Функции образных средств в рассказе И. Тургенева "Свидание"

Размещено на http://www.allbest.ru/

2

Функции образных средств в рассказе И. Тургенева «Свидание»

Н.А. Киселева, канд. пед. наук, доцент

Филиал Омского государственного

педагогического университета

(Россия, г. Таре)

Аннотация

В статье анализируются образные средства в рассказе И. Тургенева «Свидание». Выявлены композиционные приемы построения рассказа: обрамление, повторы, параллелизм, контраст. Определены функции образных средств: проспективная, изобразительная, когнитивная. Проанализирована ассоциативно-образная природа рассказа, а также мотив единства человека и природы.

Ключевые слова: интерпретация, художественный текст, образные средства, изобразительная функция, проспективная функция, когнитивная функция.

композиционный прием изобразительность образ роман

Одной из важнейших особенностей художественного текста как единицы культуры является его ассоциативно-образная природа, дающая возможность читателю вступить в диалог с текстом, интерпретируя его в соответствии со своей читательской компетентностью.

Вопросы интерпретации художественного текста, связанные с пониманием эстетического смысла произведения, с приобщением к культурному тезаурусу, воплощенному в тексте, были и остаются актуальными в современной филологической науке.

Целью данного исследования является интерпретация образных средств в рассказе И. Тургенева «Свидание» [1], выявление особенностей их функционирования.

Сюжет рассказа, изображающий свидание в березовой рощи, служит источником тропов, которые автор щедро использует в своем тексте. Особенностью композиции рассказа является прием обрамления. Композиционная рамка создается благодаря пейзажной зарисовке в начале и конце рассказа.

Пейзаж, открывающий рассказ, насыщен тропами:

- эпитетами (мелкий дождик, теплое солнечное сияние, рыхлые белые облака, ясная и ласковая лазурь, нежный отблеск, красивые стебли и др.);

- метафорами (веселый, смеющийся трепет весны; мягкое шушуканье; долгий говор лета; робкое и холодное лепетанье поздней осени; дремотная болтовня; загорались червонным золотом и др.);

- сравнениями (лазурь, как прекрасный глаз; подобный цвету переспелого винограда; белые, как только выпавший снег; звенел стальным колокольчиком голосок синицы).

Яркая, насыщенная картина осеннего дня воспринимается читателем посредством чувственных образов, которые передаются героем-рассказчиком: «Я сидел и глядел кругом, и слушал» [1, с. 41]. В первую очередь это зрительные образы: березовая роща, рыхлые белые облака, стебли высоких кудрявых папоротников, высокая осиновая роща. При этом автор не скупится на краски: белые облака, лазурь, стволы с отблеском белого шелка, листья загорались червонным золотом, папоротники цвета переспелого винограда, все синело, белые березы, листва зелена, красная или золотая листва, бледно-лиловый ствол, серо-зеленая листва, рдеющие лучи, желтый багрянец, синее небо.

Зрительные образы осеннего дня сопровождаются и звуковыми: листья чуть шумели, шептал дождь, изредка звенел голосок синицы. Особого внимания заслуживает главный звуковой образ пейзажа - шум листьев: «То был не веселый, смеющийся трепет весны, не мягкое шушуканье, не долгий говор лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня» [1, с. 41]. В данном случае автор устанавливает ассоциативные отношения: шум листьев - шушуканье, говор, лепетанье, болтовня.

Система образных средств экспозиции рассказа тесно связана с его сюжетом и выполняет проспективную функцию, другими словами, предваряет ситуацию свидания. Возникает несколько рядов ассоциативных отношений, которые выражают неявную информацию в тексте.

Так, в начале текста автор разными способами указывает читателю на непостоянство осенней погоды. На лексическом уровне это прямое указание посредством использования слов данной семантики: перепадал дождик, сменяемый сиянием, непостоянная погода, беспрестанно изменялась, внезапно принимали отблеск, вдруг пестрели, вдруг опять все синело, мгновенно гасли, начинал сеять дождь, лучи внезапно пробивались. На синтаксическом уровне наблюдаем использование союза то…то и союза ли …или со значение чередования во времени при соединении однородных сказуемых и частей сложного предложения:

«Небо то все заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновенье, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая, как прекрасный глаз»[1, с. 41].

«Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь» [1, с. 41].

При этом на морфологическом уровне в данных конструкциях наблюдаем особые формы глаголов-сказуемых - несовершенного вида прошедшего времени, обозначающие повторяющиеся действия и выступающие в конкретно-процессном значении: заволакивалось, расчищалось, показывалась; изменялась, закрывалось, озарялась, принимали, пестрели и загорались, гасли.

Образ непостоянной погоды подготавливает читателя к непостоянству чувств главного героя. Эту же неявную информацию герой-рассказчик сообщает внимательному читателю в описании шума листьев и осины:

«То был не веселый, смеющийся трепет весны, не мягкое шушуканье, не долгий говор лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня» [1, с. 41].

«Я, признаюсь, не слишком люблю это дерево - осину - с ее бледно-лиловым стволом и серо-зеленой, металлической листвой, которую она вздымает как можно выше и дрожащим веером раскидывает на воздухе; не люблю я вечное качанье ее круглых неопрятных листьев, неловко прицепленных к длинным стебелькам. Она бывает хороша только в иные летние вечера, когда, возвышаясь отдельно среди низкого кустарника, приходится в упор рдеющим лучам заходящего солнца и блестит и дрожит, с корней до верхушки облитая одинаковым желтым багрянцем, - или когда, в ясный ветреный день, она вся шумно струится и лепечет на синем небе, и каждый лист ее, подхваченный стремленьем, как будто хочет сорваться, слететь и умчаться вдаль» [1, с. 42].

Как видим, И. Тургенев с самого начала вводит и затем поддерживает на протяжении всего рассказа мотив единства человека и природы, используя композиционные приемы параллелизма, повтора, контраста.

Другим примером ассоциативных отношений и связей, выполняющих проспективную функцию, являются образы осины и Виктора Александрыча, березы (березовой рощи) и Акулины, кроме того отношение автора к образам этих деревьев проецируется на образы героев.

Тургенев изображает разные реалии текста при помощи сходных по значению образных средств и их повторов. Повторы в тексте (лексические, синонимические, корневые, повтор тропов, обладающих общими семантическими компонентами, синтаксические повторы), как известно, служат для создания сквозных характеристик образов, а также помогают их соотносить, сближая или противопоставляя друг другу [2].

Так, обращают на себя внимание детали в описании березы и Акулины, осины и Виктора Александрыча.

Таблица 1.

Как видим, в создании образов березовой рощи и Акулины, осины и Виктора Александрыча автор использует прием параллелизма и повтора.

Совершенно противоположные чувства испытывает герой-рассказчик к березе и осине, Акулине и Виктору Александрычу, о чем неоднократно и прямо сообщает читателю:

«Я, признаюсь, не слишком люблю это дерево - осину…» [1, с. 42].

«Но вообще я не люблю этого дерева и потому, не остановясь в осиновой роще для отдыха, добрался до березового леска, угнездился под одним деревцом, у которого сучья начинались низко над землей и, следовательно, могли защитить меня от дождя, и, полюбовавшись окрестным видом, заснул тем безмятежным и кротким сном, который знаком одним охотникам» [1, с. 42].

Описывая Акулину, автор не скупится на красивые эпитеты-комплименты: очень недурна собою; густые белокурые волосы прекрасного пепельного цвета; расходились двумя тщательно причесанными полукругами; тонкие, высокие брови, длинные ресницы; головка была очень мила; даже немного толстый и круглый нос ее не портил; глаза, большие, светлые и пугливые, как у лани. «Мне особенно нравилось выражение ее лица: так оно было просто и кротко, так грустно и так полно детского недоуменья перед собственной грустью» [1, с.43].

В описании Виктора Александрыча мы также чувствуем авторскую позицию: «Признаюсь, он не произвел на меня приятного впечатления; избалованный камердинер; одежда изобличала притязание на вкус и щегольскую небрежность; Круглые воротнички его белой рубашки немилосердно подпирали ему уши и резали щеки, а накрахмаленные рукавички закрывали всю руку вплоть до красных и кривых пальцев; лицо его, румяное, свежее, нахальное; грубоватые черты; беспрестанно щурил свои и без того крошечные мелочно-серые глазки, морщился, опускал углы губ, принужденно зевал и с небрежной, хотя не совсем ловкой развязностью; то поправлял рукою рыжеватые, ухарски закрученные виски, то щипал желтые волосики, торчавшие на толстой верхней губе; И он наморщил свой тупой нос» [1, с. 43-44].

В данном случае мы отмечаем прием контраста в организации образов березовой рощи и осины, Акулины и Виктора Александрыча.

Едва слышная дремотная болтовня осени предваряет зевоту Виктора Александрыча:

«Он, видимо, старался придать своим грубоватым чертам выражение презрительное и скучающее; беспрестанно щурил свои и без того крошечные мелочно-серые глазки, морщился, опускал углы губ, принужденно зевал…» [1, с. 44].

«-- А что, -- начал он, продолжая глядеть куда-то в сторону, качая ногою и зевая, -- давно ты здесь?» [1, с. 44].

«Он опять зевнул» [1, с. 44].

«И он спокойно потянулся и опять зевнул» [1, с. 45].

Перечисленные примеры показывают, что автор использует повторяющиеся образные средства для связи персонажей и предметного мира, состояния природы и внутреннего мира человека, так организуются системные связи образных средств.

Пейзажная зарисовка в конце рассказа, являющаяся компонентом композиционного обрамления, о котором мы писали выше, демонстрирует единый эмоциональный тон текста. Ситуация холодного разрыва переживается не только главной героиней («Внезапные, надрывающие грудь рыданья не дали ей докончить речи -- она повалилась лицом на траву и горько, горько заплакала… Все ее тело судорожно волновалось, затылок так и поднимался у ней… Долго сдержанное горе хлынуло наконец потоком» [1, с. 48]), но и героем-рассказчиком («Я не выдержал и бросился к ней… Мне стало грустно…»), а также находит отражение в состоянии погоды, тем самым еще раз подчеркивается мотив единства человека и природы. Грубость, хладнокровие, равнодушие Виктора Александрыча, отчаяние, трагедия Акулины изменили до неузнаваемости осенний день: бледно-ясное небо; лучи как будто поблекли и похолодели: они не сияли, разливались ровным, почти водянистым светом; порывистый ветер быстро мчался; желтое, высохшее жнивье; маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращенная стеною в поле, вся дрожала и сверкала мелким сверканьем, четко, но не ярко; всюду блестели и волновались бесчисленные нити осенних паутин; прокрадывался унылый страх недалекой зимы.

Картину увядающей природы дополняет образ ворона («Высоко надо мной, тяжело и, резко рассекая воздух крылами, пролетел осторожный ворон, повернул голову, посмотрел на меня сбоку, взмыл и, отрывисто каркая, скрылся за лесом…»[1, с. 49]), пришедший на смену синице, и пустой телеги («Кто-то проехал за обнаженным холмом, громко стуча пустой телегой…» [1, с. 49]). И то, и другое, по народным приметам, не сулит ничего хорошего, а осторожный ворон напоминает главного героя, бросившего Акулину.

Таким образом, анализ образных средств в рассказе И. Тургенева «Свидание» показывает системность их организации, выявляет дополнительные смыслы и такие их функции, как проспективную и изобразительную, сочетающуюся с когнитивной (познавательной). Подобный анализ образных средств художественного текста, по нашему мнению, необходимо выполнять школьникам на уроках литературы, поскольку он является средством формирования универсальных учебных действий обучающихся [3].

Библиографический список

1. Тургенев И.С. Повести и рассказы. Стихотворения в прозе [Текст] / Предисл. Ю. Манна. - М.: Олимп, 1993. - 272 с.

2. Киселева Н.А. Повторы в рассказе Е. Замятина «Пещера» как средство создания устойчивой характеристики героев [Текст] / Н.А. Киселева // Филология и культурология: современные проблемы и перспективы развития: сборник материалов 8-й международной научно-практической конференции. - 2014. - С. 27-28.

3. Киселева Н.А. Анализ художественного текста как основа для формирования универсальных учебных действий обучающихся [Текст] / Н.А. Киселева // Роль Сибири в поликультурном и многоязычном мире современного евразийского пространства сборник статей в 2-х частях. / Отв. ред. С.В. Буренкова. - 2015. - С. 76-80.

Размещено на Allbest.ru