Перевод романа У. Эйнсворта "Старый дом" как новый этап в восприятии английского социально-криминального романа в России

94 Издательство «Грамота» www.gramota.net

Размещено на http://www.allbest.ru/

ISSN 1997-2911 Филологические науки. Вопросы теории и практики, № 6 (17) 2012 93

Институт природных ресурсов Томский политехнический университет

ПЕРЕВОД РОМАНА У. ЭЙНСВОРТА «СТАРЫЙ ДОМ» КАК НОВЫЙ ЭТАП В ВОСПРИЯТИИ АНГЛИЙСКОГО СОЦИАЛЬНО-КРИМИНАЛЬНОГО РОМАНА В РОССИИ

Ирина Алексеевна Матвеенко, к. филол. н., доцент

Людмила Михайловна Болсуновская, к. филол. н.

Кафедра иностранных языков

Анастасия Владимировна Диденко, к. филол. н.

Аннотация

криминальный роман эйнсворт жанр

В статье представлен анализ перевода романа У. Эйнсворта «Старый дом», позволяющий говорить о нем как о новом этапе в восприятии английского социально-криминального романа в России. Развитие жанра социально-криминального романа на русской почве сформировало потребность в подобных переводах во второй половине XIX века, что способствовало формированию новой концепции и эстетики данного жанра в русской литературе.

Ключевые слова и фразы: перевод; «сенсационный» роман; социально-криминальный роман; ньюгейтский роман; готический роман; восприятие.

Annotation

TRANSLATION OF W. AINSWORTH'S NOVEL “THE OLD COURT” AS NEW STAGE OF ENGLISH SOCIAL-CRIMINAL NOVEL PERCEPTION IN RUSSIA

Irina Alekseevna Matveenko, Ph. D. in Philology, Associate Professor Lyudmila Mikhailovna Bolsunovskaya, Ph. D. in Philology Department of Foreign Languages Institute of Natural Resources Tomsk Polytechnic University Anastasiya Vladimirovna Didenko, Ph. D. in Philology Department of Foreign Languages Institute of Cybernetics Tomsk Polytechnic University

The authors present the analysis of the translation of W. Ainsworth's novel “The Old Court”, which allows speaking about it as a new stage in English social-criminal novel perception in Russia, and tell that the development of social-criminal novel genre on the Russian ground formed the demand for such translations in the second half of the XIX^th century, which contributed to the formation of the new concept and aesthetics of this genre in Russian literature.

Key words and phrases: translation; “sensational” novel; social-criminal novel; Newgate novel; Gothic novel; perception.

Основная часть

Творчество английского писателя У. Х. Эйнсворта (1805-1882 гг.) малоизвестно не только современным читателям, но и литературоведам, хотя в свое время произведения этого автора возбуждали немалый интерес и вызывали полемику. Прославился Эйнсворт, прежде всего, «ньюгейтскими» и историческими романами, написанными в период с 1830-х по 1850-е гг.

Роман, перевод которого мы выбрали для своего анализа, «Старый дом», был переведен в год выхода в свет у себя на родине - в 1867 г. в серии «Переводы отдельных романов» анонимно [3]. Роман Эйнсворта написан почти двадцать лет после того, как интересующая нас жанровая разновидность романа - ньюгейтский роман - была на пике популярности в Англии. Тем не менее, в нем очевидна попытка автора синтезировать «ньюгейтские» жанровые традиции с современными литературными требованиями, а именно с поэтикой «сенсационного» романа, столь востребованного в 1860-х гг. на родине автора и за рубежом. Кроме того, Эйнсворт переработал и представил в новом свете все те художественные элементы, которые ранее использовались им самим, а также его предшественниками - У. Годвином, Э. Бульвером-Литтоном и Ч. Диккенсом - в различных моделях криминального романа. Об этом говорит уже сама проблематика романа - расплата за прошлое преступление и свершение правосудия как неотвратимое возмездие за когда-то скрытые злодеяния.

Сюжет романа запутан и движется множеством действующих лиц. Главный герой романа - сэр Гюг - становится случайным виновником смерти своего родного брата: на тайной встрече сэр Гюг, защищаясь от направленного на него пистолета, развернул его в сторону Кларенса, своего брата, и выстрелил в него. Хотя его брат изначально показан как недостойный человек, склонный к обману и предательству, тем не менее, он оказывается случайной жертвой этого выстрела. Свидетелями сцены становятся слуги, которых хватают как преступников и хотят осудить. Но один из них, пытаясь убежать, погибает в реке, а другому удается скрыться. Одной из причин ссоры сэра Гюга с братом явилось соперничество в любви: Кларенсу оказала предпочтение Эмайса, с которой они были тайно обручены и которая ждала ребенка. После смерти брата сэр Гюг обещает Эмайсе и ее будущему ребенку оставить все состояние. Однако Эмайса уезжает из дома сэра Гюга, рожает ребенка в чужом городе и умирает.

Проходят годы, сэр Гюг женится, у него появляется красавица-дочь, имеющая множество претендентов на руку и сердце, среди которых Люсетта отдает предпочтение капитану Фэншау. В этот момент появляется Кларенс, оказывающийся племянником сэра Гюга и двоюродным братом Люсетты. Одновременно с ним на сцене появляется и еще один загадочный персонаж - Ванделер Ла-Гог, который, как выясняется позже, и есть тот самый сбежавший свидетель поступка сэра Гюга. Ла-Гог начинает шантажировать владельца Старого Дома, но все герои ведут себя согласно рыцарскому коду чести: сэр Гюг предлагает все свое имущество Кларенсу, лишая наследства свою дочь; Люсетта жертвует все своему кузену; капитан Феншау не отказывается от руки Люсетты, несмотря на то, что его невеста оказывается без приданного. И все же это не предотвращает надвигающейся трагедии - сэр Гюг умирает от рокового выстрела Ла-Гога. Сам Ла-Гог погибает в пожаре, а молодые герои женятся - Люсетта выходит замуж за капитана Феншау, Кларенс сочетается браком с его сестрой - Идой. Несмотря на напряженность и трагичность повествования, роман имеет счастливую концовку, выдержанную в духе поэтики массовых произведений.

Следует отметить, что, несмотря на разветвленную систему характеров, множество повествовательных деталей, отступлений и включений, роман был переведен на русский язык почти полностью, с подробным сохранением его структуры: как в оригинале, так и в переводе роман состоит из шести книг с соответствующим делением на главы, с эквивалентным переводом названий этих глав.

Каждая книга тематически озаглавлена в соответствии с сюжетной линией, связанной с одним из главных героев или поворотом в сюжете романа: Пролог, кн. I - «Люсетта и ее обожатели» (Lucetta and Her Lovers), кн. II - «Розыски» (The Expedition), кн. III - «Кларенс Четуинд» (Clarence Chetwynd), кн. IV - «Ренальд Феншау» (Rainald Fanshaw), кн. V - «Ида Феншау» (Ida Fanshaw), кн. VI - «Духовная сэра Гюга» (Sir Hugh's Will).

Само название произведения - «Old Court» - переводчик передал довольно нейтрально - «Старый дом», не донеся до читателя величие и мрачный оттенок, заложенные в него на английском языке. В этом случае более подходящим было бы название «Старый замок». Но, так или иначе, сохраняя в заголовке слово «старый», переводчик всё же фиксирует определенную готическую семантику заглавия подлинника, указывающее не только на топос, где происходят основные действия романа, но и, по выражению В. Э. Вацуро, на «центральный метафорический образ с закрепленным значением, предопределявшим дальнейшее движение поэтических тем» [1, c. 85].

Тот факт, что переводчик почти не позволял себе пропуска текста при переводе, говорит о том, что, вопервых, он был специалистом, и, во-вторых, относился к своим обязанностям достаточно серьезно, с уважением к оригиналу. Это тем более важно подчеркнуть, что в конце 1860-х гг. в России всё еще существовал и другой подход к переводному тексту, особенно относящемуся к массовой литературе, - свободная его адаптация, упрощение идейного содержания ради донесения в доступной форме широкому кругу читателей. В переводе романа «Старый дом» переводчик пропустил лишь несколько абзацев текста в начале и заключении, содержащих в целом незначительные для всего повествования детали и диалоги. Такой подход позволил сохранить композицию произведения, его идеологическую основу и ключевой конфликт, решаемый в романтическом ключе.

Главная идея, характерная для социально-криминального романа, - высшая справедливость, неизбежность расплаты даже за случайное преступление, совершенное даже против недостойного человека, - проходит через все повествование романа и перекликается с проблематикой произведений У. Годвина и Э. БульвераЛиттона. Сэр Гюг мучается угрызениями совести, ведет замкнутый образ жизни. При этом герой готов отдать все свое состояние, чтобы выполнить обещание, данное Эмайсе и следовать кодексу чести (как и герой У. Годвина Фолькленд). При этом даже после смерти он не может быть реабилитирован в глазах общества:

Эйнсворт, следуя традиции английского социально-криминального романа, объясняет жизненные перипетии героя роком, судьбой и вводит в повествование такие метафоры, как «relentless fate», «an ignominious end», «retribution, long delayed», которые довольно удачно были переведены русским переводчиком: «непримиримая судьба», «бесславная кончина» и «возмездие, так долго медлившее», соответственно. При этом автор настойчиво подчеркивает присутствие тайны в жизни сэра Гюга, так и оставшейся до конца не разгаданной светом: «mysterious career» - «таинственная жизнь».

Вместе с тем Эйнсворт вводит множество юридических терминов, создавая детективный антураж повествования, такие, как «proofs», «guilty», «punishment», «verdict», «fratricide». В русском тексте данные авторские интенции были поняты и поддержаны соответствующим выбором слов: «доказательства», «обвинить», «приговор», «братоубийца». А такой простой термин, как «наказание», переводчик предпочел донести до читателя как «кара», усиливая мотив судьбы и рока, подчеркивая идею неотвратимости наказания, сформулированную в оригинале.

Основная сюжетная линия связана, как было показано выше, с образом сэра Гюга. Однако, используя художественные находки «сенсационного» романа, Эйнсворт вплетает в романное повествование любовные линии, которые, как правило, либо отсутствовали, либо не были четко прорисованы в раннем социальнокриминальном и ньюгейтском романах. Эти линии связаны с двумя парами образов: Люсетты и капитана Феншау, Кларенса-младшего и Иды Фэншау. Чувства этих героев писатель последовательно проводит через испытание, связанное с прошлым поступком главы семьи - сэра Гюга. Все они с честью выдерживают проверку, преодолевая рок и показывая, что ради своих чувств и счастья ближнего они готовы жертвовать материальными благами и социальным статусом. Эти персонажи решены автором в романтическом ключе: все они красивы и внешне, и внутренне, близки к идеалу. Вот, например, каким представлен читателям образ Люсетты.

Очевидно, что писатель использует романтические клише для описания образа героини «perfectly symmetrical», «exquisite proportions», «Oriental splendor», «forehead smooth and white as Parian marble». Русский переводчик с пониманием отнесся к передаче данного образа и попытался использовать соответствующие русские словосочетания, избегая порой семантического повтора или находя более сложные, но более точно передающие смысл конструкции: «восхитительная соразмерность», «глаза, формою и блеском, напоминающими глаза восточных красавиц», а в последнем случае заменил нейтральное слово «forehead» - «лоб» - на более поэтическое «чело, гладкое белое как паросский мрамор».

На фоне таких благородных героев резко очерчен образ Ванделера Ла-Гога, представляющего собой сложный персонаж - с одной стороны, он - жертва обстоятельств, но с другой - это человек, способный попрать любые нравственные законы и сам с легкостью идущий на преступление (он шантажирует сэра Гюга, пытается настроить Кларенса против своего дяди, крадет завещание и т.д.). То, что это отрицательный герой-злодей, автор пытается донести до читателя с первого момента его появления.

Характерно, что портрет Ла-Гога дан глазами слуги, в связи с чем в его обрисовку привносится ирония. Используя эпитеты с положительной окраской («imposing», «gorgeous», «fashionable», «consequential», «prominent»), писатель все же наделяет его отталкивающими чертами («showily dressed», «salient features», «Napoleonic cast»), что не позволяет назвать его джентльменом. Вся псевдовозвышенность образа теряется, когда читатель узнает, что он напоминает Наполеона, увиденного в карикатурах журнала «Панч». Таким образом, при отрицательных качествах Ла-Гога, его невозможно воспринимать как готического героя-злодея, это - попытка изобразить среднего преступника-мстителя, вошедшего в художественную систему героев криминального романа.

Переводчик использовал всевозможные доступные средства, чтобы донести авторскую иронию в адрес героя до русского читателя. Так, эпитет «внушающий» был взят им в кавычки, чтобы адекватно транслировать мысль оригинала. Сочетание «salient features» было передано как «резкие черты», «consequential air» - как «надутый вид», что усилило негативную окраску. Переводчик привносит и здесь свои оттенки фразой: «Он был уже не первой молодости, и росту приземистого», чего нет в оригинале и что добавляет отталкивающие оттенки в образ, поэтому читателям не оставалось сомнения по поводу того, какая функция будет выполняться данным героем и что именно ему другие герои будут вынуждены оказывать моральное сопротивление.

Вместе с тем в романе Эйнсворта достаточно четко прослеживается связь с «готическим» романом, что было характерно для поэтики английского социально-криминального романа в целом. Особенно очевидно это наблюдается в хронотопе «Старого дома». Здесь, как и в классическом готическом романе, действие «разворачивается под знаком замка, который в соответствии с эстетикой Берка погружен в полумрак, имеет вид мрачный и величественный, рождая ощущение таинственности, неопределенности, ирреальности происходящего» [2, c. 8]. Причем описание замка играет и психологическую функцию (психологизированный пейзаж, по определению В. Э. Вацуро [1, c. 110]), именно через его описание показано эмоциональное состояние героев.

Замок не всегда представлен как мрачное, зловещее место. Молодому, полному надежд герою он видится в несколько ином свете:

В этом описании интерьера Эйнсворт использует множество знаковых образов: «somber rooms», «the black oak panels», «heavy curtains», «ancient tomes», что создает сумрачную обстановку, в которой могут произойти странные события. Тем не менее, Осборн (или Кларенс-младший) восхищен увиденным, несмотря на то, что впервые попал в незнакомую обстановку, т.к. герой чувствует генетическую связь с окружающим его миром. А галерея семейных портретов непосредственно отсылает нас в прошлое, когда и совершилось страшное преступление. Портрет, по аналогии с мотивами и деталями готического романа, здесь «не предмет, а сюжетообразующий мотив» и «имеет какую-то, еще непонятную им, связь с их собственно судьбой. Это предчувствие - “голос крови”, а связь - родовая» [Там же, c. 188].

Эта концепция звучит достаточно ясно под пером русского переводчика: «мрачные комнаты», «тяжелые занавеси», «древние тома», при этом слово «black» он переводит как «почерневшие», что усиливает акцент на истории старого дома, а фраза «век давно минувший» добавляет напряжения в описание. Транслируя эмоциональное состояние героя, переводчик также выбирает более эмоционально окрашенные единицы «was charmed» - «был в восторге», «delighted him» - «пленила его», что несколько романтизирует топос замка.

Характерно, что в зависимости от состояния главного героя происходит и трансформация хронотопа. В этом случае описание замка, по наблюдению В. Э. Вацуро, «никогда не бывает нейтральным; он оказывается здесь мощным суггестирующим средством. <…> Готический замок рисуется обычно на фоне мрачного ландшафта, вызывающего дурные предчувствия» [Там же, c. 86]. Подобное явление мы наблюдаем при описании интерьера того же замка, но уже во время болезни сэра Гюга, вызванной посещением Ла-Гога и воспоминаниями о содеянном.

В этом описании мрачные краски уже ничем не нейтрализуются, а наоборот - сгущаются. Такие эпитеты, как «dull», «cast over», «impending» формируют зловещую и гнетущую атмосферу, предвещающую еще более страшные события. Переводчик, волей или неволей, вводит в повествование свои оттенки: он добавляет сравнение, отсутствующее в оригинале «словно новое мрачное облако спустилось на его стены», которое, несмотря на многословность, акцентирует внимание на образе неотвратимой беды. «Catastrophe impeding» - «катастрофа неминуема» в русском тексте появилось в виде «Как будто ежеминутно грозила ему какая-то ужасная катастрофа», увеличивая напряжение повествования романа.

На основе образа главного героя автор пытается решить проблему ответственности за свои поступки перед собой и обществом, рассматривает конфликт между кодексом чести и личным счастьем персонажа. Для описания психологического состояния героя Эйнсворт использует характеристику повествователя, других персонажей, а также самоанализ и самооценку героя. Перед смертью сэр Гюг успевает исповедоваться своей дочери Люсетте, для которой вся жизнь отца представлялась тайной и которая ничего не знала до этого момента о клятве, данной им Эмайсе в молодости и висевшей над всей семьей как рок.

В приведенном отрывке особая тональность речи сэра Гюга формируется вследствие использования высокой метафоричности речи, отчасти шаблонизированной: «fatal night», «cloud has hung over me», «darkened my life», «gathering more thickly than ever». Пафос признания напоминает откровения преступников, выведенных в произведениях предшественников Эйнсворта, в частности, Э. Бульвера-Литтона и У. Годвина. Исповедь становится неотъемлемой составляющей образа преступника социально-криминального романа.

Русский переводчик точно улавливает смысл оригинала, в котором речь идет о раскаянии и угрызениях совести, мучавших героя всю жизнь. Он старательно передает ключевые образы в речи главного героя: «роковая ночь», «мрачное облако», «помрачило всю жизнь мою», «собираться мрачнее, зловещее, чем когданибудь». Примечательно, что мотив наказания, рока метафоризирован через образ облака, нечто висящее над персонажем и способное настигнуть его в любую минуту.

Итак, представленный анализ перевода романа У. Эйнсворта показывает, что факт обращения к этому «сенсационному» роману английского писателя в 1867 г. не случаен, а обусловлен всей историколитературной ситуацией в России этого периода. Этот перевод приходится на вторую, самую плодотворную фазу восприятия английского социально-криминального романа. Очевидно, что русскому переводчику оказались близки и понятны проблемы, идеи и образы, изображенные в романе «Старый дом», он попытался донести их до русского читателя в доступной и адекватной форме. В данном переводе отразился процесс становления новой концепции и, соответственно, эстетики жанра социально-криминального романа в русской литературе: введение поэтики готического романа в повествование, глубокий психологизм повествования, характерный хронотоп и романтическое изображение героев-любовников. Все эти новации использовались в произведениях русских авторов, порой трансформируясь в новые формы и модели. Переводы романа помогали русской прозе в выработке критериев и принципов создания художественного повествования в криминальной прозе, одновременно воспитывая среднего, массового читателя и подготавливая его к восприятию произведений подобного жанра на русской почве.

Список литературы

1. Вацуро В. Э. Готический роман в России. М.: Новое литературное обозрение, 2002. 544 c.

2. Григорьева Е. В. «Готический» роман и своеобразие фантастического в прозе английского романтизма: автореф. дисс. … канд. филол. наук. Л.: ЛГПИ им. Герцена, 1989. 17 c.

3. Энсворт В. Старый дом. Переводы отдельных романов. СПб.: Изд-во Н. Львова, 1867. 406 с.

4. Ainsworth W. H. The Old Court. L. - N. Y.: Ward, Lock & Co, 1880. 424 p.

Размещено на Allbest.ru