Страна колдовских снегов: формирование образа волшебной России в британской детской литературе ("Русские народные сказки" У.Р.Ш. Ролстона, "Русские сказки дедушки Петра" А. Рэнсома)

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Страна колдовских снегов: формирование образа волшебной России в британской детской литературе («Русские народные сказки» У. Р. Ш. Ролстона, «Русские сказки дедушки Петра» А. Рэнсома)

Г.А. Велигорский

Г.А. Велигорский научный сотрудник научной лаборатории «Rossica: Русская литература в мировом культурном контексте» Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН

В рамках данной статьи мы рассмотрим сборники английского фольклориста Уильяма Ролстона Шеддона Ролстона (1828-1889) «Русские народные сказки» (Russian Folk-Tales, 1873) и английского писателя Артура Рэнсома (1884-1967) «Сказки дедушки Петра» («Old Peter's Russian Tales», 1916) и проанализируем, как они повлияли на формирование позитивного образа России в детской литературе Великобритании fin de siecle. Рассмотрев эти произведения в контексте многочисленных сборников русских народных сказок, издававшихся на рубеже веков (с краткого их анализа мы начнем исследование), мы попробуем определить ту сущностную роль, которую они сыграли в формировании образа сказочной, волшебной России (в противопоставление России дикой и варварской). Попутно мы выявим мотивы, образы и идеи, которые развивает либо впервые привносят их составители ученый-славист и детский писатель, а также отметим влияние, которое эти сборники оказали на читательское восприятие и на представление о России как о крае заветном, сакральном и сказочном, мире вне времени и пространства и стране колдовских снегов.

Ключевые слова: детская литература; викторианская литература; эдвардианская литература; русская народная сказка; волшебная сказка; У. Р Ш. Ролстон; А. Рэнсом; «Русские сказки дедушки Петра».

G.A. Veligorsky Researcher at the Scientific laboratory «Rossica: Russian Literature in a Global Cultural Context» of the Gorky Institute of World Literature of the RAS. THE WONDERFUL SNOW-LAND: FORMATION OF THE IMAGE OF MAGIC RUSSIA IN BRITISH CHILDREN'S LITERATURE («Russian Folk-Tales» by W. R. S. Ralston, «Old Peter's Russian Tales» by A. Ransome)

Within the framework of this article, we will consider the collections Russian Folk-Tales (1873) by the English folklorist William Ralston Shaddon Ralston (1828-1889) and “Old Peter's Russian Tales” (1916) by the English writer Arthur Ransome (1884-1967), and analyze how they influenced the formation of a positive image of Russia in British children's literature fin de siecle. Having considered these works in the context of numerous collections of Russian folk tales published at the turn of the century (we will begin our research with a brief analysis of them), we will try to determine the essential role that they played in the formation of the image of fabulous, magical Russia (as opposed to Russia wild and barbaric). Along the way, we will identify motives, images and ideas that are developed for the first time by their compilers the Slavic scholar and the children's writer, and also note the influence that this collection had on the reader's perception and on the idea of Russia as a cherished, sacred and fabulous land, a world outside of time and space and a country of wonderful snows.

Key words: children's literature; Victorian literature; Edwardian literature; Russian folk tale, fairy tale; W. R. S. Ralston; A. Ransome; «Old Peter's Russian Tales».

Введение

Русская волшебная сказка проникала в Великобританию долгим и окольным путем. В отличие от французских, немецких, ирландских, скандинавских и т д., сказки из России пришли сюда лишь в середине XIX века на волне интереса к мировому фольклору, «поднятой» английскими романтиками. Первой русской сказкой, напечатанной в переводе на английский язык, стала короткая история «Дракон-великан и его каменная лошадь» (The Dragon-Giant and His Stone-Steed) вольное переложение «Повести о Тугарине Змеевиче» из собрания М. Д. Чулкова «Сказки богатырские» (1780); она была опубликована в 1849 году в составе сборника «Сказки со всего света» (The Fairy Tales of All Nations) и впоследствии переиздана в 1890 году с двумя иллюстрациями Ричарда Дойла. В 1857 году увидело свет и первое собрание «Русских народных сказок», а де-факто перевод немецкоязычного сборника Russische Volksmdrchen (Лейпциг, 1831). Впрочем, все эти публикации являлись скорее исключением из общего правила: полноценно русская сказка проникла в Великобританию значительно позже, в начале 1870-х годов.

Основная часть

Поворотным моментом в этом ключе стала публикация в 1873 году сборника «Русские народные сказки» (“Russian Folk-Tales”), подготовленного Уильямом Ролстоном Шеддоном Ролстоном (William Ralston Sheddon Ralston, 1828-1889), сотрудником Британского музея, иностранным корреспондентом Русского географического общества. Начиная с 1870-х годов, Ролстон основательно интересовался Россией. В 1872 году он издал «Песни русского народа как отражение славянской мифологии и социальной жизни в России» (Songs of the Russian People as Illustrative of Slavonic Mythology and Russian Social Life), тогда же перевел роман И. С. Тургенева «Дворянское гнездо» (под заглавием «Лиза» Liza), до этого изучал и переводил басни И. С. Крылова. Однако «Русские народные сказки» по праву считаются magnum opus британского исследователя-слависта.

В сборник, подготовленный У. Р. Ш. Ролстоном, вошла 51 сказка: переводы из собраний А. Н. Афанасьева, И. А. Худякова, А. А. Эрленвейна, Е. А. Чудинского и некоторых других авторов. Выбор, как признавался сам ученый, был обусловлен не только художественной ценностью сказок или его личными предпочтениями, но и, в немалой степени, трудностью перевода. Ролстон сообщал, что не располагает «словарями, позволяющими в полной мере передать диалект или, вернее, язык, на котором написаны сказки» [Ralston 1887, с. 5]. Тем не менее в собрание вошло значительное количество историй, которые потом будут популярны среди английских читателей про Бабу-ягу, Иванушку-дурачка, Жар-птицу. Но особенный интерес представляет сказка, в которой, по замечанию Ролстона, встречается «поразительная персонификация Мороза» («a striking personification of Frost»).

Как правило, зима играет в северных сказках далеко не такую важную роль, какую, казалось бы, можно ожидать. В России, как и в других европейских странах, романтические народные сказки исполнены картин, пролитых теплым солнечным светом, и нечасто повстречаешь в них хмурые небеса, снег, укрывающий землю, или замерший мир за окном. То тут, то там, должно сказать, встречаются в сказках снежные пейзажи. Но мало когда зима изображается в них с таким размахом <...> [там же, с. 221].

Во «взрослой» литературе Великобритании мороз прочно ассоциировался с Россией (ср., например, поэму Томсона «Времена года», а также миф о русской зиме победительнице наполеоновских войск, развивавшийся в творчестве «озерных» поэтов [Красавченко 2007, с. 47]), но образ волшебного существа воплощения зимы, справедливого и по-своему даже доброго, был привнесен впервые. Мороз, отмечает Ролстон, «для русских крестьян <...> живое существо» [Ralston 1887, с. 228] и сравнивает его с английским Джеком Фростом. Далее исследователь приводит научный перевод двух вариантов сказки «Морозко» [там же, с. 222-223]. Ср.: А. Н. Афанасьев перечисляет другие сказки, в которых упоминается этот персонаж, рассказывает о любопытных русских обычаях (к примеру, что черемисы не сбивают сосульки, боясь, как бы мороз не рассердился на них и не застудил насмерть) [Афанасьев 1984, т. 1, с. 113-117]. Ролстон ссылается на образ Мороза Трескучего и Мороза-кузнеца (каким он представлен в «Поэтических воззрениях славян на природу» А. Н. Афанасьева [Ralston 1887, с. 223; Афанасьев 1865, с. 318-319]), упоминает сказку «Падчерица» из собрания И. А. Худякова «Великорусские сказки» (1860), и, наконец, приводит параллельные образы из немецких народных источников (в частности, «Шестеро весь свет обойдут» и «Шестеро слуг» из собрания братьев Гримм «Детские и домашние сказки»).

Публикуя свой сборник, У. Р. Ш. Ролстон заложил замковый камень в формировании русского сказочного универсума, воплощенного как царство «волшебной зимы». И хотя, вне всяких сомнений, опубликованные им истории, переданные научным языком, близки к оригиналу, но без «искры» народного духа, не могли стать популярны среди детей, с публикацией «Русских народных сказок» началась популяризация этого жанра в Англии (а именно эту цель, по его собственному признанию, и ставил перед собой Ролстон) [Ralston 1887, с. 4].

В 1880-е годы (не в последнюю очередь благодаря многочисленным переводам русской классики на английский язык, выполненным Констанс Гарнетт) в Великобритании обостряется интерес к России. В этой связи последующие несколько десятилетий и в особенности годы Первой мировой войны, когда Россия из разряда «неприятелей» перешла в «союзники» были отмечены «эпидемией культурной русомании» [Красавченко 2007, с. 42]; в том числе с 1890-х годов массово начинают переводиться и издаваться русские волшебные сказки.

Приведем краткий обзор соответствующих публикаций этого времени. В 1890 году Эндрю Лэнг переиздает две сказки из собрания Ролстона («Норка», «Смерть Кощея Бессмертного») в «Красной книге сказок» [Lang 1890, с. 42-53, 116-122]. В 1892 году издана репрезентативная выборка из сборника П. Н. Полевого «Сказки» в переводе Роберта Нисбет Бейна; как отмечает в предисловии переводчик, большинство этих сказок «никогда раньше не являлись на свет в английском наряде» [Nisbeth Bain 1892, с. 6]; единственным исключением стала сказка «Морозко» еще одно подтверждение популярности этого сюжета. В 1894 году «Морозко» был издан снова, под заглавием «Сказка о короле Морозе» (The Story of King Frost) и наряду с еще тремя русскими историями в «Желтой книге сказок» Э. Лэнга [Lang 1894, с. 209-212]. В этом же году выходят «Казацкие волшебные сказки и предания» (Cossack Fairy Tales and Folk Tales), собранные и переведенные Р. Нисбет Бейном [Nisbeth Bain 1894]; впервые в детской литературе Великобритании слово «казак» не ассоциируется с чем-то исключительно злым и жестоким [Велигорский 2020].

1900-1910-е годы отмечены публикацией еще большего количества русских сказок (как народных, так и авторских), легенд, преданий и былин. В 1901 году Р. Нисбет Бейн переводит на английский язык сказки Л. Н. Толстого [Nisbeth Bain 1901]. В 1903 году изданы «Народные сказки русские» в переводе В. К. Каламатиано де Блументаль (1864-1942), эмигрантки из России, дочери черноморского офицера (9 сказок, в том числе «Баба-яга» и «Морозко», с иллюстрациями Люси Ф. Перкинс по эскизам переводчицы; книгу замыкали комментарии и краткий словарик, в котором пояснялось, как следует при чтении произносить некоторые русские слова) [Kalamatiano de Blumenthal 1903]. В 1912 году изданы «Русские чудесные сказки» в переложении П. Уиллера (12 сказок c иллюстрациями И. А. Билибина) [Wilier 1912]; в 1913-м «Русские народные сказки» в переводе Леонарда А. Магнуса (58 сказок) [Magnus 1913]; в 1916-м «Венок русских волшебных сказок» под редакцией Роберта Стила (17 сказок и лубков) [Steele 1916] и т. д.

Сейчас все эти сборники практически неизвестны и даже забыты. Однако примерно в это же время увидело свет единственное собрание, которому была уготована долгая и даже продолжающаяся в наши дни жизнь. В 1916 году Артур Рэнсом (Arthur Ransome; 1884-1967), будущий знаменитый английский писатель, лауреат медали Престижная награда для авторов детской литературы. Карнеги (1936), автор детской серии «Амазонки и ласточки» (Amazons and Swallows, 1930-1947), а в ту пору скромный тридцатилетний журналист, корреспондент Daily News опубликовал сборник «Русские сказки дедушки Петра» (OldPeter's Russian Tales).

Основной массив работы над сборником сказок пришелся на 1915 год Рэнсом тогда проживал в России (куда впервые приехал в 1913 году и с тех пор неоднократно возвращался «наездами»); он поселился у своих друзей полиглота Гарольда Уильямса (1876-1928) и его жены Ариадны (урожд. Тырковой; 1869-1962) в деревне Вергеже, на правом берегу Волхова. Работа над книгой увлекла Рэнсома; по собственному признанию, он «посвящал [ей] всё свободное время» [Ransome 1976, с. 179].

У меня был маленький раскладной столик в комнате, которую я делил с Александром (Сашей) Тырковым (племянник Аделаиды. Г. В.), и я работал по много часов каждый день в этой комнате или на шатком балкончике, нависавшем над самой рекой. У школьников и школьниц в России каникулы очень длинные, и они постоянно резвились где-то поблизости, дружной гурьбой, и охотно подсказывали значение русских слов, если я их о том спрашивал. Вечерами я присоединялся к ним в играх или сидел вместе со взрослыми на крутом берегу реки, курил махорку, чтобы отогнать комаров, и смотрел на золотые искры [костров] и огни фонарей на больших бревенчатых плотах (в длину такой плот несколько сотен ярдов, а на каждом конце его шалашик для дровосеков), и как они сплавляются по реке в синих сумерках, медленно уплывая к большим городам и к морю. Если работа шла бойко, я выкраивал час-другой, отправлялся с ребятней удить рыбу; попадались плотвички, щуки, лещи, золотые карпы, ерши, реже налимы, и местные кухарки с готовностью варили из них уху: это такой рыбный суп, вроде буйабеса (национальный бретонский суп из разных видов рыб, картофеля и зелени. Г В.) (Ransome, 1916).

Когда работа над книгой была в самом разгаре, Рэнсом договорился о ее публикации с издателем Джоном Нельсоном; за первый тираж ему полагался достаточно скромный гонорар в 25 фунтов, а в случае последующих допечаток 15 % от общей прибыли. В июле 1915 года рукопись «Русских сказок...» была готова, но издание, по ряду причин, пришлось отложить. Лишь в июне 1916 года Рэнсом, с позволения английского посла в России, переслал в Англию дипломатической почтой корректуру текста, а также иллюстрации Д. И. Митрохина, знаменитого русского художника (в том же году он создаст обложку для сборника Е. И. Замятина «Уездное»). Первое издание «Русских сказок дедушки Петра» было напечатано в 1916 году тиражом 2 тыс. экземпляров.

Изданная книга включала 21 главу, в которые вошло 20 сказок. Большинство из них, по собственному признанию Рэнсома, были взяты из собрания «Народные русские сказки» А. Н. Афанасьева, а также из неких других источников, которые он, впрочем, не называет [Ransome 1957, с. VII]. Ниже приводим сопоставительную таблицу (сказки, помеченные звездочкой, ранее были включены разумеется, в другом переводе в собрание У. Р. Ш. Ролстона):

Табл. 1

Как видим, некоторые но далеко не все! сказки действительно были уже знакомы английскому читателю по собранию Ролстона. Иные сюжеты маленькие англичане могли знать по переводам сказок братьев Гримм, во множестве издававшихся в викторианскую эпоху (ср. параллели: «Сестрица Аленушка и братец Иванушка» «Братец и сестрица»; «Золотая рыбка» «Про рыбака и его жену»; «Краденая репа...» «Столик-накройся, золотой осел и дубинка из мешка»; «Летучий корабль» «Золотой гусь» (первая часть, про героя-дурачка и лесного карлика) + «Шестеро весь свет обойдут» (вторая часть, про волшебных помощников); «Жар-птица, могучий конь и королевна Василиса» «Золотая птица»; в сказке про Зорьку, Вечорку и Полуночку звучат отголоски сразу нескольких сюжетов: «Черт с тремя золотыми волосками», «Подземный человечек»). Однако многие сказки такие как «Кот и лиса», «Ведьма и Солнцева сестра», «Сказка о щуке зубастой», «Соль» появились на английском языке впервые; некоторые из них впоследствии стали популярными: к примеру, сказка «Соль» была напечатана в 1965 году отдельным изданием, в пересказе Харве Цемаха (1933-1974) и с иллюстрациями его супруги Марго (1931-1989) [Zemach 1965].

В предисловии к сборнику Рэнсом сообщает: «В эту книгу я включил те самые сказки, что русские крестьяне рассказывают своим детям» [Ransome 1957, с. VII]. В России, отмечает писатель, сказки очень любят «мне кажется, <...> больше, чем где бы то ни было на всем белом свете» [там же, с. VII]. Обозначает он и аудиторию, которой адресован его сборник: «Эту книгу я написал в далекой России, для английских детей, играющих в тенистых аллеях, под сенью шиповника, цветущего на высоких изгородях, или в доме, когда опускаются вечерние сумерки, а рядом распевают во весь клюв желторотые пташки» [там же, с. VIII]. Заключает он предисловие исключительно важной мыслью: «Русская волшебная страна совсем иная [чем наша]» (Russian fairyland is quite different):

Под окнами у меня вьется-бежит река Волхов <...> и плещет тихонько в сумерках. <...> А за рекой, в синей дымке, широкие русские поля и далекий лес за ними. И где-то там, в этом дремучем лесу с вековыми деревьями, таком огромном, что самые большие английские леса перед ним что малые рощицы, стоит избушка, а в ней сидит дедушка Петр <...> и рассказывает своим внукам сказки (Ransome, 1916).

Реальный мир, в котором творится книга с рекой Волхов, полями, синими далями, писателем за рабочим столом, плавно перетекает в мир сказочный. Первая глава «Русских сказок...» «Избушка в лесу» открывается описанием мира, где живут главные герои дедушка Петр, Маруся и Ваня. С первых же слов Рэнсом создает непривычное для юного англичанина сказочное пространство зимы: «За окнами, в лесу, всё густо замело снегом. Белый снег покрыл еловые лапы и всё ложился, ложился на них пока те не прогибались под тяжестью» [Ransome 1957, с. 1]. В снежной тишине за окнами слышится вой волков (это, вероятно, тоже дань «русскому мифу»: пространство «за лесом», населенное волками, созвучно пусть и в иной тональности образу «восточной лесной страны», намеченному в романах Б. Стокера «Дракула» и «Женщина в саване») [Cain 2006].

Итак, с первых же строк перед читателем возникает образ нового, необычного но совсем не враждебного! мира. Жилище дедушки Петра не приютный английский особнячок «Река Дом» Из «русского» романа Дж. Х. Юинг «Воспоминания старушки из дома напротив» (Mrs. Overtheway's Remembrances, 1869)., но настоящая лесная избушка, сложенная из сосновых бревен (сосны срубили здесь же, в лесу, на них даже видны засечки, оставленные топором лесничего), где окна на зиму закладывают мхом, чтобы не пускать внутрь холод. Далее Рэнсом представляет и всех обитателей этой избушки. Помимо Маруси и Вани, которые ждут своего дедушку, ушедшего в лес за дровами, в доме обитают животные: Владимир, «большой черный кот, важный как император» [Ransome 1957, с. 3], и огромный серый волкодав (а как же иначе, в стране волков и дремучих дебрей!) по кличке Баян (Bayan) не то имя «певца вещего», не то контаминация от слов «Баюн» (кот-сказитель) и «Буян» (не только чудесный остров, но и реальная кличка дворовой собаки), не то калька с названия русского народного инструмента (в сказках, впрочем, ни разу не упоминаемого его место занимают гусли-цимбалы).

Первая глава насыщена образами, связанными с зимой и снегом. Рэнсом выстраивает звукоряд: «<...> и слышно, как c шумом осыпается с ветвей снег» [там же, с. 6]; «<...> хрустят сапоги по снегу <...>» [там же]; «<...> топает ногами дедушка Петр, пытаясь отряхнуть снег» [там же, с. 2]; который, в свою очередь, сменяется рядом визуальным: «Он (дедушка Петр. Г. В.) отряхнулся, совсем как Баян, и снег разлетелся [по комнате]» [там же]. Эти ряды будут продолжены в главе «Морозко» (в описаниях, предваряющих одноименную сказку): «Земля была белая, снег твердый, хрустящий, и по всему окрестному лесу раздавался морозный треск» [там же, с. 46]; «Снег был глубокий и уже заледенел; ветер покусывал его (дедушку Петра. Г. В.) за уши, пока он не прикрыл их отворотами своей меховой шапки» [там же, с. 47]; «<...> [Маруся] услышала, как Мороз потрескивал в елях <...>» [Ransome 1957, с. 43].

Знакомя читателей с жизнью героев, Рэнсом подробно описывает русский быт: в первой главе дети едят горячий суп вприкуску с ржаным хлебом из деревянных мисок деревянными ложками, «глубокими, как половники» [там же, с. 5]. Наконец, в центре повествования оказывается фигура рассказчика, дедушки Петра, самим видом напоминающего легендарного сказителя Баяна. Петр старый охотник с кустистыми бровями и длинной седой бородой, которую он расчесывает пальцами; он курит махорку («очень крепкий табак, <...> а пахнет как жженое олово» [там же, с. 5-6], поясняет А. Рэнсом), пьет густой чай с сахаром, но без молока «на русский манер».

После первой, вводной главы, начинаются собственно сказки. Структура сборника обрамляющая: иногда сказки просто следуют друг за другом (ср. главы 2-3, 8-9 и т. д.), но чаще перемежаются действием, разговорами персонажей и даже их небольшими «приключениями» такими, как поход за дровами в лес или починка рыбацкого невода. И хотя название книги созвучно другим сборникам русских сказок, таких как «Сказки дедушки Иринея» (1841) В. Ф. Одоевского выстроена он совсем иначе. В частности, у Одоевского сказитель не выступает активным участником повествования: сказки лишь объединены его именем и общим предисловием от его лица. Дедушка Петр в этом отношении ближе к старому негру Римусу из знаменитого сборника американского фольклориста Джоэля Чандлера Харриса (1848-1908), которым зачитывалась викторианская и эдвардианская детвора. Это персонаж с прописанным характером, не лишенный психологических черт. Периодически он, то в шутку, то в назидание, соотносит героев сказки и ее слушателей; иногда поучает Марусю и Ваню и подбирает сказки «на случай», сообразно поведению внуков; нередко прибавляет мораль (добавленную, против оригинала, самим Рэнсомом). Он может отвечать на вопросы слушателей, отвлечься от истории или даже рассердиться на поведение одного из детей.

Создавая образ русского крестьянина Петра, Рэнсом богато пересыпает его речь русскими пословицами и поговорками и нередко включает их в сказки. Иногда он переводит те, что использованы в оригинале (Long hair, short sense [Ransome 1957, с. 6] «Волос долог, да ум короток»; God loves simple folk [Ransome 1957, с. 59] «Бог дурней жалует»; The tale is soon told, but it takes time to happen [там же, с. 48] «Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается»; When there are no fish in the river we make shift with crays [там же, с. 21] «На безрыбье и рак рыба»), но часто вводит и собственные, возможно, услышанные им от кого-то в России, а может, и сочиненные им самим: too much haste set his shoes on fire [там же, с. 17] «так спешил, что ботинки загорелись»; my brains fly beyond the seventh world Для русской сказки более характерным был бы образ не седьмого неба (восходящий к Птолемеевой картине мира и присущий европейской культуре), но третьего, упоминаемого во Втором послании к Коринфянам святого апостола Петра, который «назад тому четырнадцать лет (в теле ли не знаю, вне ли тела не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба» (2 Кор. 12: 2). «мой ум воспарил выше седьмого неба»; shook like a rag in the high wind [там же, с. 157] «мотался, как тряпка на сильном ветру»; tumbling <...> like a lot of peas rolling off a shovel [там же, с. 157] «посыпались <...>, как горох с лопаты»; they went to bed singing like nightingales [там же, с. 162] «отправились спать, распевая как соловушки»; the tale won't go any quicker than my old tongue [там же, с. 193-194] «сказка вперед языка не сказывается»; there were holes in it [net] a hare could jump through with his ears standing [там же, с. 193] «дыры в сети были такие, что заяц с ушами торчком проскочит»; the mind of woman is like the wind in summer [там же, с. 249] «женский ум что ветер летний» и т. д. Рэнсом добавляет и образы (которых, опять же, нет в оригинале у Афанасьева), знакомые ему по другим русским сказкам к примеру, образ молочных рек с кисельными берегами (rivers of milk between banks of kisel jelly) [там же, с. 179], или известную характеристику «рос не по дням, а по часам» (he did not grow up by months or by days, but by hours) [там же, с. 188], или железные зубы Бабы-яги, не встречающиеся ни в одной из переводимых им историй [там же, с. 75, 79, 83]. Иногда он добавляет постраничные комментарии (The bogatirs were strong men, heroes of old Russia [там же, с. 48] «Богатыри очень сильные мужчины, герои России встарь») или даже включает в речь персонажа очевидно авторские ремарки: «<...> Ivanov's Day (that is the day of Saint John, which is Midsummer) <...>» «Иванов день (т. е. день святого Джона, что посреди лета)» [там же, с. 188].

Обратим внимание и на то, как Рэнсом использует в тексте русские слова; в отличие от Ролстона (сказки которого изобилуют окказионализмами и пояснениями к ним черта научного перевода, для которого точность важнее художественности), он делает это осторожно, для создания колорита Сравнение переводов Ролстона и Рэнсома (на примере сказок «Волга и Вазуза» и «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка») см. также в статьях: [Богрданова 2012; Bogrdanova 2012].. В иных случаях он, как и Ролстон, дает русское слово транслитерацией: kopeck копейка, kisel кисель, balalaika балалайка, versta верста, moujic мужик, kasha каша (при этом он использует и английское слово porridge), vodka водка, douga дуга, samovar самовар, arshin аршин. Другие понятия он передает при помощи перифразы: паляница soft roll (букв. `мягкая крученая булочка'), лапти straw slippers (букв. `соломенные тапочки'), полушубок winter jacket («зимняя куртка»). Некоторые реалии (крынка, лыки, куль, сарафан, остров Буян, отдельные топонимы) Рэнсом при переводе опускает.

Наконец, еще одной переводческой техникой является адаптация «чужого» под «свое», знакомое: так, «ветчинка», которой в сказке «Баба-яга» угощает кота героиня, заменяется на scraps of meat кусочки мяса для бездомных животных (также cat's meat), продававшиеся на улицах в XIX веке и знакомые каждому английскому школьнику. Дважды для передачи сильного грохота или шума Рэнсом вводит образ «кочерги и каминных щипцов» («Кочерга и щипцы, брошенные в дымоход, ничто по сравнению с тем, как она скрежетала своими железными зубами»; «Кочерга и щипцы, кочерга и щипцы ну и грохот поднялся!» [Ransome 1957, с. 89, 134]), образ, нехарактерный для русской литературы, но знакомый маленьким англичанам по игре «Кочерга и щипцы, или горячие отварные бобы» (Poker and tongs, or hot boiled beans), разновидность «горячо холодно»: чем ближе играющий подходит к спрятанному предмету, тем громче ведущий стучит каминными щипцами о кочергу [Clarke 1859, с. 51]; кроме того, олицетворенные Кочерга и Щипцы выступали персонажами детских небылиц и припевок [Lear 1910, с. 37-39] Выражаем благодарность А. В. Серебренникову и В. С. Сергеевой за помощь в обнаружении данных сведений.. сказка россия переводческий народный

Иногда Рэнсом старается близко следовать оригиналу, но понимает не все слова, и в итоге возникают курьезы. К примеру, в сказке «Летучий корабль» слово «небоже» (звательный падеж от «небога» «убогий», «бедный») он переводит как Sky-Fellow («Небесный Человек»), очевидно, приняв первые четыре буквы за корень «небо» что, впрочем, соответствует логике сказки: слово относится к герою, парящему на летучем корабле.

Наконец, самой необычной переводческой техникой, которую применяет Рэнсом, является исправление «ошибок» и «несообразностей» оригинала, обнаруженных им, за счет реплик персонажей. В сказке «Горе» из собрания А. Н. Афанасьева персонаж-бедняк обращается к зажиточному соседу: «Дай, просит, на времечко пару волов с телегою; я на тебя хоть неделю за то проработаю» [Афанасьев 1985, т 2, с. 343]. Сосед соглашается, бедняк берет пару волов, разрешает беду а про то, исполнил он обещание или нет, далее в сказке не сообщается: «Приехал мужик домой, свалил деньги в подвал, волов отвел к соседу и стал думать, как бы себя устроить» [там же]. Ваня отмечает эту «несправедливость» и спрашивает о ней дедушку. «Ну так вот он и думал, целую неделю, пока на соседа работал», отвечает на это дедушка Петр, притом, как подчеркивает Рэнсом, «немного ворчливо» (a little grumpily) [Ransome 1957, с. 178]. Аналогичный эпизод есть и в «Золотой рыбке»: в сказке из собрания Афанасьева сказано: «Смотрит, а сеть пуста <...>» [Афанасьев 1984, т. 1, с. 86]; то же у Рэнсома: The net came <...> empty [Ransome 1957, с. 194]. Для англоязычного читателя эти слова означают, что в сети не было совсем ничего, в противном случае было бы введено уточнение «quite» или использован глагол seemed (вместо was) «показалась пустой». «Пуста?» (Empty?) переспрашивает Маруся у дедушки, и тот отвечает, что «пуста, да не совсем» (not quite) [там же, с. 194].

В переводе переплетаются русские и европейские обычаи, порой в рамках одной страницы. Так, в сказке «Три могучих человека: Вечер, Полночь и Заря» мать благословляет сыновей, целуя их в обе щеки и в лоб (русский обычай) [там же, с. 254], а когда герои прибывают в город, юные красавицы машут им из окон платочками [Ransome 1957, с. 254] приветствие, для России не столь характерное, а в Европе встречающееся еще в куртуазной поэзии XII-XIII веков.

В некоторых сказках Рэнсом, следуя английской традиции, вводит назидательный элемент. В сказке «Иван-королевич, дитя-ведьма и маленькая сестра Солнца», после оригинальной концовки (согласно которой «Иван-царевич <...> прямо попал на небо, к Солнцевой сестре в терема; а ведьма-змея осталась на земле» [Афанасьев 1985, 258 т 1, с. 112]) Рэнсом, в духе английской дидактической литературы, добавляет поучающую посылку.

<...> А иногда они берут звезды, чтобы поиграть в мяч, а потом возвращают назад, если не забывают.

А если не небе нет звезд? спросила Маруся.

Тогда это значит, что королевич Иван и маленькая сестра Солнца навеселились и ушли спать, а игрушки за собой не убрали (Ransome, 1916).

В тексте сказок Рэнсом постоянно сравнивает изображаемый им мир и Англию, причем иногда что совсем нехарактерно для его предшественников не в пользу последней: «...не пробковые буйки, как у нас, но крохотные завитки из серебристой коры березы» [там же, с. 187]; «У русских малышей колыбельки куда лучше, чем у английских» [там же, с. 302].

Наконец, еще одной важной и едва ли не ключевой особенностью является набожность персонажей как героев сказок, так и самого дедушки Петра и его внуков. Примерно в то же время, когда Рэнсом создавал свой сборник, в Великобритании начал формироваться миф о святой Руси (Holy Russia) Это словосочетание упоминается и в переводе Рэнсома [Ransome 1957, с. 26-27]. в частности, благодаря деятельности Стефана Грэма (Stephen Grahame; 1884-1975), шотландского путешественника, в 1910-х годах совершившего несколько поездок по России (был на Кавказе, на Алтае и т д.) и описавшего впечатления от поездок в книгах «Неизведанная Россия» (Undiscovered Russia; 1912), «В Иерусалим с русскими паломниками» (With the Russian Pilgrims To Jerusalem; 1913), «Россия и мир» (Russia and the World, 1915) и др. [Hughes 2012, с. 163-174]. У Рэнсома набожностью отмечены и рассказчик («Думаю, Господь знал, что делает, когда создал так мало золотых рыбок» [Ransome 1957, с. 207], назидательно рассуждает дедушка Петр; в последней главе он вместе с внуками идет в церковь, входя в которую, они «перекрестились и молитву прочли» [там же, с. 302]), и персонажи сказок. Особенно много упоминаний Бога (что расходится с оригинальным текстом) встречается в сказке «Соль»: «<...> старые моряки, как и подобает хорошим русским, восславили Бога за то, что еще живы» [Ransome 1957, с. 274]; «И за это старые моряки благодарили Бога ведь спины у них ломило и ноги ослабели, и если бы еще носили мешки непременно бы перемерли» [там же, с. 276]; «А Ивану [братья] сказали: “Благодарение Богу, дал Он тебе хорошо поторговать”» [там же, с. 284]; «<...> а старые мореходы всё бормотали себе в бороду, жалели [Ивана] да Богу молились, чтобы упокоил Он Иванову душу» [там же, с. 285]; «<...> подплыл он к бревну, верхом на него сел и возблагодарил Бога» [там же, с. 286] и т п.

Особенно важна глава «Крестины в селе», которой завершаются сказки, и прежде всего своим жизнеутверждающим характером. Вся глава пронизана зеленым цветом: лошади повязывают гриву зеленой лентой, а Маруся заплетает в косы ленточку того же цвета; когда дети и дедушка отправляются в путь, «солнце сияло, деревья стояли в свежих обновах: мелко трепетали зеленые листья, и синее небо сквозило в них» [там же, с. 294]; а когда телега подъезжает к селу, дедушка Петр и его внуки «увидели небольшую рощицу», а затем «из-за верхушек берез завиднелись светло-зеленые купола над белой деревенской церквушкой» [там же, с. 296]. Рэнсом изображает словно бы раннюю весну, однако на дворе, как отмечено дальше Николин день, или Никола Вешний, 22 мая по старому стилю. В «королевстве зимы» только-только стаял снег, и в канавах еще стоят вешние воды. (Кстати, чуть далее Рэнсом говорит о том, что дело происходит «ранним летом» то ли оговариваясь, а то ли нарочно, создавая таким образом сказочное пространство, где время живет по своим законам.)

Далее в главе описывается обряд православного крещения, после которого «маленького, настоящего русского человека» (a little true Russian) возвращают матери. Окрещенный малютка качается в колыбели и «спит себе важно-важно знает, что ему принадлежит весь мир, потому что он пока маленький» [там же, с. 304]. Рождение нового человека встречают зелеными щами со сметаной (sour cream) и черным хлебом, красным густым киселем из ягод и крынкой свежего молока. «Славный человек вырастет, <...> славный, а даст Господь и здоровье приложится», говорит Петр на прощание матери новорожденного [там же, с. 304].

На этой ноте и завершается сборник. Конечно, дедушка Петр с Марусей и Ваней еще поедет на телеге домой и по дороге расскажет внукам еще одну сказку про цаплю и журавля, и Ваня еще заснет на плече у сестрицы, а по приезде добрый дедушка отнесет детей на руках в избушку; однако рождение и крестины младенца вне всяких сомнений, кода последней главы и эмоциональная концовка сборника в целом. В отличие от многих других современных им изданий русских народных сказок, «Сказки дедушки Петра» пользуются популярностью и поныне. К 1956 году было продано 24 тыс. экземпляров и 25 тыс. в более скромном оформлении (не считая американских изданий) [Ransome 1976]; в наши дни эта цифра, вероятно, еще более возросла. В течение XX века книга выдержала несколько переизданий (в одном только издательстве Tomas Nelson & Sons первое издание выпускалось репринтным методом по меньшей мере 10 раз!); в 1984 году ее проиллюстрировал еще один художник Фэйт Джейкс (1923-1997); последнее издание «Сказок...» в его оформлении вкупе с другим сборником сказок А. Рэнсома вышло в 2016 году [Ransome 2016].

Противопоставленная «доброй старой Англии» с ее кибитками, зелеными лесными прогалинами, залитыми майским солнцем, в сборнике Рэнсома возникает снежная Россия, уже оттаивающая и одевающаяся в свежую зелень специально по случаю «веселого месяца мая»; Россия волшебная, сказочная, богохранимая, со счастливым и «важным-важным» младенцем, спящим безмятежно в своей колыбели; страна снегов, метелей, волшебства, веселых ярмарок, зеленых по весне берез и бесконечного детства, где старый крестьянин Петр, «самой добрый дедушка во всей России», сидит и рассказывает внукам сказки; и не сродни ли она милновскому Зачарованному Месту, зеленому холмику в английском лесу, «где маленький мальчик будет всегда, всегда играть со своим медвежонком»?

Заключение

Миф о России продолжает формироваться и в наши дни; одни его элементы со временем отмирают, другие преобразуются сообразно новым веяниям и меняющейся картине мира. Но образ России сказочной ледяной страны, которым англичане в немалой степени обязаны У. Р. Ш. Ролстону и А. Рэнсому, сохраняется и до наших дней. В частности, композитор-неоклассик Пол Ромеро (род. 1965) признавался, что именно благодаря впечатлению, которое произвела на него в детстве сказка «Морозко», экранизированная А. Роу (1954), он, годы спустя, создал музыкальный образ волшебного города, затерянного меж снежных гор, с голубыми шпилями башен, золотыми куполами, белыми стенами и маленьким летучим корабликом (не в созвучье ли Афанасьеву?), парящим высоко в небесах [Romero URL].

Литература

1. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу: Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований, в связи с мифическими сказаниями других родственных народов: в 3 т. М.: Издание К. Солдатенкова, 1865-1869. Т 1. [Afanas'yev, A. N. (1865-1869). Poeticheskiye vozzreniya slavyan na prirodu: Opyt sravnitel'nogo izucheniya slavyanskikh predaniy i verovaniy, v svyazi s mificheskimi skazaniyami drugikh rodstvennykh narodov (Poetic views of the Slavs on nature: The experience of a comparative study of Slavic traditions and beliefs, in connection with the mythical legends of other related peoples). T 1. Moscow: Izdaniye K. Soldatenkova. (In Russ.)].

2. Афанасьев А. Н. Народные русские сказки: в 3 т. / изд. подгот. Л. Г. Бараг, Н. В. Новиков. М.: Наука, 1984. (Литературные памятники). [Afanas'yev, A. N. (1984). Narodnyye russkiye skazki (Russian folk tales), eds. G. Barag, N. V Novikov. Moscow: Nauka. (In Russ.)].

3. Богрданова Т. Н. Русская сказка в английской традиции перевода // Вестник ТГУ 2012. Вып. 4 (84). С. 272-274. [Bogrdanova, T N. (2012). Russian fairy tale in the English translation tradition). Tomsk State University Journal, 4(84), 272-274. (In Russ.)].

4. Велигорский Г. А. Варварская страна или полицейское царство: негативный образ России в детской литературе Великобритании конца XIX начала XX века // Вестник КГУ им. Н. А. Некрасова. 2020. Т 26. № 4. С. 155-160. [Veligorskiy, G. A. (2020). A barbaric country or a police kingdom: a negative image of Russia in the children's literature of Great Britain in the late 19th early 20th centuries. Vestnik of Kostroma State University, 4, vol. 26, 155-160. (In Russ.)].

5. Красавченко Т. Н. Загадка, завернутая в тайну и помещенная внутрь головоломки // Отечественные записки. 2007. № 5 (38). С. 40-52. [Krasavchenko, T N. (2007). A riddle wrapped in mystery and placed inside a puzzle. Notes of the Fatherland, 5(38), 40-52. (In Russ.)].

6. Bogrdanova T. Title: Russian Folk Tales for English Readers: Two Personalities and Two Strategies in British Translations of the Late 19th and Early 20th Centuries // «A People Passing Rude...»: British Responses to Russian Culture / Ed. by A. Cross. [S. l.]: Open Book Publishers, 2012. P 113-124.

7. Cain J. E. Jr. Bram Stoker and Russophobia: Evidence of the British Fear of Russia in «Dracula» and «The Lady of the Shroud». Jefferson (NC); L.: McFarland, 2006.

8. Clarke W. The Boy's Own Book: A Complete Encyclopedia, of All the Diversions of Boyhood and Youth. W. Kent & C°, 1859.

9. Hughes M. Stephen Graham and Russian Spirituality: The Pilgrim in Search of Salvation // «A People Passing Rude...»: British Responses to Russian Culture / Ed. by A. Cross. Cambridge (UK): Open Book Publishers, 2012. P. 163-174.

10. Kalamatiano de Blumenthal V. X. (trans.) Folk Tales from the Russian / [Ill. By L. F. Perkins]. L.; Chicago; N. Y.: Rand, McNally & C°, 1903.

11. Lang A. (ed.) The Red Fairy Book / With numerous illustrations by H. J. Ford and L. Speed. L.; N. Y: Longmans, Green & C°, 1890.

12. Lear E. The Jumblies, and Other Nonsense Verses / With drawings by L. Brooke.; N. Y: F. Warne and C°, 1910.

13. Magnus L. A. (trans.) Russian Folk Tales / From Russian, with Introduction and Notes by L. A. Magnus. L.: Kegan Paul, Trench, Trubner & C°; N. Y.: E. P. Dutton & C°, 1913 (Rpt. 1915).

14. Nisbeth Bain R. (trans.) Russian Fairy Tales / Selected from the «Skazki» Polevoi; ill. by C.M. Gere. L.: Lawrence & Bullen, 1892.

15. Ralston W. R. S. (comp.) Russian Fairy Tales: A Choice Collection of Muscovite Folk-Lore. N. Y.: Pollard & Moss, 1887.

16. Ransome A. Old Peter's Russian Tales. L.; Edinburgh; N. Y.; Toronto; P.: Thomas Nelson & Sons, 1957 (Rpt. 1916).

17. Ransome A. The Autobiography / Ed., with Prologue and Epilogue by R. Hart-Davis. L.: Jonathan Cape, 1976.

18. Romero P. Tower Theme. URL: https://www.youtube.com/watch7vMSS_dDiwyT4 (дата обращения: 19.06.2020).

19. Steele R. (ed.) A Russian Garland of Fairy Tales: Being Russian Folk Legends: Translated From a Collection of Chapbooks Made in Moscow / Ill. by R. de Rosciszewski. M.: Robert M. Mcbride & C°, 1916.

20. Willer P. (trans.) Russian Wonder Tales: With a foreword on the Russian «Skazki» / Containing Twelve of the Famous Bilibin Illustrations in Colour. L.: Adam & Charles Black, 1912.

21. Zemach B. (trans.) Salt: A Russian Tale / Adapted by H. Zemach; from a literal translation by B. Zemach of the Russian of Alexai Afanasiev; with ill. By M. Zemach. Chicago; N. Y.: Follett Publishing Company, 1965.

Размещено на Allbest.ru