его.

И царский пир его прекрасен.

Здесь повторяются гласные (о, а) и согласные (п, р, т). Это делает стих музыкальным и ярким; в богатстве звуковых повторов словно отражается широта размаха воспеваемого победного торжества. Звучание речи подчеркивает основные, доминирующие в тексте слова пирует Петр.

В зависимости от качества повторяющихся звуков различают аллитерацию и ассонанс.

Аллитерацией называется повторение согласных. Например:

Настанет ночь; луна обходит

Дозором дальний свод небес,

И соловей во мгле древес

Напевы звучные заводит.

В этих пушкинских строчках заметны аллитерации на н, д, с, в.

Аллитерация -- самый распространенный тип звукового повтора. Это объясняется доминирующим положением согласных в системе звуков русского языка. Согласные звуки играют в языке основную смыслоразличительную роль. Действительно, каждый звук несет определенную информацию. Однако шесть гласных в этом отношении значительно уступают тридцати семи согласным.

Другим, также распространенным, видом звукового повтора является ассонанс.

Ассонансом называется повторение гласных (Пора, пора, рога трубят...- Пушкин). В основе ассонанса обычно оказываются только ударные звуки, так как в безударном положении гласные часто изменяются. Поэтому иногда ассонанс определяют как повторение ударных или слабо редуцированных безударных гласных. Так, в строках из «Полтавы» Пушкина ассонансы на а и на о создают лишь выделенные гласные: Тиха украинская ночь. Прозрачно небо. Звезды блещут. Своей дремоты превозмочь не хочет воздух. И хотя во многих безударных слогах повторяются варианты этих фонем, переданные буквами о, а, их звучание не влияет на ассонанс [3, с. 98].

Словообразовательный уровень. Словообразование -- образование новых слов (дериватов) от однокорневых слов и возникшее в результате этого формально-семантическое соотношение между дериватом и его производящим словом. Например: профессор > профессорский, работа > работник.

Основные модели словообразования:

- аффиксальная.

Используются чаще всего приставки и суффиксы. Соответственно, и модели будут называться: префиксальная, суффиксальная или префиксально-суффиксальная (в зависимости от метода образования). Например: жевать >разжевывать> жвачка.

- полуаффиксальная.

Используются чаще всего полуаффиксы, например: голубовато-синий и т. д., также в английском языке: cyber-boy [4, с. 123].

Лексический уровень. Перед тем как перейти к собственно анализу лексических единиц цикла необходимо сказать, что слово выполняет в поэтическом тексте эстетическую роль, а вкупе с ритмом, мелодией стиха является средством создания образа. Язык, выполняющий эстетическую функцию, хотя и имеет прочные корни в обыденном языке, представляет собой некоторую внутреннюю форму.

Напрямую обращаясь к лексике данного цикла, нельзя не заметить, что она насыщена заимствованиями из разных языков. Но, прежде всего она изобилует заимствованиями восточных языков. Такое широкое их употребление в данных стихотворениях обусловлено местом написания - Кавказ.

Явления синонимии, антонимии, омонимии представляют собой объединения слов в систему по отношению сходства или различия.

Синонимы - слова, объединенные в группы, но имеющие различия в семантической и стилистической окраске. Это предоставляет автору возможность использовать синонимы эффектно и с помощью различных способов. Синонимы имеют свою внутреннюю дифференциацию: семантические, стилистические и контекстуальные.

Антонимия лежит в основе такого приема как оксюморон - это сжатая и поэтому звучащая антитеза, сочетание противоположных по смыслу понятий. [3, с. 66] Так оксюмороном является сочетание красивое страданье в контексте:

До свиданья, пери, до свиданья,

Пусть не смог я двери отпереть,

Ты дала красивое страданье,

Про тебя на родине мне петь.

До свиданья, пери, до свиданья…

Ведущая роль среди языковых средств выражения образности принадлежит метафоре. В поэтическом тексте метафора оригинальна, неповторима и глубоко мотивирована. Метафоры являются универсалиями сознания, метафорическое видение мира современные психологи склонны связывать с генезисом человека и, соответственно, человеческой культуры. Метафора - универсальное явление и в языке. Ее универсальность проявляется в пространстве и времени, структуре языка и его функционировании. При всем разнообразии понимании метафор почти все они восходят к аристотелевскому определению: «Метафора есть перенесение необычного имени или с рода на вид, или с вида на род, или с вида на вид, или по аналогии» [5, c. 69].

Рождение метафоры связано с концептуальной системой носителей языка, с их стандартными представлениями о мире, с системой оценок, которые существуют в мире сами по себе и лишь вербализуются в языке. Отсюда вывод: метафора - модель выводного знания, модель выдвижения гипотез.

Почти все они построены на сопоставлении явлений, имеющих какое-то сходство. Сходство может быть очевидным или скрытым. Приемы сопоставления также бывают, различны, в зависимости от чего все тропы можно разделить на две группы « если субъект и объект сопоставления названы в тексте, говорится о сравнении, если же вместо субъекта называется объект, имеется дело с различными видами тропов, которые определяются в зависимости от отношений между субъектом и объектом».

Образная метафора, которая называется также поэтической, функционирует в художественном тексте, где реализует свои креативно-образные потенции. Есенину в цикле присуща метафора, связанная с выражением интимных чувств:

О любви вздыхают лишь украдкой,

Да глаза, как яхонты, горят.

Красной розой поцелуи веют,

Лепестками тая на губах.

«Ты - моя» сказать лишь могут руки,

Что срывали черную чадру…

Потому и дышит глубоко

Нежностью пропитанное слово…

Метафора в данных примерах не художественное украшение, а органическое выражение способа мышления и познания. Метафоризация чувств здесь глубоко опоэтизирована, складывается авторская концепция видения любви, которая вербализируется в данных сочетаниях.

Метафора может накладываться на тропы других видов, осложняя и усиливая эффект, ими производимый. Чаще других она накладывается на сравнение. Оно может быть развернутым и неразвернутым. Выражается с помощью союзов как, словно, будто, точно, в таком случае говорят о сравнительном обороте:

Мы в России девушек весенних

На цепи не держим, как собак.

Ну, а этой за движенья стана,

Что лицом похожа на зарю…

О любви вздыхают лишь украдкой,

Да глаза, как яхонты, горят…

Там на севере девушка тоже,

На тебя она страшно похожа…

Коль родился я поэтом,

То целуюсь, как поэт…

И меня твои лебяжьи руки

Обвивали, словно два крыла…

Все равно глаза твои, как море,

Голубым колышутся огнем…

Шепот ли, шорох иль шелест-

Нежность, как песни Саади…

Миру нужно песенное слово

Петь по-свойски, как лягушка…

Мы видим большое количество сравнений, которые несут огромную лексическую нагрузку. Так, например, сравнительный оборот петь по-свойски, как лягушка несет в себе следующую мифологему: Бог, увидевший, как хвастается Давид перед людьми тем, что его песни больше всех нравятся Богу, сказал: «Ишь ты, расхвастался.… Каждая лягушка в болоте поет не хуже тебя! Посмотри, как она старается, хочет мне угодить! ». И царю Давиду стало стыдно [6, c. 178].

Ассоциации, возникающие при восприятии данных метафор многочисленны, разнообразны, расплывчаты. За семантикой слов, которые создают метафорический смысл в сознании читателя, возникают и чисто субъективные, добавочные ассоциации, связанные со спецификой воспринимающей личности, с ее психическим складом, с характером интеллектуальной жизни.

Поэтическая метафора не нуждается в интерпретации, а сделать ее можно лишь уничтожив поэзию; механизмы ее универсальны, а потому она понятна культурно-национальной личности. Но каждая такая метафора - поэтическое открытие, в котором мир предстает с неожиданной стороны, с эстетических позиций.

Огромное место в цикле занимает группа лексики, обозначающая цвета. Цветовая символика (красный чай, красная роза, черная чадра, синие цветы Тегерана, голубая страна, сиреневые ночи). Цвета чисты и локальны, в них нет полутонов и оттенков, ведущие - голубой и синий. Это соответствует традициям восточных декоративных росписей. Палитра есенинской Руси богата, в ней множество оттенков и полутонов красного (розовый, алый, красный, багряный, рдяный, малиновый и т.д.). «В чужой стране Востока глаз выхватывает самое яркое, непривычное, насыщенное, чтобы запомнить и не растерять впечатления. Однако есть и в палитре Персии, и в палитре Руси сближающие цвета - синий и голубой. Цвета близкие к небу, мечте, сказке, символ духовности и чистоты»[7, c. 25].

Выделение тематических групп на этом не заканчивается, здесь можно проводить внутритематическую дифференциацию, которая поможет рассмотреть в цветовой символике выражение чувств лирического героя к любимой, в растительном мире - живые образы, в названиях одежды - национальную ментальность.

Лексический уровень данного цикла весьма разнообразен, автор использует в своих стихотворениях различные пласты лексики, предоставляя тем самым читателю широкую панораму «Восточных мотивов». Есенин использует многие номинации в таком сочетании, которые не являются традиционными для лексики русского языка, тем самым, расширяя границы своих лексем.

Таким образом, рассмотренный нами уровень позволяет показать важную роль лексических элементов как опор, способных прояснить структуру текста, то есть пронаблюдать за степенью распространенности лексических единиц, их локализацией, установить зависимость между отдельной семантической единицей и смысловой целостностью всего текста

Одной из наиболее употребительных является фигура инверсии: воздух прозрачный и синий, сгубила пара лебедей, девушки весенние, ковер ширазский, свет вечерний и т.д. Инверсия применяется для того, чтобы подчеркнуть особую значимость слова, а также в целях ритмико-мелодической организации художественной речи. Инверсия здесь служит для расстановки смысловых и эмоциональных акцентов.

В цикле встречается фигура синтаксического параллелизма:

…Как сказать мне для прекрасной Лалы

По - персидски нежное «люблю» и

…Как назвать мне для прекрасной Лалы

Слово ласковое « поцелуй»

Подлежащее выражено существительным в И.п. ед.ч., сказуемое - глаголом настоящего времени изъявительного наклонения.

Наряду с фигурой синтаксического параллелизма употребляется анафора:

Поцелуй названья не имеет,

Поцелуй не надпись на губах…

Шагане твоя с другим ласкалась,

Шагане другого целовала…

Оттого луна так светит тускло,

Оттого печально побледнела…

Анафора используется для выделения семантически важных лексем, несущих эмоциональную и смысловую нагрузку.

Набор экспрессивных синтаксических конструкций на сегодняшний день не установлен окончательно, ибо в конкретном художественном тексте носителем экспрессивной идеи может стать любая морфологическая категория, любые особенности синтаксического строения фразы, все зависит от темы текста, индивидуальной манеры автора, его намерений, ситуации [8, с. 167].

1.3 Виды и значения создания универсальных символов

Слово «символ» (от греческого «знак, опознавательная примета») - это знак, то есть любой предмет, явление, словесный или пластический образ, которые имеют какой-то смысл, отличный от их собственного содержания. В символе этим «другим», значением, смыслом является ценность. Значения любых других знаков относятся либо к вещам и предметам реального физического мира, либо к явлениям психической и духовной жизни (понятия, представления, чувства и т.п.). Значение символов указывает на значимость, ценность этих явлений как для отдельного человека (индивидуальные символы), так и для малых и больших групп людей, народов, государства, человечества в целом.

Изображение чайки на занавесе МХАТа - символ этого театрального коллектива, река Волга может восприниматься не просто как одна из рек, но и как символ России, понимаемой во всем богатстве и разнообразии ее исторической судьбы; государственные флаги, гербы, гимны - все это символические знаки исторического достоинства государств; голубь (и изображение голубя) может восприниматься как символ ценности, важной для всего человечества - мира.

У древних греков под словом «символ» подразумевался любой вещественный знак, имеющий условное тайное значение для определенной группы лиц, например для поклонников Кибелы, Митры. Символами назывались также знаки отличия государственных, общественных и религиозных объединений. Когда возникли христианство и многие тайные религиозные общества (ереси), символами стали называть знаки-пароли, по которым единомышленники узнали друг друга (например, знак рыбы). За кратким изложением основ тайного учения закрепилось выражение «символ веры».

С указанным выше смыслом используются символы и в наши дни. Кроме того, в математике, логике и других науках символ означает тоже, что и условный знак. Многозначное употребление слова «символ» затрудняет дать ему общее определение, установить, чем же он отличается от других знаков. Ближе всего к пониманию специфики символа стоит трактовка художественных символов.

Ценностный характер значения символов отличает его от всех других видов знаков - от условных знаков, знаков-указателей, эмблематических знаков (или эмблем), от изобразительных (иконических) знаков, или изображений, от аллегорических знаковых структур и др. Все эти знаки, функционируя в своем прямом назначении, несут информацию понятийного, смыслового, но не ценностного характера. В тех же случаях, когда они используются для выражения ценности, они приобретают символическое значение.

Ценностное значение символа - это нерасторжимый сплав интеллектуального, идейного начала и эмоциональной оценки. Идея и чувство в символе носят обобщенный характер. Они выступают в качестве конструктивного принципа, закона, определяющего бесконечное множество частного проявления символического содержания. Раскрыть содержание Волги как символа России или мхатовской чайки невозможно ни каким-либо одним понятием или суждением ни отдельным образом. Требуется разнообразное и неопределенное множество таких понятий, высказываний и образов, но не случайное и хаотическое, а определяемое идейно-эмоциональным стержнем символа. Неисчерпаемость содержания символа определяет его смысловую глубину и перспективу. При истолковании символа всегда остается «иррациональный» остаток, то есть не допускающий определенного и законченного словесного выражения. В этом отношении символ напоминает загадку, задачу, не имеющих ответа. Этот ответ не дан, а задан.

В отличие от символа все остальные виды знаков допускают вполне рациональное и определенное, иногда однозначное истолкование их значения. В условных знаках это определенное (согласно соглашению) понятие. Например, в математике такие знаки как интеграл или дифференциал имеют однозначное определение. Эмблема в виде чаши и змеи определенно говорит о том, что речь идет об аптеке. Изобразительный знак, например, фотокопия однозначно указывает на то, что изображено и не на что другое.

Символ часто путают с аллегорией, ибо она содержит оценочный момент, обобщенность и некоторую неоднозначность. Но оценка в ней и обобщение носят рассудочный характер, а не эмоциональный, а поэтому допускают близкое к однозначности словесное формулирование заключенной в ней идеи, например, моральной заповеди в басне. Баснописец часто формулирует ее отдельно от образа и вполне в отвлеченном виде. Например, басня С.Михалкова Слон-живописец содержит идею, о том, что всем не угодишь, Лиса и бобер - что нельзя оставлять старых жен и связываться с молодыми женщинами, Заяц во хмелю - против подхалимажа, Иван Иваныч заболел - против зазнайства. Другое дело, когда басня, как у Крылова, вырастает до уровня высокохудожественного образа, тогда она приобретает черты совершенного художественного символа.

Своеобразие символа связано не только с особенностью его значения, смысла, но и с характером его внешней стороны - «означающим». В отличие от условных знаков символ - мотивированный знак. Означающая сторона символа всегда каким-то образом связана с тем, что она обозначает, имеет с ним какое-то сходство, иногда очень опосредованное, ассоциативное. Обручальное кольцо как символ надежности и прочности (в принципе - вечности) брака своей внешней формой указывает на то, что он символизирует. Волга как символ России обязана этой роли не только своей исторической судьбе в жизни страны, но и таким своим физическим, природным качествам, как полноводность, широта, размах. Крест как символ христианства воспроизводит тот крест, на котором был распят Христос и т.п. Мотивированность присуща не только символу, но и другим знакам - изображению, аллегории, многим эмблемам, но в символе она помогает выразить эмоциональную оценку, содержащуюся в нем.

Отмеченные особенности значения символа обуславливают неразрывную, уникальную связь знака («означающего») и значения. Если значение условного знака, аллегории, эмблемы может быть передано другим знаком (например, вместо чаши и змеи надпись «аптека»), то значение символа и его «означающая» сторона составляют одно слитное целое. Означающее в символе не может быть без ущерба для смысла заменено ничем другим. Поэтому правильнее говорить, что значение в символе не обозначается, а выражается. Символ с полным правом можно назвать выразительным знаком.

Значение символа воспринимается, понимается, переживается без перехода от означающего к означаемому. Оно «схватывается» сразу, целиком с помощью интуиции. С этой точки зрения символ - интуитивный знак. Его нельзя расшифровывать рассудочной мыслью.

В зависимости от характера ценностного значения выделяют различные виды символов. Это могут быть исторические символы (например, Бородинское поле как символ боевой славы русского оружия, гробница Наполеона как символ величия Франции и др.), религиозные (крест, иконы, мощи святых и др.), мифологические (миф о Прометее как символ самоутверждения человека в борьбе с чуждыми внешними силами и др.), идеологические и пропагандистские (программы, лозунги, воззвания, конституции и др.), нравственные (белый цвет как символ нравственной чистоты и др.), художественные (произведения искусства, в особенности монументального).

Особенностью произведения искусства как художественного символа является то, что важнейшей и неотъемлемой составляющей его ценностного значения выступает эстетическое качество. Каково ни было содержание произведения искусства, оно всегда, если это подлинное искусство, одновременно выступает как символ прекрасного, красоты, гармонии.

Любой символ в силу своих особенностей функционирует в обществе не просто как знак, несущий информацию. Это есть знак, который выступает как конструктивный принцип человеческих действий и волевой устремленности.

Глава 2. Особенности создания символов в творчестве А. Блока

2.1 Языковые средства создания символов в творчестве А. Блока

Творчество Александра Александровича Блока (1880 - 1921) явилось завершением пушкинского периода в истории русской поэзии. Язык лирики Блока связан с традициями поэзии Жуковского, Пушкина, Баратынского, Лермонтова, Некрасова, Фета, Тютчева, Вл. Соловьева; он впитал в себя и наследие прозы Гоголя, Л. Толстого, Достоевского. Вместе с тем Блок -- символист, и это отразилось в самых глубоких основах его поэтического языка. Подобно большинству символистов, Блок убежден, что все происходящее на земле -- только отображение, знак, «тень» существующего в «иных мирах». Слова же, язык оказываются для него «тенью теней», «знаками знаков». Слова еще до того, как они вошли в произведение искусства, многозначны и символичны: в их «земных» значениях всегда просвечивает «небесное» и «вечное». Но особенно очевидно для Блока это свойство слова в поэтическом языке [9, с. 178].

Многозначное, «многосмысленное» слово и есть символ. Поэтому самый важный уровень поэтического языка Блока--лексико-семантический, уровень слов и их значений.

Поэтическое слово Блока многозначно: оно всегда получает множество значений, сложно соотнесенных друг с другом. Так, заря -- это и заря в привычном для нас значении («Встали зори красные»), и время суток (почти всегда -- вечерняя заря, поэтический синоним вечера, заката), и время мистического свидания с Прекрасной Дамой («Стучу в ворота ... заря замерла»), и символ того Неземного Света, который должен озарить земное бытие («В лучах немеркнущей зари»). В поздней лирике Блока к этим значениям присоединяются новые: заря -- свет первой любви («Ты помнишь первую любовь / И зори, зори, зори»), но одновременно -- знак, предвестие будущего («Раскинулась необозримо / Уже кровавая заря, / Грозя Артуром и Цусимой, / Грозя девятым января »).

Все значения блоковских символов порой очень трудно перечислить, и это важная черта его поэтики, художник убежден, что в символе всегда должно оставаться что-то «неизъяснимое», «тайное», не передаваемое ни терминами науки, ни бытовым языком. Однако для блоковского символа характерно и другое: как бы многозначен он ни был, у него всегда сохраняется и его «первый» -- земной и конкретный -- смысл, яркая эмоциональная окрашенность, непосредственность восприятия и чувства. «Зарю» мы видим как вечернее сияние над лесом, «музыку» слышим как «песню» героини, «голоса скрипок» или «песни вьюги легковейной» и т. д., хотя постоянно чувствуем, что речь идет не только о зримой заре или слышимой мелодии.

Каким же образом возникает впечатление «бесконечной» многозначности блоковского поэтического слова?

Это результат удивительного единства лирики Блока, его огромной тематической, стилевой и лексической целостности, благодаря которой каждый образ воспринимается не только как входящий в данное стихотворение, но и как несущий в себе «память» обо всех своих прошлых употреблениях в блоковской поэзии. Так как основные символы в лирике Блока очень устойчивы и многократно повторяются, а значение их варьируется, то многозначность таких слов постоянно возрастает.

В результате этого возникают не только отдельные слова символы, смысл которых резко сдвинут по отношению к их словарным значениям, но и группы слов, вступающие друг с другом в совершенно неожиданные отношения. Так, например, образы «даль» и «высь», «ветер» и «революция», «скрипка» и «страсть» и другие устойчиво оказываются в языке лирики Блока художественными синонимами (хотя в естественном языке значения их отнюдь не синонимичны), а символы «имя» (подлинное узнавание сущности человека) и «слово» (пустой звук, ничего о сущности явления не говорящий), «арфы» (переживание «небесной» любви гармонии) и «скрипки» (мучительная земная страсть), «счастье» (одинокой жизни «на синем береге рая») и «восторг» (творчества в мире людей и с людьми) и другие зачастую становятся в зрелой лирике Блока художественными антонимами.

Иногда разные значения слова расходятся так далеко, что символ оказывается антонимом самому себе («сны бытия» и «творческие сны»), а в резко противопоставленных образах обнаруживается единство («юг» «сквозит пылью снеговою», «лазурь» дня -- «ночною тьмой») Сложность семантики такого слова символа оказывается отражением жизни, исполненной одновременно предельной противоречивости и глубинного единства

Символы могут возникать не только за счет бесконечных варьирований одного и того же слова в блоковской лирике, но и за счет особо го рода цитирования, что вообще характерно для поэтики символистов. Но символами становятся чаще всего не цитаты, а отдельные слова, которые, однако, достаточно ясно напоминают о том тексте, из которого они пришли, и становятся как бы его символическими представителями. Чаще всего это имена собственные Магдалина, Христос, Дон Жуан, Кармен, но такими же символами, напоминающими о текстах, откуда они пришли, становятся и нарицательные существительные (часто -- в соединении с прилагательными) «спящая красавица», «демон», «рыцарь бедный» (из «Легенды» Пушкина) и др.

Особая многозначность таких символов состоит в том, что в них как бы «зашифрованы» целые сюжеты. Действительно, например, образ Спящей красавицы не только становится символом страдающей героини, но и говорит о ней как о прекрасной царевне, заколдованной злыми чарами, которая затем будет освобождена влюбленным рыцарем и вновь станет прекрасной. Заменив целостный сюжет, слово-символ еще больше увеличивает свою многозначность: так, образ Спящей красавицы в одних произведениях связывается с темой судьбы женщины в современном мире, в других -- с судьбой самой Души мира («Шаги командора», где сон -- одновременно символ смерти), в третьих -- женщина и Душа мира оказываются символами Родины, России, всей ее трагической судьбы и т. д.

Однако, разумеется, поэтический язык Блока -- это не только его словарь. Сложные повторы, бесчисленные вариации захватывают и части слов (повторения звуков, звукосочетаний, морфов и выражаемых ими грамматических категорий), и целые куски текста (повторения словосочетаний, целых фраз или типов их построения, строф, включающих несколько предложений, и т. д.). Звуковые повторы часты и разнообразны у всех символистов, стремившихся разгадать «музыку слова». Но повторы, например, у Бальмонта слишком навязчивы («Вечер. Взморье. Вздохи ветра. / Величавый возглас волн» и т. д.): они лежат на поверхности текста и не углубляют значения поэтического слова, а лишь превращают произведение в игру или в чистый эксперимент. Звуковой повтор у Блока не только создает эффект напевности, мелодичности, но и активно участвует в образовании смысла стихотворений; при этом он всегда ненавязчив. Так, в стихотворении «Поздней осенью из гавани...» словесно-символическая ткань стихотворения пронизана идеей безнадежности, гибели человека в «страшном мире» («матрос, на борт не принятый», «снежный саван», укрывший все потерявшего человека). Однако стихотворение полно звуковыми повторами, создающими напевность, мелодичность текста («В самом чистом, в самом нежном саване / Сладко ль спать тебе, матрос?»). Звуковая организация текста противоречит словесной, говоря о «тайной» красоте мира («Да, знаю я, что в тайне мир прекрасен»).

Звуковые повторы у Блока не только придают завораживающую музыкальность лирике, но и явно участвуют в построении смысла. Так, в финале стихотворения «Шаги командора»:

Только в грозном утреннем тумане/ Бьют часы в последний раз:/ Донна Анна в смертный час твой встанет,/ Анна встанет в смертный час.

Повторения -они-, -анн-, -ан- и т. д. (к тому же начинающиеся выразительным донн-) создают звуковой образ бьющих часов, но одновременно в словах «тумане», «встанет» как бы записано имя героини -- Анна, а в словосочетании «тихий, как сова, мотор» -- слово «таксомотор» (такси), т. е. сказано, на каком именно «моторе» (машине) приезжает к современному Дон Жуану современный призрак Командора.

Важную роль играет в творчестве Блока и уровень «поэтической грамматики». Повторы частей слова (приставок, корней, суффиксов, флексий) также способствуют созданию картины сложного, многозначного мира. Так, в I главе поэмы «Двенадцать» обозначения всех персонажей даны существительными единственного числа: старушка, поп, барыня, буржуй, писатель-вития; лишь дважды в речи этих героев упоминаются те, кто во II главе будет постоянно характеризоваться существительным множественного числа: большевики. Зато во II главке «двенадцать человек» описываются многократными повторами либо категории множественного числа («Винтовок черные ремни, / Кругом огни, огни, огни»), либо категории собирательности («рабочий народ»). Во всех подобных случаях повторы морфологических единиц не только группируют и противопоставляют образы, но и сами эти единицы как бы «заряжаются» лексическим (или похожим на лексическое) значением: единственное число характеризует тех, кто живет в мире одиночек, множественное -- живущих, по словам Блока, в мире «не я, а мы» и т. д. Символическая многоплановость текста переносится на единицы меньшие, чем слово (звуки, части слова), которые, в свою очередь, умножают символичность текста в целом.

Примерно так же строится поэтический текст Блока и синтаксически. Многочисленные повторы словосочетаний («Усталый друг, мне странно в этом зале». -- / «Усталый друг, могила холодна»), фраз («Идут, идут испуганные тучи, / Закат в крови! / Закат в крови...»), типов предложений («И вот уже в долинах / Несметный сонм огней, / И вот уже в витринах / Ответный блеск камней») придают (как и звуковые повторы) стихотворениям Блока особую музыкальность, сближают их с интонациями романса, песни. Но одновременно синтаксические построения становятся носителями символических значений и участвуют в создании смысла текста. Так, в стихотворении «Ночь, улица, фонарь, аптека...» повторы лексики в 1-й и 8-й строках усугубляются повторением синтаксических структур (назывные предложения, соединенные бессоюзной связью), кольцевая композиция стихотворения создает подкрепляющую параллель к его словесно выраженной мысли: «Умрешь--начнешь опять с начала». Так все языковые средства лирики Блока оказываются связанными с созданием ее символики.

2.2 Анализ языковых средств, используемых при создании символа Христа в поэме А. Блока «Двенадцать

Известно, что Александр Блок был одним из талантливейших поэтов-символистов. И в поэме “Двенадцать” революция описана Блоком не прямо, а при помощи символов.

Самый значительный образ в поэме "Двенадцать", о котором нужно сказать отдельно, это образ Иисуса Христа. Этот образ возникает в заключительной, финальной главе поэмы. Он показывается нам как предводитель двенадцати красногвардейцев-апостолов новой жизни.

В 1904-1906 гг. Блок, увлечённый борьбой со старым миром, желая «быть жестче», «много ненавидеть», уверял, что не пойдёт «врачеваться к Христу», никогда не примет Его. Но уже в 1918 году появляется новый мотив в его творчестве, воплощённый в образе Христа - мотив вселенской целесообразности, разумности, высшего начала.

Образ Христа, завершающий поэму, многим критикам и литературоведам казался случайным и неуместным. Да и сам автор скептически относился к этому образу. Образ Христа в поэме "Двенадцать" многогранен: Христос как символ революционера, Христос как символ будущего, языческий Христос, старообрядческий сжигающий Христос, Христос-сверхчеловек, Христос как воплощение Вечной Женственности, Христос-художник и даже Христос-антихрист. Думается, что все эти по-своему остроумные допущения уводят от главного. Главное же заключается в том, что образ Христа позволяет поэту оправдать революцию с точки зрения высшей справедливости. Но и это нельзя понимать однобоко: те самые двенадцать, идущие по улице и творящие беззаконие, убивающие простых людей также ассоциируются с Христом, и тогда образ Христа не может стать святым и нельзя говорить об оправдании революции.

Образ Христа в поэме олицетворяет веру Блока в преодоление кровавого греха, в исход из кровавого настоящего к гармоничному будущему. Его образ символизирует не только веру автора в святость задач революции, не только оправдание “святой злобы” революционного народа, но и идею принятия Христом очередного греха человека, идею прощения и надежду, что люди придут к Его заветам, к идеалам любви, к вечным ценностям. Иисус идет впереди двенадцати красноармейцев, которые проходят путь от свободы “без креста” к свободе с Христом.