Мор Йокаи и Украина

Размещено на http://www.allbest.ru/

Мор Йокаи и Украина

Герасимова Г.П. (Киев)

При рассмотрении художественных произведений, изображающих чужие страны и народы, неизбежно возникает вопрос о достоверности изложенного автором материала, особенно если речь идет о последнем романтике Европы, энциклопедисте и полиглоте Море Йокаи (1825-1904), одном из создателей венгерского исторического романа.

Свободолюбивый кумир Венгрии, достоверно воспроизводя эпохи бурного прошлого своей родины, постоянно обращался к теме тирании и национально-освободительных движений многих стран мира. Начиная с событий 1848 г., пристальный и непреходящий интерес вызывала у него соседняя Российская империя и населяющие ее народы. Посвящая ее истории рассказы, повести и романы, Йокаи опирался в основном лишь на западноевропейские источники - хроники, труды историков и публицистов, мемуары дипломатов и путешественников (Т. Аткинсона, В. Диксона, Ж. Кастера, А. де Кюстина, Ф. Лакруа, Л. Сегюра, В. Ральстона, И. Шницлера и др.).

Изобразительными средствами романтической поэтики, благодаря талантливому синтезу в основном добротной исторической основы, легкокрылой, поэтической фантазии и своеобразного стиля Йокаи воссоздал 2,5 века русской истории (от Лжедмитрия до современности писателя). Он представил новый для своих читателей художественный мир, населенный исторически реальными и вымышленными персонажами [1]. Он познакомил венгров с А.С. Пушкиным и декабристами (роман «Свобода под снегом, или Зеленая книга», 1878), с династией Романовых и ее придворными, противостоящим тирании народом в лице Е. Пугачева (рассказ «Дерзновенный», 1864), и даже смог предсказать кровавый террор в России после прихода к власти революционеров-нигилистов» (научно-фантастический «Роман грядущего столетия», 1872).

Что же касается изучения произведений Йокаи на украинские темы, представляются продуктивными попытки, прежде всего, установить круг друзей писателя, имевших контакты с жителями Закарпатья (входившего тогда в состав Австро-Венгрии) и Центральной Украины, - ведь они могли поделиться с ним личными наблюдениями и впечатлениями.

С одним из них - Михаем Либом (18441900) - связана единственная пока что известная поездка писателя в закарпатский город Мукачево (Мункач) 2 марта 1882 г. Поводом послужило избрание М. Либа почетным гражданином родного города и присвоение ему - по его просьбе - фамилии «Мункачи» («Мукачевский»), под которой он и вошел в историю мирового искусства. Йокаи присутствовал вместе с женой на торжествах, любовался факельным шествием и фейерверком. Об этом факте сообщили газеты; произведения Йокаи были популярны в Закарпатье, как и во всей Венгрии; его именем назвали одну из улиц Ужгорода [2]. К сожалению, эта поездка состоялась после издания основных произведений Йокаи на русские темы, и проследить вероятное воплощение его впечатлений или сведений, сообщенных ему М. Мункачи, в творчестве писателя не представляется возможным.

Другом Йокаи был и другой, не менее известный живописец - Михай Зичи (1827-1906), придворный художник трех российских императоров, иллюстратор многих выдающихся произведений мировой литературы, в том числе и самого Йокаи. Во время своих приездов в Венгрию М. Зичи встречался с другом и, несомненно, делился впечатлениями о России и тамошних знакомых, которые принадлежали к кругу лиц, встречающихся с Тарасом Шевченко (М. Микешин, Ц. Годебский, Н. Гербель, И. Айвазовский и др.). Возможно, М. Зичи был лично знаком с поэтом. Во всяком случае, на его иллюстрации к «Тарасу Бульбе» Н. Гоголя «Тарас перед телом убитого Андрея» (1881) лицо главного героя разительно похоже на известный автопортрет Т. Шевченко 1860 г. [3]. Эта картина воспроизведена в альбоме дореволюционных украинских открыток [4]. Известно, что украинский поэт в письме к А.О. Козачковскому (1812-1889) от 14 апреля 1854 г. просил прислать ему «Слово о полку Игореве» в новом переводе Н.В. Гербеля (1827-1883) с иллюстрациями М. Зичи. Кстати, М. Зичи бывал в Киеве и 5 декабря 1897 г. был избран почетным членом Киевского Литературно-артистического общества.

Среди унгаристов циркулировал слух о том, что в одном из произведений Йокаи упоминал о Т. Шевченко. К сожалению, проверить его, живя в Киеве, невозможно: ни в одной библиотеке нет всех произведений Йокаи на венгерском языке (в любом издании).

Еще одна ниточка, которая могла бы связать Йокаи с Т. Шевченко, - дружба сначала Йокаи, а позднее Т. Шевченко с известным негритянским трагиком Айрой Олдриджем (1807-1867). Йокаи подружился с ним во время гастролей актера (1852 г.) в Будапеште, где он играл вместе с венгерской группой. Трагик был избран почетным членом Венгерской драматической консерватории, где произнес по-английски научную речь о Шекспире, Гете и Шиллере [5]. С 1858 г. он гастролировал по России, в 1861-1866 гг. - по многим городам Украины и был знаком с выдающимися деятелями украинской и русской культуры. Во всех источниках о жизни и творчестве А. Олдриджа сказано, что он умер в Лодзи (Польша), направляясь в Петербург, но ни в одном из них нет сведений, где он был до этого, откуда ехал через Польшу в Россию [6], посетил ли он Будапешт, где мог встретиться с Йокаи и поделиться с ним своими впечатлениями о пребывании в Украине и воспоминаниями о Т. Шевченко. Вопрос остается открытым.

Источником сведений об Украине для Йокаи мог стать и всемирно знаменитый композитор и пианист-виртуоз Ференц Лист (1811-1886), чья жизнь и творчество были связаны с Украиной.

Еще в 1842 г., будучи в Германии, Ф. Лист общался со студентом Берлинского университета киевлянином Петром Дмитриевичем Селецким (1821-1879), будущим вице-губернатором Киева и главой отделения Русского музыкального общества [7]. Об этом вспоминал позднее сам П. Селецкий в своих «Записках» («Киевская старина», 1884, № 4). В 1842 и 1843 гг. Ф. Лист уже гастролировал по России, а в 1847 г. - по Украине, выступая во многих украинских городах, в том числе дал три концерта в Киеве, которые стали выдающимся событием в жизни города. Недаром 22 октября 1998 г. на фасаде Дома контрактов, где он выступал, по инициативе Киевского общества венгров была открыта доска «К 150-летию концертов Ференца Листа в Украине (1847-1997 гг.)», созданная скульптором Юрием Багаликом и архитектором Яношем Вигом [8].

В Киеве он познакомился, в частности, с историком Н.И. Костомаровым (1817-1885) и семьей его невесты Алины Крагельской [9], которой прочил блестящую музыкальную будущность, а также с княгиней Каролиной Витгенштейн. В 1848 г. Ф. Лист гостил в ее имении в с. Воронинцы. В следующем году как гражданская жена Ф. Листа она уехала с ним за границу, за что впоследствии Александр II лишил ее всех прав, поместий и российского подданства [10]. Ф. Лист был очарован украинскими народными песнями. На темы двух из них («Ой, не ходи, Грицю» и «Віють вітри») он создал в Воронинцах фортепианные пьесы «Украинская баллада» и «Думка». Пребывание композитора в Воронинцах (теперь Хмельникского р-на Винницкой области) было торжественно отмечено его жителями в 1997 г. [11]. Ф. Лист стал автором этюда для фортепиано «Мазепа» и одноименной симфонической поэмы по В. Гюго (1859). Как видим, он мог значительно обогатить представления об Украине своего многолетнего друга - Мора Йокаи, который посвятил ему в 1851 г. стихотворение «К Листу». Композитор же написал на слова Йокаи мелодекламацию «Любовь мертвого поэта» («Aholtkoltoszerelme», 1874) в память Ш. Петефи [12]. Особенно сплотился кружок друзей (М. Мункачи, М. Йокаи, К. Абрани, Ф. Лист) в 1875 г,, когда Ф. Лист стал основателем и профессором Венгерской музыкальной академии; он мог поведать друзьям много интересного о жизни в Украине и России, как и его ученица (с 1876 г.) М. Свистунова, дочь декабриста, переводчица романа Йокаи «Новый землевладелец». Возможно, какие-то сведения об этом писатель оставил в своих двухтомных мемуарах «Eletembol» («Из моей жизни», 1911), ознакомиться с которыми нам не удалось.

Все эти вопросы могли бы выяснить закарпатские и венгерские ученые, имеющие доступ к документам из архивов и музеев Венгрии. Поэтому перейдем из области предположений и гипотез к рассмотрению сначала отдельных упоминаний Йокаи о различных реалиях украинской жизни, а затем уже к анализу известных нам рассказов на украинские темы.

Венгерский писатель обнаруживает серьезные познания в географии Украины, ее отдельных регионов - Галиции, Буковины, Волыни, Подолья, называет крупные города, описывает живописные Карпатские горы, упоминает реки Буг и Днестр («Роман грядущего столетия», «Ахтиарский пленник»).

На страницах «Свободы под снегом» возникает прекрасный образ древнего Киева - «столько раз разрушенного и восстановленного скифского Иерусалима с пещерами, наполненными мощами сарматских святых. Он издалека возносился позолоченными куполами, будто весь город состоял из одних церквей, среди которых возвышается огромная колокольня Лавры», которую автор называет гостеприимной.

О Киеве он вспоминает и в «Сыновьях Шамиля» в связи с волнениями финских студентов, из-за которых университет чуть не перевели в Киев [13]. Об этом же Йокаи говорит и в «Свободе под снегом».

В повести «Чалавер» автор упоминает о сосланных в Сибирь киевских «нигилистах» 80-х годов XIX ст. Но поскольку Йокаи ничего не сообщает ни о партийной принадлежности этих революционеров, ни о точном времени их ссылки, установить, о какой именно группе «нигилистов» идет речь, невозможно: в Киеве, ставшем своеобразным центром терроризма, лишь в 1879-1882 гг. состоялось 22 политических процесса [14].

В «Свободе под снегом» автор описывает безбрежные и безлюдные украинские степи. Единственными признаками того, что здесь жил давно исчезнувший народ, он называет скифские курганы и каменные «бабы» - каменные статуи их богов. Тут же изображен (со ссылкой на Геродота) могучий, полноводный Днепр с его порогами, самым ужасным из которых был Ненасытец. Пером истинного мастера нарисованы картины разлива Днепра и весенней распутицы в степи.

Чаще других регионов Йокаи упоминает или изображает Крым. В романе «Дамокоши» Йокаи говорит о венграх, попавших в плен к татарам и ожидающих в Крыму, пока их выкупят. Рассказ «Ахтиарский пленник» начинается с изложения истории возникновения на месте заброшенной татарской деревушки Ахтиар, «населенной бедными мелкими торговцами и еще более бедными крестьянами» - татарами, евреями, армянами и греками, города Севастополя. Автор восторгается его могучими бастионами, уютными гаванями, каменными башнями, но с грустью констатирует достоверные факты массового выселения татар к черкесам, разрушения старинных построек, в том числе и Бахчисарайского дворца, и строительства новых зданий русскими и греками. Йокаи сожалеет о том, что на улицах Севастополя вместо свиста крыльев стремительных ласточек слышен свист пуль и грохот орудийных залпов, которыми уничтожают друг друга четыре нации в неслыханной (со времен Гомера) по своей жестокости Крымской войне [15]. В «Свободе под снегом» путешествие Александра I на юг дает возможность проследить его маршрут по Крыму, который Йокаи называет «цветущим раем, где виноградные лозы обвивают стволы пальм, а лето длится дольше, чем в России зима» (Йокаи считал, что в Российской империи было два рая - Грузия и Крым).

В повести «Сыновья Шамиля» он описал чарующую красоту украинских девушек, которая, однако, оборачивается для них большой бедой: их помещица Белогородская торгует крепостными красавицами: наиболее талантливых она продает в театры и цирки, остальных в наложницы любому толстосуму.

Тот факт, что Йокаи прекрасно знал о тяжелом положении украинских крепостных крестьян, ярко иллюстрирует рассказ «Сколько домов - столько обычаев» (1855) с подзаголовком «Украинские крепостные», созданный на материалах «Тайн России» Ф. Лакруа. Здесь он не только показывает бунт украинских крестьян против своего жестокого и сластолюбивого барина, но и оправдывает его убийц.

Выбранный им сюжет предоставил автору возможность подробно и достоверно, в выразительной художественной форме раскрыть те глубинные причины, которые делают невыносимым положение крепостных и толкают их на акт кровавой мести: барин может продать, убить, подарить своего крепостного, следуя только велению своих прихотей. Йокаи саркастически определяет положение мужика как «самое спокойное в мире, поскольку в интересах помещика заботиться о том, чтобы его собственность не умерла с голоду, не поубивала друг друга, не попала в тюрьму во время полевых работ, чтобы мужицкие дочери выходили замуж... Ведь мужик - это собственность, которую надо приумножать...» [16]. Понимает автор и сущность оброка: «Если у мужика есть склонность к торговле или ремеслу, он может заняться ими, но только с согласия хозяина, которому принадлежит все, что мужик зарабатывает на этом поприще» [17].

Йокаи раскрывает разлагающее влияние крепостничества как на крестьян, так и на помещиков. За горсть золотых жених Малики отдает ее в руки распутного самодура - графа Чарекова, жизнь которого заполнена оргиями, пьянством, издевательствами над крепостными девушками. В качестве наиболее характерной черты Чарекова и его собутыльников писатель выделяет пустоту, ограниченность и моральную растленность, вызванную бездельем и возможностью вершить суд и расправу над крестьянами, которые в итоге с вилами и косами бросаются на барскую усадьбу.

Показывая распространение крестьянского возмущения по всей Украине и жестокую расправу с мятежниками, венгерский писатель высоко оценивает вольнолюбивые чувства русского и украинского народов: «Самый покорный народ становится грозным, когда восстает; нигде нет таких ужасающих бунтов, как у северных славян...» [18].

Однако Йокаи ясно видит и то, что стихийная месть со стороны крепостных не может привести к желанным результатам («Судьба крепостных такая же, как и прежде»), на конкретном жизненном материале показывает чудовищность крепостной зависимости, противоестественность самого принципа угнетения человеческой личности.

Сатирическими интонациями проникнуты описания «безмятежного» существования крепостных, а также паразитического, разгульного образа жизни русских помещиков. Красочно описывает Йокаи костюмы крестьянских девушек: «Волосы их были заплетены в две толстые косы и перевиты шелковыми лентами, которые свисали за спину; у каждой высокий бисерный венок обвивал лоб, как корона; стройные талии были затянуты корсажами... Русские гордятся, если их дочери нарядно одеты, и русский мужик скорее обойдется без необходимой скотины, чем оставит дочку без новых лент» [19]. Если учесть, что речь идет об украинских девушках (Йокаи допускает здесь очень частую подмену понятия «украинский» понятием «русский»), то следует признать, что автор очень правильно подметил эстетизм украинцев. Об этом говорят и украинские этнографы: «Наші предки... вміли пишатись, але й було чим - з господарності, порядку, краси й чесності своїх жінок, дочок і дівчат, чим явно милувались, бо ж ці риси вдачі українок плекались під захистом козацької зброї» [20].

Изображая конфликт между барской усадьбой и деревней, Йокаи представляет расправу на господском дворе как результат социальной несправедливости. Созданный им типичный образ русского помещика-самодура показан как естественное порождение крепостнической системы, которую писатель клеймит в общественном и морально-бытовом ее проявлении.

Сделав героями своего произведения вымышленных лиц, Йокаи получил неограниченные возможности для сплетения прихотливой сюжетной канвы и характеристики персонажей, т. е. для свободного повествования, не связанного рамками требований исторической достоверности во времени и пространстве, - ведь подобные истории происходили в России и Украине часто и повсеместно. Они неоднократно становились предметом художественного изображения (повесть «Ульяна» Ю. Крашевского, поэмы «Марина» Т. Шевченко и М. Рыльского и др.).

В этом рассказе Йокаи допустил некоторые неточности. Из-за слабого знания писателем русского помещичьего быта барская усадьба выглядит у него замком, а разорение ее взбунтовавшимися крестьянами вызывает ассоциации со сценами осады йоменами замка Торкильстон в романе В. Скотта «Айвенго» (например, согласно Йокаи, «перед крыльцом удалось опустить железную решетку, которая полностью отделила атакующих») [21]. И не удивительно: ведь первой книгой, прочитанной в раннем детстве писателем, был именно этот роман.

Хотя внутренней политической целью рассказа «Сколько домов - столько обычаев» был показ разницы между положением крестьян в России и Венгрии (где, как Йокаи ошибочно полагал, уже не было причин для недовольства) [22], писатель достоверно и эмоционально раскрыл венгерским читателям некоторые стороны крепостного права на территории Российской империи и его следствия - бесправие и трагизм существования угнетенного народа, феодальный произвол и безнаказанность дворянства.

В Украине происходит действие рассказа «Амирани» (сборник «Из страны Севера», 1879). В нем изложена хоть и занимательная, но вымышленная история взаимоотношений помещика Ноздроминова с его рабыней - красивой, умной и талантливой грузинкой Амирани. Ее хозяин изображен резко сатирически; не способный ни к логическому мышлению, ни к практическим действиям, он занимался одной лишь охотой. Его леность, ничтожество и самоуверенность особенно рельефно выделяются на фоне деятельной предприимчивости Амирани, сведущей во всех хозяйственных делах. Ноздроминов был повергнут в полную прострацию сообщением о скором приезде Екатерины II, которую ему предстоит достойно встретить, развлекать, а также продемонстрировать свои достижения в сельском хозяйстве. Лишь благодаря Амирани ему удалось выйти из весьма затруднительного положения. За месяц были проложены дороги, посреди степи выстроен целый город, названный Вознесенском. Ноздроминов заселил его своими крепостными, которые должны были изображать сапожников, портных и других ремесленников. Наиболее красивые девушки были отобраны для срочного обучения танцам, пению и т. д.

Встреча императрицы была весьма пышной и торжественной (военный парад, фейерверк, выступления крепостных артистов, сельскохозяйственная выставка). Екатерина II осталась весьма довольна прекрасным парком (многолетние платаны были выкопаны накануне в другом месте и посажены вокруг специально выстроенного для нее дворца), вкусным сыром якобы местного производства (на самом деле, доставленном из Швейцарии) и т. п. Ноздроминову удалось выпутаться из многих комических ситуаций, грозивших ему нешуточными неприятностями, но пришлось жениться на Амирани, т. к. царица приняла ее за супругу помещика. В истории России известна аналогичная вынужденная женитьба генерала Воинова, командира гвардейского корпуса, на простолюдинке. Александр I принял женщину, ехавшую в экипаже генерала, за его жену, похвалил ее мужа за верную службу и поцеловал ей руку. Узнав об этом, Воинов настолько перепугался, что обвенчался со своей подругой в первой же попавшейся им по дороге церкви [23].

Уже само название рассказа вызывает недоумение: Йокаи выбрал своей героине явно неудачное имя. В повести «Рюмин» он упоминал о древних грузинских сказаниях «Амирани», «Дилариани» и др., но, очевидно, так и не узнал о том, что Амирани - это грузинский Прометей, богоборец, укравший огонь для людей и прикованный за это к Кавказскому хребту. Ведь Йокаи обладал тонким вкусом и не стал бы проводить аналогию между подвигом для блага человечества и избавлением рабыней ничтожного помещика от царской опалы. Следует заметить также, что всех своих украинских героинь писатель наделяет псевдоукраинскими именами - Малика, Теодора, Козима (кстати, Козимой звали дочь Ф. Листа и Марии д'Агу, баронессу фон Бюлов, а затем, во втором браке, жену Рихарда Вагнера; может, он сделал это в честь дочери друга?).

Йокаи прекрасно знал о полном бесправии крепостных в России, что нельзя сказать о постсоветских сценаристах телесериала «Бедная Настя», которые строят одну из сюжетных линий на совершенно ложной, антиисторической основе: князь Андрей Долгорукий позволяет себя шантажировать из страха, что его невеста (княжна Наталья Репина) узнает о его связи с крепостной Татьяной. Но ведь в ту эпоху княжна сочла бы этот факт невинной добрачной шалостью; ревновать она могла бы к равной себе женщине, но не к «дворовой девке».

Место действия рассказа названо автором сначала весьма расплывчато - между Южным Бугом и Днестром, т. е. территория, которая отошла к России в 1777 г. согласно Кучук-Кайнарджийскому договору. В ходе развития сюжета все события аккумулируются в одном пункте - в г. Вознесенске. На самом деле в то время (1787 г.) на его месте существовал лишь казацкий зимовник, который не значился в маршруте следования Екатерины II. Историю строительства Вознесенска Йокаи рассказывает по данным Ф. Лакруа, который переносит дату его возведения с 1795 в 1837 год. Что же касается подробностей встречи Екатерины II, то, по описаниям историков и воспоминаниям графа Сегюра [24], на роль центра действия рассказа «Амирани» более-менее подходит город Кременчуг.

Рассказ обыгрывает миф о т. н. «потемкинских деревнях», что вынуждает нас углубиться как в историю возникновения города, так и в освещение личности выдающегося государственного деятеля, именем которого он был назван, - Г.А. Потемкина.

Екатерина II предприняла путешествие в Новороссию и Крым с целью ознакомиться с их освоением под управлением Г. Потемкина (в 1776 г.) и заодно продемонстрировать иностранным дипломатам и знатным лицам, сопровождавшим ее, военную и хозяйственную мощь России.

Григорий Александрович Потемкин (1739-1791) был единственным из фаворитов Екатерины II, которого она допустила к деятельному участию в государственных делах, за что против него постоянно интриговали соперники и завистники. Карьера его была головокружительной: от гвардейского поручика до графа (1774), генерал-фельдмаршала (1784), князя Священной Римской империи, гетмана казацких и черноморских войск, кавалера всех орденов России.

Став губернатором новоприобретенных земель Новороссии, Г. Потемкин развил энергичную деятельность по заселению и освоению обширных и пустынных степей. Каждый лично свободный человек имел право получить землю в Новороссии с обязательством ее заселения. Русские и украинские крепостные бежали на юг, вызывая огромное недовольство со стороны их владельцев. Г. Потемкин охотно принимал беглецов, резонно возражая возмущенным помещикам: если бы вы по-человечески обращались со своими крестьянами, они бы не покидали насиженные места целыми семьями. Новороссия привлекала также и заграничных колонистов.

Г. Потемкин вынашивал грандиозные планы развития благодатного края [25]. Он строил города (Екатеринослав, Херсон, Одессу, Севастополь), порты, верфи, дороги, мосты, мечтал основать университет в Екатеринославе. Он деятельно способствовал развитию всех отраслей сельского хозяйства, торговли и ремесел, как в причерноморских степях, так и в Крыму. Когда же ему не хватало доходов края на осуществление проектов, он «запускал руку» в общегосударственный бюджет (в ущерб другим регионам) или же добавлял собственные средства.

Особенно интенсивный характер созидательная деятельность Г. Потемкина приобрела в связи с запланированным на 1787 г. путешествием императрицы в Крым. Власти всех губерний, через которые пролегал маршрут поездки, старались превзойти друг друга в благоустройстве дорог и городов. Возводились дворцы и триумфальные арки, готовились иллюминации, фейерверки и богатая «культурная программа».

Императрица, а особенно иностранцы были потрясены картиной процветающего края; неизгладимое впечатление произвел на всех могучий Черноморский флот на севастопольском рейде, военные маневры в Кременчуге (донская и казацкая конница, кавалерийские полки). Чтобы преуменьшить в глазах Европы мощь России и предупредить отток потенциальных колонистов в Новороссию, зарубежные посланники (Г. А. фон Гельбиг, граф Сегюр и др.) представили все увиденное во время путешествия по югу Украины как мистификацию новороссийского губернатора, откуда и появился миф о «потемкинских деревнях». В том, что это был действительно миф, смогла убедиться легковерная Турция во время очередной российско-турецкой войны [26].

Ревизия хозяйственной деятельности Г. Потемкина, законченная при Александре I, не обнаружила никаких финансовых злоупотреблений с его стороны. Убедительным свидетельством успехов, достигнутых им в Новороссии, могут послужить восторженные отзывы гетмана Кирилла Разумовского (1728-1803), побывавшего там за 5 лет до Екатерины II, причем к его приезду никто не готовился, и о «показухе» не могло быть и речи.

О князе Г. Потемкине Йокаи упоминает в «Романе грядущего столетия» в одном ряду с могущественными министрами европейских стран - А. Ришелье (1585-1642), Д. Мазарини (1602-1661) и Н. Кауницем (1711 -1794) [27].

Разительный «пассаж» ожидал читателя в эпилоге, посвященном реальному историческому лицу, известному в России и Европе ученому-энциклопедисту, естествоиспытателю и путешественнику Петеру Симону Палласу (1741-1811). Уроженец Берлина, он с 1767 г. жил и работал в России, где совершил несколько путешествий по стране, в том числе по Приазовью и Крыму, издав их описания. Имя П. Палласа было хорошо известно и в Венгрии по различным публикациям в «Венгерской библиотеке», «Всякой всячине» («Sokfele») и других периодических изданиях.

Этого почтенного ученого Йокаи изобразил придворным поэтом, сопровождавшим Екатерину в поездке на юг и сочинившим настолько возвышенную оду по случаю праздника в Воскресенске, что императрица подарила ему этот город и назначила его правителем. После ее отъезда все «жители» вернулись на свои места, город опустел и П. Паллас очутился в полном одиночестве во дворце - бывшем приюте царицы. В первую же ночь его единственную лошадь съели волки, рыскавшие по улицам, и П. Палласу не на чем было выбраться из Вознесенска. Блуждая по залам царской резиденции, он - якобы - сошел с ума.

На самом деле П. Паллас не сопровождал царицу в ее путешествии. Екатерина II действительно подарила ему - но не город, а поместье в Судаке, дом в Акмечети и 10 тыс. рублей «на обзаведение». Осенью 1795 г. ученый с семьей поселился в Крыму, где плодотворно трудился еще 15 лет [28]. Многие практические предложения П. Палласа были воплощены в жизнь. В 1810 г. он уехал в Берлин для обработки научных материалов, где вскоре и умер; в 1854 г. ему был поставлен памятник от двух академий - Петербургской и Берлинской.

В рассказе «Амирани» Йокаи детально рассказывает о таких уникальных явлениях культурной жизни Украины как крепостной театр и роговой оркестр, подчеркивая природную талантливость подневольных крестьян, что полностью соответствует фактам истории.

Интересовался Йокаи и историей украинского казачества. Изображение им казацких выборов было лишь поводом для размышления над животрепещущими вопросами политики Австро-Венгрии, однако ход и порядок этого феномена изложен автором с исключительной достоверностью и добродушным юмором, что вызывает мысль о непосредственном влиянии на венгерского писателя соответствующей сцены из «Тараса Бульбы» Н. В. Гоголя. С этой повестью он мог познакомиться как во французском (1845) или немецком (1846) изданиях, так и в двух полных венгерских, выполненных известными закарпатскими переводчиками Михаем Финцицким (1874) и Ласло Чопеем (1877). Всего же эта повесть до 1945 г. издавалась в Венгрии 11 раз [29], т. к. была наиболее популярным произведением Н. Гоголя среди венгерских читателей, созвучным их свободолюбивым устремлениям. Поэтому неудивительно, что в рассказе «Маленькое недоразумение» писатель говорит о Тарасе Бульбе как о реально существовавшем вожде казацкого восстания, которого постигла мучительная смерть, но не может удержаться от характерных для него фантастических вымыслов (у современного читателя вызовет лишь снисходительную улыбку сообщение о том, что сделанное из Тараса Бульбы чучело выставлено в Казанском соборе для устрашения публики).

Во всяком случае, «Кошевой атаман» свободен от небылиц, подобных тем, которыми полна книга де Лагарда «Путешествие от Москвы до Вены» (Париж, 1824). Французский автор утверждал, что кошевой атаман - это тот, кто в походе отличился наибольшей жестокостью (при выдающейся храбрости). Гетману же «все племена» платили дань, ему же принадлежала и большая часть добычи. Бедные паны страдали, а кровожадные казаки блаженствовали [30]. Мы специально обращаем внимание на мнение де Лагарда, т. к. при изображении гайдамаков Йокаи буквально будет цитировать характеристики французского путешественника, о чем речь пойдет несколько позднее. Удивляться этому не приходится, т. к. уже в наше время голливудский фильм, снятый «по повести» «Тарас Бульба» в пампасах Аргентины с Юлом Бриннером в главной роли, состоит из самых невероятных измышлений. Недаром в американских рецензиях на этот фильм (январь 1963 г.) можно прочитать такие высказывания: «...Казацкая борьба за независимость Украины была лишь поводом для варварства», а Тарас Бульба - это лишь «балбес, не умнее своего коня», «оргии, битвы, убийства, предательства, любовь, война, ненависть, обжорство и пьянство - и все это с омерзительным неандертальским привкусом». В связи с этим газета украинской диаспоры в Канаде «Новий шлях» выступила с резким протестом против злобно-лживых инсинуаций против Украины и ее рыцарей - запорожских казаков - как в кинофильме, так и в рецензиях на него [31].

К счастью, о запорожцах в Европе знали даже в прошлые столетия гораздо больше, чем в современных Соединенных Штатах. Не одну страницу заняло бы даже простое перечисление того огромного количества западноевропейских публикаций о запорожских казаках, которые появились практически во всех странах континента, начиная с XVI в. [32]. Многими из них как своими источниками пользовался и Йокаи, особенно немецкими, французскими, австрийскими и венгерскими; вполне вероятно, что некоторые из них до сих пор остаются вне поля зрения исследователей.

Во всяком случае, не могли пройти мимо внимания Йокаи такие факты как успешные войны казаков против Оттоманской Порты и Польши, молниеносное взятие ими Дюнкерка после безуспешной и многолетней осады крепости французской армией, неоценимая помощь при освобождении Вены от турок в 1683 г. [33], главный герой которого - казак Юрий Кульчицкий - в награду за свой подвиг попросил лишь 3 мешка кофейных зерен, захваченных в турецком обозе. Он открыл в Вене кофейню (вот откуда стало известным «кофе по-венски»!); благодарные современники установили на этом доме мемориальную доску [34]. Более того, в 2003 г. их потомки горячо поддержали инициативу украинского посольства в Австрии установить в Турецком парке Вены оригинальный бронзовый памятник украинскому казаку работы киевских мастеров искусства [35]. Европейские газеты не жалели своих полос для сообщений о войнах Богдана Хмельницкого, а позднее - о гетмане Иване Мазепе. Фигуры обоих выдающихся украинских гетманов интересовали и Йокаи.

Богдан Хмельницкий является одним из героев второго плана в рассказе Йокаи «Женский волос» (1879), посвященном совместной борьбе казаков и татар против поляков [36]. О несчастливой судьбе младшего сына Богдана Хмельницкого Юрия (ок. 1641-1685), его заточении в турецкой тюрьме (с 1673 г.) повествует рассказ Йокаи «Раб Едикуля» (1878). В нем на фоне эпизодов казацко-турецкой войны, изображенных интересно и достаточно достоверно, разворачиваются романтические любовные приключения, которые подчеркивают красоту и супружескую верность украинок [37].

Йокаи была известна истинная роль в истории Украины гетмана И. Мазепы, незаслуженно заклейменного как предателя царя официальной российской пропагандой и преданного анафеме послушной Петру I церковью. Советская историография пошла еще дальше, объявив мятежного гетмана предателем собственного (украинского) народа. И. Мазепа предпринял попытку отвоевать у Москвы для своего народа независимость, утраченную после Переяславской рады 1654 г. (Было ли это решение Б. Хмельницкого вынужденным и безальтернативным или же поспешным и непродуманным - не решили даже горячие дискуссии историков последних лет по случаю 350-летия этого события. Поляки, например, до сих пор не могут простить Б. Хмельницкому его «уход» от европейской цивилизованной Польши «под руку» азиатского и деспотичного царя России).

Йокаи только упоминает имя И. Мазепы, но в таком контексте, который недвусмысленно определяет отношение писателя к украинскому гетману. Он называет И. Мазепу в одном ряду с самыми знаменитыми вольнолюбивыми поэтами мира Д. Байроном и А. Пушкиным (рассказ «Генерал и астральный дух» из сборника «Кровавая книга», 1878). Однако романтик Йокаи никак не мог пройти мимо легенды о том, как был наказан юный паж польского короля И. Мазепа за его амуры с женой шляхтича Фальбовского. Легенда была опубликована недругом И. Мазепы, шляхтичем Пассеком и пленила воображение множества художников, композиторов, поэтов и писателей, которые уже три столетия воспроизводят эту романтическую и эффектную историю - от Д.Г. Пейна (1812) до Б. Брехта. На страницах своего знаменитого романа «Сыновья человека с каменным сердцем» Йокаи описывает представление драмы «Мазепа», в котором чуть-чуть одетая прекрасная всадница изображает пажа, привязанного мстительным шляхтичем к дикой необъезженной лошади. Писатель видел этот спектакль в Будапеште со знаменитой американской актрисой Адой Менкен в главной роли [38].

Йокаи не обошел вниманием и такой феномен украинской истории как запорожцы и гайдамаки. Во второй главе «Свободы под снегом» путник по дороге в Киев попадает в гостеприимную «страну запорожцев» - Сечь, которая представляется ему деревней: дома там сделаны из самана, а крыши - из камыша, и называются эти строения куренями. Правильно объяснив происхождение слова «запорожцы» («за порогами»), автор тут же основным признаком запорожцев считает их обычай пропитывать новую одежду колесной мазью (дегтем), чтобы она дольше носилась. Свободолюбие запорожцев Йокаи видит в возможности свободно грабить соседей, а также выгнать надоевшую супругу и взять новую.

И здесь реальные исторические факты перемежаются с вымыслами Йокаи. Ко времени действия романа (1824-1825 гг.) Запорожская Сечь уже не существовала (с 1775 г.). Описанная автором встреча с запорожцами, как и крушение лодки у Ненасытца, являются анахронизмами: еще при Потемкине Ненасытские пороги были расчищены и благодаря каналу стали пригодными для судоходства [39]. Полное отсутствие женщин в Запорожской Сечи общеизвестно, колесная мазь - очередной курьез, что же касается склонности запорожцев к грабежам - Йокаи был далеко не первым и не единственным зарубежным автором, который мог назвать грабителями или разбойниками и запорожцев, и гайдамаков, о которых венгерский писатель более развернуто рассказывает в романе «Egy hnhedett kalandora XVII. szazadbol» (в русском переводе «Похождения авантюриста Гуго фон Хабернихта», Будапешт, 1987).

Изложение ведется от имени главного действующего лица, носящего прозрачно-символическую фамилию «Ничего-не-имеющий». Он действительно не обременен ничем: ни собственностью, ни совестью, ни какими бы то ни было моральными принципами. Именно через восприятие этого законченного негодяя подает Йокаи картины гайдамацкого движения, его быта и нравов.

По Йокаи, гайдамаки - «могучее грозное племя», интернациональное по составу: там были «поляки, чехи, русины, болгары, валахи, ясы, мадьяры племени «чанго», казаки - что ни тип, то отпетый разбойник»; их предводителем становился самый дерзкий, до безумия храбрый злодей, «который собирает подати со своих окрестных жителей» (вспомним де Лагарда!). В то же время венгерский автор признает наличие у гайдамаков своеобразного кодекса чести: у них были запрещены ссоры на национальной почве; они спасали осужденных на казнь, в частности молодых и красивых женщин, приговоренных к сожжению заживо за супружескую измену или колдовство; ни один из гайдамаков и помыслить не мог о совращении жены товарища, и т. д.

Подчинялись они лишь одному закону - слову вожака (карампаши). Гайдамаки были единственной надеждой «для всех сирых и убогих, промышляющих воровством, поджогами, разбоем, убийством, фальшивой монетой, похищениями и т. п. делами и в страхе перед законом пребывающих», за что их уважало местное население.

У гайдамаков не было ни родины, ни городов, ни крепостей, а домом им служили хитроумно устроенные и замаскированные убежища в пещерах, чащобах, ущельях или камышовых плавнях, где они скрывались от погони после очередных разбойничьих набегов на дворянские поместья (преимущественно польские фольварки), еврейские корчмы, а также монастыри и церкви. Награбленное добро по справедливости делил вожак; наиболее отличившийся получал в награду девушку (из спасенных от костра или виселицы), с которой при обоюдном желании мог и обвенчаться («мораль гайдамаки соблюдали строго»). Поскольку Йокаи сообщает, что гайдамацкие священники служили мессы, он считал их католиками.

На самом деле Гайдамаччина не была ни разбоем, ни диким разгулом черни, как пугачевщина; она имела ярко выраженный национально-освободительный характер: православные сражались против угнетавших их поляков-католиков.

Но Йокаи не говорит ни о каких бы то ни было причинах или побудительных мотивах вступления украинцев в эти вольные, бесшабашные ватаги, безоговорочно повинующиеся своему предводителю, ни о политическом, экономическом, национальном, религиозном угнетении - только о жажде грабежа и разбоя. Для автора среда гайдамаков - это только условный романтический фон для развертывания похождений его «антигероя». В таком же духе, как и в «Похождениях авантюриста», Йокаи упоминает о гайдамаках в романах «Дамокоши» и «Красавец Михай»; это свидетельствует о том, что сущности Гайдамаччины он не понял и, соответственно, не отразил.

Венгерский писатель не смог понять и по достоинству оценить феномен Запорожской Сечи - казацкой демократической республики, прогрессивной формы организации общества, которая по сути своей была несовместимой с царской деспотией, из-за чего и была уничтожена. Однако, вполне возможным представляется и другой вариант. Йокаи был последовательным сторонником польской национальной независимости; он резко выступал против антипольских мероприятий российского царизма как в публицистических статьях, так и в беллетристике. Он считал поляков товарищами

по борьбе «за нашу и вашу свободу» (тут же вспоминается польское «Венгер, поляк - два братанки / Як до шаблі, як до склянки»), которые бесконечно воевали и с запорожцами, и с гайдамаками. Больше всего тема запорожцев и гайдамаков нашла отражение в истории и литературе двух стран - Украины и Польши. Серьезных исторических трудов о Гайдамаччине (М. Максимовича, Н. Костомарова и т. п.) Йокаи, естественно, не читал, так же как и украинской беллетристики (Т. Шевченко, Г. Квитки-Основьяненко, А. Стороженко и др.) [40].

С украинским фольклором как историческим источником дело обстоит несколько иначе. В то время как историк может ошибиться в своих оценках, о чем-то промолчать, в общем - ввести читателей в заблуждение, народное творчество запечатлевает истину (так смотрели романтики на роль фольклора). У Йокаи была возможность достаточно серьезно познакомиться с украинскими народными историческими думами, песнями и легендами по немецким и венгерским источникам и материалам.

Широко известный в Европе немецкий переводчик, поэт и мемуарист Фридрих Боденштедт (1819-1892) во время своего многолетнего пребывания в России и близкого знакомства со многими украинскими деятелями настолько пленился народными песнями Украины, что перевел их на немецкий язык и издал в 1845 г. целый сборник «Поэтическая Украина». Этот сборник и введение к нему в виде краткого очерка истории украинского народа сыграл неоценимую роль в формировании облика подлинной казацкой Украины [41].

В 1865 г. в Будапеште была опубликована статья «Поэзия Украины», принадлежавшая перу известного литератора и переводчика поэзии А. Пушкина и М. Лермонтова на венгерский язык Имре Зилахи (1845-1867). В ней автор сообщал много данных о народной поэзии Украины, о ее исторических думах и песнях, в частности казацких, а также эклектических сведений об Украине и ее народе. Казацкой народной поэзии была посвящена и одноименная статья искусствоведа, композитора, мемуариста Корнеля Абраньи (1822-1903), еще более информативная и содержательная [42]. Поскольку Йокаи внимательно следил за подобной литературой, можно с уверенностью утверждать, что он был знаком и со сборником Ф. Боденштедта, и со статьями своих соотечественников. Однако в венгерском писателе победили его польские симпатии: он встал на точку зрения польских романтиков (С. Гощинский и др.), которые изображали гайдамаков благородными разбойниками [43].

Роман «Похождения авантюриста Гуго фон Хабернихта» от начала до конца сохраняет авантюрно-приключенческую тональность и практически почти никакой достоверной информации не содержит. Однако не следует упускать из вида тот факт, что у беллетриста Йокаи в каждом отдельном случае была вполне определенная цель, и он добивался ее, используя все компоненты своего художественного метода, в том числе фантазию. Если бы Йокаи углубился в действительную историю Украины, он вполне мог бы обойтись и без домысла, и без вымысла: она дала бы ему материал для произведений не менее захватывающих и драматических, чем история Венгрии, России и других стран. Об этом писал не только украинский издатель и собиратель фольклора Иван Розковшенко в письме к историку Измаилу Срезневскому в 1830 г. («Если бы Украина имела своего Вальтера Скотта, она превзошла бы Шотландию и любую другую страну, как неисчерпаемый источник для исторических повестей»), но и русский издатель, историк и журналист Н.А. Полевой: «... ни Швейцарская, ни Нидерландская революция не таили в себе столько удивительных и бурных событий, как история Украины» [44].

Йокаи только прикоснулся к сюжетным сокровищам украинской истории, но не развил это направление своего творчества, а в изображении запорожцев и гайдамаков он не смог отойти от зарубежных источников, которые в основном считали их конгломератом разнонациональных авантюристов. Он даже не упомянул о прогрессивной роли запорожцев в антифеодальной национально-освободительной борьбе украинского народа, отметив, правда, демократический характер Запорожской Сечи.

В романе «Свобода под снегом» Йокаи довольно верно воспроизводит деятельность тайных декабристских обществ, действовавших в Украине, - Южного и «Общества соединенных славян». Он сообщает об их планах, о доносе капитана Майбороды, переданном царю через генерала Рота, об аресте Пестеля, а также о героическом походе восставшего Черниговского полка, о чем, кстати, в России до 1871 г. не было известно почти ничего: «Арестованных братьев Муравьевых-Апостолов освободили офицеры, принадлежавшие к республиканскому обществу соединенных славян, и, подняв солдат, провозгласили республику в Василькове. Местный священник благословил их знамена. Но это благословение не принесло успеха. Тут их расстреливали картечью, тут их топтали лошадями; над их могилами соорудили виселицу. Это был их надгробный памятник» [45].

Однако, говоря о декабристах из «Общества соединенных славян», Йокаи не упоминает о том, что его члены-украинцы (братья Борисовы, Иван Горбачевский) имели иной взгляд на украинский вопрос, нежели «Южное общество», с которым они объединились в сентябре 1825 г. (так, П. Пестель даже не считал украинцев отдельной нацией) [46]. На киевском совещании 1824 г. не была решена проблема будущего Украины и Белоруссии - т. е. пробел в политической программе декабристов остался незаполненным.

Несмотря на знание венгерским писателем отдельных сторон жизни Украины в составе Российской империи, некоторых ее реалий, в целом доля вымысла и фантазии по сравнению с «русскими» произведениями приобрела превалирующий характер.

Однако большой заслугой Йокаи следует считать тот непреложный факт, что уже самим обращением к украинской тематике он привлекал внимание к Украине, пробуждал интерес у своих читателей к ее жизни, ее истории, хотя преследовал при этом свои общественно-политические цели. Он ни разу не назвал украинцев «малороссами». (Лишь в романе «Сыновья Ракоци» один из героев употребил название «рутены» по отношению к русинам, жившим на территории Венгрии). А это означает, что он имел свою собственную точку зрения на существование украинской нации как самостоятельного, отличного от русских этнического образования, имеющего право на свою государственность, что лишний раз доказывает его историческую прозорливость.

Литература

творчество йокаи романтический стиль

1. Герасимова Г.П. Россия и Украина в изображении Мора Йокаи: достоверность и фантазия: Научная монография / Г.П. Герасимова. - Ужгород: Изд-во В. Падяка, 2009. - 264 с.

2. Пагиря В. Мукачево: історія міста над Латорицею / В. Пагиря, В. Ціцак. - Ужгород, 1996. - С. 64-65.

3. Штернберг Я.М. Михай Зичи и Тарас Шевченко / Я.М. Штернберг // Закарпатская правда. - 1989. - 2 марта.

4. Україна у старій листівці: альбом-каталог. - К., 2000. - С. 293.

5. Дурылин С.Н. Айра Олдридж / С.Н. Дурылин. - М.-Л: Искусство, 1940. - С. 28.

6. Там же. - С. 5.

7. Гаал Д.Ш. Лист / Д.Ш. Гаал. - М.: Молодая гвардия, 1977. - 320 с. - С. 79.

8. Дні Ференца Ліста // Українське слово. - 1998. - 29 жовтня. - С. 9.

9. Энциклопедия жизни и творчества Н.И. Костомарова (1817-1885). - Киев-Донецк, 2001. - С. 237.

10. Гаал Д.Ш. Указ. соч. - С. 232.

11. Алексєєв С.І. Подільська муза... / С.І. Алексєєв. - Вінниця: Велес, 2001. - 112 с. - С. 46.

12. Мильштейн О.В. Ференц Лист / О.В. Мильштейн. - В 2 т. - Т. I. - М., 1956. - С. 356.

13. Jokai Мог. Gorog tuz // Jokai Мог osszes mnvei. Regenyek. 33. k. - Budapest: Akad. Kiado, 1970. - Old. 183.

14. Політичний терор і тероризм в Україні ХІХ-ХХІ ст.: історичні нариси / НАН України, Ін-т історії України; Відп. ред. В.А. Смолій. - К.: Наукова думка, 2002. - С. 45.

15. Jokai Мог. Achtiari fogoly // Jokai Мог osszes mwei. NK. XIX k. Veres konyv. - Budapest, 1905. - Old. 288-289.

16. Jokai Мбг. Valahany haz - annyi szokas // Jokai Мбг osszes mnvei. NK. XIV. к. Arnykepek. - Budapest, 1898. - Old. 138.

17. Jokai Мбг. Valahany haz - annyi szokas // Jokai Мбг osszes mnvei. NK. XIV. к. Arnykepek. - Budapest, 1898. - Old. 138.

18. Jokai Мбr. Valahany haz - annyi szokas // Jokai Мбг osszes mnvei. NK. XIV. к. Arnykepek. - Budapest, 1898. - Old. 157.

19. Jokai Мбr. Valahany haz - annyi szokas // Jokai Мбг osszes mnvei. NK. XIV. к. Arnykepek. - Budapest, 1898. - Old. 147.

20. К.К. Українські звичаї та традиції // Визвольний шлях. - 1950. - № 9. - С. 17.

21. Jokai Мбr. Valahany haz - annyi szokas // Jokai Мбг osszes mnvei. NK. XIV. к. Arnykepek. - Budapest, 1898. - Old. 156; Скотт В. Айвенго // Скотт В. Собрание сочинений. - В 20 т. - Т. 8. - М.-Л., 1962. - С. 336-340, 357-362.

22. Rado Gyorgy. Jokai Мбг es Szovjetunio nepei. - Budapest, 1975. - Old. 58.

23. Бутенев Л.П. Воспоминания / Л.П. Бутенев // Исторический архив. - М., 1951.- Т. VII. - С. 27-28.

24. Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II (1785-1789). - СПб., 1865. - С. 192.

25. Суворов Р.Н. Ловкий царедворец или радетель за отечество? // Суворов Р.Н. Легенды Казачьего Гая. - Днепропетровск, 2003. - С. 32-38.

26. Панченко А.М. «Потемкинские деревни» как культурный миф / А.М. Панченко // Русская литература XVII - начала XIX веков в общественно-культурном контексте. - Л., 1983. - С. 103.

27. Гончарук Т.В. Григорій Потьомкін - гетьман українського козацтва: Науково-популярний нарис / Т.В. Гончарук. - Одеса: Астропринт, 2002. - С. 36-37.

28. Лайелл Р. Симферополь и его окрестности / Р. Лайелл // Крымский альбом: альманах. - 2002. - Феодосия-Москва, 2003. - С. 17-33.

29. Комлош А. Путь Гоголя в венгерской литературе / А. Комлош // Венгерско-русские литературные связи. - М., 1964. - С. 11, 15.

30. В. Г-ко [В. Горленко]. Француз-путешественник на Украине / В. Г-ко // Киевская старина. - 1885. - Т. 13, № 12. - С. 749-757.

31. Протест проти оплюгавлення козаків-запорожців // Новий шлях. - Вінніпег-Торонто, 1963. - 26 січня. - С. 2.

32. Наливайко Д. Козацька християнська республіка: Запорозька Січ у західноєвропейських літературних пам'ятках / Д. Наливайко. - К., 1992. - С. 478-494; Нудьга І. Республіка козаків: Середньовічна Європа про Січ та козаків / І. Нудьга. - Львів, 1991. - С. 106-109.

33. Плачинда С. Козаки в Дюнкерку: історичні фрески / С. Плачинда. - К.: Діокор, 2003. - 140 с.

34. Ямінський Б. Відень 1683. Козаки і Кульчицький / Б. Ямінський. - Відень, 1983. - 239 с.

35. Луцький Ю. Між Гоголем і Шевченком / Ю. Луцький. - К.: Час, 1998. - 256 с.

36. Rado Gyorgy. Jokai Mor es a Szovjetumo иереі. - Budapest, 1975. - 95.1. - Old. 59.

37. Rado Gyorgy. Jokai Mor es a Szovjetunio иереі. - Budapest, 1975. - 95.1. - Old. 59.

38. Рудницький Л.І. Мазепа на американській сцені / Л.І. Рудницький // Київ-Філадельфія, 1959. - № 5. - С. 17-23.

39. Гончарук Т.В. Григорій Потьомкін - гетьман українського козацтва: Науково-популярний нарис / Т.В. Гончарук. - Одеса: Астропринт, 2002. - С. 37.

40. Кейда Ф.Ф. Відлуння далекої доби: Гайдамаччина в українській літературі / Ф.Ф. Кейда. - К.: Логос, 2000. - С. 11.

41. Наливайко Д. Вказана праця. - С. 448.

42. Нудьга І. Українська пісня в Угорщині // Нудьга І. Українська дума і пісня в світі. - Кн. 1. - Львів: Ін-т народознавства НАН України, 1997. - 424 с. - С. 398-401.

43. Щурат В. Коліївщина в польській літературі до 1841 року / В. Щурат. - Львів, 1910. - C. 4.

44. Луцький Ю. Вказана праця. - С. 35.

45. Jokai Mor. Szabadsag a ho alatt, vagya Zoldkonyv // Jokai Mor osszes mhvei. Regenyek. 37. k. - Budapest: Akad. Kiado, 1965. - Old. 260.

46. Конта Р. Ідеї державотворення в програмних документах декабристів / Р. Конта // Декабристи в Україні: Дослідження і матеріали. - Т. 3. - К., 2003. - С. 91-108.

Размещено на Allbest.ru