Повесть И.С. Шмелева "Человек из ресторана": генезис замысла

Размещено на http://www.allbest.ru/

Петрозаводский государственный университет

Повесть И.С. Шмелева «Человек из ресторана»: генезис замысла

Скоропадская А.А.

Петрозаводск, Россия

Аннотация

Статья посвящена исследованию становления замысла повести И.С. Шмелева «Человек из ресторана». Материалом для исследования послужили сохранившиеся черновые материалы к повести. Актуальность работы обусловлена необходимостью более глубокого изучения дореволюционного творчества писателя, так как именно в этот период закладываются основы его творческого метода, получившего определение «духовный реализм». Расшифрованы и проанализированы не публиковавшиеся редакции повести, что определяет новизну исследования. Проведено сопоставление всех имеющихся вариантов начала повести. Использованные методы текстологического анализа позволяют реконструировать этапы формирования идейно-художественного замысла.

Повесть «Человек из ресторана» традиционно считалась образцом нового реализма, а ее герой - лакей в перворазрядном ресторане, - примером художественного осмысления темы «маленького человека». Проведенный сопоставительный анализ показал, что Шмелев методично подбирал сюжетные и образные детали, позволяющие максимально точно передать не только рабочие и семейные будни официанта, но и его внутренний мир. Повествовательная стратегия с самого начала ориентирована на сказовую форму. В ранних редакциях наиболее ярко выражен социальный аспект жизни героя. Автор сосредоточивается на сравнении лакея и «благородных» посетителей ресторана. Сравнение делает сам герой, наблюдая отражение себя и клиентов в зеркале. В ранней редакции именно зеркало становится для Скороходова поводом взглянуть на себя и свою жизнь со стороны. Но в процессе поиска причин, пробудивших самосознание героя, Шмелев останавливается на отношении его сына к отцовскому ремеслу: в поздней редакции обидная для Скороходова фраза, высказанная сыном о его профессии, становится импульсом к развитию действия повести. Таким образом, социальная проблематика приобретает духовно-психологическую направленность. Подбираемые варианты начала повести свидетельствуют о поисках автором психологически верного посыла, открывающего герою путь к духовному прозрению: в социальном и бытовом плане он терпит сокрушительные потери, зато обретает духовную мудрость и душевное умиротворение.

Ключевые слова: русская литература; русские писатели; литературное творчество; литературные жанры; литературные сюжеты; повести; неореализм; духовный реализм; текстологический анализ; история текста.

Abstract

THE NOVELLA OF I. S. SHMELEV “THE MAN FROM THE RESTAURANT": THE GENESIS OF THE INTENTION

Anna A. Skoropadskaya

Petrozavodsk State University (Petrozavodsk, Russia)

The article is devoted to the study of the formation of the idea of the novella by I. Shmelev “The Man from the Restaurant”. The material under study includes the surviving draft materials for the novella. The urgency of the work is due to the need for a deeper study of the pre-revolutionary creative activity of the writer, since it was during this period that the foundations of his creative method, the so-called “spiritual realism”, were laid. The unpublished editions of the novella were deciphered and analyzed, which determines the novelty of the research. A comparison of all available options for the beginning of the story is carried out. The methods of textual analysis used make it possible to reconstruct the stages of the formation of ideological and artistic concepts.

The novella “The Man from the Restaurant” has traditionally been considered an example of new realism, and its main character - a waiter in a first-rate restaurant, - is an example of artistic comprehension of the “little man” theme. The comparative analysis showed that Shmelev methodically selected plot and figurative details that allowed him to convey as accurately as possible not only the work and family life of the waiter, but also his inner world. The storytelling strategy is focused on the story form from the very beginning. In early editions, the social aspect of the protagonict's life is most pronounced. The author focuses on comparing the waiter and the “noble” diners of the restaurant. The comparison is made by the main character himself, observing the reflection of himself and the clients in the mirror. In the early version, it is the mirror that becomes the reason for Skorokhodov to look at himself and his life from the outside. But in the process of searching for the reasons that awakened the protagonist's self-consciousness, Shmelev dwells on his son's attitude to his father's craft: in the later edition, the phrase, said by his son about his profession is offensive to Skorokhodov and becomes an impetus for the development of the novella's action. Thus, the social issues acquire a spiritual and psychological focus. The selected options for the beginning of the story testify to the author's search for a psychologically correct message that opens the protagonist's path to spiritual enlightenment: socially and in everyday life, he suffers crushing losses, but he gains spiritual wisdom and spiritual peace.

Keywords: Russian literature; Russian writers; literary creative activity; literary genres; literary plots; novellas; neorealism; spiritual realism; textual analysis; history of the text.

Введение

«Человек из ресторана» - центральное произведение в дореволюционном творчестве И. С. Шмелева. Повесть принесла своему автору долгожданное признание читателей и критикиСр.: «Не знаю, какое Шмелеву предстоит будущее. Окрепнет ли его дарование, войдет ли он в настоящую литературу „первого сорта“. Но твердо знаю, что „Человек из ресторана“ - одна из лучших вещей последнего времени» (Философов Д. В. Человек из ресторана // Русское слово. 1911. 9 октября. № 232. С. 3)., однако серьезных филологических исследований, обращенных к этому тексту, недостаточно. Этому есть несколько причин. Во-первых, Шмелев-эмигрант не был интересен советскому литературоведению. Если его вспоминали, то лишь в связи с ранними произведениями, трактуемыми как один из примеров развития литературного процесса начала ХХ в. Во-вторых, состоявшееся в конце 80-х гг. возвращение Шмелева к русскому читателю прошло под знаком пристального внимания к его произведениям, написанным в эмиграции, дореволюционное же творчество, не подвергавшееся идеологическим гонениям, особого интереса не вызывало. Между тем, глубокое исследование ранних произведений позволяет выявить этиологию писательского метода, определить истоки идейно-художественных установок автора.

Творческий метод писателя в ранний, дореволюционный период его творчества часто оценивался современными и советскими исследователями как реалистический (см. об этом: [Абишева 2007; Спиридонова 2014: 3-13]). Такая оценка во многом обусловлена социальной проблематикой, заявляемой в повестях и рассказах 1900-1910-х гг. Однако в монографических исследованиях творчества Шмелева появились справедливые уточнения, указывающие на импрессионистические [Захарова 2015: 8] и неореалистические тенденции [Коршунова 2013: 117], непосредственно ведущие автора к духовному реализму.

Термин «духовный реализм» был введен в научный оборот А. П. Черниковым в связи с творчеством Шмелева [Черников 1995: 316]. Термин был активно воспринят М. М. Дунаевым и А. М. Любомудровым, центральным объектом исследования которых также стало шмелевское литературное наследие. Так, определяя метод Шмелева как духовный реализм, А. М. Любомудров поясняет: «он (Шмелев - А. С.) воссоздает духовную составляющую человеческой личности; отражает реальность присутствия Бога в мире, реальность Промысла, его спасительного действия в судьбах героев» [Любомудров 2003: 198]. Однако отметим, что и в этих концептуальных работах внимание авторов было обращено в большей мере к зрелым произведениям Шмелева, в которых его творческий метод воплотился наиболее ярко, открыто соотносясь с православной духовностью. «Духовный реализм предполагает православный тип мировосприятия художника и соответствующую систему ценностей. Что касается предмета изображения, то следует подчеркнуть, что круг тем не может быть ограничен: писатель может говорить как о духовной, так и о телесной, душевной жизни человека» [Редькин 2020: 74]. В связи с этим целесообразно определить истоки метода духовного реализма в произведении с ярко выраженной социально-бытовой проблематикой. Исследователи не единожды обращались с этих позиций к повести «Человек из ресторана»¹, но ими практически не затрагивался текстологический аспект, в то время как изучение процесса создания произведения позволяет определить становление его идейно-образной направленности, вскрыть интенции автора.

Рукописное наследие И. С. Шмелева достаточно широко представлено в РГАЛИСр., например: [Каскина 2003; Кияшко 2012; Култышева, Лысенко 2015]. См. об этом [Герчикова, Хачатурян 2009]. и РГБШмелев Иван Сергеевич: архивный фонд, 1885-2001. 290 ед. хр. URL: https://search.rsl.ru/ru/record/0i004745363.. Сохранившиеся рабочие материалы повести позволяют реконструировать историю текста. Подобного рода реконструкцию в своих диссертационных работах частично использовали М. М. Дунаев [Дунаев 1978] и А. П. Черников [Черников 1974], но обилие хранящихся в архиве рабочих материалов дает богатую почву для более детального их изучения. Целью настоящей статьи является исследование становления замысла повести «Человек из ресторана» на материале хранящихся в архиве черновых редакций произведения. Ведущим методом исследования становится сравнительно-сопоставительный метод текстологического анализа.

Обсуждение

Зачастую, начиная работать над тем или иным произведением, Шмелев не имел о нем целостного представления: «идея текста формировалась по мере работы над ним и осмысления художественного материала» [Соболев 2018: 142]. «Человек из ресторана» являет собой пример подобного писательского подхода. шмелев писатель художественный

Среди рабочих материалов к повести сохранилось несколько вариантов ее начала. Их объединяет явное стремление автора показать изнутри жизнь ресторанного служащего - «маленького человека», социального типа, появившегося в русской классической литературе в связи с возникновением реализма. Художественное осмысление этого типа породило целую галерею образов, среди которых официант выделяется наибольшей степенью бесправия: «удел официанта - <...> быть свидетелем несовершенства природы человеческой и невольным исповедником его души. Прислуживание имеет характерное свойство, как пыль в кожу, въедаться в характер, психофизику и судьбу человека» [Матевосян 2015: 62].

Самый ранний по имеющейся датировке (27 августа 1910 г.) и по выявленным текстовым деталямО том, что этот вариант - самый ранний из имеющихся, свидетельствуют явно переработанные или опущенные в последующих вариантах детали. Так, например, дочь героя, от лица которого идет повествование, носит имя Люба (Любка), а его товарищ-собеседник, парикмахер, «умнЪющш человікь на всей нашей улицЪ» (л. 2), - Алексей Трофи- мыч. Герой упоминает свою сестру, которая держит «портновское заведение» и которая содействовала переходу его сына в 7 класс реального училища. черновой автографОР РГБ. Ф. 387 (Шмелев). Карт. 4. Ед. хр. 15. 75 л. Рукопись расшифрована в рамках реализации гранта РФФИ, проект № 18-012-00381а. Далее ссылки на автограф приводятся в тексте статьи с указанием единицы хранения и листа в круглых скобках. имеет рабочее название «Записки рестор<анного> лакея». Повествование от первого лица - непременный атрибут жанра «Записок», при этом социальное положение повествователя определяет манеру его речи.

Шмелев начинает «Записки.» с самохарактеристики героя, который сравнивает себя с важными посетителями ресторана. Создаваемый писателем характер отличается явной рациональностью: герой не просто проводит аналогию между собой и господами, которых он обслуживает, но и демонстрирует свои деловые качества в отношении, например, гостей, которые «забывают» деньги и не могут расплатиться: «Но какъ же не дать иногда, когда иной за пятерку красненькую отдаетъ, если деньги у него съ вытру. И такихъ много¹. И почему не братьИ такихъ много. вписано. Вместо: И почему не брать - было: А почему и не взять.. Такъ можно нажить хорошее состо- ян1е» (ед. хр. 15, л. 1 об.). Прислуживая богатым господам, герой слышит их разговоры и знает, какими нечестными путями наживаются состояния. Считая это нормой, лакей планирует в будущем применить подобный опыт («Къ нимъ я обязательно обращусь за совытомъ своевременно» (ед. хр. 15, л. 1 об.)), при этом полагая, что лично он вполне к этому способен («Уже я то никогда не попаду на удочку» (ед. хр. 15, л. 1 об.)).

В автографе видно стремление автора воссоздать атмосферу ресторана с изнанки ресторанной службы, в связи с чем повествование изобилует профессиональными подробностями. Скрупулезность этих подробностей является ключом к характеру героя, который профессиональным взглядом прислуживающего человека следит за происходящим в зале.

Для образной иллюстрации социального двоемирия Шмелев прибегает к мотиву зеркала: в зеркальных стенах ресторана лакей видит себя похожим на господ (форменная одежда по типу фрака, солидный внешний вид), но сами господа в нем не видят человека. По замечанию А. А. Степановой, идея зеркальности в повести модернистски трансформируется: с одной стороны, зеркало реалистически отражает подлинную сущность персонажей, а с другой - «актуализирует проблему подлинности и мнимости бытия» [Степанова 2019: 156]. Наблюдая за собой в зеркале, ге- рой-нарратор пытается разграничить бытие подлинное и мнимое: «прямо нельзя подумать, что это самый настоящей я» (ед. хр. 15, л. 1 об.). Обнаруженный диссонанс подталкивает его к осмыслению собственной жизни, наполненной тяжелым трудом и унижениями. Свою социальную униженность герой объясняет издержками профессии, требующей безмолвно переносить все капризы клиента: задеваемое человеческое достоинство, получаемые оскорбления - такова судьба официанта, «лакея человеческого».

В одном из вариантов начала повести, находящемся в этой же архивной папке, герой с гордостью рассуждает о значимости своей профессии: «И потомъ я вовсе не какой-нибудь халуй и хамъ, а изъ первокласснаго ресторана, гды всегда толькоВсегда только вписано. самая отборная и высшаяВместо: отборная и высшая - было: избранная и замечательная. публика. Къ намъ мелкоту какую-нибудьВместо: Къ намъ мелкоту какую-нибудь, - было: а. У насъ мелкаго народу б. Къ намъ мелкій народъ., даже и не допуска- ютъПри такомъ сорты гостейВместо: гостей - было: націй. нужна очень искусственная служба, и нужно тоже знатьВместо: и нужно тоже знать - было: знаніе какъ сказать и какъ смотрЄть., какъ держать себяВместо: держать себя - было: себя держать. въ порядкы, чтобы не было какогокакого вписано. неудовольствия. Къ намъ принимаютъ тоже не съ вптра, а все равно какъ сквозь огонь пропускаютъ. Экзаменъ, какъ все равно въ какойуниверситетъ» (ед. хр. 15, л. 18).

Эти рассуждения свидетельствуют о поисках Шмелевым оптимального ракурса в освещении ресторанной жизни, которая является проекцией жизни всего общества. Одна из авторских записей, озаглавленная «Надо начинать повесть так», гласит: «И мнп> кажется, что если поразсказ<ать> все, что видп>ли на своемъ вп>ку, то это очень поучительно и, конечно, объ этомъ мало кто знаетъ, а это весьма важно знать, чтобы понимать людей. Люди! Ихъ не узнаешь, когда они чистенькге сидятъ въ авто- мобиляхъ и коляскахъ, одп>ты въ хорош<1я> платья и молчатъ... А вотъ, когда они въ рестораны, да попригляд<ишься> къ нимъ, да послушаешь...» (ед. хр. 15, л. 16).

Обращает на себя внимание небольшой набросок, хранящийся в папке № 18. Текст наброска представляет собой письмо редактору, в котором некий Лука Игнатьевич Скороходов, служащий официантом в ресторане третьего разряда, просит ознакомиться с его собственным сочинением про свою жизнь, «потому что нужно, чтобы знали всы суть жизни такой печальной и даже страшной» (ед. хр. 18, л. 1). К писательству Лука Игнатьевич обратился по совету своего знакомого, Василия Васильевича, который, проникнувшись судьбой старого официанта, как-то сказал: «Вотъ что Лукавый! Въ твоей жизни много ма- терьялу¹, ты такъ это не оставляй на произволъ судьбыДалее было: нужнаго. Далее было: Ты пострадалъ, заставь пострадать и другихъ и тогда легче будетъ.. Всю свою жизнь опиши и я тебт помогу!» (ед. хр. 18, л. 1).

Кардинальное отличие наброска от всех остальных вариантов повести позволило М. Дунаеву утверждать, что он относится к самой ранней стадии работы над произведением [Дунаев 1978: 61]. Для подобного утверждения есть определенные основания: герой, от лица которого написано письмо, находится на самом дне социальной жизни, страдает алкоголизмом. Постоянно упоминая о несчастьях и мытарствах, выпавших на его долю, автор письма их не конкретизирует. Но очевидно, что одно из несчастий связано с его дочерью: «И дочь моя училась въ гимназии. Но какъ вы можетъ слышали про Наталью Скороходову, про ея дтло... Это вп>дь она и есть... Значитъ вы все знаете...» (ед. хр. 18, л. 2). В наброске нет никаких упоминаний о сыне, образ которого получил глубокое идейное наполнение во всех других редакциях. Зато герой говорит о своем разорении («Весь впкъ въ трудт былъ... думалъ до напослтдокъ какъ-нибудь отдохнуть... И мои деньги погибли, и нштъу меня никого...» (ед. хр. 18, л. 1. об.)), и этот биографический эпизод сохранится, как весомый факт «социального зла на жизненном пути героя» [Полонский 2007: 53]. Бедность и социальная безысходность подталкивают Скороходова к горестному выводу: «Теперь я даже и не человткъ...» (ед. хр. 18, л. 1. об.).

В наброске прослеживается влияние творчества М. Горького, по напутствию которогоИз письма М. Горького Шмелеву «Желаю Вам написать летом простую, бодрую, задушевную повесть» (Горький М. Полное собрание сочинений. Письма в 24 т. М.: ИМЛИ РАН, 2001. Т. 8. С. 83). Шмелев начал работу над повестью и под протекцией которого повесть была опубликована в издательстве «Знание». Так, маргинальный образ жизни героя, каламбурное обыгрывание его имени (Лука-Лукавый) явно перекликаются с пьесой «На дне». Заостренная социальная проблематика, внимание к вызреванию Человека в человеке [Богданова 2018: 304], запечатленное в раннем горьковском творчествеСр., например, пассаж из поэмы «Человек»: «Бессмысленна, постыдна и противна вся эта жизнь, в которой непосильный и рабский труд одних бесследно, весь уходит на то, чтобы другие пресыщались и хлебом и дарами духа!» (Горький М. Человек // Полное собрание сочинений. Художественные произведения. М.: Наука, 1970. С. 41)., были близки вступившему на писательское поприще Шмелеву. Вполне возможно, что революционная тематика «Человека из ресторана» стала своеобразным откликом на опубликованную четырьмя годами ранее повесть Горького «Мать» (см.: [Дзыга 2013: 289-298]).

Объединяет ранние варианты повести то, что герой прямо указывает на свое непосредственное участие в создании текста, находящегося перед читателем. Набросок из папки № 18, как уже упоминалось выше, является письмом редактору, сопровождающим присланную для ознакомления рукопись. «Записки ресторанного лакея» уже своим названием определяют автобиографический характер текста. В обоих случаях герои описывает свою жизнь по совету авторитетного для них человека: для Луки Скороходова - это Василь Василич Комаров, видимо, бывший журналист («писалъ въ газетахъ про все»); автора «Записок...» подтолкнул к писательству парикмахер Алексей Трофимович: «Очень начитанный человткъ, пишетъ даже о жизни въ толстую тетрадь и когда читаетъ, такъ все у него складно и втрно, что прямо всп> проникаютъДалее было начато: и по.. Если бы могли прочитать которые законы даютъ, такъ многое бы лучше было на всей землт. Съ него и я, - и это я долженъ объяснитьДалее было начато: во. по душт, примтръ взялъ и сталъ все описывать» (ед. хр. 15, л. 2). Письменный рассказ о своей жизни трактуется как назидание, «что не такъ надо жить, не такъ» (ед. хр. 18, л. 2) и как «собственное проникновение» - «страдаешь и познаешь себя» (ед. хр. 15, л. 2 об.). Но в последующих редакциях Шмелев устраняет любые упоминания о причастности героя к созданию текста: сосредоточиваясь на сказовой манере, он будто воспроизводит устный монолог, делая из читателя слушателя, таким образом сокращая условную дистанцию между ним и героем-рассказчи- ком. Сошлемся на Л. Спиридонову, именно в «Человеке из ресторана» усматривающую психологически насыщенный сказ: «Вживание и даже „вчувствование“ во внутренний мир героя позволяет ему (Шмелеву - А. С.) создать его правдивый образ с помощью монолога. Он использует сказ как основную форму раскрытия мыслей и чувств героя, индивидуальных особенностей личности» [Спиридонова 2014: 28].

Многочисленные авторские правки и проработка одних и тех же сцен помогают определить, как создавался речевой портрет героя. Показательно, например, сравнение рассуждений героя о своей внешности, имеющееся во всех ранних редакциях и вошедшее в окончательный вариант повести¹ (см. таблицу).

Сопоставление отрывков позволяет восстановить процесс поиска Шмелевым инструментов создания образа героя, от лица которого ведется повествование. Самый ранний из сопоставляемых отрывков показывает, что идея сравнения героя-лакея и его знатного клиента была у писателя изначально: именно с этого сравнения он начинает повесть, подыскивая опорные точки в сравнении (фрак, фигура, цепь, бумажник); при этом рассуждения героя стилистически маркированы слабо и более соответствуют книжной речи (полные предложения, развернутые сложносочиненные конструкции, деепричастные обороты). На следующем этапе работы Шмелев переносит сравнение официанта и адвоката чуть дальше по тексту, введя в начало рассуждения героя о специфике его профессии («Ну лакей, вп>рно... Чтожъ изъ того, что по предназначениюВ рабочих материалах к повести сохранилось 4 варианта анализируемого автографа. Вместо: предназначенію - было: назначенію. Сошлемся на В. В. Виноградова: «В разговорной речи обстановка и синтаксико-фразеологические связи, в книжной речи контекст определяют смысл местоименных слов, их отношение к конкретным предметам и явлениям. В употреблении их наиболее ярко проявляется основная сущность языка - его социальная обусловленность» [Виноградов 2001: 269]. судьбы я лакей!»); сравнение же обрастает новыми деталями (лоб, нос, прическа, бакенбарды, номер). При этом речь героя уже лишена налета книжности: появляются слова субъективной модальности (толщенная, лысинка), просторечия (заместо), стяженное отчество (Сергеич), эллиптические конструкции. В позднем варианте Шмелев сокращает количество деталей, сохраняет стилистическую стратегию с установкой на разговорный стиль, добавляя к уже имеющимся разговорным конструктам местоименную транспозицию (них/их вместо него/его), которая, с одной стороны, подчеркивает ту уважительность, с которой герой говорит о Глотанове, а с другой - свидетельствует о социальном статусе Скороходова³.

Вырабатывая стратегию характерного, социального сказаО типах сказа, развивающихся в литературе 1910-1920 гг. и теоретически осмысливаемых в науке, см.: [Хатямова 2017: 84-85]. Далее было: а. и про то, какъ лю б. <нал. 1 об.> то, какъ влюбляются или про то, какъ в. . <нал. 1 об.> Про люб., Шмелев стремится создать речевой портрет массового человека со свойственной сказовому повествованию ориентацией на устность, спонтанность и малограмотность нарратора, обусловленную его социальным статусом.

Тема образования, науки получает в повести разноаспектное освещение. С одной стороны, признавая свою необразованность и малограмотность, главный герой ищет объяснения несправедливости жизни у авторитетных для него людей, авторитет которых основывается на их образованности / учености. С другой стороны, уже в ранних вариантах присутствует мотив недоверия к книге. Недоверие это связано с оторванностью ученых от действительной жизни. В наброске из папки № 18 этот мотив недоверия только намечается: «Пишутъ разныя книги про пріятное и про любовь⁵ чего и на землп нптъДалее было: и не бываетъ. Далее было вписано: и про подлецовъ. Жиз., а не пишутъ про жизнь и про страданія на землпУМежду строк вписан вариант: Хорошо, кто обезпеченъ в жизни и ему /еще/ мало про любовь читать. которыя ис- пытываютъ такіе какъ ты и яи я, вписано., и другіе люди, пре- бьшающіе въВместо: въ - было: во. Далее было: тьмі и вх услугахъ и въ. по виду вписано. того же вписано. пока вписано. во фракі вписано. скорій вписано.

Вместо: взять самого - было: наприм'Ьръ того самаго.

Вместо: Андр. Серг. Глот. - было: Глотанова.

Далее было: есть.

, конечно, вписано.

, конечно, вписано.

Вместо: и грудь такая же - было: но широкая Вместо: и также - было: грудь также.

Вместо: выставл. - было: выступаетъ.

Далее было: выдается.

Вместо: пущена - было: на немъ. Далее вписан вариант: виснетъ.

Вместо: толщенная - было: тяжелая.

Вместо: которой - было: чего. даже вписано.

Вместо: округлый - было: выпуклый.

Далее было: и носъ.

Далее было: проступаетъ.

Вместо: и даже по самому ему - было: и носъ чуть приплюснутъ на кончикі. Вместо: въ масть - было: а. и цв'Ьтъ волоса похожъ б. даже <нрзб.>

Вместо: Только вотъ - было: Вотъ только.

Далее было: борода.

Далее было: по середкі. и вписано.

Вместо: № 87 на бортикъ - было: на бортикъ № 87.

Вместо: бы прекрасно - было: хорошо бы.

Далее было: А все почему?.. Капиталы!

Далее было вписано: И.

Далее было: какъ и у Андрей Сергіича въ правомъ.

Вместо: бумажникъ - было: бумажники.

Вместо: да только - было: но.

Далее было: своимъ. прямо вписано.

Далее было: а. И это вірно. б. И.

Далее было: И лобъ такой же округлый. киптніи¹¹» (ед. хр. 18, л. 1-л. 1. об.).

В «Записках лакея» скепсис героя-нарратора конкретизируется: «Обещалъ даже принести книги где одинъучоный говоритъ, что всякій¹ трудъ благороденъ и даже нашъ трудъуслужающа- го, только² что то такое надо сделать. Но я такъ думаю, что если бы этотъучоный побылъ въ нашей шкуре, когда³ всякій за свой, а то и чужой целковый, барина надъ тобой корчитъ, такъ иное бы заговорилъ. Знаю я этихъ учоныхъ! По книгамъ то у нихъ все гладко» (ед. хр. 15, л. 2 об.). Теоретические размышления ученого, изложенные в книге, Скороходов противопоставляет собственному жизненному опыту, приобретенному за почти три десятка лет служения в ресторане. Этот опыт «услужающего труда» насыщен унижениями и оскорблениями со стороны посетителей ресторана. Шмелев подбирает емкие формулировки, чтобы продемонстрировать осознание героем своего униженного положения: «...всякій трудъ благороденъ⁴ <,> и словами унизить челов.⁵ нельзя.⁶ Все это такъ⁷, но не испытано на соб.⁸ персоне...⁹ А учоный можетъ все писать въ своей книге, ему это вполне возможно¹⁰, потому что¹¹ его никто болваномъ не обзоветъ. Я такъ думаю, что если бы этотъ учоный побывалъ въ нашей шкуре, когда всякій за свой, а то и за чужой целковый барина надъ тобой корчитъ, такъ другое¹² бы сказалъ¹³1 По книгамъ-то все гладко¹⁴» (ед. хр. 15, л. 20 об.); «...всякій трудъ честенъ и¹⁵ благороденъ, и словами человека замарать¹⁶ нельзя, но я-то это и безъ книги понимаю, и¹⁷ все-таки это нехорошо¹*. Хорошо говорить, какъ¹⁹ не испытано на собственной персоне. А учоный можетъ все писать въ своей книге, потому его никто болваномъ не обзоветъ. Побывалъ бы этотъ учоный въ нашей шкуре, когда всякій за свой, а то и за чужой целковый барина надъ тобой корчитъ, такъ другое бы сказалъ. По книгамъ-то все гладко» (ед. хр. 17, л. 5-6).

Вставляя в рассуждения героя утвердительные конструкции (все это так, понимаю, знаю) автор не просто акцентирует самореф- лексию героя, но и закладывает основы сюжетно-образного противопоставления «высокой и тонкой» публики, знающей из книг о «благородстве» труда, и обслуживающего эту публику малообразованного лакея, услужающий труд которого абсолютно этой публикой не ценится. Для усиления контраста Шмелев дополняет рассуждения героя примерами из его ресторанной жизни: «Ужинали у насъ недавно учоные-то эти. Одного лысенькаго поздравляли за книгу, а посуды наколотили на десять целковыхъ. А не понимаютъ того, съ кого за стекло вычитаетъ метрдотель по распоря- женію администрации <...> Это ни²⁰ подъ какую науку не²¹ подведешь²²» (ед. хр. 17, л. 6). Среди рабочих материалов повести сохранился черновой набросок письма Горькому, в котором Шмелев так охарактеризовал Скороходо- ва: «не слова нужны этому практику, а дела» (ед. хр. 16, л. 28 об.). «Учоные», образованные посетители ресторана, красиво рассуждая о справедливости и равенстве, на деле не воспринимают прислуживающего им официанта как человека. Или вовсе его не замечают.

Между тем, Скороходов видит в науке возможность повышения социального статуса. Именно поэтому для него важно, чтобы его дети получили образование. В «Записках...» Скороходов, обращаясь к сыну, говорит: «Я наукъ конечно не проникъ, но я васъ на ноги поставляю и хочу участь вамъ предоставить не свою, лакейскую и халуйскую - такъ его и передернуло, - а благородную» (ед. хр. 15, л. 3). Но в следующей редакции, озаглавленной «Под музыку», Шмелев смещает акценты: «Я, конечно, твоихъ наукъ не проникъ и географт тамъ не учился, но я тебя на ноги ставлю и хочу тебт участь предоставить благородных людей, чтобы ты былъ не хуже другихъ, а не въ халуи тебя, какъ ты про меня выражаешь... - Такъ его и передернуло!» (ед. хр. 17, л. 7). Здесь, за счет местоимения твоих обозначается наметившийся разрыв между отцом и сыном, преодоление которого станет внутренним сюжетом повести (разрыв между отцом и детьми на протяжении всего повествования будет обозначаться различными деталями, вошедшими в окончательную редакцию: например, дочь Наташа явно стыдится своих родителей, скрывая их социальное положение от ухаживающего за ней офицера). Кроме того, грубое определение профессии халуй Скороходов вкладывает в уста сына, через эту уничижительную оценку показывая его отношение к отцовскому ремеслу. Именно это отношение Шмелев выносит в начало окончательной редакции, делая его импульсом к развертыванию действия повести:

«- Видите, папаша... Всякой негодяй можетъ ткнуть пальцемъ!..

<,..> обидно было отъ родного сына подобное слушать, очень обидно! Ну лакей, офищантъ... Что жъ изъ того, что по назначению судьбы я лакей!» (ед. хр. 17, л. 1-1 об.).

Мнение сына становится для Скороходова толчком, пробудившим его самосознание, побудившим взглянуть на себя со стороны. Именно поэтому меняется жанровая и идейная концепция произведения: записки ресторанного лакея превращаются в исповедь Человека, Человека из ресторана. Социальная проблематика приобретает духовно-психологический окрас.

Выводы

Анализ вариантов начала повести «Человек из ресторана» позволяет реконструировать становление авторского замысла. Отталкиваясь от намерения создать портрет современного ему «маленького человека», Шмелев изначально выбирает фигуру лакея / официанта, человека «услужающего» труда. В поисках наилучшего ракурса писатель экспериментирует с биографическими, психологическими, речевыми деталями. Восстанавливаемая хронология черновых вариантов показывает, как остросоциальный характер произведения приобретает духовно-психологическую направленность.

Идейно-художественное новаторство Шмелева в создании образа «маленького человека» органично вырастает из традиций русской словесности, раскрывшей не только социальную, но и психологическую сущность этого литературного типа. Автор сосредотачивается на обнаружении героем способности к самоанализу и духовному прозрению. Образ Скороходова «развивается на протяжении повествования от обывательской узости, мелочности, духовной „зашоренности“ к внутренней широте и мудрости» [Примочкина 2015: 56]. Варианты начала произведения - своего рода поиск стартовой площадки, с которой герой пустится по пути духовного прозрения, в конце которого обретает духовную мудрость и душевное умиротворение.

Литература

1. Абишева, У. К. «Бытие сквозь быт»: (к проблеме эволюции творчества И. С. Шмелева 1900-1910-х гг.) / У. К. Абишева // Наследие И. С. Шмелева: Проблемы изучения и издания: сборник материалов международных научных конференций. - М.: ИМЛИ РАН, 2007. - С. 74-85.

2. Богданова, О. В. Мистико-гностическая система мира М. Горького и А. Блока / О. В. Богданова // Вестник РХГА. - 2018. - № 3. - С. 300-314.

3. Виноградов, В. В. Грамматические пережитки местоимений как особой части речи в современном русском языке / В. В. Виноградов // Русский язык (Грамматическое учение о слове). - М., 2001. - С. 264-282.

4. Герчикова, Н. А. Личный фонд И. С. Шмелева в РГАЛИ. Неизвестная редакция романа И. С. Шмелева «Пути небесные» / Н. А. Герчикова, Л. В. Хачатурян. - Текст: электронный // Вестник архивиста. - 2009. - URL: https:// www.vestarchive.ru/issledovaniia/896 a---lr.html (дата обращения: 05.12.2020).

5. Дзыга, Я. О. Творчество И. С. Шмелева в контексте традиций русской литературы: дис. ... д-ра филол. наук / Дзыга Я. О. - М.: [б. и.], 2013. - 445 с.

6. Дунаев, М. М. Своеобразие реализма И. С. Шмелева (творчество 1894-1918 годов): дис. ... канд. филол. наук / Дунаев М. М. - Ленинград: [б. и.], 1978. - 228 с.

7. Захарова, В. Т. Поэтика прозы И.С. Шмелева: монография / В. Т. Захарова. - Нижний Новгород: Мининский университет, 2015. - 106 с.

8. Каскина, Ю. Яков и Иов: образ страдающего праведника в повести И. С. Шмелева «Человек из ресторана» / Ю. Каскина // Вестник Московского университета. Серия 19: Лингвистика и межкультурная коммуникация. - 2003. - № 3. - С. 84-88.

9. Кияшко, Л. Н. О некоторых аспектах поэтики повести И. С. Шмелева «Человек из ресторана» / Л. Н. Кияш- ко // Вестник Орловского государственного университета. Серия: Новые гуманитарные исследования. - 2012. - № 1 (21). - С. 168-171.

10. Култышева, О. М. Отражение духовных исканий в произведениях И. С. Шмелева «Человек из ресторана» и «Солнце мертвых» / О. М. Култышева, Л. А. Лысенко // Актуальные проблемы фундаментальных и прикладных дисциплин и методик их преподавания: материалы очно-заочного семинара / Министерство образования и науки Российской Федерации ; Департамент образования и молодежной политики Ханты-Мансийского автономного округа - Югры ; Нижневартовский государственный университет. - 2015. - С. 159-166.

11. Коршунова, Е. А. Между классикой и модерном: традиция и интертекстуальность в поэтике прозы Ивана Шмелева: монография / Е. А. Коршунова. - Харьков: ФОП Бровин А.В., 2013. - 216 с.

12. Любомудров, А. М. Духовный реализм в литературе Русского зарубежья: Б.К. Зайцев, И.С. Шмелев / А. М. Любомудров. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. - 272 с.

13. Матевосян, Е. Р. Тема «бесправного официанта» в творчестве Шмелева, Чехова и Горького / Е. Р. Матево- сян // И.С. Шмелев и проблемы национального самосознания (традиции и новаторство). - М.: ИМЛИ РАН, 2015. - С. 58-67.

14. Полонский, В. В. О символическом подходе к изображению «маленького человека» в дореволюционном творчестве И. С. Шмелева / В. В. Полонский // Наследие И. С. Шмелева: Проблемы изучения и издания: сборник материалов международных научных конференций. - М.: ИМЛИ РАН, 2007. - С. 51-57.

15. Примочкина, Н. Н. «Человек из ресторана»: дыхание истории и современный контекст / Н. Н. Примочки- на // И.С. Шмелев и проблемы национального самосознания (традиции и новаторство). - М.: ИМЛИ РАН, 2015. - С. 52-57.

16. Редькин, В. А. Духовный реализм как литературоведческая категория / В. А. Редькин // Исследовательский журнал русского языка и литературы. - 2020. - Т. 8, № 2 (16). - С. 69-86. - DOI: 10.29252Даг11.16.73.

17. Соболев, Н. И. Динамическая поэтика рассказа И. С. Шмелева «Полочка» (от рукописи к печатному тексту) / Н. И. Соболев // Проблемы исторической поэтики. - 2018. - № 4. - С. 140-156. - DOI: 10.15393Zj9.art.2018.5581.

18. Спиридонова, Л. Художественный мир И. С. Шмелева: монография / Л. Спиридонова. - М.: ИМЛИ РАН, 2014. - 240 с.

19. Степанова, А. А. Повесть И.С. Шмелева «Человек из ресторана» и одноименный фильм Я.А. Протазанова: поэтика визуальности и проблемы экранизации / А. А. Степанова // Филологический класс. - 2019. - № 4 (58). - С. 153-162. - DOI: 10.26170/П<19-04-20.

20. Хатямова, М. А Сказовое слово как способ игрового выражения авторской позиции в русской прозе метрополии и диаспоры 1920-х годов / М. А. Хатямова // Сибирский филологический журнал. - 2017. - № 4. - С. 8499. - DOI: 10.17223/18137083/61/8.

21. Черников, А. П. Проза И.С. Шмелева. Концепция мира и человека / А. П. Черников. - Калуга: Изд-во «Ка- луж. обл. ин-т усовершенствования учителей», 1995. - 341 с.

22. Черников, А. П. Творчество И. С. Шмелева (1895-1917): дис. ... канд. филол. наук / Черников А. П. - М.: [б. и.], 1974. - 210 с.

References

1. Abisheva, U. K. (2007). «Bytie skvoz'byt»: (k probleme evolyutsii tvorchestva I. S. Shmeleva 1900-I9l0kh gg.) [“Being Through Everyday Life”: (to the Problem of the Evolution of Creative Activity I. S. Shmelev 1900-1910S)]. In Nasle- die I. S. Shmeleva: Problemy izucheniya i izdaniya: sbornik materialov mezhdunarodnykh nauchnykh konferentsii. Moscow, IMLI RAN, pp. 74-85.

2. Bogdanova, O. V. (2018). Mistiko-gnosticheskaya sistema mira M. Gor'kogo i A. Bloka [The Mystical-Gnostic System of the Worlds by M. Gorky and A. Blok]. In VestnikRKHGA. No. 3, pp. 300-314.

3. Chernikov, A. P. (1974). Tvorchestvo I. S. Shmeleva (1895-1917) [Creative Activity by I. S. Shmelev (1895-1917)]. Dis. ... kand. filol. nauk. Moscow. 210 p.

4. Chernikov, A. P. (1995). Proza I. S. Shmeleva. Kontseptsiya mira i cheloveka [The Prose by I. S. Shmelev. The Concept ofWorld and Man]. Kaluga, Izdatel'stvo «Kaluzhskii oblastnoi institut usovershenstvovaniya uchitelei». 341 p.

5. Dunaev, M. M. (1978). Svoeobrazie realizma I. S. Shmeleva (tvorchestvo 1894-1918godov) [The Originality of the Realism of I. S. Shmelev (Works of 1894-1918)]. Dis. ... kand. filol. nauk. Leningrad. 228 p.

6. Dzyga, Ya. O. (2013). Tvorchestvo I. S. Shmeleva v kontekste traditsii russkoi literatury [I. S. Shmelev's Creative Activity in the Context of the Traditions of Russian Literature]. Dis. ... d-ra filol. nauk. Moscow. 445 p.

7. Gerchikova, N. A., Khachaturyan, L. V. (2009). Lichnyi fond I. S. Shmeleva v RGALI. Neizvestnaya redaktsi- ya romana I. S. Shmeleva «Puti nebesnye» [I. S. Shmelev's Personal Fund in the Russian State Archive of Liter-

8. ature and Arts. Unknown Edition of the Novel by I. S. Shmelev “Heavenly Ways”]. In Vestnik arkhivista. URL: https:// www.vestarchive.ru/issledovaniia/896a---lr.html (mode of access: 05.12.2020).

9. Kaskina, Yu. (2003). Yakov i Iov: obraz stradayushchego pravednika v povesti I. S. Shmeleva «Chelovek iz restorana» [Jacob and Job: the Image of the Suffering Righteous Man in the Novel by I. S. Shmelev “The Man from the Restaurant”]. In Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 19: Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikatsiya. No. 3, pp. 84-88.

10. Khatyamova, M. A. (2017). Skazovoe slovo kak sposob igrovogo vyrazheniya avtorskoi pozitsii v russkoi proze metropolii i diaspory 1920-kh godov [Fairy Tale Word as a Way to Playfully Express the Author's Position in Russian Prose of the Metropolis and Diaspora of the 1920s]. In Sibirskii filologicheskii zhurnal. No. 4, pp. 84-99. DOI: 10.17223/18137083/61/8.

11. Kiyashko, L. N. (2012). O nekotorykh aspektakh poetiki povesti I. S. Shmeleva «Chelovek iz restorana» [On Some Aspects of the Poetics of the Story “The Man from the Restaurant” by I. S. Shmelev]. In VestnikOrlovskogogosudarstvennogo universiteta. Seriya: Novyegumanitarnye issledovaniya. No 1 (21), pp. 168-171.

12. Korshunova, E. A. (2013). Mezhdu klassikoi i modernom: traditsiya i intertekstual'nost'v poetike prozy Ivana Shmeleva [Between Classics and Modernity: Tradition and Intertextuality in the Poetics of Ivan Shmelev's Prose]. Khar'kov. 216 p.

13. Kultysheva, O. M., Lysenko, L. A. (2015). Otrazhenie dukhovnykh iskanii v proizvedeniyakh I. S. Shmeleva «Chelovek iz restorana» i «Solntse mertvykh» [Reflection of Spiritual Quests in the Works of I. Shmelev “The Man from the Restaurant” and “The Sun of the Dead”]. In Aktual'nye problemy fundamental'nykh i prikladnykh distsiplin i metodik ikh prepodavaniya: materialy ochno-zaochnogo seminara. Yugry, Nizhnevartovskii gosudarstvennyi universitet, pp. 159-166.

14. Lyubomudrov, A. M. (2003). Dukhovnyi realizm v literature Russkogo zarubezhiya: B. K. Zaytsev, I. S. Shmelev [Spiritual Realism in the Literature of the Russian Diaspora: B. K. Zaitsev, I. S. Shmelev]. Saint Petersburg. 272 p.

15. Matevosyan, E. R. (2015). Tema «bespravnogo ofitsianta» v tvorchestve Shmeleva, Chekhova i Gor'kogo [The Theme of the “Rightless Waiter” in the Works of Shmelev, Chekhov and Gorky]. In I. S. Shmelev i problemy natsional'nogo samo- soznaniya (traditsii i novatorstvo). Moscow, IMLI RAN, pp. 58-67.

16. Polonsky, V. V. (2007). O simvolicheskom podkhode k izobrazheniyu «malen'kogo cheloveka» v dorevolyutsionnom tvorchestve I. S. Shmeleva [On the Symbolic Approach to the Depiction of the “Little Man” in the Pre-revolutionary Work of I. S. Shmelev]. In Nasledie I. S. Shmeleva: Problemy izucheniya i izdaniya: sbornik materialov mezhdunarodnykh nauchnykh konferentsii. Moscow, IMLI RAN, pp. 51-57.

17. Primochkina, N. N. (2015). «Chelovek iz restorana»: dykhanie istorii i sovremennyi kontekst [“The Man from the Restaurant”: Breath of History and Modern Context]. In I. S. Shmelev i problemy natsional'nogo samosoznaniya (traditsii i novatorstvo). Moscow, IMLI RAN, pp. 52-57.

18. Red'kin, V. A. (2020). Dukhovnyi realizm kak literaturovedcheskaya kategoriya [Spiritual Realism as a Literary Category]. In Issledovatel'skii zhurnal russkogoyazyka i literatury. Vol. 8. No. 2 (16), pp. 69-86. DOI: 10.29252/iarll. 16.73.

19. Sobolev, N. I. (2018). Dinamicheskaya poetika rasskaza I. S. Shmeleva «Polochka» (ot rukopisi k pechatnomu tekstu) [Dynamic Poetics of I. S. Shmelev's Short Story “The Little Shelf” (from the Manuscript to the Printed Text)]. In Problemy istoricheskoipoetiki. No. 4, pp. 140-156. DOI: 10.15393/j9. art. 2018.5581.

20. Spiridonova, L. (2014). Khudozhestvennyi mir I. S. Shmeleva [The Artistic World of I. S. Shmelev]. Moscow, IMLI RAN. 240 p.

21. Stepanova, A. A. (2019). Povest'I. S. Shmeleva «Chelovek iz restorana» i odnoimennyi fil'm Ya. A. Protazanova: poetika vizual'nosti i problemy ekranizatsii [The Novella of I. S. Shmelev “The Man from the Restaurant” and the Film of the Same Name by Ya. A. Protazanov: Poetics of Visuality and Problems of Screen Adaptation]. In Filologicheskii klass. No. 4 (58), pp. 153-162. DOI: 10.26170/FK19-04-20.

22. Vinogradov, V. V. (2001). Grammaticheskie perezhitki mestoimenii kak osoboi chasti rechi v sovremennom russkom yazyke [Obsolete Grammatical Features of Pronouns as a Special Part of Speech in Modern Russian]. In Russkii yazyk (Grammaticheskoe uchenie o slove). Moscow, Nauka, pp. 264-282.

23. Zakharova, V. T. (2015). Poetika prozy I. S. Shmeleva [The Poetics of I. S. Shmelev's Prose]. Nizhny Novgorod, Mininskii universitet. 106 p.

Размещено на Allbest.ru