Спор пастухов о поэзии (эклога "Октябрь" из "Пастушьего календаря" Э. Спенсера)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Спор пастухов о поэзии (эклога «Октябрь» из «Пастушьего календаря» Э. Спенсера)

Л.П. Привалова

Сборник эклог «Пастуший календарь» с первых же дней публикации в 1579 г. принёс его автору Э. Спенсеру славу «архи-поэта Англии» и «английского Вергилия». Анонимный комментатор спенсеровых эклог, скрытый под псевдонимом Е.К., объявляет его наследником величайших поэтов - Феокрита, Вергилия, Петрарки, Боккаччо, Маро, Саннадзаро. Все они, по словам Е. К., обратились к жанру эклоги в начале своего творчества: «как птенцы, которые только что покинули свои гнёзда, и пробуют неокрепшие крылья, прежде чем совершат дальний полёт». «...Так летал Вергилий, ещё не почувствовав силу своих крыльев. Так летал Мантуан, ещё не оперившийся. Так же и Петрарка. Так же и Боккаччо. Так же и Маро, Саннадзаро, и много других превосходных поэтов, итальянских и французских, по чьим следам последовал наш автор»1 [Е.К., Эпистола: 155-165]. Под «большим полётом» («greater flight») комментатор подразумевает жанр героической эпопеи, к которому обратился Вергилий после создания пастушеских эклог.

Елисаветинцы воспринимали Вергилия как певца Римской империи, создателя мифа о величии Августа. Подобно тому как Вергилий в «Энеиде» возвёл род Августа к Энею, Спенсер в своей аллегорической поэме «Королева фей» (1596) изобразил Елизавету наследницей славы короля Артура и великих троянцев. Пример Вергилия учил, что на пути от пасторали к высокому героическому жанру поэт, ставший на службу монархии и своей нации, нуждался в поддержке просвещённых меценатов и королевы. Ведь именно триумвират поэт - меценат - император создал великую поэзию века Августа[1]. Поэтому в начале своего творческого пути Спенсер ориентируется на канон Вергилия, и после пасторали обращается к героической поэме, и «национальной», и «елизаветинской» одновременно. Однако в эпоху Возрождения были известны и другие модели творчества - это «овидианская модель» (любовная лирика и эпическая поэма) и «августианская модель» (гимническая поэзия). Д. Чейни в своём исследовании убедительно доказывает, что Спенсер, как и многие поэты Возрождения (например, Петрарка), сочетал их в своём творчестве [2, с. 4]. Исследователь выделил в поэтическом каноне Спенсера четыре основных жанра: пасторальная эклога («The Shepheardes Calender» 1579), героическая поэма («The Faerie Oueene» 1590, киги I-III), любовная лирика («Amoretti and Epithalamion» 1595), («The Faerie Oueene» 1596, книги I-VI), гимны («Fowre Hymnes» 1596, «Prothalamion», 1596). В этот жанровый канон Д. Чейни не включает «малые поэмы» - «Complaints» 1591, «Colin Clouts Come Home Again» 1595, рассматривая их как метажанр [2, с. 3]. Античные поэты считали, что любовная лирика - это «игрушка юности», зрелость поэта проверяется героической эпопеей. В Риме эпохи Августа эти жанры противопоставляли. Авторы любовных элегий Проперций и Тибулл не писали эпических поэм. Однако Овидий создал «анти-вергилианскую», по словам Д. Чейни, модель, показав, что процесс работы над грандиозным эпическим произведением может быть на время приостановлен ради создания любовной лирики [2, с. 157]. Для ренессансного поэта актуальным был вопрос, как совмеситиь

Здесь и далее текст «Пастушьего календаря» цитирую по изд. [3], в скобках указываю номер стиха. Подстрочный перевод - мой (Л. П.).

Петрарка считал, что на Капитолий его привела эпическая и героическая «Африка», однако он учитывал и опыт Овидия, когда рассматривал свою любовную лирику в контексте эпической традиции. Сонеты во славу Лауры он сравнивал с эпосом Энния во славу Сципиона Африканского. В средневековой литературе важной альтернативой моделям Вергилия и Овидия становится канон св. Августина, который настаивал на необходимости для христианского поэта перейти от придворной поэзии к поэзии созерцательной, размышляющей о Боге и божественных истинах. Д. Чейни полагает, что в отличие от Петрарки, Тассо, Ронсара и многих других поэтов Возрождения, сочетавших эти жанровые модели без заранее продуманного плана, Спенсер подходил к конструированию своей поэтической карьеры целенаправленно и системно [2, с. 6], о чём свидетельствует беседа двух пастухов - Пирса и Кадди - в эклоге «Октябрь» из «Пастушьего календаря». В «Аргументе» комментатор Е. К. говорит, что в образе Кадди (полагают, что под маской этого пастуха скрыт придворный поэт Э. Дайер) мы видим поэта, который не находит поддержки своему положению и жалуется на пренебрежительное отношение к поэзии, в то время как «во все века, даже у варваров, поэзию ыозвышали и окружали почётом как божественный дар, как ниспосланный небом экстаз, как нисходящее с небес озарение, которого невозможно достичь ни учёностью, ни трудом...» Кадди жалуется Пирсу: «...Все мои пастушьи свирели растрескались, моя бедная Муза истощила все свои запасы, но я ничего не заработал - такое легкомыслие сгубило кузнечика, когда пришла зима.» (Окт. 5-12). «Те песенки, что я придумывал, забавляли молодёжь, словно стайку рыбёшек, они веселились, а мне достался лишь скудный паёк» (Окт. 13-16). Пирс, напротив, считает, что похвала для поэта важнее, чем вознаграждение, он должен думать о славе, а не о доходе. Цель поэта - обуздывать порывы легкомысленных юнцов добрым советом, услаждая своим талантом, побуждать людей к добру. И как только ты снова настроишь свою свирель, - говорит Пирс, - все поселяне потянутся к тебе и ты завладеешь их душами, «как тот пастух, который вывел свою даму из жилища Плутоса, усмирив своей музыкой адское чудище» (Окт. 25- 30). Да, - отвечает Кадди, - это очень похоже на то, как дети восхищаются хвостом павлина, с удивлением разглядывают «яркий глаз Аргуса», но кто же из них бросит ему хоть зёрнышко? «Похвалы - это дым, летящий в небо, туда же ветры уносят слова» (Окт. 31-36). Пирс предлагает Кадди оставить «низкую» пастораль и подняться до более возвышенных предметов - петь о «кровавом Марсе, о войнах, о поединках» - традиционных темах героических поэтов. «И пусть твоя Муза широко раскинет свои трепещущие крылья с Востока на Запад: повсюду ты можешь славить Элизу. и возвысь того достойного, кого она любит, и кто первым белого медведя к выкорчеванному пню цепью приковал» (Окт. 43-48) (намёк на герб фоворита Елизаветы графа Лейстера). «А если героический настрой твоей лиры ослабнет, о любви и страсти ты можешь петь, или напиши песню для весёлого танца, где будет царить Элиза - тогда имя нашего Кадди вознесётся до небес» (Окт. 4954). Кадди отвечает, что знает о римском Титурусе, который благодаря Меценату оставил пастушью свирель и стал петь о войнах «так что небеса дрожали от ужаса, услышав его стих». Комментируя эти строки, Е. К. в глоссарии пишет, что устами пастухов Спенсер выражает мысль о необходимости для современного поэта иметь своего Мецената и своего Августа. Таким высочайшим патроном для Спенсера должна была стать Елизавета, которой он посвятил «Королеву фей». Однако в словах Кадди звучит неверие в возможностях возрождения триумвирата «поэт - меценат - монарх». «Но Меценат давно уже в прах превратился, И великий Август давным-давно мёртв, И все достойные в могилах лежат, Которые давали поэтам предмет для творчества: Во все века храбрецы любили, Чтобы высоким стихом о них говорили» (Окт. 61- 65). С тех пор, как «добродетель сгорбилась от старости, а мужество оказалось на ложе покоя», мечтающий о славе поэт не может найти достойной темы, чтобы бросить вызов поэтам античности. Вергилианская парадигма невозможна вследствие нравственного падения элиты, при дворе поэту трудно обрести достойную аудиторию. Причину упадка современной поэзии Кадди видит в том, что она утратила свой возвышенный пафос. У придворного поэта есть только две альтернативы: «И если какие -нибудь побеги Поэзии, Из старого пня снова прорастут: Она человеческую глупость должна славить, И греметь вместе с другими рифмой непристойной... Том Пайпер стал для нас образцовым поэтом» (Окт. 73-78) (Том Пайпер - это нарицательное имя бездарного рифмоплёта, автора популярных баллад). Презрительное отношение Кадди к придворной поэзии подчёркнуто гравюрой на дереве, иллюстрирующей эту эклогу, где мы видим Кадди стоящим спиной к королевскому дворцу, тогда как Пирс указывает на него рукой. Пирс, обескураженный критическими выпадами Кадди в адрес современной поэзии, спрашивает: «О, несравненная Поэзия, где же тогда место твоё? Если не во дворце ты обитаешь: (Хотя дворец наилучшее место для тебя) И не в груди простолюдина ты примостилась. Тогда расправь крылья своего возвышенного духа, И воспари к небесам, откуда ты пришла» (Окт. 79-84) (вероятно, Пирс здесь подразумевает гимническую поэзию). Такой полёт вверх, к славе, к божественным истинам («famous flight»), по мнению Кадди, мог совершить только Колин (Колин - пасторальная маска Спенсера), если бы он не был поражён любовным недугом. Это замечание Кадди разжигает спор пастухов о том, может ли любовь быть движущей силой для творчества. Пирс убеждён, что именно любовь вознесла ум поэта над «низменной трясиной». Красота, которой он поклоняется, может возвысить его дух выше звёздного неба. Кадди, настроенный критично по отношению к придворной поэзии, называет любовь Тираном. Там, где он правит, вся власть принадлежит лишь ему. А возвышенный стих требует свободы духа. Музы, как считает Кадди, не уживаются рядом с тревогами и беспокойством. Альтернативный источник вдохновения для Кадди - это «фрукт Бахуса». Когда голова кружится от вина, поэтическое неистовство охватывает поэта, он «возводит свою Музу на державные подмостки, и учит её ступать высоко на котурнах в сопровождении Беллоны (Окт. 110-113).

Как следует из неоконченного спора двух пастухов, Спенсер не рассматривал Вергилиеву парадигму как единственный вариант творчества, он размышлял о различных возможностях жанрового выбора для поэта. Спенсер обогатил ренессансные представления о поэтической карьере, показав, что любовная лирика может стать важнейшим этапом в процессе создания национальной героической эпопеи, но наивысшим и наиболее совершенным для христианского поэта является жанр божественного гимна. «Гимн во славу Небесной Любви» и «Гимн во славу Небесной Красоты», прославляющие Христа и Премудрость, становятся итогом творческих исканий «английского Вергилия».

Свои рассуждения о поэте и поэзии Спенсер часто облекал в форму мифов, связанных с крылатыми существами. Крыло подчеркивало божественную, ангельскую природу поэтического дара. Крылатыми были Музы, Пегас, Слава. Д. Чейни обнаружил у Спенсера более трехсот (связанных с различными мифами) упоминаний о птицах при обозначении поэта и поэзии [2, с. 18]. Так, в эклоге «Август» возникает образ соловья, в «Королеве фей» поэт отождествляет себя с голубкой, символизирующей идею мира, политического согласия, божественной благодати и любви. На шее голубки - рубин в форме сердца, висящий на золотой цепи. Благодаря этому рубину голубка соединяет Бельфебу и Тимиаса (аллюзия на Елизавету и У. Роли). Рубин связан с иконографией Славы в творчестве средневековых поэтов. В «Amoretti» поэт вводит образ птицы, прервавшей полет или сидящей в клетке, а в гимнах - образ сокола, воспарившего в небо, - аллегории Христа. спенсер поэтический карьера лирика

Библиографические ссылки

1. Spenser's Famous Flight. A Renaissance Idea of a Literary Career / P.G. Cheney. - Toronto: Univ. of Toronto Press. - 1993. - 360 p.

2. Spenser, E. The Shepheardes Calendare [Text] / E. Spenser //The Yale Editions of the Shorter Poems of Edmund Spenser; ed. by W. Oram, ets. - New Haven &Lnd: Yale UP. - 1989. - 830 p. «Пастуший календарь» цитирую по этому изданию.

Анотація

Досліджується своєрідність уявлень Е. Спенсера про поетичну кар 'єру. Він починає свій творчий шлях як «англійський Вергілій»: від пасторалі до національної епопеї, стає творцем національного міфу. Але ренесансні поети використовували й інші моделі творчості: це модель Овідія (епічна поем та любовна лірика) і модель Св. Августіна (гімн). На відміну від Петрарки та його послідовників (Тассо, Ронсар), які комбінували ці жанрові моделі досить хаотично, Спенсер підходив до своєї поетичної кар'єри системно та цілеспрямовано, свідченням чого став спір пастухів про поезію у еклозі «Жовтень» з «Пастушого календаря». Свої міркування про поета та поезію Спенсер виявляв у формі міфів, пов 'язаних з крилатими істотами. Крило - це символ божественної природи поетичного дару. Дослідники знайшли у поезіях Спенсера більш ніж три сотні образів птахів, важливих для розуміння його поетичного проекту. У еклозі «Август» виникає образ солов 'я, у «Королеві фей» поет ототожнює себе з голубкою, яка є символом ідеї миру, божественної благодаті й любові. У сонетному циклі «Amoretti» з'являється образ птаха, який уриває свій політ або знаходиться у клітці, а у гімнах - це образ сокола, який знімається до неба.

Ключові слова: Е. Спенсер, Відродження, еклога, епопея, любовна лірика, гімн.

В статье рассматриваются представления Э. Спенсера о поэтической карьере. В начале своего творческого пути Спенсер следует модели Вергилия: от пасторали он обращается к национальной эпопее, становится создателем елизаветинского мифа. Однако в эпоху Возрождения были известны и другие модели творчества: это модель Овидия (эпическая поэма и любовная лирика) и модель Св. Августина (гимн). В отличие от Петрарки и его последователей (Тассо, Ронсар), сочетавших эти жанровые модели без заранее продуманного плана, Спенсер подходил к конструированию своей поэтической карьеры целенаправленно и системно, о чём свидетельствует спор двух пастухов в эклоге «Октябрь» из «Пастушьего календаря». Свои рассуждения о поэте и поэзии Спенсер облекал в форму мифов, связанных с крылатыми существами. Крыло подчёркивало ангельскую, божественную природу поэтического дара. Исследователи обнаружили более трёхсот (связанных с различными мифами) упоминаний о птицах при обозначении поэта и поэзии. В эклоге «Август» возникает образ соловья, в «Королеве фей» поэт отождествляет себя с голубкой, которая символизирует идею мира, божественной благодати и любви. В сборнике сонетов «Amoretti» Спенсер вводит образ птицы, прервавшей полёт или сидящей в клетке, а в гимнах - образ сокола, воспарившего в небо.

Ключевые слова: Э. Спенсер, Возрождение, эклога, эпопея, любовная лирика, гимн.

Key words: E. Spenser, Renaissance, eclogue, epic, love lyric, hymn.