Интеллектуальная ветвь поэзии финского модернизма

Размещено на http://www.allbest.ru/

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ВЕТВЬ ПОЭЗИИ ФИНСКОГО МОДЕРНИЗМА

Е.Г. Сойни

доктор филологических наук,

ведущий научный сотрудник Института языка, литературы и истории, Карельский научный центр РАН

Аннотация

В статье рассматриваются особенности поэзии финского модернизма 1950 - 1960-х гг. Наряду с увлечением европейской литературой у финских модернистов появился большой интерес к интеллектуальной поэзии с аллюзиями на темы античной мифологии, индийской и китайской философии. Темами стихотворений становились философия Декарта, византийские хроники, математика и астрономия. Автор делает вывод, что в интересе к познанию у финских модернистов проявляются просветительские традиции, в целом характерные для литературы Финляндии, так и их отрицание; обнаруживается сочетание рационального и иррационального, научного и интуитивного.

Ключевые слова: поэзия Финляндии; модернизм; рациональное и иррациональное.

Abstract

H.G. Soini, Dr. sc. philol., Leading researcher at the Institute of Language, Literature and History at the Karelian Research Center, the Russian Academy of Sciences in Petrozavodsk.

THE INTELLECTUAL BRANCH OF THE FINNISH MODERNISTIC POETRY.

The article is devoted to the features of poetry of Finnish modernism in the 1950s and 1960s. Along with the fascination with European literature, Finnish modernists developed a great interest in intellectual poetry with allusions to the themes of ancient mythology, Indian and Chinese philosophy. The themes of their poems were Descartes' philosophy, Byzantine chronicles, mathematics and astronomy. The author concludes that the interest in knowledge among Finnish modernists is manifested as enlightening traditions. They are generally characteristic for Finnish literature, as their denial, a combination of rational and irrational, scientific and intuitive is found in them.

Key words: Finnish poetry; modernism; the rational and the intuitive.

Введение

Послевоенная лирика Финляндии, на первый взгляд, не похожа на все, что было написано в северной стране, как на финском, так и на шведском языках. Разочарование в цивилизации и прогрессе, подрыв традиционных идеалов, переосмысление исторического процесса, вызванные трагическими событиями XX века, с одной стороны, а также прорыв во многих сферах науки и техники - с другой сделали невозможным прежний взгляд на картину мира в целом.

Другими словами, произошел парадигмальный сдвиг, одним из первых своих проявлений имевший место в литературе. В частности, поэты начали свой путь в литературе с отказа от традиций: как от фольклорно-песенной, к которой склонялись неоромантики начала века, так и от протестной социальной лирики, ставшей общим местом экспрессионизма 1920-х гг. Представители финской критики считают, что в лирике произошла революция, основными признаками которой было отречение от истории, утрата доверия к обществу, ломка стихотворных размеров и открытие европейской литературы [Laitinen 1981; Tarkka 1985; Toivonen 1986]. В монографии М.-Л. Куннас слово «революция» присутствует уже в названии: «Muodon vallankumous. Modernismin tulo suomenkieliseen lyrikkan» (Революция формы. Становление модернизма в лирике на финском языке) [Kunnas 1981].

И действительно, первым порывом стало стремление к разрушению формы, с чего и начали послевоенные лирики Финляндии, быстро попав под воздействие европейского модернизма. В 1950 - 1960-е гг. все поэты Финляндии перешли к верлибру. Не ограничиваясь его возможностями, они экспериментировали с пространством печатного листа, оставляли свободными целые страницы, смешивали шрифты, использовали неологизмы и окказионализмы.

С финским модернизмом обычно связывают имена Айлы Мерилуото (Meriluoto, 1924-2019), Эвы-Лизы Маннер (Manner, 1921-1995),Ласси Нумми ( Nummi, 1928), Пентти Саарикоски (Saarikoski, 19371983), Вяйнё Кирстиня (Kirstina, 1936-2007), Пааво Хаавикко (Haavikko, 1931-2008). В их творчестве было отвергнуто классическое стихосложение и провозглашены имена новых кумиров. Ими стали Эзра Паунд (1885-1972), Томас Стернс Элиот (1888-1965), Уильям Батлер Йейтс (1865-1939), Джеймс Джойс (1882-1941) и другие представители высокого модернизма.

В Финляндии появился большой интерес к интеллектуальной поэзии с аллюзиями на темы античной мифологии и философии. Но не только. Модернисты штудировали «Бхагавад Гиту», знали сутры дзен-буддизма, изречения Конфуция и Лао Цзы. Поэзия стала уделом интеллектуалов. Пушкинская строка «Поэзия должна быть глуповата» у модернистов вызвала бы только недоумение. Темами стихотворений становились философия Декарта, византийские хроники, математика и астрономия. Интерес к познанию был характерен для финской литературы со времен эпохи Просвещения. Еще в конце XVIII в., «развивая критическое мышление, просветители в Финляндии впервые заговорили о методах научного познания, о критериях истины, о бесконечных возможностях человеческого разума» [Карху 1979, с. 83]. Идеи Яакко Ютейни, одного из первых финноязычных авторов Финляндии, что литература должна просвещать, и «только разум просвещенный ... есть достоинство человека [Juteini, Runowihko 1856, с. 78] долго оставались актуальными. Просветительские традиции в финской литературе сохранялись весь XIX век, в той или иной степени они проявлялись в романтическом и реалистическом направлениях. В модернизме к рациональному добавилось иррациональное, к научному постижению мира - мифологическое.

«Знание дает право не знать...»

Эва-Лиза Маннер - одна из основоположниц экзистенциальной ветви в модернистской поэзии Финляндии. Именно «математические» стихи принесли ей большую известность:

А теперь накроши льда в свою музыку.

Из нее получится математика Здесь и далее стихотворения Э.-Л. Маннер, цитируемые по книге «Поэзии Финляндии» приводятся в переводах Н. Стрижевской. [Поэзия Финляндии 1980, с. 317].

Но как же выражается во многом парадоксальный «математизм» поэта? Попробуем рассмотреть этот вопрос на примере стихотворения «Декарт». Оно начинается со строки:

Я мыслил, но не существовал [Поэзия Финляндии 1980, с. 303].

Сразу перечеркнув картезианский «пароль», автор выводит субъекта за рамки лирического героя. Сначала, кажется, мы слышим голос знаменитого философа, который говорит с обратной стороны действительности (точнее, действия). Не случайно автор приводит в стихотворении имя небезызвестного духовидца Эммануила Сведенборга (Swedenborg, 1688-1772). И продолжает:

Да будет вам известно, что философия - синоним одиночества,

А одиночество - холодное мёртвое тело

В объятиях разума... [Поэзия Финляндии 1980, с. 303]

И непонятно, это голос философа, или автора. И когда «быстрые кони вбивают копытами тайное знание в висок Кортезия», мы слышим:

Я с ними заодно [Поэзия Финляндии 1980, с. 307].

Стихотворение выглядит так, словно в нем поэт ведет разговор и от своего лица, и от лица Декарта, и в пылу «полемики», разрывает каузальность пресловутого «cogito ergo sum». Заметим, что Маннер опровергает «вечные истины» с типично финским юмором, через сравнения с животными, растениями. Ей претит видимая стройность последовательных толкований и претенциозность толкователей, хотя не скрывает она и некоторой своей ревности философа к его притязаниям на знание истины, как к чему-то новому, свежему, обнадеживающему:

«Жизнь течёт мимо меня, кровь моя тяжела от горя, нет ни веянья жизни, ни чистого воздуха, ни свежего ветра, что овевал Картезия, когда он писал об этом сотни умных и увлекательных страниц («Чистят ботинки») [Поэзия Финляндии 1980, с. 307].

Поэт всегда бесприютен, он не может спокойно расположиться посреди удобных ему «истин» и поэтому печален. «Печаль - это воздух, которым мы дышим, это облако, которое окутывает всё живое» [там же]. И «Если бы печаль дымилась, земля бы покрылась дымом» [там же, с. 311]. Тут же мы слышим отголосок экклезиастового «умножающий знание, умножает и скорбь». И Маннер неминуемо возвращается к первозданным образам - образам природы - в таком, почти физическом стремлении слиться с ней: «...я уже буду не я, // а лес», - пишет она в стихотворении с говорящим названием «Ассимиляция» [Поэзия Финляндии 1980, с. 311].

По мнению Э.Г. Карху, на мировосприятие Эвы-Лизы Маннер оказали влияние идеи немецкого философа-экзистенциалиста Мартина Хайдеггера (Heidegger, 1889-1976). Сам Хайдеггер не считал себя экзистенциалистом, но именно он впервые дал систематическое изложение экзистенциальных поступков в книге «Бытие и время», в которой задолго до экологического движения «зеленых» заявил об опасности науки и техники, приводящей к насилию над природой ради материальных благ. Хайдеггер отмечал опасность такого отношения к миру, когда коллективный субъект «теряет все остальные измерения бытия» [Руткевич 1985, с. 40]. Мысль Хайдегггера развил другой немецкий философ Макс Шелер (Scheler,1874-1828), писавший в «Философском мировоззрении», что «Только если интеллект ... ставится на службу разуму ... т. е. мудрости и нравственному идеалу, - лишь тогда он становится чем-то специфически человеческим» [Шелер 1994, с. 9].

Однако по-своему, «субъективно», относится к миру и поэт Эва-Лиза Маннер:

Площади, мчащиеся машины, деревья, пыльная зелень у меня обретают смысл, мир - это поэма моих чувств. [Поэзия Финляндии 1980, с. 309].

В отличие от человека техногенной цивилизации, который воспринимает всё окружающее как материал для удовлетворения своих потребностей или средство для достижения, поэт - демиург своего собственного внутреннего мира. Хайдеггер считает, что «стихотворство ... является нам в скромном обличье игры <...>. В нем нет ничего от деяния, которое непосредственно вмешивается в действительность и преобразует ее [Хайдеггер 2003, c. 69].

C экзистенциалистскими умонастроениями, на взгляд Э.Г. Карху, связаны также такие мотивы в лирике поэтессы, как неприязнь к техническому сциентизму, жажда не безличностного знания, бездушно анализирующего мир, а знания, «по-человечески озабоченного и сострадающего; тяготение к мифологической символике, к «первобытномагическому» языку, к идеализированным «изначальным», «домета- физическим» и дорационалистическим формам жизни и сознания, когда отношение человека к миру было еще интимным, целостным, по-детски доверительным» [Карху 1984, с. 292-293]. Однако влияние философии Хайдеггера на поэта критиками, возможно, переоценено. Значительно ближе к мировоззренческим позициям Маннер феноменология Макса Шелера, которого поэтесса могла читать. Безличностному знанию, «холодному рассудку (Кант, Шопенгауэр) Шелер противопоставляет эмоциональный мир человека, который участвует в процессе познания не наряду с рассудком, а впереди него» [Васильева 2011, с. 65].

Эва-Лиза Маннер сумела передать мир человеческой психики, душевные искания лирической героини. Это новый тип финской поэзии интеллектуальной и сострадательной одновременно, пессимистичной и вселяющей надежду. Познание для ее героини - это познание мира, говоря словами Шелера, «путем любящего соучастия во всех его проявлениях» [Васильева 2011, с. 67].

Поэты, вошедшие в литературу после Манер, явно оглядываются на ее поэзию. Ристо Ахти (Ahti, род. в 1943) в книге «Никто» (Ei kukaan 2007), рассуждает о тайном знании, которое делает ненужным мышление словами. Человеку, по мнению поэта, иногда надо освободиться от багажа бессмысленных знаний, чтобы смотреть на мир открытыми глазами и просто идти вперед. Вводя в стихотворение распространенный образ коровы, Ахти пытается разобраться в ее мыслях:

Lehma on hereilla eika nuku karjanhoidon viisauksiin. Se sanoo: En ajattele, siis olen. [Ahti 2007, с. 12]

Корова не спит, несмотря на все премудрости животноводства. Она говорит: «Я не мыслю, значит, я существую» Здесь и далее подстрочные переводы выполнены авт. за исключением случаев, оговоренных особо..

В стихотворении присутствует метафора сна и пробуждения.

Ключ к ней автор дает незамедлительно:

On olemassa salaista tietoa, joka lopettaa sanoilla ja kuvilla ajattelun [Ahti 2007, с. 12]. - «В мире есть тайное знание, которое прекращает мышление словами и образами».

Значит, даже корова владеет тайным знанием и поэтому не спит. А как же человек?

Minakin tiesin kaiken, kerran ... Joskus ihminenkin heraa, paasee irti, se on itselleen niin outo, ettei se mene minnekaan [Ahti 2007, c. 12].

Когда-то я всё знал.

Иногда человек просыпается, освобождается, чтобы просто идти, он так странен себе, что не идет никуда.

Так через ироническое противопоставление Ристо Ахти возвысил корову над Декартом, - каким его изображает Маннер, и уже не кони вбивают ему в висок тайное знание, а коровы, безразлично жуя жвачку, наблюдают как мыслит, но не существует Картезий. Созерцательность - автор неизбежно приходит к ней, как к способу достижения «тайного знания».

Mita on korkea ajatus?

Kesan heina, puu taydessa kukassa [Ahti 2007, c. 50].

Что есть высокая мысль?

Летнее сено, дерево в полном цвету

Ахти, вслед за Маннер, обращается к природе как к источнику истинного знания и пытается мысленно и чувственно идентифицировать себя с ней. Не останавливаясь на этом, он обыгрывает «реанимированную» Ницше мифологему Вечного возвращения в стихотворении «Происходящее».

Ajattelen, etta teemme kierroksia itsemme ymparilla. // nainen kysyy: «Meno-paluu?» Ja huomaamatta sanon aaneen: «Todellisuudessa ei kuitenkaan ko- skaan voi palata» [Ahti 1982, с. 15].

Я думаю, что мы идем по кругу.// кассирша спрашивает: «Туда и обратно?», и я непроизвольно громко говорю: «В действительности «так и так» невозможно». интеллектуальная поэзия финский модернизм

Герой не верит в «туда и обратно», так как это будет движение не назад, а выход на новый виток, на новое возвращение, как бы примиряя Гераклита с его идеей, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку и Ницше с его идеей возврата. Но когда человек в своем спланированном (что важно!) движении «туда-сюда», как птица, что строит гнездо, «встречает другого человека», он «налетает на стену, садится на мель». Здесь другой человек - камень преткновения, и неизвестно, когда по-настоящему что-то происходит: когда ты вьёшь гнездо, двигаясь по привычке, по одному и тому же маршруту, или когда ты натыкаешься на человека.

Часто у Ахти возникает образ пустоты, который можно обозначить буддийским понятием «шуньята» (санскр. «пустота», синоним беззнаковости, бесстрастия) [Пятигорский, с. 183]. Например, в стихотворении «Нарцисс зимой» (1982).

Olen vaihtanut masennuksen tyhjaan.

Tyhja olen ollut, tarkoitukseton...

[Ahti, 1982, s.18]

Я поменял депрессию на пустоту. Я был пуст,

Бесцельно.

В некоторых произведениях наблюдается «стратегия», которую можно соотнести с даосской практикой «недеяния» (кит. `У вэй'), «непротиводействия природе окружающих вещей и существ, а в конечном счете - и всего сущего. Но, следуя природе вещей, мудрец может легко достигать своих целей» [Торчинов, с. 183].

Ахти порывает с преимуществом мышления еще более рьяно, чем Маннер, отрекаясь не только от логики мышления и логичности поведения, но и от любых норм, «правил этикета, хороших манер», которые ему претят - в пользу естественности. В стихах Ахти мы наблюдаем своего рода ироничный, иногда гротескный финский дзен, не лишенный, разумеется, собственного обаяния. У него есть стихотворение под названием «Знание даёт смелость не знать». Эта формула не только служит творческим кредо самого автора, но и определяет философское направление финской поэзии, вдохновившейся постулатами Маннер.

У шведоязычного поэта Финляндии Ральфа Нордгрена (Nordgren 1936-2014) возникает тема созерцательного постижения мира. Но в отличие от Маннер или Ахти, созерцательность Нордгрена холодная, недвижная, каменная. Камни у Нордгрена размышляют:

Vi ar de fasta punkterna.

Мы начало координат.

Нас много

Vi ar manga [Nordgren 1979, с. 50]

Один камень говорит другому «о сути случайностей» (Jag maste lara henne nagot // om tillfallighetens vara) [Nordgren 1979, с. 37].

Поэт умозрительно выходит за пределы даже органического мира, словно пытаясь приблизиться к истоку всякого знания, истоку мироздания, познавая «суть случайностей». И кажется, это ему удается. Подобные эксперименты, как мы могли убедиться, стали доминирующим направлением финской поэзии. А ее интеллектуальная ветвь развивается от формального «университетского» знания в сторону созерцательной мудрости, отказу от рационального мышления вплоть до медитативного бездействия (как в упомянутом даосском термине «у вэй»).

Поэт Пентти Саарикоски идет особым путем. Своими стихами он обращается к выдающимся личностям различных эпох в попытке через переживания и соучастие проникнуть в собственную душу. В стихотворении «Viisas mies» (Мудрец) из сборника «Стихи» (Runoja) 1958 г. речь идет о Гераклите:

Viisas mies, kreikkalainen, nimeltaan Hamara, oli oikeassa, nyt sen ymmarran: en iltaan mennessa koskaan ole paaseva perille ja yolla, nukkuessa, tulen alkuuni takaisin [Saarikoski 1984, с. 13].

Мудрец,

грек по прозвищу Тёмный,

был прав,

теперь я это понимаю,

вечером я никогда не приду к цели и лишь ночью

во сне

возвращаюсь к истоку.

Следуя идее философа, что всё течет, меняется, и невозможно дважды войти в одну реку, поэт словно дополняет его: да, всё так, но исток един и найти его можно лишь за пределами земного мира. «Тёмный» язык Гераклита для Саарикоски аналогичен языку ночной тьмы - языку сновидений, который видится столь родственным языку поэзии. От его лирической «встречи» с Шекспиром в стихотворении «Шекспир» (Shakespeare) также веет духом ночных грёз.

.. .tuuli nostaa hengen maasta tuuli painaa sanat sisaan

Kun tukkani tarttuu kaukaisiin tahtiin, en ole kenenkaan [Saarikoski 1984, c. 13]

.. .ветер возносит дух над землей, ветер вдавливает слова в нутро и когда мои волосы цепляются за далекие звезды, я уже никто.

Каждой строчкой атмосфера нагнетается настолько, что в результате лирический герой совершенно сливается с гением великого предшественника, разросшимся до самых звезд, что на самом деле можно наблюдать лишь во сне. Когда же Саарикоски обращается к Эйнштейну, вновь невозможно отличить одного от другого - так сильна идея самоотождествления. Поэт говорит с читателем на языке снов. Во сне субъектно-объектные отношения не поддаются разумной логике, а человеческие чувства нераздельны.

В «Эйнштейне» автор, точно сочувствуя герою (кем бы он ни был), как бы намекает, что при определенном рассмотрении реальность сна имеет множество точек соприкосновения с Теорией относительности гениального ученого и так же далеко отстоит от реальности действительной - покуда остается лишь теорией:

Mita apua on Teoriasta tassa kylmyydessa, voiko sen kiskoa korviin asti ja jatkaa unta, juna liikkuu siina kuin esimerkki. Jokapaivainen kuolema: luopua Teoriasta, mita nahdaan tarkkaan katsoen, aani kuin taakka putoaisi alas - ja aani kuin lintu lentaisi koko ajan ylospain [Saarikoski 1984, с. 14]

Какой прок от Теории на таком-то холоде, можно ли, укрывшись ею с головой, продолжать спать, например, в движущемся поезде.

Каждый день борьба не на жизнь, а на смерть: отказаться от Теории и, присмотревшись, увидеть, что звук упал бы как груз и тот же звук улетел бы как бесконечно взмывающая ввысь птица

Можно сказать, что Саарикоски, как и другие представители «второго модернизма» финской поэзии, отталкиваясь от рационального знания, точных наук, обращаясь в стихах к непререкаемым авторитетам от Античности до современности, размышляя о философских концепциях и научных теориях, тоже приходит к интуитивному познанию. Его созерцательность - созерцательность сновидца, исследователя, для которого мир грёз значительнее, нежели реальность, ведь это мир его души. В стихотворении «Элементы» (Elementit) из сборника «Стихи» 1958 г. поэт ощущает чуждость, нематериальность ночного мира и не находит в нем настоящей основы:

Yot tutkin sieluani tulella, vedella, ilmalla ja maalla mutta elementit kieltavat minut -

Ночами я изучаю душу - что она такое в сравнении с огнем, водой, воздухом и землей

ei tulta ei vetta ei ilmaa ei maata minussa, ei mitaan mita katsoisin... [Saarikoski 1984, с. 10]

но стихии отвергают меня: во мне самом нет ни огня, ни воды, ни воздуха, ни земли что я мог бы увидеть.

Во сне лирическому герою Саарикоски видится Гераклит и Эйнштейн. Он хочет, чтобы его сон продолжился под шум колес, но не просто поезда, а поезда из теории относительности.

Заключение

Интеллектуальная ветвь «второго модернизма» Финляндии «вырастает» из «мощного ствола» модернизма общеевропейского. Финские модернисты находили источники вдохновения в точных науках, античной литературе, мифологии, религиозно-философских учениях.

Модернистское искусство подчеркнуто интеллектуально, даже элитарно, но время и события подсказывают новые пути и возможности постижения мира и творческого самовыражения. Автором сделан вывод, что интеллектуализм финской поэзии проявил себя не столько в рациональных знаниях и эрудиции, сколько в том, что поэты, овладев этими знаниями, словно «оружием», ощутили его разрушительную силу и решили сменить «мечи на орала» - силу интеллекта на созерцательность, ибо для поэзии в целом умение видеть является созидающей силой.

В финском модернизме интерес к истории связан с анти-историзмом, рациональное с иррациональным, прагматическое с интуитивным.

Список литературы / References

1. Васильева С.В. Ценностный мир личности. К истокам антропологии Макса Шелера. Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 2011. [Vasilyeva, S. V. (2011). Tsennostnyj mir lichnosti. K istokam antropologii Maksa Shelera. (The World of Individual's Values. Towards the Origins of Max Scheler's Anthropology). Petrozavodsk: PetrGU publishing house (in Russ.)].

2. Карху Э. Г. Финская лирика XX века. Петрозаводск: Карелия, 1984. [Karhu, E. G. (1984). Finskaya lirika XX veka (Finnish Lyric Poetry of the 20th Century). Petrozavodsk: Kareliya. (In Russ.)].

3. Карху Э.Г. История литературы Финляндии. Л.: Наука, 1979. 512 с. [Karhu, E. G. (1979). Istoriya literatury Finlyandii (The History of Finnish Literature). Leningrad: Nauka. (In Russ.)].

4. Поэзия Финляндии: пер. с фин., швед. М.: Прогресс, 1980. [Poeziya Finlyandii (1980). (Poetry of Finland). Translation from Finnish, Swedish. Moscow: Progress.(In Russ.)].

5. Пятигорский А. М. Введение в изучение буддийской философии. М.: Новое литературное обозрение, 2007. [Pyatigorskij, A. M. (2007). Vvedenie v izuchenie buddijskoj filosofii (Introduction to the Study of Buddhist Philosophy). Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie. (In Russ.)].

6. Руткевич А.М. От Фрейда к Хайдеггеру. Критический очерк экзистенционального психоанализа. М.: Издательство политической литературы, 1985. [Rutkevich, A.M. (1985). Ot Frejda k Hajdeggeru. Kriticheskij ocherk ekzistencional'nogo psihoanaliza (From Freud to Heidegger. A Critical Essay on Existential Psychoanalysis). Moscow: Izdatel'stvo politicheskoj literatury. (In Russ.)].

7. Торчинов E.А. Даосизм. «Дао-Дэ цзин». СПб.: Азбука-классика; Петербургское Востоковедение, 2004. [Torchinov, Е. А. (2004). Daosizm. «Dao- De czin» (Taoism. «Tao Te Ching»). St.Petersburg: Azbuka-klassika; Peterburgskoe Vostokovedenie. (In Russ.)].

8. ХайдеггерМ. Бытие и время. СПб.: Наука, 2002. [Heidegger, M. (2002). Bytie i vremya (Being and Time). St.Petersburg: Nauka. (In Russ.)].

9. Хайдеггер М. Разъяснения к поэзии Гельдерлина / пер. с нем. Г. Ноткина. СПб.: Академический проект, 2003. [Heidegger, M. (2003). Raz'yasneniya k poezii Gel'derlina. Perevod s nemeckogo G. Notkina. (Elucidations of Holderlin's poetry, transl. from German by G. Notkin). St.Petersburg: Akademicheskij proekt. (In Russ.)].

10. Шелер М. Избранные произведения. М.: Гнозис, 1994. [Sheler, M. (1994). Izbrannye proizvedeniya (Selected Works). Moscow: Gnozis. (In Russ.)].

11. Ahti R. Ei kukaan (Nobody). Helsinki: WSOY, 2007.

12. Ahti R. Narkissos talvella (Narcissus in Winter). Porvoo-Helsinki-Juva, WSOY. 1982.

13. Meriluoto A. Kootut runot. Porvoo - Helsinki: WSOY, 1976.

14. Nordgren R. Sten-samling. Helsingfors: Schildts, 1979.

15. Haavikko P Rakkaudesta ja kuolemasta. Helsinki-Juva: Art Hous, 1989.

16. Juteini J. Runo-wihko. Wiipuri: Wiipurin Suomalaisen Kirjallisuuden Seura, 1856. (Jak. Juteinin kirjoja 3).

17. Kirstina V. Runoja 1958-1977. Helsinki: Tammi, 1979.

18. Laitinen K. Suomen kirjallisuuden historia. Helsinki: Otava, 1981. (In Finnish). Saarikoski P. Tahanastiset runot. Helsinki: Otava, 1984. (In Finnish).

19. Tarkka P. Finnische Literatur der Gegenwart Funfzig Autoren-Portrats. Keuru: Otava, 1983. (In German).

20. Toivonen P.-M. Aila Meriluodon varhaislyriikan modernismi ja sen tausta. Jyvaskyla, Jyvaskylan yliopisto. 1986. (In Finnish).

Размещено на Allbest.ru