Поэтика произведения архимандрита Тихона (Шевкунова) "Несвятые святые" и другие рассказы"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Поэтика произведения архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые» и другие рассказы»

Цель настоящей работы - рассмотреть идейно-тематическое и художественное своеобразие книги архимандрита (в настоящее время - епископа) Тихона (Шевкунова) « «Несвятые святые» и другие рассказы».

Вышедшая в 2011 году книга наместника московского Сретенского монастыря завоевала внимание читательской аудитории и ученых-филологов, о чем свидетельствует ряд научных публикаций, посвященных исследованию поэтики данного произведения. В этой связи вызывает интерес работа И.А. Казанцевой «Концепция мира и человека в современной прозе духовного реализма», в которой автор рассматривает книгу «Несвятые святые» в одном ряду с произведениями В. Крупина и О. Николаевой, отражающими религиознохристианский вектор и опыт церковной жизни их авторов. По мнению исследователя, «в основе мировидения всех авторов, творчество которых объединено общим методом, представление о реальности благой вести, твердое убеждение в Промыслительности жизни, понимание необходимости соработничества человека и Бога, устремленность к спасению души» [2, с. 52]. К произведению «Несвятые святые» обращается М.С. Краснякова в диссертационном исследовании, в котором наряду с другими проблемами исследуется монастырский сюжет в русской литературе, в том числе и в творчестве современных авторов. По мнению ученого, монастырский локус тесным образом связан с реализацией мотива чуда, а точнее - чудесного преображения человеческой души: «Категория чудесного имеет совершенно особое значение для религиозного сознания, поскольку центральное место в нем занимает вера в сверхъестественную реальность, рассматриваемую как истинный мир по отношению к эмпирической действительности» [3, с. 103]. Исследуя содержательную специфику произведения, С.М. Червоненко концентрируется на способах создания образов монахов Псково-Печерского монастыря [7]. В работе А.Е. Мачеевой книга архимандрита Тихона рассматривается с позиции литературы нон-фикшн, «в которой органично сочетаются достоверность факта и его художественное представление» [4, с. 83].

Признавая значительный вклад литературоведов в исследование поэтики данной книги, представляется целесообразным предложить еще один вариант анализа, основанный на двух уровнях произведения: биографическом и церковно-метафизическом.

Своеобразной идейно-тематической доминантой книги, скрепляющей оба заявленных пласта, становится изображение встречи человека с Богом и кардинальных перемен, происходящих в сознании личности, вступающей на путь религиозного служения. Речь идет о постепенной трансформации внутреннего мира человека, его мировоззрения, психологических установок, привычек, что является следствием воздействия на него вновь открывшейся реальности - мира русского православия.

Биографический план связан с чередованием различных этапов жизни повествователя, включающих ключевые события, свидетельствующие о погружении молодого человека в мир Православной церкви: обращение к Евангелию, крещение, первое посещение Псково-Печерского монастыря, знакомство с отцом Иоанном (Крестьянкиным), принятие монашества, выбор храма для дальнейшего служения. Иными словами, на глазах читателя происходит постепенное превращение светского молодого человека, представителя столичной творческой интеллигенции, в монастырского послушника, а затем и в священнослужителя.

Если биографический план сосредотачивает внимание на внутреннем поиске повествователя, выраженном через событийную сторону его жизни, то метафизическая проекция имеет явно расширительное значение. В данном случае авторский взгляд направлен на изучение опыта церковной жизни, познание глубинных основ монашеского призвания. При этом в произведении раздвигаются пространственные и временные рамки: автор обращается к современным для него монастырским реалиям и, в первую очередь, к судьбам насельников, а также к истории обители в послевоенные десятилетия. Кроме того, отдельные главы книги повествуют о монахах и подвижниках, живущих за пределами Псковских Печор. Отдельно следует отметить выдержки из древних книг («Пролог»), содержащие поучительные рассказы из жизни христиан прошлого.

Исследуя отраженный в книге жизненный путь повествователя, представляется возможным выделить внутри него несколько знаковых этапов: а) до крещения; б) крещение; в) погружение в жизнь монашеской общины; г) принятие монашества и поиск пастырской миссии.

Ключевым моментом, возникшим на первом этапе, стала убежденность молодого человека и его студенческого окружения в ложном характере атеистического учения: «…мы пришли к твердому убеждению, что государство нас обманывает, навязывая не только свои грубые и нелепые трактовки истории и политики. Мы очень хорошо поняли, что по чьему-то могущественному указанию сделано все, чтобы отнять у нас даже возможность самим разобраться в вопросе о Боге и Церкви» [6, с. 9-10]. Таким образом, на первый план здесь выходит свойственный многим молодым людям критический взгляд на окружающую действительность, выраженный в сомнениях по отношению к «прописным истинам» и авторитетам, утверждающим идеологические постулаты советского времени. Наряду с внутренним протестом в душе повествователя возникает явный интерес к религиозному учению и церковной традиции: он обращается к Евангелию, посещает православные богослужения, однако их понимание вызывает у молодого человека большие затруднения. Очевидно, что на данном этапе его религиозный поиск носит рациональный характер. Юноша пытается осознать вопросы веры с помощью разума, обращается к опыту выдающихся деятелей прошлого: Канта, Гегеля, Достоевского, Ньютона, Менделеева и многих других.

Следующий этап, связанный с принятием крещения, расширяет для повествователя границы познания окружающей действительности и свидетельствует о том, что вера воспринимается им уже не только в рациональном, но и в иррациональном ключе. Об этом свидетельствует внутреннее состояние Георгия (мирское имя епископа Тихона): «Я вышел из храма и сразу почувствовал нечто особенное. Даже остатки гнетущей безысходности мрака начисто исчезли» [Там же, с. 19]. Это состояние понимается как необыкновенная близость человека к Богу, которая характерна для первых дней после принятия таинства.

Обновленное внутреннее состояние толкает юношу-неофита на поиск чуда, которое представляется ему как воздействие Бога на конкретные жизненные обстоятельства. Так, поспешив после крещения к своему учителю, но не застав его дома, Георгий обращается к Создателю со словами молитвы. В данном контексте представляется уместным вспомнить рассказ священника Александра Дьяченко «Начало», в котором повествователь рассуждает об особом состоянии человека, только что пришедшего к вере. При этом раскрывается тема близости Бога и человека, а также места и роли чуда в повседневной жизни: «Помню годы своего неофитства. Хорошее было время. Я только-только пришел в Церковь. Удивительное дело, как тогда все легко давалось! Какие-то трудности на работе? Помолись, и все наладится. Что? Автобус не ходит. Помолись, и он никуда не денется, придет. Проблем нет, все разрешается, словно по мановению волшебной палочки» [1, с. 189]. Очевидно, что для неофитства характерно условное восприятие границ земного и небесного, обыденного и сакрального.

Возвращаясь к книге «Несвятые святые», следует остановиться на этапе знакомства Георгия с монашеской жизнью, который раскрыт в произведении более глубоко и подробно, чем предшествующие. Он является достаточно протяженным по времени и включает несколько ключевых моментов: а) первое десятидневное посещение монастыря; б) частые паломничества в перерывах между светской работой; в) вступление в число послушников обители; г) вынужденный переезд в Москву. Необходимо обратить внимание на условный характер отмеченных периодов, что проявляется в расстановке авторских акцентов. Так, уделяя подробное внимание первому этапу, связанному с приобретением нового для себя опыта монастырской жизни, автор сообщает значительно меньше сведений о себе на втором и третьем отрезках монастырской жизни (исключение составляют рассказ о монастырских послушаниях и несколько знаковых эпизодов из жизни повествователя).

В этот период основное внимание автора сосредотачивается на судьбах насельников обители - носителях уникального опыта монашеской жизни. Таким образом, можно отметить, что биографическое начало в книге постепенно начинает уступать место церковно-метафизическому: погружаясь в реалии монастырской жизни, автор книги словно растворяется в ней, становится частью единого целого, где его собственная личность перестает играть роль своеобразной доминанты. Однако же индивидуальное начало усиливается в момент вынужденного прощания с обителью перед окончательным переездом в Москву: церковные иерархи переводят образованного послушника в издательский отдел Патриархии. На данном этапе сюжет разворачивается согласно схеме: пророчество - решение - благословение. Предсказание о судьбе Георгия, озвученное монахом Серафимом, способствует развитию в книге изначально заявленного мотива Божьего промысла: «Воля Божия!

Не горюйте. Все к лучшему, вы сами это увидите и поймете» [6, с. 81].

Этап, обозначенный ранее как «принятие монашества и поиск пастырской миссии», включает два важнейших события из жизни повествователя: монашеский постриг и выбор храма для дальнейшего служения. Первое связано с длительным периодом ожидания и своеобразной духовной подготовкой будущего пастыря. Также здесь возникает мотив материнского благословения, которое последовало спустя девять лет после первого посещения автором Псково-Печерского монастыря. О самом обряде отец Тихон пишет достаточно лаконично, однако в кратком упоминании улавливается очередное обращение автора к теме промысла Божьего в жизни человека: «Так случилось, что наместник Донского монастыря архимандрит Агафодор два раза откладывал мой постриг из-за срочных отъездов по делам обители. Наконец он постриг меня в самый день моего рождения, когда мне исполнилось тридцать три года, да еще с именем Тихон - в честь моего любимого святого и покровителя Донского монастыря» [Там же, с. 64].

В некоторых произведениях современной православной литературы авторами-священнослужителями передается личный опыт вступления на путь церковного служения. Иногда писатели обращаются к собственной священнической или диаконской хиротонии, передают ощущения и мысли, возникающие во время совершения над ними таинства. Подобное можно встретить в рассказе священника Александра Дьяченко «Посвящение». В рассказе иерея Ярослава Шипова «Ужин у архиерея» повествуется о встрече рассказчика с епископом, во время которой было принято решение о рукоположении будущего священника. В книге архимандрита Тихона своеобразным рубежным этапом для повествователя становится не священническая хиротония, а монашеский постриг, что говорит об уникальном авторском подходе к освещению данной темы. Монастырский локус занимает одно из важнейших мест в произведении; наряду с Псково-Печерской обителью в тексте упоминаются и другие монастыри: Донской, Дивеевский, Сретенский, Троице-Сергиева лавра. На различных этапах развития сюжета произведения меняется и статус его автора, который проходит через все стадии монастырского служения: паломник - послушник - монах - наместник. Несмотря на то, что в книге в большей степени делается акцент на начальном этапе знакомства Георгия с монастырской жизнью, на котором повествователь предстает перед читателем в облике паломника или послушника, в ряде глав изображаются реалии жизни уже опытного наместника.

Важной особенностью каждого этапа знакомства молодого человека с верой и церковной традицией является своеобразная двуплановость, свидетельствующая о сложном в психологическом и метафизическом аспектах процессе перехода от секулярного образа жизни к религиозному. Специфика данного явления заключается в следующем: делая шаг навстречу Богу, человек одновременно поддается определенному импульсу, противоречащему основному стремлению. В данном случае можно говорить о возникновении в тексте мотива искушения, что с точки зрения христианского учения объясняется влиянием демонической силы на человека с целью воспрепятствовать его встрече с Богом. Так, на первом этапе поиск веры приводит Георгия и его друзей к занятиям оккультными практиками, что, с одной стороны, становится следствием их разочарования в материалистической картине мира, но с другой - противоречит церковному учению. Обозначенная двуплановость влияет на жизнь молодых людей противоречиво: она и уводит их от православия в мир «альтернативной духовности», и, вызывая в конечном итоге страх, становится стимулом для скорейшего принятия крещения. Подобная ситуация возникает с Георгием в день крещения. Находясь на границе секулярного и церковного миров, молодой человек пытается соединить противоречащие друг другу реалии: совершение таинства он отмечает со своим учителем, предварительно купив «бутылку «Столичной», пару пачек сигарет» [Там же, с. 20], что диссонирует с призывом крестной не растерять полученную во время таинства благодать. В большей степени двуплановость проявляется в главах, посвященных пребыванию Георгия в Псково-Печерском монастыре в качестве паломника или послушника. На первый взгляд, это связано с непривычными для молодого человека реалиями монастырской жизни: ранние подъемы, строгая дисциплина, тяжелые послушания. Новая реальность, кардинально отличающаяся от столичной жизни, вызывает у Георгия глубокий внутренний протест, а также желание уехать. Наряду с этим повествователь отмечает красоту монастырского богослужения, особую доброжелательную атмосферу, царящую в обители. В итоге желание вернуться домой сопровождается стойким ощущением, что привычный для него мир изменился, перестал быть таким, как раньше. Двуплановость проявляется и на этапе монашеской жизни отца Тихона, а также во время поиска им места для осуществления пастырского служения. Сложные внутренние противоречия приводят молодого монаха к духовнику, советы которого помогают избавиться от духовного кризиса и определяют дальнейшую судьбу священнослужителя.

Таким образом, биографический пласт, отражающий духовный путь повествователя, можно схематично обозначить в виде формулы: первые попытки религиозного поиска - принятие веры, глубокое погружение в церковную жизнь. Эволюция внутреннего мира Георгия / отца Тихона предполагает наличие нескольких этапов, каждый из которых демонстрирует своеобразную двуплановость, что свидетельствует о сложном процессе духовной эволюции человека.

Значительный интерес для исследователя представляет анализ церковно-метафизического пласта книги «Несвятые святые», связанного с глубоким погружением читателя в мир православной веры, раскрытием перед ним сути монашеского подвига и реалий монастырской жизни. Следует заметить, что если биографический аспект характеризуется взглядом повествователя «внутрь себя», анализом собственных мыслей и переживаний, возникающих под воздействием личного опыта воцерковления, то обращение к церковно-метафизическим реалиям предполагает, напротив, взгляд «извне», т.е. внимание к окружающей действительности. Особый акцент при этом делается на людях, либо имеющих богатый опыт пребывания в мире монастыря, либо прикоснувшихся к вере в одно и то же время с повествователем. Именно внимание к человеку, его личному опыту воцерковления и жизни в религиозной системе координат определяет глубинный смысл заглавия книги «Несвятые святые». Размышляя о феномене святости, архимандрит Тихон рассматривает понятие «святость» как в узком, так и в широком смыслах: во-первых, речь идет об официально прославленных Церковью подвижниках; во-вторых - обо всех христианах, посещающих богослужение, которым посвящен литургический возглас «Святая святым». Таким образом, для авторской концепции архимандрита Тихона характерно широкое толкование термина «святость». По мнению современных исследователей Л.С. Неделиной и В.А. Черваневой, «для автора святость - это прежде всего качественная динамичная характеристика живого человека, а не его номинация» [5, с. 128], что «близко к пониманию святости в раннехристианские апостольские времена, а не к современному толкованию, где под святыми, как правило, понимаются уже прославленные люди» [Там же].

Для более детального рассмотрения церковно-метафизического повествовательного пласта книги «Несвятые святые» представляется целесообразным выделить несколько персонажных уровней, наиболее рельефно представленных в произведении архимандрита Тихона (Шевкунова). К ним относятся: а) старческий; б) монашеский; в) послушнический; в) начальственный.

Феномен старчества - уникальное явление, тесно связанное с традициями мирового православия. В отличие от обычных священников и даже опытных духовников, считается, что старцы обладают особым даром понимания промысла Божьего и судеб людей. Размышляя об архимандрите Иоанне (Крестьянкине), чья фигура является центральной в книге «Несвятые святые», автор отмечает: «…отец Иоанн на самом деле - один из очень немногих людей на земле, для которых раздвигаются границы пространства и времени, и Господь дает им видеть прошлое и будущее, как настоящее» [6, с. 40].

Следует отметить, что при изображении отца Иоанна автор использует прием контраста, желая подчеркнуть, что в пожилом монахе человеческое начало, проявляющееся в быту, соседствует с особой внутренней устремленностью к Богу. Так, при первом изображении архимандрита автор отмечает «приземленность» облика знаменитого старца, что приводит к его своеобразной десакрализации: «Тогда, кажется, он не произвел на меня особого впечатления: такой очень добрый старичок, весьма крепкий… вечно куда-то спешащий, даже суетливый, неизменно окруженный толпой паломников. Другие насельники монастыря выглядели гораздо строго-аскетичнее и даже солиднее» [Там же, с. 39].

Однако подлинное раскрытие образа старца происходит через изображение событий, связанных как с самим повествователем, так и с другими персонажами, входящими в круг духовных чад отца Иоанна. В этом смысле показательным является пророчество священника о судьбах «московской купчихи» Валентины Коноваловой, юноши Валерия из Чистополя, а также о пастырском пути автора произведения. Последний пример вызывает особый интерес: во время беседы отца Иоанна со своим духовным сыном используется прием контрастного изображения пожилого монаха, облик которого на определенном этапе претерпевает изменения: «Вдруг к нам подошел отец Иоанн. Мы расстались с ним полчаса назад, но тут он показался мне каким-то необычным - сосредоточенно-строгим… Потом, обратившись ко мне, он произнес: - А теперь слушай волю Божию…» [Там же, с. 49-50].

Пророческие черты обнаруживаются также в образах других монахов, при изображении которых также используется прием контраста. Так, в поведении монастырского казначея Нафанаила подчеркивается чрезмерная скупость (в одном из эпизодов автор сравнивает его с гоголевским Плюшкиным), отмечается строгий нрав архимандрита Серафима, погруженность в себя и необщительность схиигумена Мельхиседека. В то же время перед читателем выстраивается галерея носителей особого духовного опыта, необъяснимого с точки зрения рациональной логики. Внешне специфические свойства этих людей проявляются через возможность узнавать мысли и стремления окружающих, предсказывать будущее, давать советы, способные положительным образом повлиять на дальнейшую судьбу человека. Однако на более глубоком уровне у читателя возникает понимание, что в основе указанных чудесных свойств лежат любовь, смирение и покаяние, которые и составляют важнейшую основу монашеского подвига.

Подобная двойственность часто сопровождается созданием «ложного имиджа» того или иного монаха, который формируется в сознании неопытных послушников или паломников. Формирование данного имиджа основано на внимании к отдельным бросающимся в глаза особенностям поведения или характера, которые чаще всего носят отталкивающий характер и вызывают непонимание и недоверие у окружающих. Подобная ситуация изображается в главе «Смерть «стукача»», в которой повествуется о пожилом схимнике Киприане и изначально несправедливом отношении к нему монастырских насельников. Сформированный в сознании послушников образ монаха-доносчика резко контрастирует с иррациональными проявлениями, наблюдающимися в поведении отца Киприана незадолго до смерти: речь идет о его способности предсказывать будущие события, в чем автор книги убеждается на собственном опыте и объясняет это особым состоянием праведника, находящегося при смерти, т.е. на границе земного и небесного миров. Устремленность к Богу умирающего монаха подчеркивается также с помощью портретной характеристики: «Но отец Киприан, глядя на нас добрыми глазами угасающего человека, только улыбался и повторял: - Господь благословит вас, деточки мои!» [Там же, с. 387].

Рассматривая монашеский персонажный уровень произведения «Несвятые святые», следует отметить ряд его закономерностей. Во-первых, в данном случае речь идет, как правило, о молодых монахах, чей опыт церковной жизни аналогичен (или отчасти близок) подобному опыту повествователя. Если отношение автора книги к старцам можно рассматривать в виде своеобразной вертикали, где пожилые духовники занимают явно высшую позицию, то монашеский уровень представляет собой горизонталь, внутри которой общение проходит «на равных». Во-вторых, в изображенных в произведении монахах сочетаются как глубокое погружение в мир веры, так и чисто человеческие черты, связанные с привычками, сформированными до принятия пострига, что делает их образы жизненными, правдоподобными, лишает статичности. Так, размышляя об иеромонахе Рафаиле, автор отмечает: «Когда отец Рафаил был столь решительно и властно изъят из своей прежней жизни, он с радостью отдал Богу все - и обычное человеческое счастье, и радости жизни, и карьеру, и даже свою буйную волю. Но только с одним он так и не смог расстаться… <…> Это звучит смехотворно, но отец Рафаил не смог преодолеть одного - своей страсти к скорости!» [Там же, с. 556]. К подобным человеческим проявлениям можно отнести и привычку бывшего политзаключенного дьякона Виктора использовать в своей речи тюремную лексику.

В-третьих, жизненный путь иноков во всех своих проявлениях (взлетах и падениях) является иллюстрацией действия промысла Божьего; каждую ситуацию автор воспринимает как своеобразный духовный урок, раскрывающий волю Творца по отношению к человеку. Так, преждевременная и отчасти нелепая гибель отца Рафаила за рулем собственного автомобиля наталкивает повествователя на следующие размышления: «Если человек чего-то очень настойчиво хочет, причем во вред себе, Господь долго и терпеливо, через людей и новые обстоятельства жизни, отводит его от ненужной, пагубной цели. Но когда мы неуклонно упорствуем, Господь отходит и попускает свершиться тому, что выбирает наша слепая и немощная свобода» [Там же, с. 630].

Наиболее близким к монашескому можно считать послушнический персонажный уровень, объединяющий образы молодых людей, недавно открывших для себя мир веры и знакомящихся с азами церковной жизни. В предисловии к книге автор отмечает, что приход в монастырь для него и его товарищей - молодых людей начала 1980-х годов - был неожиданным и выбивался из привычного жизненного сценария представителей советской молодежи: «Еще год назад все мы были убеждены, что в монастырь в наше время идут либо фанатики, либо безнадежно несостоявшиеся в жизни люди» [Там же, с. 5].

К общим для многих послушников чертам следует отнести свойственную молодости решительность, целеустремленность, категоричность, которая может вызывать удивление и недоверие даже у сверстников, имеющих незначительный опыт монастырской жизни. Отдельные персонажи испытывают на себе воздействие представителей старшего поколения; конфликт отцов и детей чаще всего является неизбежным. В отдельном случае упоминается о подобном конфликте, где представители поколений меняются ролями: рассерженные дети приезжают в монастырь, чтобы забрать домой своего отца, ставшего послушником.

Обозначенная выше двуплановость также характерна для молодых послушников, которые, с одной стороны, стремятся жить согласно уставу обители, а с другой - в отдельных случаях пытаются обойти некоторые строгие законы монастырской жизни, что вызвано чисто человеческими желаниями.

И наконец, начальственный уровень, включающий изображение церковных администраторов (архиереев и наместников), также содержит в своей основе двуплановость. В данной работе основное внимание будет сосредоточено на двух наместниках Псково-Печерского монастыря: архимандритах Алипии и Гаврииле.

Миссия обоих монахов заключалась в сохранении монастыря в 60-80-е годы XX века, отмеченные наиболее агрессивным настроем государства по отношению к институту Церкви. В этом смысле большее количество испытаний выпало на долю отца Алипия, которого автор книги называет «Великим наместником». В его образе сочетаются черты как солдата, прошедшего войну, так и духовного воина, отстаивавшего монастырь и право его насельников на выбранный ими образ жизни. Размышляя о судьбе архимандрита, автор пишет: «…четыре года воевал на фронтах Великой Отечественной и прошел путь от Москвы до Берлина. А потом еще тринадцать лет держал оборону Псково-Печерского монастыря, защищая его от государства, за которое когда-то проливал кровь» [Там же, с. 189].

Специфическим приемом создания образа монаха следует считать особенности его именования. Наряду с его монашеским именем - Алипий - автор довольно часто использует мирское - Иван Михайлович Воронов. Подобная двойственность возникает для того, чтобы показать связь между земными и духовными битвами, через которые прошел этот человек. Имя «Иван» указывает на фронтовое прошлое будущего наместника; «Алипий» - определяет его как духовного воина. Следует отметить, что в разговорах с представителями власти, желающими нанести ущерб монастырю, архимандрит часто называет себя Иваном.

Изображение отца Алипия носит двуплановый характер. Наряду с духовным потенциалом и высоким уровнем внутренней культуры автор подчеркивает чисто человеческие качества монаха, желающего любой ценой отстоять право монастыря на существование и не пренебрегающего в этих целях достаточно резкими, порой эпатирующими методами (выпас коров на территории монастыря, грубый ответ министру культуры Е. Фурцевой, совершение крестного хода на избирательный участок и т.д.).

Более отчетливо подобная двуплановость проявляется при изображении другого наместника ПсковоПечерского монастыря - архимандрита Гавриила. Раскрытие его образа соответствует модели грех - покаяние, при этом речь идет не о единичном нравственном падении и возрождении, а о постоянной борьбе священнослужителя со своим характером. Изображая отдельные эпизоды, связанные с излишне суровым поведением отца Гавриила, автор избегает осуждения и иных категоричных оценок, видя в этом проявление необходимой (хоть и своеобразно понимаемой) заботы о судьбе монастыря, а также попытку соблюсти определенную стабильность в отношениях с атеистической властью.

Наиболее глубоко внутренний драматизм личности отца Гавриила раскрывается в моменты искреннего покаяния, после совершенных проступков, на первый взгляд, несовместимых с саном священнослужителя. Речь идет о реакции на протестный уход из монастыря десяти насельников, а также о конфликте ставшего епископом Гавриила с духовенством вверенной ему епархии. В обоих случаях повествователь указывает на глубинный характер покаяния монаха, полное принятие им наказания, подлинное смирение (о последнем свидетельствует тот факт, что, будучи смещенным с архиерейской кафедры, епископ трудился на огородах у собственных прихожан). Внутренний настрой священнослужителя достаточно глубоко характеризует следующая фраза, сказанная им спустя годы после понесенного наказания: «Самыми счастливыми были годы, которые я жил в запрещении. Никогда в моей жизни Господь не был так близко! <…> Но та молитва, а главное, та близость Христа, которые я пережил на моих огородах, не сравнимы ни с чем» [Там же, с. 185].

Таким образом, в работе была предпринята попытка анализа произведения « «Несвятые святые» и другие рассказы» с позиции единства биографического и церковно-метафизического факторов. Важнейшая роль на обоих уровнях принадлежит приему двупланового изображения, применимого к образу повествователя и к другим персонажам книги. С его помощью раскрыты тонкие грани человеческой души, сочетающей как устремленность к Высшему миру, так и чисто земные проявления. Это позволяет автору изобразить героев живо и правдоподобно, выявляя их ключевые психологические особенности и духовные противоречия.

Список источников

духовный религиозный монастырский поэтика

1. Дьяченко А., священник. Плачущий ангел: рассказы и очерки. М.: Никея, 2010. 256 с.

2. Казанцева И.А. Концепция мира и человека в современной прозе духовного реализма // Вестник Тверского государственного университета. Серия «Филология». 2015. №1. С. 52-59.

3. Краснякова М.С. Современная православная проза: генезис, основные мотивы, типология сюжетов: дисс. … к. филол. н. Воронеж, 2016. 206 с.

4. Мачеева А.Е. К вопросу о духовной прозе как литературе нон-фикшн // Грани познания. 2015. №3 (37). С. 82-84.

5. Неделина Л.С., Черванева В.А. Интерпретация понятия «святость» в произведении архимандрита Тихона (Шевкунова) « «Несвятые святые» и другие рассказы» // Известия Воронежского государственного педагогического университета. 2015. №3 (268). С. 126-128.

6. Тихон (Шевкунов), архимандрит. «Несвятые святые» и другие рассказы. М.: Изд-во Сретенского монастыря; ОЛМА Медиа Групп, 2012. 640 с.

7. Червоненко С.М. Образ монаха в современной прозе малых жанров // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Русская филология». 2013. №1. С. 54-58.

Размещено на Allbest.ru