Гендерные проекции в повести Н.В. Недоброво "Душа в маске"

Размещено на http://www.allbest.ru

Гендерные проекции в повести Н.В. Недоброво "Душа в маске"

Gender projections in the novel soul in a mask by N.V. Nedobrovo

Marianna V. Kaplun Moscow, Russia

The prose novel by N. V. Nedobrovo Soul in A Mask, written in 1914, incorporates basic ideas of the writer's work and continues development of gender (feminine) discourse of the modern era. To a large extent, the search for a “soul in a mask”, the ability to express a lyrical “I”, coupled with the theatricality of being, the need for a social masquerade, are characteristic of the majority of modernist works. The theme of masks is equally present in the lyrics of symbolism and close to Nedobrovo acmeism (for example, in the work of A. A. Akhmatova, Nedobrovo's closest friend). The masquerade performs two functions in the novel -- plot-forming and philosophical. Having made the center of the story of the reflecting heroine Olga, Nedobrovo displays a number of male characters, a collision which meant to reveal the title female character. Male / female opposition (masculinity / femininity) informs the main conflict of the novel, related to the inability of an intelligent woman of expressing herself in a male society without wearing a mask. The paper shows that the mask serves as a kind of gender projection and represents an attempt to overcome the social masquerade, which is always associated with an identity crisis. Mask, as applied to the heroine and her ready-made social mask gives an opposite effect, only emphasizing the gender difference and, accordingly, leading to the disclosure of the heroine's femininity. Based on this, “female issue” raised in the story is resolved in compliance with patriarchal ideas of the conservative gender discourse of the turn of the century.

Keywords: Nedobrovo, Soul in A Mask, modernism, novel, mask, masquerade, theatricality, gender discourse, gender projection, gender opposition, femininity, masculinity.

Аннотация

Прозаическая повесть Н. В. Недоброво «Душа в маске», написан-ная в 1914 г., вобрала в себя основные идеи творчества писателя и продолжила развитие гендерного (фемининного) дискурса эпохи модерна. В значительной степени поиски «души в маске», возможности выразить свое лирическое «я», сопряженные с театральностью бытия, необходимостью социального маскарада, характерны для большинства произведений писателей-модернистов. Тема масок в равной степени присутствует в лирике символизма и близкого Недоброво акме-изма (например, в творчестве А. А. Ахматовой, ближайшей подруге Недоброво). Маскарад в повести несет две функции -- сюжетообразующую и философскую. Сделав центром повести рефлексирующую героиню Ольгу, Недоброво выводит ряд мужских характеров, столкновение с которыми призвано раскрыть главный женский образ. На оппозиции мужское/женское (маскулинности/фемининности) строится основной конфликт повести, связанный с невозможностью умной жен-щине высказаться в мужском обществе, чтобы быть услышанной и понятой, не надев при этом маску. Маска в повести служит своеобразной гендерной проек-цией, попыткой преодоления социального маскарада, который всегда сопряжен с кризисом идентичности. В случае героини повести маска, надетая на готовую социальную маску, дает обратный эффект, только подчеркивающий гендерное раз-личие и, соответственно, ведущий к раскрытию фемининности героини. Исходя из этого, «женский вопрос», поднятый в повести, решается в русле патриархаль-ных представлений консервативного гендерного дискурса рубежа веков.

Ключевые слова: Н. В. Недоброво, «Душа в маске», модернизм, повесть, маска, маскарад, театральность, гендерный дискурс, гендерная проекция, гендерная оппозиция, фемининность, маскулинность.

Прозаическая повесть русского поэта, критика, литературоведа Николая Влади-мировича Недоброво (1882-1919) «Душа в маске» была опубликована в журнале «Рус-ская мысль» в 1914 г. [16]. Как указывает крупнейший исследователь жизни и творче-ства Н. В. Недоброво Е. И. Орлова, в произведении прослеживаются идеи А. Бергсона, А. Потебни о концепции восприятия и памяти, интуитивного мышления (см.: [20, с. 192-204; 22]). В повести нашел отражение «женский вопрос», связанный со сдвигами в изображении женских героинь в эпоху модернизма. Главная героиня -- юная дворянка Ольга Александровна -- задается вопросом о преобладании красоты над истинной сущностью человека. Повесть открывается рассуждениями героини о том, что красота не дает мужчинам разглядеть ее душу: «Но разве цвет можно подбирать только к лицу? А к стану, к росту, к движениям, а к душе, наконец? Или у меня нет души?», «Красота, это -- самая высокая, самая беззвучная стена между людьми», «И что бы я ни делала, смеюсь ли, страдаю ли, -- я чую, -- как мною любуются, а о душе и не вспомнят» [16, с. 77]. Ольга задается целью «привлечь человека просто собою, а не этим внешним», скрыв свое лицо. Как точно отмечает Е. И. Орлова, «душа требует отклика, познать себя, находясь в пределах лишь своей личности, невозможно» [20, с. 203]. Для постав-ленной задачи героиня хочет использовать готовящийся новогодний маскарад в Дво-рянском Собрании, чтобы под маской костюма домино поговорить с Петром Кирилло-вичем Стрешневым, «достойнейшим человеком», слова которого однажды произвели на нее неизгладимое впечатление.

Маскарадная (театральная) тема, поднятая Н. В. Недоброво в повести, была широко распространена в литературе модернизма, включая творчество акмеистов¹. На рубеже веков тягу к театральности, маскараду можно объяснить возможностью бегства от реальности в мир прошлого или мифологический вымышленный мир [13, с. 22]². Например, у Н. С. Гумилева образ и символ маски занимает одно из централь-ных мест в конструировании его мифологических поэтических образов (см.: [9, с. 126-133; 26, с. 170-183]). Показательным является стихотворение Н. С. Гумилева 1918 г. «Маскарад», в котором описание маскарада выливается в безудержную карнавальную какофонию:

В глухих коридорах и в залах пустынных

¹ Вопрос, к какому литературному течению принадлежал Н. В. Недоброво, до сих пор остается открытым, подробнее о взаимоотношениях Недоброво и акмеизма в работах Е. И. Орловой (см.: [20, с. 162-175; 21, с. 313-321]).

² Большинство писателей-модернистов высказывались по поводу целей и задач театра (театраль-ности) в эпоху перемен (см.: [23, с. 202-219]).

Творчество другого акмеиста М. А. Кузмина пронизано идеей театрально-сти жизни и искусства как своеобразного маскарада, что нашло отражение в сбор-нике «Сети» (1908) в цикле «Ракеты» [5, с. 690]. В открывающем цикл стихотворении «Маскарад» (1906) возникает зрелище изысканного праздника с масками персонажей из итальянской комедии дель арте, создающими атмосферу обманчивости и мимолет-ности:

.. .Запах грядок прян и сладок,

Описание маскарада у Н. В. Недоброво перекликается с карнавалом Н. С. Гуми-лева и М. А. Кузмина: «Залы Дворянского Собрания привычно сияли, но толпа была странна: она едва-едва только развязнее, чем на балу -- была неузнаваема; маскиро-ванные люди казались большими заводными куклами и сливались в яркую рябь» [16, с. 85].

Особое место маскарадная тема занимала в творчестве символистов, например, у А. А. Блока, с которым Н. В. Недоброво был хорошо знаком и состоял в переписке [24, с. 292-296]. Как указывает С. Гольдберг, среди театральных стихотворений А. А. Блока маскарадная эстетика наиболее сильна в сверхсимволистском цикле «Снежная маска» (1907) [4]. В стихах этого цикла отразились впечатления А. А. Блока от «бумажного бала» -- костюмированного вечера, устроенного актрисами театра им. В. Ф. Комис- саржевской, где дамы были в маскарадных костюмах из бумаги («трехвенечная тиара», «На конце ботинки узкой // Дремлет тихая змея») [19, с. 426] Например, в стихотворении «Под масками» 9 января 1907 присутствуют одушевленные сим-волистские образы: «маска», «совесть», «ночь» и т. д.: «А под маской было звездно. // Улыбалась чья-то повесть, / Короталась тихо ночь. // И задумчивая совесть, / Тихо плавая над бездной, / Уводила время прочь. // И в руках, когда-то строгих, / Был бокал стеклянных влаг. // Ночь сходила на чертоги, / Замедляя шаг. <...>» [1].. С символистской эсте-тикой маскарада повесть Н. В. Недоброво связывают цитаты из Ш. Бодлера и В. Брю-сова о маске красоты и заключенном духе. Например, строки, вынесенные в эпиграф: “Que c'est un dur mdtier que d'etre belle femme.” (Как красиво быть красивой женщи-ной.) [16, с. 77; 20, с. 201]. Сама героиня цитирует именно Ш. Бодлера в оригинале, желая доказать, что положение красавицы не вызывает желания проверить ее ум: “Que m'importe que tu sois sage? Sois belle! Et sois triste!” (Что мне до твоего благоразумия? Будь прекрасна! Будь печальна!) [16, с. 78] Цитата из стихотворения «LXXXV Грустный мадригал» (Madrigal triste) из сборника Ш. Бод-лера «Цветы зла» (Les Fleurs du mal) (1857), главными темами которого являются скука, уныние, ме-ланхолия: «Не стану спорить, ты умна! // Но женщин украшают слезы. // Так будь красива и грустна, / В пейзаже зыбь воды нужна, / И зелень обновляют грозы» (пер. В. Левин) [2, с. 124-125].. В кульминационном разговоре со Стреш-невым героиня цитирует Брюсова: «Напрасно дух о свод железный / Стучится кры-льями, скользя. // Он вечно здесь, над той же бездной: / Упасть в соседнюю -- нельзя!» [16, с. 87] Сам Недоброво в сноске повести указывает, что «прекрасная строфа эта принадлежит Брюсову Н. Н.», тем самым подчеркнув близость идей символиста В. Я. Брюсова своим собственным.. Тема мятущегося духа не раз поднималась в лирике Недоброво, например, «О как мучительны мгновения свиданий...», «Дух изможденный, дух усталый...»: «О как мучительны мгновения свиданий / среди бездействия, забот, трудов, страданий / с тобою, мстящий дух, сияющий, немой! // Живущий человек как жалок пред тобой! <...>» (27.X.1902 Харьков), «Дух изможденный, дух усталый. // Зачем себя тревожишь ты, / Укор мне шепчешь запоздалый, / Смущая вялые мечты <...>» (26.XII.1902-8.I.1903) [17].

В «Душе в маске» маскарад выполняет две функции. Первая -- сюжетообразу-ющая -- встреча Ольги и Стрешнева на новогоднем карнавале является кульминаци-онной, после нее наступает развязка. Вторая -- философская, в которой социальный маскарад выступает поводом для размышлений героев над невозможностью выразить человеческую сущность словами даже посредством маски. Верный друг героини Кон-стантин Андреевич Хлудов прямо говорит о трудностях «маскарадного» диалога вне действия, опираясь на идеи Потебни: «А язык, нужный для такого разговора, вы разве придумали?», «Видите ли, вне слова не выразить мысли <...>. Когда я говорю: “этот человек добр”, разве я о душе говорю? Нет, я хвалю поступки. И так всегда. <.> Нет дела, тогда, конечно, нет и названия, а нет названия, не может быть ни мысли, ни речи» [16, с. 79-80; 20, с. 202-203]. В попытке «выразить себя» и «показать свой ум» Ольга решается отправить анонимное письмо Стрешневу, с которым желает поговорить по душам на грядущем маскараде. Но встреча с «человеком, способным к серьезным мыслям», оказывается большим разочарованием для героини, когда даже под маской Ольга оказывается не способной заинтересовать собеседника-мужчину своим умом. Теория героини о масках, которые носит общество, обезличивающих человеческую при-роду, и превосходстве одиночества над жизнью в социуме, разбивается о равнодушие ее собеседника, заинтригованного лишь интересом к женщине под маской. Стрешнев с иронией указывает на чрезмерную образованность женщин в нынешнем обществе, способном порождать чуждые обществу идеи: «Вы, видно, недавно завершили именно то высшее образование, которое желаете всем. Так чуждо нам, овцам, уготованным к коллективизму, все сказанное вами. А ну, как вы и современных альманахов не чита-ете?» [16, с. 88]. Последние иллюзии Ольги о «разговоре по душам» разбиваются, когда Стрешнев открыто признает, что рассматривает свою собеседницу как весьма заинте-ресованную в нем, как мужчине, особу: «Серые бабочки всегда летят к самому яркому светочу, а ты, серая бабочка, около меня!» [16, с. 88]. Но настоящим разочарованием для героини становится фраза Стрешнева в ответ на рассуждения о неравенстве и кра-соте, после которого Ольга покидает маскарад: «Ну, маска, не знаю, умна ли ты, но что ты красива, это я знаю!» [16, с. 90]. Как указывает Е. И. Орлова, «для Ольги это озна-чает провал всего ее плана, поскольку душа ее оказалась не раскрыта и не разгадана для другого человека: снова за «маской» тела» [20, с. 204].

В эпизоде со Стрешневым вскрывается гендерный мотив повести, основанный на оппозиции в восприятии мужского и женского. Н. В. Недоброво с одной стороны, наделяет свою героиню острым умом, способным «заглянуть под маску в душу», но, с другой стороны, рисует портрет воплощенной фемины. Ольга хочет, чтобы мужское общество воспринимало ее на равных, а не через призму женственности и красоты, но, чтобы добиться поставленной цели, героиня вынуждена использовать чисто жен-ские ухищрения. Например, письмо Стрешневу с предложением встречи на маскараде героиня пишет в чисто женской интригующей манере, уверяя, что «здесь нет никакой мистификации и интриги», предлагая при этом адресату вступить в затейливую игру с опознаванием на маскараде (опознавательным знаком должен послужить белый цве-ток в петлице Стрешнева). Подпись письма звучит не менее загадочно Душа в маске. Для маскарада Ольга сначала хочет «обшить домино кружевами холодного цвета утрен-него осеннего неба», но по совету Хлудова выбирает серое домино, серую маску и пер-чатки (костюм полевой мыши), убрав все кружева, «несущие мир женского очарования, оставленный за порогом». На встрече со Стрешневым героиня цитирует Ш. Бодлера и В. Я. Брюсова, желая показаться эрудированной, что в глазах собеседника, заинтри-гованного совсем другим, не прибавляет ей ума. После неудавшегося разговора Ольга подвергается приставаниям своего подвыпившего знакомого Лбова, который сходу при-знает в глухом сером домино хорошенькую девушку. В расстроенных чувствах героиня просит Хлудова о помощи, испугавшись устроенного ею же маскарада: «Константин Андреевич! Увезите меня!» [16, с. 91].

В повести каждый шаг героини в сторону от своей сущности только приво-дит ее назад, и даже надев маску, в глазах мужского общества героиня остается собой, обычной привлекательной женщиной, а ее «душевные откровения» не находят отклика. Маска в повести Н. В. Недоброво служит своеобразной гендерной проекцией, за кото-рой невозможно спрятаться. Речь идет о социальном маскараде, попытки преодоле-ния которого всегда сопряжены с кризисом идентичности [7, с. 17-18]. В разговоре со Стрешневым Ольга подчеркивает обезличенность людей в масках: «Самой быть под маской -- хорошее чувство, но видеть столько закрытых лиц -- это страшно <...>. Мне вдруг почудилось, что и души безличны и одинаковы» [16, с. 87]. Парадокс кажу-щейся маскировочной обезличенности заключается в том, что в случае гендерных проекций маска, надетая на готовую социальную маску, дает обратный эффект, только подчеркивающий гендерное различие. При первой примерке маски Ольга отмечает, что легко солгала дяде о переписанном письме, «почувствовав свободу», от того, что больше не видно ее смущения, т. е. вступила в вынужденное противоречие с собствен-ной идеей, что под маской способна раскрыться душа. В попытках доказать Стрешневу свою правоту и «выразить душу» героиня, будучи под маской, теряет самообладание и являет собеседнику чувствительную женскую натуру, которая проявляется в порыви-стой мимике, жестах, надрывном голосе. В этом контексте интересно посмотреть, как в повести происходит выстраивание маскулинной (мужской) и фемининной (женской) оппозиции.

Сделав центром повести рефлексирующую героиню, Н. В. Недоброво выводит ряд мужских характеров, столкновение с которыми должно раскрыть главный женский образ. Лучший друг героини Константин Андреевич Хлудов представляет собой реф-лексирующего интеллигента, безнадежно влюбленного в Ольгу и потакающего всем ее «шалостям». Именно Хлудов предупреждает Ольгу о возможной неудаче в ее пред-приятии по поиску «души в маске», всячески оберегает ее на маскараде, отвозит домой и успокаивает в финале. Подобный рыцарский типаж можно обнаружить в ранней лирике Н. В. Недоброво, например, в стихотворении 1890 г.:

О, как я вами очарован!

Петр Кириллович Стрешнев, чьим умом героиня очарована в самом начале, на деле оказывается холодным, рассудочным человеком, знающим себе цену и счи-тающим женскую рефлексию пустой. В соответствии с установками своего времени Стрешнев во многом справедливо полагает, что истинная цель письма от загадочной незнакомки с предложением встречи может иметь только одну цель -- тайное при-знание заинтересованной в нем женщины. Отставной военный дядя Павел, живущий в соответствии с патриархальной моралью, прямо говорит Ольге об истинном, весьма игривом предназначении маскарада, на который собралась племянница: «Ах, прилич-ный маскарад -- ненужная нелепость. Какое тут приличие, когда молодые женщины с молодыми мужчинами ходят и, пользуясь якобы взаимной неизвестностью, дразнят друг друга» [16, с. 80]. Услышав о реальной причине интереса племянницы к пред-стоящему балу, дядя сразу указывает на чрезмерно романтичную натуру Ольги: «Боже, экой романтизм в тебе сидит! Это все твои поклонники. Всякий из них так надрывается чем-нибудь перед тобой показаться, что ты и впрямь во все это поверила» [16, с. 81]. И наконец, «добрый знакомый» героини Лбов, случайно встреченный на маскараде, прямо говорит Ольге о возможности продлить карнавальное развлечение в отеле. При всем различии своих характеров мужские типажи повести сходятся в одном -- снисхо-дительном отношении к главной героине как хорошенькой девушке, а не интересной собеседнице. Даже преданный Хлудов, терпеливо выслушивающий все идеи Ольги, относится к ней, как рыцарь к своей Прекрасной даме, и не воспринимает героиню как умного собеседника, мягко, но твердо опровергая все ее доводы и во многом оправды-вая поведение Стрешнева на маскараде. Дядя Павел прямо называет племянницу кокет-кой, когда узнает, что «интриговать» на маскараде она будет не с Хлудовым. Стрешнев и Лбов даже под маской домино догадываются, что перед ними юная интригующая прелестница. Еще одно сходство персонажей мужчин заключается в том, что ни Хлу-дова, ни Стрешнева, ни дядю Павла не интересует выдвинутая героиней теория про душу в маске. Каждый из мужчин лишь поддерживает разговор с героиней в меру сво-его интереса, но не развивает рассуждения на поставленную тему и не пытается поста-вить социальный эксперимент в маске или без нее.

Стоит отметить, что повесть Недоброво хорошо вписывалась в развитие темы гендерного (фемининного) дискурса эпохи модерна. Как указывает Эконен Кирсти, «категория “новой женщины” относится к тому дискурсу, в оппозиции к которому фор-мировался философско-эстетический дискурс (в том числе дискурс эстетизированной фемининности)» [27]. В противовес западному видению дискурса «новой женщины» в консервативных трактатах рубежа веков при обсуждении «женского вопроса» инди-видуальное своеобразие представительниц женского, впрочем, как и мужского, пола не артикулируется, а природа женщины трактуется мыслителями всех направлений как неизменная [10, с. 43]. Как указывают Н. Козлова и С. Рассадин, «стремясь пока-зать противоположность качеств женского и мужского полов в рамках бинарных оппо-зиций: например, “сила -- бессилие”, консерваторы доказывали, что женские каче-ства менее значимы по сравнению с мужскими: например, сила важнее красоты» [10, с. 43]. На знакомство Н. В. Недоброво с консерваторским дискурсом указывает финал повести, в котором Ольга, оказавшись дома наедине с Хлудовым, раскрывает свою фемининную сущность, признавшись давно влюбленному в нее мужчине в собствен-ной хрупкости и незначительности: «Какая я, значит, маленькая, если всю мою душу так легко было обежать» [16, с. 92]. «Мне вдруг кажется, что я совсем маленькая. Я и не знала до сих пор, что вы такой добрый <...>. Я устала и дрема в голове» [16, с. 93]. Несмотря на достаточно острый для того времени вопрос, поднятый в повести, о месте умной женщины в мужском обществе, Н. В. Недоброво не развивает столь прогрессив-ную мысль, наоборот, его героиня находит свое тихое счастье в финале в соответствии с патриархальными гендерными представлениями, а маскарадная интрига отпадает.

Особого внимания заслуживает рассмотрение гендерного вопроса, поднятого в повести, в контексте взаимоотношений Н. В. Недоброво и А. А. Ахматовой (см.: [25; 20, с. 35-69]). Как указывает Е. И. Орлова, центральный мотив повести «Душа в маске», заключающийся в невозможности открыть свою душу другому, можно обна-ружить в ряде стихотворений А. А. Ахматовой, ближайшей подруге Недоброво: «Есть в близости людей заветная черта...» (1911), «В недуге горестном моя томится плоть, // А вольный дух уже почиет безмятежно» (1916) [20, с. 59]. Стихотворение Н. В. Недо-брово «При жизни Вы разлучены с душой...»¹¹ было вынесено в дарственную надпись «Н. В. Недоброво -- Анне Ахматовой» на оттиске его повести «Душа в маске»: «При жизни Вы разлучены с душой... / Покамест я об этом в небольшой / Не рассказал, как собираюсь, сказке, / Бездушная, -- примите “Душу в маске” 2.II.1914» [17]. Обращение к А. Ахматовой, как поэту, разлученному с душой, для Н. В. Недоброво отнюдь не слу-чайно. А. Ахматова, как и другие поэтессы эпохи модернизма, зачастую использовали «литературные маски», чтобы раскрыть свое лирическое «я» [15]. Употребляя эпитет «бездушная» в дарственной, Н. В. Недоброво намекает на многообразие лиц (личин) ахматовского поэтического творчества, как череды зеркальных отражений [14, с. 211-212].

Идея лирических масок тесно связана с лейтмотивом повести Недоброво -- в начале ХХ в. женщина могла попытаться раскрыть свою душу, только надев при этом маску. В стихотворении «Ахматовой» (1913) Н. В. Недоброво прямо говорит о количе-стве жизней, «прожитых» поэтессой в лирике:

.Как ты звучишь в ответ на все сердца.

Тяга к мистификациям с целью раскрытия души была присуща не только авто-рам-женщинам, но и мужчинам. Например, сонет Н. В. Недоброво «В твоих объятиях я счастье познавала...» (9.VIII.1901) написан от лица некогда любимой, но брошенной и все еще любящей женщины:

.Не тронуть уж тебя пылающей любовью,

Героиня «Души в маске» полностью отвечает канону чутких лирических геро-инь Н. В. Недоброво, стремящихся к познанию души и терпящих душевный (сердеч-ный) крах. Примечательно, что «Душа в маске» практически полностью построена на диалогах Ольги с окружающими ее мужчинами, а собственно, описаниям (в тре-тьем лице), характерным для прозаического жанра, в повести отведено незначительно место. Подобный прием преобладания диалога в прозе сближает повесть с драматиче-ской формой, а отсутствие внутренних монологов говорит о возможном желании автора раскрыть душевный мир персонажей, одетый в социальные маски, прибегая к речевым характеристикам.

Повесть Н. В. Недоброво «Душа в маске» вобрала в себя основные идеи творче-ства писателя и продолжила развитие темы гендерных проекций в литературе модерна. В значительной степени поиски «души в маске», сопряженные с театральностью бытия, необходимостью социального маскарада, характерны для большинства произведений писателей-модернистов. «Литературные маски» имели своей целью подчеркнуть поиск новых форм самовыражения в попытках гендерного самоопределения модернистских поэтов и прозаиков. На оппозиции мужское/женское (маскулинности/фемининности) строится основной конфликт повести Н. В. Недоброво, связанный с невозможностью умной женщине высказаться в мужском обществе, чтобы быть услышанной и поня-той, не надев при этом маску. Исходя из этого, «женский вопрос», поднятый в повести, решается в русле патриархальных представлений консервативного дискурса рубежа веков. По мысли Н. В. Недоброво, невозможность открыть душу другому можно пре-одолеть только обратным прочтением (сперва души, затем личины), что и происходит в повести, когда героиня находит свое счастье с человеком, давно разглядевшему ее душу. В четверостишии своему лучшему другу Б. В. Анрепу Н. В. Недоброво как-то написал: «В твоем познанье о себе / я равновесья не нарушу -- / даю свое лицо тебе, / тебе, кто знает мою душу» (Надписи на карточке Анрепу») (3.XII.1903) [17].

Список литературы

1. Блок А. А. Снежная маска: [Стихи]. СПб.: Оры, 1907. URL: http://blok.lit-info.ru/ blok/stihi/snezhnaya-maska/017.htm (дата обращения: 25.05.2020).

2. Бодлер Ш. Цветы Зла / изд. подгот. Н. И. Балашов, И. С. Поступальский; отв. ред. Н. И. Балашов; ред. O. K. Логинова; худож. С. А. Данилов. М.: Наука, 1970. 480 с.

3. Бреева Т. Н. Гендерное конструирование в романе М. Кузмина «Крылья» // Фило-логия и культура. 2016. № 2 (44). С. 199-204.

4. Голдберг С. Театральные стихи Блока // Мандельштам, Блок и границы мифопо-этического символизма. URL: https://postnauka.ru/chapters/154901 (дата обраще-ния: 25.05.2020).

5. Григорьев А. Л. Акмеизм // История русской литературы: в 4 т Л.: Наука, 1983 / ред. тома: К. Д. Муратова. 1983. Т 4: Литература конца XIX - начала XX века (1881-1917). С. 689-711.

6. Гумилев Н. С. Романтические цветы: Стихи. 1903-1907. СПб.: Книгоиздатель-ство Прометей, Н. Н. Михайлова, 1918. С. 18-19.

7. Завершинская Н. А. Социальный маскарад и его гендерные проекции // Вестник НовГУ 2005. № 33. С. 17-21.

8. Зусева-Озкан В. Б. Маскулинность и фемининность в литературе русского модернизма: случаи Блока и Цветаевой // Вестник ТГУ 2019. № 448. C. 30-34.

9. Карпачев В. С. Особенности коммуникативной организации ранних ролевых стихотворений Н. С. Гумилева (на примере поэтического сборника «Романтиче-ские цветы») // Вестник славянских культур. 2016. № 1 (39). С. 126-133.

10. Козлова Н., Рассадин С. Дискурсивные эффекты модернизации: «женский вопрос» как механизм интеграции женщин в общество модерна // Власть. 2013. № 12. С. 40-44.

11. Кузмин М. А. Сети: Первая книга стихов / обл. работы Н. Феофилактова. М.: Скорпион, 1908. URL: http://kuzmin.lit-info.ru/kuzmin/stihi/stih-83.htm (дата обращения: 26.05.2020).

12. Кузнецова Е. А. Мотив «пророчества о нашем дне» в «мужской» и «женской» лирике русского модернизма (Статья первая) // Новый филологический вестник. 2019. № 4 (51). С. 210-227.

13. МазинаЕ. И. Философия творчества начала ХХ века // Вестник славянских куль-тур. 2011. № 2 (ХХ). С. 21-23.

14. Марков А. В. «Леонардески» Ахматовой: комментарий к живописной реально-сти // Studia Litterarum. 2017. Т 2, № 4. С. 208-217. DOI: 10.22455/2500-4247-2017-2-4-208-217

15. Михайлова М. Лица и маски русской женской культуры Серебряного века // Ген-дерные исследования: Феминистская методология в социальных науках. Харь-ков: Харьковский центр гендерных исследований, 1998. С. 117-132.

16. Недоброво Н. В. Душа в маске // Русская мысль: журнал научный, литературный и политический. 1914. Кн. 1. С. 77-93

17. Недоброво Н. В. Стихотворения. 1919 // Az.lib.ru. URL: http://az.lib.ru/n/ nedobrowo_n_w/text_1919_poe.shtml (дата обращения: 25.05.2020).

18. Недоброво Н. В. Юдифь. Трагедия в стихах // Недоброво Н. В. Милый голос. Избранные произведения. Томск: Водолей, 2001. URL: http://az.lib.ru/n/ nedobrowo_n_w/text_1919_judif.shtml (дата обращения: 28.05.2020).

19. Орлов Вл. Примечания // Александр Блок. Собр. соч.: в 8 т. М.;Л.: ГИХЛ, 1960. Т 2. С. 426-428.

20. ОрловаЕ. И. Литературная судьба Н. В. Недоброво. М.: Флинта, 2019. 432 с.

21. Орлова Е. И. Н. В. Недоброво и акмеизм // Вопросы литературы. 2001. № 3. C. 313-321.

22. Орлова Е. И. Поэтическая и научная деятельность Н. В. Недоброво в контек-сте литературно-эстетического движения 1910-х годов: дис. ... д-ра филол. наук. М., 2004. 381 с.

23. Петрова Г. В. Федор Сологуб о театре и о трагедии // Studia Litterarum. 2019. Т 4, № 4. С. 202-219. DOI: 10.22455/2500-4247-2019-4-4-202-219

24. Письма Н. В. Недоброво к Блоку / предисл., публ. и коммент. М. М. Кралина // Литературное наследство / под ред. И. С. Зильберштейн, Л. М. Розенблюм; под-бор ил. Н. А. Кайдалово, Н. Н. Примочкиной. М.: Наука, 1981. Т 92: Александр Блок: Новые материалы и исследования. Кн. 2. С. 292-296.

25. Струве Г. Ахматова и Н. В. Недоброво // Анна Ахматова: Pro et contra. СПб.: Изд-во РХГИ, 2001. С. 539-586.

26. Филатов А. В. Миф об Адаме в лирике Н. С. Гумилева // Studia Litterarum. 2018. Т 3, № 4. С. 170-183. DOI: 10.22455/2500-4247-2018-3-4-170-183

27. Эконен К. Дискурс «новой женщины» // Творец, субъект, женщина: Стратегии женского письма в русском символизме. М.: Новое литературное обозрение, 2011. URL: https://lit.wikireading.ru/45063 (дата обращения: 28.05.2020).

References

модерн театральность гендерный

1. Blok A. A. Snezhnaia maska: [Stikhi] [The mask of Snow: [Poems]]. St. Petersburg, Ory Publ., 1907. Available at: http://blok.lit-info.ru/blok/stihi/snezhnaya-maska/017. htm (accessed 25 May 2020). (In Russian)

2. Bodler Sh. Tsvety Zla [The flowers of Evil], edition prepared by N. I. Balashov, I. S. Postupal'skii; responsible editor N. I. Balashov; editor O. K. Loginova; artist S. A. Danilov. Moscow, Nauka Publ., 1970. 480 p. (In Russian)

3. Breeva T. N. Gendernoe konstruirovanie v romane M. Kuzmina “Kryl'ia” [Gender construction in M. Kuzmin's novel “Wings”]. Filologiia i kul'tura, 2016, no 2 (44), pp. 199-204. (In Russian)

4. Goldberg S. Teatral'nye stikhi Bloka [Theatrical verses by Blok]. In: Mandel'shtam, Blok i granitsy mifopoeticheskogo simvolizma [Mandelstam, Blok and Frontiers of Mythopoetic Symbolism]. Available at: https://postnauka.ru/chapters/154901 (accessed 25 May 2020). (In Russian)

5. Grigor'ev A. L. Akmeizm [Acmeism]. In: Istoriia russkoi literatury: v 4 t. [The History of Russian Literature: in 4 vols.]. Leningrad, Nauka Publ., 1983, red. vol.: K. D. Muratova, vol. 4: Literatura kontsa XIX - nachala XX veka (1881-1917) [Literature of the late 19^th - early 20^th centuries (1881-1917)], pp. 689-711. (In Russian)

6. Gumilev N. S. Romanticheskie tsvety: Stikhi. 1903-1907 [Romantic flowers: Poems. 1903-1907]. St. Petersburg, Knigoizdatel'stvo Prometei, N. N. Mikhailova Publ., 1918, pp. 18-19. (In Russian)

7. Zavershinskaia N. A. Sotsial'nyi maskarad i ego gendernye proektsii [Social masquerade and its gender projections]. Vestnik NovGU, 2005, no 33, pp. 17-21. (In Russian)

8. Zuseva-Ozkan V. B. Maskulinnost' i femininnost' v literature russkogo modernizma: sluchai Bloka i Tsvetaevoi [Masculinity and Femininity in the Literature of Russian Modernism: Cases of Blok and Tsvetaeva]. Vestnik TGU, 2019, no 448, pp. 30-34. (In Russian)

9. Karpachev V. S. Osobennosti kommunikativnoi organizatsii rannikh rolevykh stikhotvorenii N. S. Gumileva (na primere poeticheskogo sbornika “Romanticheskie tsvety”) [Features of the communicative organization of early role-playing poems by N. S. Gumilyov (by the example of a poetic collection “Romantic Flowers”)]. Vestnik slavianskikh kul'tur, 2016, no 1 (39), pp. 126-133. (In Russian)

10. Kozlova N., Rassadin S. Diskursivnye effekty modernizatsii: “zhenskii vopros” kak mekhanizm integratsii zhenshchin v obshchestvo moderna [The discursive effects of modernization: the “women's issue” as a mechanism for women's integration into the modernist society]. Vlast', 2013, no 12, pp. 40-44. (In Russian)

11. Kuzmin M. A. Seti: Pervaia kniga stikhov [Nets: First Book of Poems], region of work N. Feofilaktova. Moscow, Skorpion Publ., 1908. Available at: http://kuzmin.lit- info.ru/kuzmin/stihi/stih-83.htm (accessed 25 May 2020). (In Russian)

12. Kuznetsova E. A. Motiv “prorochestva o nashem dne” v “muzhskoi” i “zhenskoi” lirike russkogo modernizma (Stat'ia pervaia) [The Motif of “Prophecy of Our Day” in the “Male” and “Female” Lyrics of Russian Modernism (Article I)]. Novyi filologicheskii vestnik, 2019, no 4 (51), pp. 210-227. (In Russian)

13. Mazina E. I. Filosofiia tvorchestva nachala XX veka [Philosophy of Creativity at the Beginning of the 20^th century]. Vestnik slavianskikh kul'tur, 2011, no 2 (XX), pp. 21-23. (In Russian)

14. Markov A. V. “Leonardeski” Akhmatovoi: kommentarii k zhivopisnoi real'nosti [Akhmatova's “Leonaderschi”: A Commentary on the Pictorial Reality]. Studia Litterarum, 2017, vol. 2, no 4, pp. 208-217. DOI: 10.22455/2500-4247-2017-2-4-208-217 (In Russian)

15. Mikhailova M. Litsa i maski russkoi zhenskoi kul'tury Serebrianogo veka [Faces and masks of Russian female culture of the Silver Age]. In: Gendernye issledovaniia: Feministskaia metodologiia v sotsial'nykh naukakh [Gender Research: Feminist Methodology in the Social Sciences]. Khar'kov, Khar'kovskii tsentr gendernykh issledovanii Publ., 1998, pp. 117-132. (In Russian)

16. Nedobrovo N. V. Dusha v maske [Soul in A Mask]. Russkaia mysl': zhurnalnauchnyi, literaturnyi ipoliticheskii, 1914, g. 35, book 1, pp. 77-93. (In Russian)

17. Nedobrovo N. V. Stikhotvoreniia. 1919 [Poems]. In: Az.lib.ru. Available at: http://az.lib. ru/n/nedobrowo_n_w/text_1919_poe.shtml (accessed 25 May 2020). (In Russian) Nedobrovo N. V. Iudif. Tragediia v stikhakh [Judith. Tragedy in verse]. In: Milyi golos. Izbrannye proizvedeniia [Sweet Voice. Selected Works], N. V. Nedobrovo. Tomsk, Vodolei Publ., 2001. Available at: http://az.lib.ru/n/nedobrowo_n_w/text_1919_judif. shtml (accessed 28 May 2020). (In Russian)

18. Orlov Vl. Primechaniia [Notes]. In: Aleksandr Blok. Sobranie sochinenii: v 8 t. [Alexander Blok. Collected Works: in 8 vols.]. Moscow, Leningrad, GIKhL Publ., 1960, vol. 2, pp. 426-428. (In Russian)

19. Orlova E. I. Literaturnaia sud'ba N. V. Nedobrovo [The Literary Fate of N. V. Nedobrovo]. Moscow, Flinta Publ., 2019. 432 p. (In Russian)

20. Orlova E. I. N. V. Nedobrovo i akmeizm [Nedobrovo and Acmeism]. Voprosy literatury, 2001, no 3, pp. 313-321. (In Russian)

21. Orlova E. I. Poeticheskaia i nauchnaia deiatel'nost' N. V. Nedobrovo v kontekste literaturno-esteticheskogo dvizheniia 1910-kh godov [Poetic and scientific activity of N.V Unkindly in the context of literary and aesthetic movement of the 1910s: DSc thesis]. Moscow, 2004. 381 p. (In Russian)

22. Petrova G. V. Fedor Sologub o teatre i o tragedii [Fyodor Sologub on Theater and Tragedy]. Studia Litterarum, 2019, vol. 4, no 4, pp. 202-219. DOI: 10.22455/2500-4247-2019-4-4-202-219 (In Russian)

23. Pis'ma N. V. Nedobrovo k Bloku [The Letters of N. V. Nedobrovo to Blok], preface, publication and comments of M. M. Kralina. In: Literaturnoe nasledstvo [Literary heritage], edited by I. S. Zil'bershtein, L. M. Rozenblium; selection of illustrations by N. A. Kaidalovoi, N. N. Primochkinoi. Moscow, Nauka Publ., 1981, vol. 92: Aleksandr Blok: Novye materialy i issledovaniia [Alexander Blok: New materials and Research], book, pp. 292-296. (In Russian)

24. Struve G. Akhmatova i N. V. Nedobrovo [Akhmatova and N.V Nedobrovo]. In: Anna Akhmatova: Pro et contra [Anna Akhmatova: Pro et contra]. St. Petersburg, Izdatel'stvo RKhGI Publ., 2001, pp. 539-586. (In Russian)

25. Filatov A. V. Mif ob Adame v lirike N. S. Gumileva [The Myth of Adam in Nikolay Gumilev's Poetry]. Studia Litterarum, 2018, vol. 3, no 4, pp. 170-183. DOI: 10.22455/2500-4247-2018-3-4-170-183 (In Russian)

26. Ekonen K. Diskurs “novoi zhenshchiny” [The Discourse of “new woman”]. In: Tvorets, sub"ekt, zhenshchina: Strategii zhenskogo pis'ma v russkom simvolizme [Creator, Subject, Woman: Female Writing Strategies in Russian Symbolism]. Moscow, Novoe literaturnoe obozrenie Publ., 2011. Available at: https://lit.wikireading.ru/45063 (accessed 28 May 2020). (In Russian)

Размещено на Allbest