Особое место в истории русской фантастической повести первой трети XIX века занимает творчество О.М. Сомова, писателя, овладевшего "новыми способами художественного использования сказочного, "чудесного" в изображении действительности" [15, с.142]. Основанные на народных сказках и поверьях, рассказы и повести О. Сомова воссоздают емкий тип народного сознания.

Пространство сада в художественной прозе О. Сомова отражает сказочный, фантастический мир народного сознания (садовая образность употребляется с целью более глубокого постижения и выражения народного миропонимания, отражающегося в вере людей в сверхъестественные силы), жизнь обыкновенных людей, будничную и по бытовому прозаическую (топос сада как пространство, отражающее полноту и гармонию мира реального).

Повести "Оборотень" и "Кикимора", написанные в 1829-1830-х годах, демонстрируют народные представления о нечистой силе и ее проявлениях. Здесь очевидно стремление автора изобразить крестьянскую культурную среду, передать не только речь, но и мировоззрение крестьянина. Если для превосходной, пронизанной тонким юмором и глубоким знанием народных представлений об оборотнях повести "Оборотень" единственным ведущим фантастическим топосом является лес, то в "Кикиморе" местом действия становится крестьянский дом, где поселилась нечистая сила в образе кикиморы (в финале истории ее провожают с помощью заговоров и обрядов обратно в лес, откуда она и явилась).

Историю о благополучном семействе Панкрата Пантелеева, спокойствие которого было нарушено Кикиморой, сообщает рассказчик, сам не верящий в нечистую силу, со слов крестьянина Фаддея, который не сомневается в истинности произошедшего. В повести четко разграничивается два периода: когда Кикимора ведет себя по-доброму (она совершает только полезные дела: прядет; умывает и причесывает, обшивает и приглаживает внучку Варю), и когда она безобразничает в доме (гремит, трещит, "урчит, ревет и сопит" [14, с.224], сбивает с ног людей, однако не трогает Варю). Садовые образы характеризуют именно колдовство Кикиморы в начале повествования.

Центральным героем становится девочка Варя, ангельское создание. Ее все любят, и даже Кикимора умилялась чудесной девочкой, ухаживала за ней, посылала ей чудесные сны, в которых главное место занимают "сады с золотыми яблочками" [Там же, с.221]. Необычные Варины сны говорят о неестественности, странности происходящего. Пространство снов характеризует чрезмерное световое и цветовое освещение (птички разноцветные, перышки всех цветов радуги, палаты светлые горели и искрились), сказочное богатство: большие палаты, разные диковинки, птички заморские, и даже яблоки в саду золотые, что говорит как об их необычности, так и об их неестественности (отдаленности от природных свойств).

Очевидно, что автор повести использует садовые образы с целью раскрытия представления русского народа о счастье и способах его достижения. Один из них - нечистая сила, которая в сознании народа связана с колдовским богатством, невероятной роскошью, и которая не приведет к счастью, а наоборот может навлечь беду.

Функцию раскрытия полноты мира реального топос сада выполняет в повести "Приказ с того света", которую О. Сомов написал в 1827 году. Пространство дачи определяет в повествовании изображение пласта реальной жизни, противопоставленного фантастическому топосу замка.

Начинается произведение с рассказа автора-повествователя о своем пребывании летом на даче. Дача описывается как прекрасное место, где великолепная природа определяет расположение духа и настроение. Здесь и "пруды", и "рощи", и "холмики", и "долины", и "прекрасный сад".

Смена погоды приводит к перемене топоса. Рассказчик переходит из пространства природного дачного раздолья и красоты в дом, где слушает повествование путешественника о духах старого замка. Так, на смену реального пространства приходит фантастическое - топос замка, который стоит на вершине горы, окруженной густым столетним лесом, что еще раз привязывает данный топос к миру духов и таинственных превращений. В этом месте природа очеловечена, деревья и кусты "протягивают" руки и хотят схватить за полу, совы нагнетают ужас своими "песнопениями". Прекращается гроза, и заканчивается фантастический сюжет повести. Таинственное и нереальное в финале дискредитируется, и невероятные события реалистически объясняются.

В повести "Сказки о кладах" (1830) садовый топос становится как средством раскрытия простодушия народа, верящего в чудеса, так и способом утверждения правоты "просвещенного" героя Левчинского. В тексте повести открывается несколько повествовательных пластов: наряду с различными рассказами и сказками о кладах, собранными в ней, повествуется о будничной жизни майора Нешпету, его дочки и влюбившегося в нее офицера Левчинского.

Топос сада функционирует в сфере повествования о реальной жизни: он отражает неприспособленность к реальной жизни главного героя "Сказок" майора Нешпету, комичность его образа, служит традиционным местом встречи влюбленных героев, является свидетелем развития их чувств и раскрывает ключевой для Сомова образ народа, верящего в "сказки".

Кульминационной в повествовании является сцена поиска клада в саду. Один из хлопцев майора начинает искать клады, как и его хозяин. Однажды ночью он замечает горящие огоньки под садовой липою. Уверившись следующей ночью, что они так и горят, он простодушно решает: "Это клад: чему же быть иначе?" [Там же, с. 193]. Радостный майор решает искать клад в той части сада, где Ридько видел чудеса.

Рассказ о ночной сцене в саду строится по нарративной модели анекдота. Ридько, несущий два больших пустых мешка, дворовые люди, затаившиеся в ожидании в разных уголках сада, ночное шествие майора со свитой - все эти действия оборачиваются криком кошки и возгласами Гапки, плачущей о своей кошке "таким голосом, каким мать плачет по своей дочери": "Ох! Горе мне бедной! Пан убил мою Малашку!" [Там же, с. 196].

Комическое начало в данной сцене разрушает фантастическое. Топос сада перестает быть загадочным местом, где спрятан клад, он становится вполне будничным и прозаическим. Эта юмористическая история, произошедшая в саду, раскрывает читателю особенность сознания людей, верящих в чудесное и ищущих его (дворовый непросвещенный народ более всего верит в чудеса, особенно если их помещик верит в сказки и тратит свои силы и время в поисках сомнительных кладов).

В финале "Сказок" майор понимает всю нелепость поисков кладов и в награду за это внезапно (в соответствии с новеллистическим каноном) находит дедовское наследство. Отдавая свою дочь небогатому, но здравомыслящему и разбирающемуся в хозяйственных делах Левчинскому, Максим Кириллович спокоен за ее будущее. Народная же молва из обыкновенной истории о получении наследства делает сказку, что с юмором обыгрывается автором.

Н. Петрунина пишет: "В "Сказках о кладах" нашла своеобразный выход тяга Сомова к "большому" повествованию. Но строится оно по старинке, самый замысел предполагал обращение к приему экстенсивного "нанизывания" разных сказаний: по собственному признанию автора, целью его было "собрать сколько можно более народных преданий и поверий". Однако в "Сказках о кладах", как и в других "былях" Сомова, поверья звучат совсем не так, как в "небылицах". Они становятся важным средством характеристики персонажей рассказа, будь то простодушные носители веры в чудесное, предприимчивый плут, который использует ее в своих целях, или выражающий не чуждую элементов дидактики точку зрения автора "просвещенный" герой" [9, с.17].

Таким образом, в "Сказках о кладах" О. Сомова садовый топос в первую очередь служит средством раскрытия мировидения простых людей, здесь иронически обыгрывается простодушная народная вера в сказки, а финал повести утверждает правоту здравой мысли и благоразумия.

Если в повести "Сказки о кладах" вера народа в чудеса, фантастику оборачивается комической стороной, а счастливый финал повести утверждает победу рассудка, то в повести "Матушка и сынок" (1933) нереальный мир страшен и трагичен. Садовые образы в этой повести выполняют и функцию раскрытия мира нереального (здесь "другим", нереальным становится "книжный" мир, поглощающий героев), и с особой силой раскрывают красочность и многоликость настоящего мира.

Главной героиней повести является помещица Маргарита Савишна. Границы мира для нее замыкаются рамками романов и повестей, она читает абсолютно все романы и повести, "переведенные или сочиненные на Руси долготерпеливой" [14, с.329]. "Романтическая маменька" Маргарита Савишна постаралась соответственно воспитать своего сына. Ее несказанно радовало, что он играл в саду в великого героя: "вечером Валенька, вооружась деревянным мечом Смертодавом, сбивал в саду маковые головки или пробивал насквозь копьем - деревянным же - большие цветы подсолнечника, воображая их себе щитами заколдованных великанов!" [Там же, с.331].

Здесь топос сада является волшебным местом, где способно играть детское воображение, где подсолнечник становится щитом великана, а "маковые головки" - бесчисленными врагами, которых следует повергнуть.

Топосу волшебного сада противостоит пространство огорода, привязанное к реальности, раскрывающее краски провинциального быта. Бытовой мир с его прозаическими заботами входит в книжное сознание Валерия вместе с появлением в его жизни очаровательной девушки Малаши и очень ему нравится. "Полное, белое и румяное, как свежий персик" [Там же, с.341] личико Малаши, ее резвость и любовь к жизни, ее заботы приводят влюбленного в восторг и наполняют неведомыми ранее эмоциями.

Образ огорода емко раскрывает образ возлюбленной Валерия. Она и капусту полет, и петрушку рвет, следит за грядками моркови, репы, лука и цветы "любимые" поливает: "Окна Валериевой спальни были прямо в огород просвирнин. Малаша поминутно туда выпархивала с легкостию птички то сорвать петрушки, то прополоть гряду с капустой, то полить любимые свои цветочки. Валерий безотходно сидел у окна. Наконец Валерий не мог долее сносить полноты своего сердца. Ему становилось душно, голова его горела, глаза покрывались какою-то теплою влагой при одном взгляде на Малашу. "Мелания! Прелестная Мелания!" - вскричал он однажды, как бы в забытьи, и мигом очутился в огороде. Подошел к красавице, хотел высказать ей все, что чувствовал - и вдруг смутился, оробел и мог только сквозь зубы пролепетать: "У вас на зиму много будет капусты." "Много, сударь, слава богу! - отвечала Малаша, нисколько не смешавшись. - Да и не одной капусты: посмотрите, сколько моркови, репы, луку. "" [Там же, с.341-342].

Кроме иронического подтекста, идущего от повествователя, следует отметить еще одну особенность "огородного" топоса. Мать Малаши "отгораживает" свою дочь от Валерия: "Теперь милости прошу отсюда вон. Огород я запру на замок, и сама буду ходить в него; этой дуре не удастся больше продавать здесь глазки да слушать медовые речи" [Там же, с.343].

Да и Маргарита Савишна не позволяет сыну жениться на Малаше и навеки заточает его в башню. Трагический финал повести звучит как скорбная песнь повествователя, наполненная тоской по полной, прекрасной и свободной жизни: "Там сидит он и теперь, у окна башни, устремя слезящий взор в синюю либо туманную даль, бессменно мечтая о незабвенной Малаше, которая для него отказывается от всех женихов и, произвольный отверженец свободы, ждет оной от какого-то чуда, в каждом облаке пыли, поднимающемся на большой дороге" [Там же, с.348]. Малаша и тот огород, в котором влюбленные встречались и мечтали о счастье, становятся "синей либо туманной далью". А Маргарита Савишна все "читает романы и тучнеет год от году" [Там же].

Таким образом, в повести показано столкновение двух миров - сказочного (романного, книжного) и реального (буднично-прозаического). Предпочтение первого и следование за нереальными мифическими представлениями приводит героев к несчастью, глубинному отрешению от действительности и невозможности понять близкого человека и помочь ему. В финале повести безвозвратно потеряны для жизни как Валерий, так и Малаша. Сад здесь становится топосом мечты и идеала, он отражает внутренний мир героя, способного к истинным чувствам, но не способного воплотить их жизнь. Пространство живой, непосредственной, наполненной красками и запахами реальности, заперто для него "на замок".

Подводя в целом итог разговору о повестях О. Сомова, отметим, что топос сада решает в них ряд существенных задач:

отражает специфику народного сознания: представления русского народа о нечистой силе ("Кикимора"), веру простых людей в сверхъестественное ("Сказки о кладах", "Приказ с того света");

выполняет функцию раскрытия и утверждения полноты мира реального, будничного, противопоставленного фантастическому (во всех рассмотренных нами повестях);

отражает комическое ("Сказки о кладах") и трагическое ("Матушка и сынок") начало в реальной жизни, наполненной верой в "другие" миры.

топос сад сомов фантастическая повесть

Список литературы