Философско-историческая концепция Михаила Лохвицкого в романной дилогии ("Громовый гул", "Поиски богов")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кабардино-Балкарский государственный университет им. Х. М. Бербекова

Центр социально-политических исследований Кабардино-Балкарского научного центра Российской академии наук

ФИЛОСОФСКО-ИСТОРИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ МИХАИЛА ЛОХВИЦКОГО В РОМАННОЙ ДИЛОГИИ («ГРОМОВЫЙ ГУЛ», «ПОИСКИ БОГОВ»)

Губашиева Елена Мубаридовна, к. филол. н., доцент

Тхагазитов Юрий Мухамедович, д. филол. н., профессор

Аннотация

В статье рассматривается творчество адыгского писателя Михаила Лохвицкого (шапсуга), Аджук-Гирея, который вошел в литературу прежде всего как создатель исторического романа. Показано, что наиболее удачным опытом подобного рода и стала дилогия («Громовый гул», «Поиски богов»), повествующая о покорении Кавказа человеком, для которого эти события - часть собственной, обагренной кровью предков биографии. Установлено, что романная дилогия писателя пронизана эсхатологическим духом и исследованием самых глубинных противоречий, неразрешимых в истории человечества.

Ключевые слова и фразы: субстанция духовная и материальная; аутентичность; эсхатология; синтез духа и плоти; эволюционность; культ космической женственности; символ.

Annotation

PHILOSOPHICAL AND HISTORICAL CONCEPTION BY MIKHAIL LOKHVITSKII IN THE NOVEL-DILOGY (“THUNDEROUS BOOM”, “SEARCH FOR THE GODS”)

Gubashieva Elena Mubaridovna, Ph. D. in Philology, Associate Professor Kabardino-Balkarian State University named after H. M. Berbekov

Tkhagazitov Yurii Mukhamedovich, Doctor in Philology, Professor Center of Social-Political Researches of Kabardino-Balkaria Scientific Center of the Russian Academy of Sciences

The article examines the creative work of the Adyghean writer Mikhail Lokhvitskii (Shapsug), Adzhuk-Girej, who left a mark in literature first of all as a historical novel creator. The most successful experience of such type a novel, according to the authors, is the dilogy (“Thunderous Boom”, “Search for the Gods”) describing the conquest of the Caucasus by a human for whom these events are a part of his own biography stained with ancestors' blood. The paper identifies that the novel-dilogy is imbued with eschatological spirit and tends to explore the deeper contradictions insoluble in the history of mankind.

Key words and phrases: spiritual and material substance; authenticity; eschatology; synthesis of spirit and flesh; evolutionary nature; cult of cosmic feminity; symbol.

Основная часть

Михаил Лохвицкий известен читателю не только по исторической дилогии «Громовый гул» и «Поиски богов», он автор многих сборников рассказов, романов «Неизвестный», «Выстрел в Метехи», «С солнцем в крови».

Как пишет исследователь творчества писателя Мухамед Хафицэ, «его дед Закир Аджук-Гирей, адыг, черкесс-шапсуг, потерял отца и мать, когда они отстреливались, защищая аул. Дед (ему было 12 лет) был запрятан в кустах вместе со своей 14-летней тетей. Когда аул был взят и сожжен, а русские войска расположились биваком, собаки учуяли деда и его тетку, и дети были извлечены на свет божий. Деда взял к себе денщик поручика Пригара Иван, тетю - кто-то из офицеров. С год дед помогал на кухне, научившись говорить порусски. Пригара решил усыновить мальчика - горца - Деда крестили в церкви в Туапсе, дали ему имя Захарий, а отчество и фамилию - крестного отца штаб-ротмистра Петра Давыдовича Лохвицкого» [10, с. 513].

Повесть «Громовый гул» посвящается автором деду Аджук-Гирею. Главный герой - разжалованный и сосланный в Сибирь армейский офицер и мелкопоместный дворянин Яков Кайсаров - ведет записи, в которых запечатлены нравы, обычаи, этикет шапсугов, среди которых Кайсарову довелось жить. Повесть написана в форме дневниковых записей молодого русского офицера. «В ее основу легли трагические события, имевшие место в Западной Черкесии в 1863-1864 гг. Окруженные со всех сторон и теснимые русскими войсками, черкесы покидали свои жилища и скапливались на побережье Черного моря в ожидании кораблей.

Такова историческая канва повести» [12, с. 506].

Михаил Лохвицкий изучил множество записей русских, турецких, европейских и других авторов, ставших свидетелями ужасов этой депортации. Трупы детей и женщин, стариков, изможденных голодом и болезнями, трупы, полуобъеденные собаками, встречались по пути следования русской армии. Эти зрелища потрясали и очевидцев повести Михаила Лохвицкого (Аджук-Гирея). Страшное поле с многочисленными трупами черкесов открывается и перед глазами героя повести Якова Кайсарова.

В дилогии существует два основных подхода к интерпретации исторических событий - эволюционный научный, когда утверждается бесконечность и непрерывность развития, ненарушимость закона причинности, и прерывистый, когда утверждается преодоление внешнего закона причинности внутреннею свободою, а история предстает как цепь различных катастроф и потрясений.

Его представление об истории как о драме, как о борьбе двух противоположных начал - Добра и Зла [3, с. 137]. Эта концепция вряд ли отличается оригинальностью, но, как показывает наше исследование, писателю была близка эсхатологическая вера в невозможность разрешения этого противоречия в рамках земной истории. Зло нельзя изжить, исправить, переделать в Добро, так же как плоть никогда не сможет стать духом.

Самой выдающейся личностью в дилогии является народный певец-ашуг Озермес. Герой дилогии АджукГирея берет из мифологии адыгов силу и смелость. Он, как и все народные сказители, ищет высший смысл жизни, окончательную цель бытия, решает в своих песнях сложнейшие философские проблемы.

Песня для джегуако Озермеса - логический инструмент для разрешения противоречий и существующих онтологических разрывов. Например, противоречия между жизнью и смертью, между верхом и низом, правым и левым в мифе разрешается при помощи медитации. Логика мифа движется к решению задачи примирения исходных противоположностей. Поэтому потребность людей в песнях джегуако так велика. В мифах, как и в песнях народных сказителей, нет тупика, возможно все, даже невозможное, ибо логика мифа - игра - отражение игры мифотворящего воображения, что является высшим инстинктом человека. Именно это и спасает человека от ужаса мирового вакуума и сообщает смысл человеческому существованию. В мифе полностью изымается реальность. Фигура джегуако замещает нечто, что обладает сверхреальностью сущности, а песни заменяют всю вселенную. Песни джегуако объединяют адыгов как волшебное заклятие сверхчеловеческих сил, смертные и бессмертные смешиваются. Песни народного сказителя объединяли людей в культовое сообщество и указывали на богов и полубогов, обычно ускользающих от человеческого глаза.

В его песнях звучит мысль о том, что высоко в горах, в обители богов, может осуществиться вечная человеческая мечта о единении земного и божественного, плоти и духа.

Для Михаила Лохвицкого была характерна своеобразная схематичная диалектика. Он видел везде и всюду противоположность, выстраивая их умозрительно: тезис - антитезис - синтез. История философии представала у него как диалектический идеализм: антитезис, синтезом которых должен стать мистический материализм. То же в антропософии и философии культуры: плоть - тезис, дух - антитезис, синтезом должна стать духовная плоть. В философии истории Лохвицкий следовал этим же путем, считая, что грядущий синтез сможет преобразовать двойственность истории, и синтез этот отодвигался на историческое время.

Историософия Лохвицкого пронизана эсхатологическим духом, уверенностью, что Зло может победить только на обновленной земле. Окончательное разрешение этого противоречия - последнее соединение духа и человека. Плоть и дух соединяются на земле, есть земное исполнение чаяния людей - жить в вечном союзе плоти и духа, в котором плоть и дух не противостоят бездне тела.

Это не единственная возможная интерпретация схемы Лохвицкого, но самая адекватная, на наш взгляд. Главный герой романа Озермес в результате долгих раздумий и поисков приходит к следующим выводам: 1. Бог есть; 2. Бог - творец; 3. Бог создал человека; 4. Связь прервалась, Бог представляет таким образом человеку абсолютную свободу в нравственном выборе между Добром и Злом.

В философии истории Лохвицкий следует этим путем, т.е. в своей схеме писатель не противоречит себе: синтезом становится духовная плоть, которая может преобразовать мир, создать новую землю и новое небо. В грядущем мире должно синтезировать языческое и Злое начало, т.е. Добро и Зло. Именно такое впечатление, может быть, и кощунственно, возникает в процессе данной проблемы в романе М. Лохвицкого. Как же писатель понимает Зло на самом деле? Двояко. С одной стороны, это зверь, который сидит в самом Человеке, Лохвицкий показывал, как он просыпается. «Главным антиподом Озермеса является Меджид, которому Озермес и Чебахан оказали помощь и приютили у себя. Меджид с раннего детства воспитывался у своего отца-пши, был заражен идеей войны. Он видел в насилии единственный способ утвердиться в мире людей. Его вера - это слепая преданность религии и всему, что “установлено”, всем условностям, принятым у людей. Он не задается вопросами, думая, что владеет ответами, он духовно бездеятелен, в то время как смысл жизни для Озермеса в непрерывных поисках, в вопрошании сущего» [Там же, с. 140].

Кроме добрых духов, существовали и злые. Озермес с детства знал, что в человеческое жилье часто ночью приходят алмасты - безобразная голая женщина с распущенными волосами, в которые она может обернуться как платьем. В давние времена алмасты была женщиной, но она в чем-то провинилась перед Тха, и он проклял ее, превратив ее в жалкое существо. Озермес и его красавица - жена Чебахан - не сомневались, что в жизни существуют удды - высохшая, беззубая, сгорбленная старуха, наделенная волшебной силой. Она могла нагнать буран, дождь, заколдовать человека, обратить в осла или лошадь, а сама, превратившись в кошку, может высосать кровь из человека. «Один раз в году, обычно весной удды собираются ночью на вершине высокой горы и хвастаются своими злыми делами, потом они едят, пьют, пляшут, а на рассвете разлетаются по миру…», - пишет Аджук-Гирей в своем романе [1, с. 33].

Сначала джегуако соединяет все правды: языческую, магометанскую и христианскую. В этом соединении он видел истинную правду. Но в конце романа джегуако понимает, что такое соединение невозможно. Герою романа нужно было пройти через эту ложь до конца, таков путь джегуако. И все следы этой раздвоенности не покидают Озермеса до самых последних минут, пока он не покидает горы и лес и не спустится к мертвому аулу. Джегуако мечтает возродить сожженный русскими солдатами аул во имя новой жизни. В горах он снова приобрел цельность, которую утратил, овладел всеми тайнами поэзии и музыки, он восхищается не богами, а живыми людьми, которым так нужны песни джегуако: «Озермес подумал, что он и Чебахан идут теперь к тому общему со своим народом, затянутому туманом неизвестности будущему, которого у них не было с того дня, как они покинули погибший аул» [Там же, с. 254].

«Человек, родившись и обретя душу, должен быть сам себе и конем, и всадником, и верующим, и Тха. Каждый должен верить в то, что он не исчезнет бесследно, ибо жизнь человека продолжается и в потомках, и в тех зверях, птицах, деревьях, в которых появляется его душа, после того, как он завершит свой трудный, извилистый путь» [Там же, с. 255].

Грядущий синтез между плотью и духом не завершен у писателя, и это не вписывается в схему М. Лохвицкого (Боги: и мусульманский, и христианский, - утратили связь с людьми). Зло мешает такому синтезу. Подобное прочтение романа более аутентично. Лохвицкий отнюдь не считал предрешенной победу Добра над Злом в земной истории, более того, он понимает о неудаче Добра в истории. Исход борьбы зависит от решения принципиального вопроса: является ли Зло таким внутренне необходимым моментом мироздания, как Добро? Субстанционально ли Зло? От ответа на этот вопрос и зависит возможность преодоления и уничтожения Зла в мире, если Зло лишь недостаток Добра. К такой точке зрения был близок писатель в мечтах о совершенстве мира. Но если Зло субстанционально, коренится в самом фундаменте бытия, земная история не может завершиться полной победной одной из сил. И хотя Лохвицкий был полон апокалиптических предчувствий, он дает человечеству шанс. По его мнению, человечество может спастись, но не религией и не революцией. Он не утверждал, что человечество не имеет исторического будущего. Будущее зависело от выбора, которое сделает человечество (по мнению писателя), останется ли оно той духовной силой, которая может спасти историю. Новое дыхание, обретавшееся человечеством в истории, дает человеческое творчество, которое должно стать не только священным, но и принятым внутрь религии.

Спускаясь с историософских высот, Михаил Лохвицкий рисовал и более конкретные рецепты для осуществления своей идеи: обращение к вере, к соединению творческих традиций с религиозными традициями и верованиями народа. В результате разъединения этих традиций, считал Лохвицкий, народ оказался порабощенным самодержавием, оказался сразу между двумя гнетами. лохвицкий адыгский противоречие дилогия

Обозначим следующие выводы:

1. Неразрешимое противоречие земного и небесного, плотского и духовного - таков предел христианства и мусульманства, - утверждал М. Лохвицкий.

2. С точки зрения Михаила Лохвицкого, существует два основных подхода к интерпретации исторических событий - эволюционный научный, когда утверждается бесконечность и непрерывность развития, ненарушимость закона причинности и прерывистости, когда утверждается преодоление внешнего закона причинности внутреннею свободою, а история предстает как цепь различных катастроф и потрясений.

3. Для Михаила Лохвицкого была характерна своеобразная схематичная диалектика. Он всюду видел противоположности, которые выстраивал чисто внешне, словесно в схемы «тезис - антитезис - синтез».

4. Роман-дилогия М. Лохвицкого был пронизан эсхатологическим духом, уверенностью, что Зло не может быть побеждено на старой, необновленной земле.

5. Михаил Лохвицкий отнюдь не считал предрешенной победу Добра над Злом в земной истории.

6. В творчестве Михаила Лохвицкого самым удивительным образом сочетались ощущение обреченности исторического пути человечества и надежда.

7. Михаилу Лохвицкому был свойственен культ космической женственности, его героиня Чебахан тождественна героине Адиюх из нартского эпоса.

8. Все исторические произведения Михаила Лохвицкого - это размышления не столько о прошлом, сколько о будущем.

Список литературы

1. Аджук-Гирей (М. Лохвицкий). Поиски богов: роман. Тбилиси: Мерани, 1991. 256 с.

2. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Художественная литература, 1955. 504 с.

3. Безирганова И. Путь на Ошхамахо (Послесловие) // Лохвицкий (Аджук-Гирей) Михаил. Громовый гул: историческая повесть. Тбилиси: Меридиани, 2010. С. 137-148.

4. Кауфов Х. В зеркале социальной жизни: статьи, очерки, литературные портреты, эссе. Нальчик: Эльбрус, 1980. 255 с.

5. Курашинов Б. Добро пожаловать: литература, культура, фольклор. Нальчик: Эльбрус, 1991. 375 с.

6. Лохвицкий М. Громовый гул: повесть. Поиски богов: роман / предисл. М. Хафицэ. Нальчик: Эль-Фа, 1994. 429 с.

7. Лохвицкий М. Завещание Аджук-Гирея // Нарт. 1993. 15 февраля.

8. Лохвицкий М. Проза разных лет: в 2-х кн. Роман. Повести. Рассказы. Тбилиси: Мерани, 1984. Кн. 2. Неизвестный. Час сенокоса. Громовый гул. 534 с.

9. Лохвицкий М. Ю. (Аджук-Гирей). Адыгская (черкесская) энциклопедия / гл. ред. М. А. Кумахов. М.: Фонд им Б. Х. Акбашева, 2006. 999 с.

10. Хафицэ М. Из писем М. Лохвицкого. Нальчик: ООО «Тетраграф», 2013. 526 с.

11. Хафицэ М. К 60-летию М. Ю. Лохвицкого. Нальчик: ООО «Тетраграф», 2013. 526 с.

12. Хафицэ М. Честь дороже жизни. Нальчик: ООО «Тетраграф», 2013. 526 с.

Размещено на Allbest.ru