Литературный рынок конца 1970-1980 гг. в интерпретации Сергея Довлатова

Размещено на http://www.allbest.ru/

Литературный рынок конца 1970-1980 гг. в интерпретации Сергея Довлатова

Светлана Александровна Зайцева

Аннотация

В данной работе рассматривается интерпретация Сергеем Довлатовым внешних факторов, оказывающих влияние на востребованность русской литературы 1920-1930 гг. у его современников. Писатель пытался понять, насколько интересны произведения данного периода читателям, издателям, дистрибьюторам, находят ли они отклик у профессионального литературного сообщества (советского, русского зарубежья) в 1970-1980 гг. Анализируется утверждение писателя о том, что условием вхождения произведения в мировую литературу является «соблюдение в нем баланса между национальным и общечеловеческим». В качестве основной черты стиля С. Довлатова постулируется (но не обосновывается) редуцирование границы между письмом литератора, филолога и журналиста, что позволило ему реализовать себя сразу в нескольких ролях. Данное утверждение требует выхода за рамки методологического подхода. Однако для нас этот тезис важен с точки зрения обоснования возможности для современных писателей сохранять преемственность в мировой литературе, стать ее частью. Принципиально важным является установление интереса профессиональных сообществ к прозе 1920-1930 гг., отмеченное в текстах и выступлениях Сергея Довлатова периода эмиграции.

Ключевые слова: профессиональная культура, массовая культура, медиаценность, идеология, спрос, рынок, мировая литература, национальная литература довлатов русская литература современник

The Literary Market of the Late 1970-1980 in the Interpretation of Sergei Dovlatov Svetlana A. Zaitseva

Abstract. This paper examines Sergei Dovlatov's interpretation of external factors influencing the demand for Russian literature of the 1920s and 1930s among his contemporaries. The writer tried to understand how interesting the works of this period are to readers, publishers, distributors, whether they find a response from the professional literary community (Soviet, Russian abroad) in the 1970s and 1980s. The author's assertion that the condition of entering the work into the world literature is «observance of the balance between national and universal» is analyzed. The main feature of Dovlatov's style is postulated (but not substantiated) by the reduction of the boundary between the writing of a literary man, a philologist and a journalist, which allowed him to fulfil himself in several roles at once. This statement requires going beyond the methodological approach. Nevertheless, for us this thesis is important from the point of view of substantiating the possibility for modern writers to maintain continuity in world literature, to become a part of it. It is fundamentally important to establish the interest of professional communities in the prose of 1920-1930, which is found in the texts of Sergei Dovlatov during the emigration period and in his speeches at philological conferences.

Keywords: professional culture, mass culture, media value, price, ideology, demand, market, world literature, national literature

Философская рефлексия, связанная с определением спроса, предпочтений большинства, весьма обширна. Однако для нас интерес представляют исследования, в которых непосредственно рассматриваются литературные практики и делаются попытки выявить факторы успеха в этом виде деятельности. Так, Пьер Бурдьё В текстах российских исследователей он характеризуется как «социолог культуры» или «культуролог» (Г ронас, 2000: 6)., анализируя литературные тексты, поля, контексты, обосновал позиции «перманентной эстетической революции» (Бурдьё, 2000), что сближает его мысли с идеей «литературной эволюции» Юрия Тынянова (Тынянов, 1993). Сам Бурдьё признал, что поздно познакомился с работами формалистов и во многом повторил сделанное ими. Но литературная эволюция у представителей этого течения не связана с «внешней» историей, в отличие от Бурдьё, у которого развитие поля культуры неотделимо от истории глобальных полей (Бурдьё, 2000).

С. Довлатов отмечал прямую зависимость признания литератора в СССР от решения властей, в том числе и в сфере литературы: «Я не был антисоветским писателем, и все же меня не публиковали. Я все думал - почему? И наконец понял. Того, о чем я пишу, не существует. То есть в жизни оно, конечно, имеется. А в литературе не существует. Власти притворяются, что этой жизни нет»¹.

Действительно, тем, кто не следовал требованиям власти к литературному творчеству, было довольно сложно печататься в официальных советских издательствах. Публикация же за рубежом могла стать поводом для репрессий, что, собственно, и произошло с С. Довлатовым. В июне 1978 г. на радиостанции «Свобода» были прочитаны отрывки из его «Невидимой книги». Вскоре после этого писателя избили, посадили на 15 суток в знаменитую ленинградскую тюрьму на улице Каляева. Затем он был выпущен на свободу и довольно быстро получил разрешение выехать за границу. 24 августа 1978 г. Сергей Довлатов с матерью Норой Сергеевной вылетел в Вену.

Однако Довлатов несколько утрировал ситуацию. Свои рассказы в СССР он публиковал. Так, его тексты появились в журнале «Крокодил»: «Победители» (1969), «Спасите наши уши» (1971) и «Счастливчик» (1972), «Когда-то мы жили в горах» (1968), в литературных журналах: «Нева» - «По собственному желанию» (1973), «Юность» - «Интервью» (1974).

Одна из причин, по которой произведения Довлатова печатали редко, была озвучена им самим в письме к А. Арьеву: «У меня есть ощущение, и даже уверенность, что в СССР скоро начнут печатать эмигрантов, и даже начали уже (Соколов, Войнович, Коржавин, не говоря о покойниках), и до рядовых авторов дело дойдет. <...> Я ждал 25 лет, готов ждать еще столько же и завещать это ожидание своим теперь уже многочисленным детям. Но если да, то возникают (уже возникли, например, в таллинской «Радуге») проблемы. Повсюду валяются мои давние рукописи, устаревшие, не стоящие внимания и пр. Самое дикое, если что-то из этого хлама просочится в печать, это много хуже всяческого непризнания» Довлатов С. Уроки чтения. СПб., 2010. С. 197. Довлатов С. Собрание сочинений : в 4 т. СПб., 2019. Т. 2. С. 363.. Довлатов категорически запрещал не только печатать неопубликованные произведения советского периода, которые он сам же ранен рассылал в советские издательства в надежде на публикацию, но и перепечатывать его произведения, изданные в СССР до 1978 г.

За годы эмиграции Сергей Довлатов опубликовал 12 книг и столько же рассказов в журнале «Нью-Йокер». Вышло несколько переводов его книг. Он работал на радио, был редактором газеты «Новый американец», участвовал в филологических конференциях. Тексты его публичных выступлений и редакторские колонки стали для нашего исследования основным литературным корпусом.

Пьер Бурдьё в работе «Поле литературы» утверждал: «Как бы свободны от внешних ограничений и требований не были культурные поля, они пронизаны действием законов окружающего поля, т. е. стремлением к прибылям, экономическим или политическим» (Бурдьё, 2000).

Выступая на конференции «Третья волна русской литературы в эмиграции» (Лос-Анджелес, 14-16 мая 1981 г.) с темой «Две литературы или одна», Сергей Довлатов определил разницу экономического и политического влияния на творчество советских и американских писателей: «Дома нас страшно угнетала идеологическая конъюнктура. В Америке тоже есть конъюнктура - рынка, спроса. Это тоже очень неприятно. И все-таки я предпочитаю здешнюю конъюнктуру. Ведь понятия “талантливая книга” - “рентабельная книга” хоть изредка, но совпадают. Разумеется, не всегда. И даже не часто. Скажем, в трех из десяти. Понятия же “талантливая книга” - “идеологически выдержанная книга” не совпадают никогда. Нигде. Ни при каких обстоятельствах. Здешняя конъюнктура оставляет писателю шанс, надежду, иллюзию. Идеологическая конъюнктура - это трибунал. Это верная гибель. И никаких шансов. Никаких иллюзий!..» Довлатов С. Уроки чтения. С. 207..

С одной стороны, Довлатов в своем выводе близок к утверждению Ж.Ф. Лиотара: «Писатель и художник постмодерна находится в позиции философа: текст, который он пишет, произведение искусства, которое он создает, в принципе не управляются никакими предустановленными правилами, и соответственно не могут быть судимыми в соответствии с общепринятыми критериями и категориями. Само произведение искусства есть средство отыскания таких критериев и категорий. Художник и писатель, таким образом, работают без правил, чтобы сформулировать правила того, что следовало бы делать» (Lyotard, 2001). То есть Довлатов в своем высказывании артикулировал претензию художника, для которого главное - это создание шедевра, но не продукта, обусловленного некими стандартами.

С другой стороны, важно понимание границ между работой творца и производителем продукта массовой культуры. Рассуждения об идеологической и рыночной конъюнктуре Довлатова позволяют сделать предположение, что речь идет о создании не столько произведения литературы как образца искусства, сколько текста с претензией на его тиражирование, то есть продукта массовой культуры, который должен как минимум соответствовать ожиданиям издательств, дистрибьюторов, читателей.

В этой связи принципиально важно определить термин «идеология», который рассматривается нами не только в историко-философском смысле как некие априорно ценностные суждения, выраженные в определенных формулах, а как понятие семиотико-инструментальное. Таким образом, идеологию мы трактуем как рабочий инструмент, позволяющий сохранить системное равновесие, реализовать «разумный протекционизм», преодолеть «разрыв» и недостаток времени адаптации к происходящим изменениям. Идеология - это постоянный поиск ценностей, структур, способов действия, выхода из ситуаций. Технология же - это воплощение идеологии, это презентация и тиражирование значимых нормативных перспектив общества, их адаптация и стереотипизация. Возможность тиражирования культурного текста как в СССР, так и в США обуславливается строгим централизованным контролем со стороны государства и коммерческих структур, что в свою очередь все же предполагает некую идеологическую рамку. В данном случае тиражирование реализуется через медиа. Н. Луман определял медиа как «способность небольшого числа голосов быть услышанным большим количеством ушей» (Луман, 2005).

Обратимся к работе Довлатова в зарубежных медиа - его выступлениям в передачах циклов «Писатели у микрофона», «Культура и политика», «Культура, судьбы, время», «Поверх барьеров» на радио «Свобода», где, как уже было сказано, писатель работал на протяжении всего периода жизни в США. Он представлял в своих выступлениях рецензии на книги, выходившие в русскоязычных зарубежных изданиях, читал собственные литературные произведения (в том числе отрывки из «Невидимой книги»), принимал участие в дискуссиях.

В радиопередаче от 16.08.1981 г. Довлатов прочел заметку «о культурных пристрастиях советского человека, о любви советского человека к чтению», где довольно подробно объяснил структуру книжного рынка СССР. Оценивая качество литературы, которое было «самое разнообразное», писатель сравнил любовь к чтению советских граждан с пристрастием к водке. Из содержания передачи следует, что Довлатов «изучал запросы читателей заводских библиотек», которые посещались «рядовыми» людьми, отметив, что «у интеллигенции запросы выше». Писатель утверждал, что «культурная публика» хотела читать Ахматову, Цветаеву, Мандельштама, «на худой конец Трифонова, Распутина, Искандера, Битова». Получить эти книги в библиотеках было «невозможно», так как «они всегда “на руках”», но в «приличном городе» существовал «черный рынок», на котором можно «обнаружить всё», но «за баснословные деньги»: «За Цветаеву барышники, например, требуют, до ста рублей, что составляет месячную зарплату школьного учителя»¹.

Довлатов довольно подробно описал технологии «самиздата», «фабричного способа» печати - тамиздата, который на «черном рынке» стоил дороже «официальных дефицитных» версий; акцентировал внимание на том, что «в последние годы» советскими издательствами было выпущено «несколько прекрасных книг»: например, в Ленинграде «издали однотомник Мандельштама»: «Весь тираж немедленно исчез. Даже работники издательства не смогли раздобыть по одному единственному экземпляру». Директор издательства на просьбы «служащих», по секрету («строго между нами»), сказал, что весь тираж отправлен за границу: «Мы должны заткнуть рот нашим идеологическим врагам». За просьбой «молодой служащей» «Заткните рот и нам тоже» последовали санкции - «она была уволена» Сергей Довлатов на «Радио Свобода» (аудиозаписи программ) [Электронный ресурс] // Сергей Довла-тов. URL: http://sergeidovlatov.com/svoboda.html (дата обращения: 31.01.2023). Сергей Довлатов на «Радио Свобода» (аудиозаписи программ) ....

Надо отметить, что в Советском Союзе 1970-1980 гг. действительно осуществлялись публикации указанных Довлатовым авторов. Кроме того, их произведения стали частью массовой культуры. Так, в 1975 г. на советские экраны вышел фильм Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С легким паром!», где звучали песни на стихи Марины Цветаевой («У зеркала», «Мне нравится»). В 1977 г. зрители увидели картину «Служебный роман», где в сцене встречи Новосельцева и Калугиной в ее квартире на стене висела картина Модильяни, на которой по легенде изображена Анна Ахматова. У художника с Ахматовой был страстный роман. Публика (просвещенная) введение в текст фильма указанного портрета понимала как намек на сильные чувства между киногероями. Таким образом, можно сделать вывод, что предпочтения советской аудитории отечественными производителями культурного продукта все же учитывались как прямо, так и косвенно.

Тему цены, которую готовы были платить советские люди за книги, Сергей Довлатов продолжил в интервью, которое он взял у главного редактора зарубежного русского издательства «Серебряный век» Григория Поляка для газеты «Новый американец» (№ 102, 26 января), в которой сам писатель работал главным редактором: «Хорошую книгу в Москве раздобыть нелегко. Мандельштам котируется на уровне джинсов. Булгаков - между растворимым кофе и пыжиковой шапкой¹» В СССР джинсы, растворимый кофе, замшевые изделия были дефицитными и очень дорогими това-рами. Речь шла об импортных товарах, которые было не так просто «достать». Так, американские джинсы в середине 1970-х гг. стоили около 200 рублей, что составляло два среднемесячных оклада. Довлатов С. Речь без повода... или Колонки редактора : ранее неизданные материалы. М., 2006. С. 394.. Ценность определяет стоимость. Другое дело, что в идеологии СССР политическая составляющая имела большее значение, чем экономическая. Однако любое политическое действие имеет экономические последствия. Отказ в публикации официальными издательствами произведений авторов, которые для советских покупателей представляли ценность, привело к их дефициту и повышению цены, а также к востребованности книг самиздата и тамиздата.

У писателя мы находим еще одно указание на важную особенность рынка или на специфичность влияния Запада на СССР - это связи литературных сообществ, объединенных общей идеологией (профессиональные ценности), где имеет значение взаимовлияние, используя терминологию П. Бурдьё, «чистого искусства» - «коммерческого, прикладного искусства», в котором «герето- номия» порождает спрос (Бурдьё, 2000). Пьер Бурдьё утверждал, что «размер (и социальное качество) аудитории позволяет точно измерить степень независимости (“чистое искусство”) или зависимости (“коммерческое, прикладное искусство”) искусства от запросов широкой публики и требований рынка, тем самым степень предполагаемой приверженности ценностям бескорыстия является самым точным и недвусмысленным индикатором занимаемой в поле позиции. Гетерономию порождает спрос, который может принять форму персонального заказа, сформулированного “патроном” - спонсором или заказчиком, - или форму анонимных ожиданий и санкций рынка» (Бурдьё, 2000). Таким образом, важна разница между массовым производством, популярным искусством и искусством. Последнее становится популярным во-многом стараниями критиков, филологов, которые артикулируют ценность отдельно взятого произведения, популяризируя его не только среди профессионального сообщества, но и среди массового читателя.

Сергей Довлатов «продвигал» издания, содержащие работы русских зарубежных исследователей литературы. Так, в радиопередаче от 21.12.1985 г. он представил слушателям рецензию на последний номер альманаха «Часть речи» издательства «Серебряный век», который был посвящен юбилею Ходасевича. Довлатов подчеркнул важность заполнения «белых пятен» в «нашей многострадальной русской словесности» русскими зарубежными исследованиями. Деятельность русских филологов на Западе вне богатейших архивных хранилищ, вне научных источников, вне среды, «где циркулируют и тщательно сберегаются ценности неофициальной культуры, вне массовой аудитории или, попросту говоря, на чужбине крайне осложнена» Сергей Довлатов на «Радио Свобода» (аудиозаписи программ) .... Довлатов отметил особую «бдительность советской таможни», которая печатные материалы «приравнивает к динамиту», делая получение этих материалов из Советского Союза «чудом конспирации». С точки зрения писателя, несмотря на все трудности, именно на Западе в журналах, альманахах, научных сборниках «появляются ценнейшие произведения крупнейших русских прозаиков и поэтов ХХ века», полностью или частично «замалчиваемые официальным советским литературоведением»: «Обнародование не публиковавшихся текстов, библиографические находки, исторические справки, комментарии, переписка - всё это становится известно в Советском Союзе, циркулирует по неофициальным каналам, тиражируется фотоспособом и на множительных устройствах и в результате вызывает очень интересную, неожиданную реакцию, когда неофициальные публикации того или иного прозаика, поэта, философа распространяются достаточно широко, советские литературные власти оказываются вынужденными блокировать эти издания со своей стороны, то есть легализовать замалчиваемые имена и разделы, публиковать вычеркнутые из нашей культуры произведения хотя бы и в неполном, облегченном, приемлемом для них виде» Там же..

И хотя Довлатов в очередной раз определил и стоимость на советском «черном рынке» литературных произведений - томик Бродского «котируется на уровне джинсов», Цветаевой - на уровне «замшевых изделий», главный пафос его рассуждений, безусловно, кроется не в коммерческой (экономической) составляющей. Не будучи литературоведом (о чем он сам не раз писал и говорил), Довлатов, давая литературоведческую оценку указанным выше процессам, актуализировал их ценность. С его точки зрения, это именно нарастающие «в смысле объема и качества публикации произведений Бунина, Ремизова, Андрея Белого, Пильняка, Мандельштама, Булгакова, Платонова, Зощенко, Цветаевой» процессы в Советском Союзе. По Довлатову, стимулом к их изданию стали ввезенные в страну западные версии. Этот процесс «беспорядочен» и «нелогичен», но он зависим именно от западного влияния. В нем Довлатов видел «миссию» западных изданий: «Альманах “Часть речи” с успехом выполняет поставленную издателем Григорием Поляком задачу - выявить преемственность русской литературы за рубежом от первой эмиграции до третьей, а также показать неотделимость этой шумной ветви от главного древа нашей словесности, которая, несомненно, переживет своих гонителей, ибо возвышается на перекрестке дорог, называемых “путями истории”»¹. В высказывании мы видим сбой в логике рассуждения. Среди перечисленных литераторов эмигрантами первой волны являются только Бунин и Ремизов. Поэтому речь скорее идет о связи между литераторами 1920-1930 гг., в том числе первой эмиграции, и писателями третьей волны эмиграции, а также советскими.

Важно отметить то, что в СССР 1970-1980 гг. литература 1920-1930 гг. внимательно изучалась. Так, Галина Белая в 1976 г. получила степень доктора филологических наук, защитив диссертацию по теме: «Закономерности стилевого развития советской прозы двадцатых годов: по материалам литературы, критики и журналистики» Сергей Довлатов на «Радио Свобода» (аудиозаписи программ) ... Белая Г.А. Закономерности стилевого развития советской прозы двадцатых годов: по материалам ли-тературы, критики и журналистики : дис. ... д-ра филол. наук. М., 1975. 445 с.. В 1985 году вышла ее монография «Из истории советской литературно-критической мысли 1920-х годов: эстетическая концепция “Перевала”» (Белая, 1985). Мариэтта Чудакова в 1979 году защитила диссертацию на соискание ученой степени доктора филологических наук по теме «Печатная книга и рукопись: взаимодействие в процессе создания и функционирования (на материале художественной прозы и науки о литературе 1920-1930-х годов)» Чудакова М.О. Печатная книга и рукопись: взаимодействие в процессе создания и функционирования: на материале художественной прозы и науки о литературе 1920-1930-х гг. : дис. ... д-ра филол. наук. М., 1979. 454 с.. В 1972 году вышла ее монография «Мастерство Юрия Олеши» (Чудакова, 1972), в 1979 - монография «Поэтика Михаила Зощенко» (Чудакова, 1979). Таким образом, стоит рассуждать скорее об актуальности литературы 1920-1930-х годов как объекта исследования в научном сообществе славистов, издание работ которых, помимо научной значимости, способствовало популяризации указанной литературы.

Были экранизированы произведения М. Булгакова: в 1968 г. вышел фильм «Последние дни» режиссера Александра Белинского по мотивам одноименной пьесы; в 1970 г. - кинокартина «Бег» режиссеров Александра Алова и Владимира Наумова по произведениям «Бег», «Белая гвардия», «Черное море»; в 1973 г. - «Иван Васильевич меняет профессию» Леонида Гайдая по мотивам пьесы «Иван Васильевич»; в 1976 г. вышел фильм «Никогда не отвлекайтесь на работе» Виталия Фетисова по мотивам романа «Мастер и Маргарита» (седьмая глава), в 1976 г. - фильм «Дни Турбиных» Владимира Басова по одноименной пьесе.

Экранизировались также произведения М. Зощенко. В 1968 г. режиссером К. Хотивари снят короткометражный телевизионный фильм «Серенада» по одноименному рассказу. В 1975 г. вышла на экраны кинокартина «На ясный огонь» - режиссерская работа В. Кольцова по историкореволюционной повести «Возмездие». В 1975 г. - фильм Леонида Гайдая «Не может быть!», состоящий из трех новелл: «Преступление и наказание», «Забавное приключение» и «Свадьба». В 1977 г. был поставлен телеспектакль режиссера Юрия Саакова по мотивам «Голубой книги».

Таким образом, в Советском Союзе литература 1920-1930 гг. не только изучалась и публиковалась, но и стала частью массовой культуры. Этот факт свидетельствует о том, что она ценилась и с точки зрения экономической, что соответствующие институции учитывали запросы разных социальных аудиторий.

Стоит сказать и о внутренней составляющей влияния на литературу. Выступая на конференции «Третья волна русской литературы в эмиграции» с докладом «Как издаваться на Западе?», С. Довлатов обозначил важность соблюдения баланса между национальным и общечеловеческим как условие вхождения произведения в мировую литературу. Ориентация только на национальное, по Довлатову, - это «провинциальность». Писатель привел в пример И. Бродского, который «успешно выволакивает русскую словесность из провинциального болота», В. Набокова, который «раньше этим занимался», в творчестве которого русская традиция «живет <...> наряду с другими». С точки зрения С. Довлатова, «мировая литература определяется не только уровнем. Не только качеством. Но и присутствием загадочного общечеловеческого фермента. <...> Я думаю, национальное и общечеловеческое в творчестве живет параллельно. И то и другое сосуществует на грани конфликта. Может быть, противоречит одно другому. И при этом в каком-то смысле дополняет...» Довлатов С. Уроки чтения ... С. 206.. И здесь писатель близок тыняновскому «требованию непрерывной динамики» (Тынянов, 1993), которая «вызывает эволюцию, ибо каждая динамическая система автоматизируется обязательно, и диалектически обрисовывается противоположный конструктивный принцип» (Тынянов, 1993). Довлатов пенял на стремление литераторов третьей волны, которые действовали как бы «от обратного», стремясь «любой ценой дезавуировать тоталитарный режим», затронув все «государственные и житейские сферы»¹. Писатель посчитал, что это «ложная задача», которая не относится к литературе. С его точки зрения, этим должны заниматься публицисты, историки, социологи»: «Задача художника выше и одновременно - скромнее. И задача эта остается неизменной. Подлинный художник глубоко, безбоязненно и непредвзято воссоздает историю человеческого сердца...» Довлатов С. Уроки чтения ... С. 206. Там же..

В определении ценности именно литературной деятельности Довлатов близок идеям Эйхенбаума: «Как социальный заказ не всегда совпадает с литературным, так и классовая борьба не всегда совпадает с литературной борьбой и литературными группировками. С терминами и понятиями чужих, хотя бы и близких наук надо обращаться осторожно и честно. Не для того литературная наука с такими усилиями освобождалась от обслуживания истории культуры, философии, психологии и т.д., чтобы стать служанкой юридических и экономических наук и влачить жалкое существование прикладной публицистики» (Эйхенбаум, 1987). Однако в высказывании Эйхенбаума социология имеет значение. Его ученица Л. Гинзбург, размышляя о подходе своего учителя, утверждала: «Нужна литературная социология. Нужно, чтобы это создавалось на специфических основаниях, которые могут быть привнесены специалистами-историками литературы с учетом социальной специфичности писательского быта. Условия профессионального писательского быта могут перестроить исходную социальную данность писателя. В свою очередь эта первоначальная закваска может вступать с ними во взаимодействие. Вот огромное поприще, по которому предстоит идти с трудами и сомнениями... Да, разумеется, “имманентность литературной эволюции” дала трещину» (Гинзбург, 2002). Л. Гинзбург определила значимость роли именно специалистов - историков литературы, «задающих» социальную данность. С. Довлатов в указанном выступлении попытался встать на исследовательскую позицию, наметив направленность работы литераторов, но не артикулировал ее до конца.

Сам же Довлатов как писатель безусловно ориентировался на социальный заказ. Вероятно, эта черта его стиля обусловлена опытом работы в средствах массовой информации и практикой функционирования журналиста в поле филологии. Игорь Сухих, называя автора «природным филологом», утверждал, что Довлатов сделал филологию «предметом своей литературы» (Сухих, 1996).

Возможно, это одна из черт стиля С. Довлатова - редуцирование границы между письмом литератора, филолога и журналиста. Важно отметить, что с филологической прозой он выступал не столько на филологических конференциях, сколько в медиа - на радио, в журналах и газетах, ориентируясь в большей степени на рядовых граждан.

Если же говорить о взаимовлиянии читательских аудиторий и профессиональных сообществ, его значимости для формулирования литературных канонов, суждения Довлатова близки идеям Моретти, которые мы находим в эссе «Литературная бойня»: «Читатели, а не профессора создают каноны: решения ученых оказываются лишь отголоском процесса, который разворачивается принципиально вне “академии”: они лишь неохотно проставляют штампы, не более того» (Моретти, 2016: 109). Однако это, скорее, гипотеза, требующая отдельного исследования. Для настоящей работы она имеет значение с точки зрения артикуляции важности читателя в литературном процессе в части, касающейся определения ценности творчества конкретного писателя.

Резюмируя сказанное, можно сделать следующие выводы.

Актуализация литературного наследия двадцатого столетия в ценностном фонде конца 1970-1980 гг. во многом зависела от идеологической ангажированности (семиотический смысл), от усилий профессиональных сообществ, от потребительских предпочтений аудитории. Принципиальным являлось не только сохранение культурно-национальных традиций, но и их развитие, воплощенное в преемственности с претензией на вхождение в мировой контекст, рыночный в том числе. Взаимовлияние издательств и других медиа, литераторов, публицистов, критиков было ценно для развития литературных практик. Такая модель формирования спроса оказалась эффективной с точки зрения влияния и на потребителя, и на производителей (советских и зарубежных), которые вынуждены были отвечать на вызов профессиональных сообществ и в то же время соответствовать желаниям потребителей. Спрос можно интерпретировать как диалог между странами, профессиональными литературными сообществами, читателями.

Ответ же на вопрос, касающийся ценности литературного произведения и того, кто решает, что ею является, - это поле для дискуссии. Однако очевидно то, что одним из главных аргументов выступает определение предпочтений потребителя, то есть читателя, и их учет литераторами, критиками, издательствами, дистрибьютерами и другими профессиональными сообществами.

В этом смысле С. Довлатову близок подход Эйхенбаума, который утверждал: «Писательство, ставшее профессией, деклассирует писателя, но зато ставит его в зависимость от потребителя, от “заказчика”» (Эйхенбаум, 1987).

Список источников:

1. Белая Г.А. Из истории советской литературно-критической мысли 20-х годов (Эстетическая концепция «Перевала»). М., 1985. 142 с.

2. Бурдьё П. Поле литературы // Новое литературное обозрение. 2000. № 45 (5). С. 22-87.

3. Гронас М. «Чистый взгляд» и взгляд практика: Пьер Бурдье о культуре // НЛО. 2000. № 45 (5). С. 6-21.

4. Луман Н. Реальность масс-медиа. М., 2005. 256 с.

5. Моретти Ф. Дальнее чтение. М., 2016. 352 с.

6. Сухих И.Н. Сергей Довлатов: время, место, судьба. СПб., 1996. 380 с.

7. Тынянов Ю. Литературный факт. М., 1993. 318 с.

8. Чудакова М. Мастерство Юрия Олеши. М., 1972. 100 с.

9. Чудакова М. Поэтика Михаила Зощенко. М., 1979. 200 с.

10. Эйхенбаум Б.М. О литературе. Работы разных лет. М., 1987. 540 с.

11. Lyotard J. F. Answering the Question: What is Postmodernism? // Postmodern Debates. N. Y., 2001. Р. 53-62. https://doi.Org/10.1057/978-1 -137-04505-8_5.

References:

1. Belaya, G. A. (1985) Iz istorii sovetskoi literaturno-kriticheskoi mysli 20-kh godov (Esteticheskaya kontseptsiya «Perevala») [From the History of Soviet Literary-Critical Thought of the 20s (The Aesthetic Conception of the Passage)]. Moscow. 142 р. (In Russian).

2. Burd'e, P (2000) Pole literatury [Field of Literature]. Novoe literaturnoe obozrenie. (45 (5)), 22-87. (In Russian).

3. Chudakova, M. (1972) Masterstvo Yuriya Oleshi [The Mastery of Yuri Olesha]. Moscow. 100 р. (In Russian).

4. Chudakova, M. (1979) Poetika Mikhaila Zoshchenko [The Poetics of Mikhail Zoshchenko], Moscow. 200 р. (In Russian). Eikhenbaum, B. M. (1987) O literature. Raboty raznykh let [About Literature. Works of Different Years], Moscow. 540 р. (In Russian).

5. Gronas, M. (2000) «Chistyi vzglyad» i vzglyad praktika: P'er Burd'e o kul'ture [«Pure View» and the View of Practice: Pierre Bourdieu on Culture]. NlO. (45 (5)), 6-21. (In Russian).

6. Luman, N. (2005) Real'nost' mass-media [The Reality of Mass Media]. Moscow. 256 р. (In Russian).

7. Lyotard, J. F. (2001) Answering the Question: What is Postmodernism? In: Postmodern Debates. New York, рр. 53-62. Available from: doi:10.1057/978-1-137-04505-8_5.

8. Moretti, F. (2016) Dal'nee chtenie [Further Reading]. Moscow. 352 р. (In Russian).

9. Sukhikh, I. N. (1996) Sergei Dovlatov: vremya, mesto, sud'ba [Sergey Dovlatov: Time, Place, Fate]. St. Petersburg. 380 р. (In Russian).

10. Tynyanov, Yu. (1993) Literaturnyi fakt [Literary Fact]. Moscow. 318 р. (In Russian).

Размещено на Allbest.ru