Теория мотива в литературоведении

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Теория мотива в литературоведении

Л.В. Гармаш

Мотив как одна из важнейших категорий поэтики является предметом научного внимания многих литературоведов с начала XX столетия. В настоящее время существует достаточно большое количество работ ученых, посвященных как анализу отдельных мотивов в рамках одного произведения, в творчестве того или иного автора или литературного направления, так и разработке теоретической базы мотивного анализа. К ним относятся прежде всего труды таких выдающихся исследователей, как А. Веселовский, Б. Томашевский, В. Шкловский, В. Пропп, О. Фрейденберг, К. Леви-Стросс, А. Скафтымов, Б. Путилов, Г. Краснов, В. Тюпа и др.

Несмотря на широкое использования понятия «мотив» и многочисленные попытки дать ему определение, мы вынуждены согласиться с В.Е. Хализевым, констатировавшим, что «исходное, ведущее, главное значение данного литературоведческого термина поддается определению с трудом» [31, с. 301]. К подобному же выводу приходит О.Н. Русанова, относящая категорию мотива к «одной из наиболее пластичных форм художественного моделирования» [20, с. 120-121].

Пожалуй, единственное, в чем взгляды всех исследователей совпадают, - это повторяемость как характерная черта мотива. Она проявляется не только в рамках отдельного произведения. Ученые выделяют мотивы, определяющие особенности индивидуального стиля того или иного автора, характерные для какого-либо литературного направления, эпохи, а если это мифологемы, то и человеческой культуры в целом.

В широком смысле мотив понимается как структурно-семантическая единица, способная функционировать на разных уровнях художественного текста - идейно-тематическом, сюжетном, повествовательном, композиционном, пространственно-временном, персонажном и др. Форма его бытования в тексте может быть самой разнообразной: тема, идея, образ, слово, предмет, персонаж, художественная деталь и т.д. «Протеизм» данного термина объясняется прежде всего тем, что мотив тесно связан со многими другими литературоведческими понятиями, в первую очередь, с темой и идеей художественного произведения.

Общим для мотива и темы является их повышенная семантическая значимость в художественном произведении, зафиксированная в виде ключевых слов. Подобным образом вычленяет семантическое зерно романа «Обломов» И.А. Гончаров, отмечая, что «мотив погасания есть господствующий в романе, ключом или увертюрой которому служит глава Сон» [8, с. 473]. Представление о литературном произведении как о сложноорганизованном единстве выраженных в слове «образов, действий и положений» и коррелирующих с ними высказываний писателя, повествователя и персонажей было высказано еще в 1876 году Л.Н. Толстым [25, с. 784]. В том же письме он уподобил художественное произведение «лабиринту сцеплений» [Там же, с. 785], что ведет, с нашей точки зрения, к пониманию литературного текста как сложно организованной системы семантически значимых элементов - мотивов. Широко известно подобное наблюдение А. Блока о лирическом произведении: «Всякое стихотворение - покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся как звезды. Из-за них существует произведение» [4, с. 84]. Именно такие слова, обладающие особой смысловой нагрузкой, формируют тематическое ядро литературного текста и в то же время складываются в систему его ключевых мотивов.

Через категорию темы литературного произведения мотив определяется в работах Б.В. Томашевского и В.Б. Шкловского. Ученые рассматривают мотив в качестве смыслового центра как отдельного высказывания, так и целого текста. Томашевский соотносил тему и мотивы как общее и частное. По его мнению, тему можно разложить на такие элементарные единицы, которые, подобно атомам, «уже нельзя более дробить» [26, с. 185], т.е. мотивы. Отличие двух подходов заключается в том, что у Томашевского мотив неразрывно соединен с фабулой произведения, а у Шкловского мотив является элементом сюжета. В современном литературоведении взглядов Шкловского придерживается Г.В. Краснов [13].

Разумеется, часто бывает так, что для воплощения своего замысла автор использует довольно большое количество отдельных мотивов, взаимодействующих между собой различными способами. Мотив может выполнять некую локальную функцию, например, выступать в качестве характеристики того или иного персонажа, создавать определенную атмосферу в произведении и т.д. В подобных случаях отдельный мотив или система мотивов служит для воплощения темы произведения в целом, как средство ее «развития, расширения и углубления» [5, с. 234]. Однако мы не видим противоречия в отождествлении темы и мотива, если понимать под темой «значения ключевых слов, то, что ими фиксируется» [31, с. 55], так как именно мотивы зачастую выступают в тексте в виде ключевых слов. Здесь мы бы различали тему как некое обобщение тех событий, которые легли в основу произведения, и мотив как конкретную реализацию абстрактных понятий в словесно выраженной форме. Если они совпадают, то тема и мотив отождествляются, как, например, в анализе повести И.С. Тургенева «После смерти (Клара Милич)», где «тема любовного соединения мертвого и живого» [12, с. 239] воплощена в соответствующих мотивах.

Размытость и некоторая неопределенность понятия «мотив» обусловлена также тем, что форма его существования в тексте может быть практически любой. Однако именно эта особенность мотива делает его незаменимым инструментом интертекствуального анализа, где он рассматривается в рамках системы «текст-смысл». «При этом, - пишет Б.М. Гаспаров, - в роли мотива может выступать любой феномен, любое смысловое «пятно» - событие, черта характера, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово, краска, звук и т.д.; единственное, что определяет мотив, - это его репродукция в тексте...» [7, с. 30-31]. Размывание границ текста произведения, отказ от любых «дискретных единиц» (персонажей, фабулы, сюжета и т.д.) приводит к тому, что мотив играет роль семантического ядра, вокруг которого формируется текст: «мотивы репрезентируют смыслы и связывают тексты в единое смысловое пространство, - такова наиболее общая формула интертекстуальной трактовки мотива» [22, с. 56]. Текст рассматривается как сетка взаимосвязанных мотивов. Благодаря ассоциативным связям и различного рода параллелям мотивы становятся теми силовыми линиями, которые включают отдельное произведение в общекультурный контекст, превращая его в «бездонную “воронку”», втягивающую в себя «не ограниченные ни в объеме, ни в их изначальных свойствах слои из фонда культурной памяти» [7, с. 291]. Диалектический подход Б.М. Гаспарова базируется на том, что расширение семантического поля текста за счет внесения в него бесконечного количества новых элементов и наращение внутритекстовых связей тем самым утверждает целостность текста [Там же, с. 284], но уже на новом, более глубоком уровне понимания: «смысловая целостность текста должна не уменьшаться, а увеличиваться» [Там же, с. 300].

Интертекстуальность мотива обусловлена таким его свойством, как повторяемость. Не случайно, например, Ф.К. Сологуба называли «поэтом смерти», т.к. образ смерти является наиболее характерным для его творчества и составляет ядро мировоззренческих представлений известного представителя русского символизма. Мотивы, заимствованные художественной литературой из древних сказаний и мифов, принято называть «мифологемами» или «архетипическими мотивами». Это могут быть юнговские архетипы - тень, анима, ани- мус, ребенок, мудрый старик, трикстер и т.д., образы, почерпнутые из религиозно-философских источников (например, библейский блудный сын), или ставшие нарицательными герои мировой литературы (Фауст, Дон-Кихот), базовые категории человеческой культуры и природы - дом, дорога, месть, память, хаос и космос, свет и тьма, добро и зло и др. Круг исследований, посвященных анализу мифологем на различном материале, в последние десятилетия активно расширяется, включая в себя как отдельные статьи, посвященные эволюции мотива в разные исторические периоды [9; 31], так и обобщающие диссертационные исследования [1; 16].

На тесную связь между мотивом и сюжетом первоначально указали ученые-фольклористы на рубеже XIX-XX века. В литературоведении под термином «сюжет» понимается «художественно целенаправленный ряд событий, ситуаций и коллизий (поступков, положений, в том числе конфликтных, и состояний героя) в мире персонажей» [6, с. 500]. По мнению А.Н. Веселовского, мотив составляет основу сюжета литературного произведения, представляя собой «простейшую повествовательную единицу» [Там же]. Мотив, особенно если он выступает в качестве сюжетогенерирующего элемента, наделен свойством предикативности.

К важнейшим принципам повествовательного мотива относится принцип системности. Впервые обозначенный в работах учено- го-фольклориста И. Мандельштама уже в конце XIX века, он будет сформулирован в работах О.М. Фрейденберг: «Случайных, не связанных с основой сюжета мотивов нет» [29, с. 222]. Мотив рассматривается ученым как образная единица сюжета, которая подчиняется определенным закономерностям литературного повествования. К подобным выводам приходит также В.Я. Пропп: «Мотив может быть изучаем только в системе сюжета» [19, с. 7]. О продуктивности рассмотрения мотива как составляющей сюжета свидетельствует активная работа, которая ведется современными российскими учеными над составлением словаря сюжетов и мотивов русской литературы [14; 17; 23; 27; 29].

Функциональная нагрузка мотива различна. Во-первых, необходимо учитывать классификацию Б. Томашевского, который выделял две группы мотивов. В одну входят статические мотивы, не влияющие на ход событий, в другую - динамические мотивы, «изменяющие ситуацию» [26, с. 185]. Во-вторых, мотивы могут выполнять сюжетогенерирующую функцию. Сюжетообразующий потенциал мотива раскрывают А.Л. Бем, Ю.В. Шатин, Ю.В. Доманский и другие ученые.

Характерной чертой танатологических мотивов является их сюжетозавершающая роль в сюжете, как это продемонстрировано Ю.М. Лотманом в методологически важной, с нашей точки зрения, статье «Смерть как проблема сюжета» [15]. Раскрывая суть проблемы концовки литературного произведения, ученый соотносит ее с проблемой человеческой кончины. Поэтому концовка считается «сильной позицией» для танатологических мотивов, что прослеживается и в текстах русских символистов (например, в «Возврате», «Кубке метелей», «Серебряном голубе», «Петербурге» Андрея Белого, «Мелком бесе» Ф. Сологуба, «Огненном ангеле» и «Алтаре Победы» В. Брюсова). Часто такая концовка совпадает с кульминацией произведения.

В современном литературоведении активно разрабатывается прагматическая теория мотива, исходной установкой которой стала идея Е.М. Мелетинского о ведущей роли предикативного начала в структуре мотива [18, с. 117]. Лингвистическая прагматика порождает представление о типологическом подобии мотива в повествовании слову в предложении. Для прагматической теории актуальной является понимание мотива как тема-рематического единства [27,с. 12], благодаря чему мотив становится сюжетопорождающей категорией художественного повествования. Соединяя представления о семантической природе мотива, его структуре и соотносимости с темой произведения, прагматическая концепция является, по мнению современного исследователя, «наиболее адекватной изучению художественной литературы нового времени» [22, с. 65].

Первоначально проблема повествовательного мотива была поставлена в фольклористике. К основным свойствам мотива относили семантическую целостность (А.Н. Веселовский), образный характер и эстетическую значимость (А.Н. Веселовский, О.М. Фрейденберг), т. е. мотив понимается как неразложимое целое «с точки зрения своей образной, эстетически значимой семантики» [Там же, с. 21], связанное с сюжетным действием (событием). Выделенные В. Проппом обобщенные функции мотива с точки зрения дихотомической теории позволяют рассматривать их как инварианты, несущие основную семантическую нагрузку, а конкретные формы реализации этих функций - как варианты минимальных сюжетных элементов литературного произведения.

Мотив становится одним из основных средств нарративного анализа в работах К.А. Жолковского и Ю.К. Щеглова. В отличие от Б.М. Гаспарова, который разделяет понятие мотива и лейтмотива по принципу однократности (мотив) и повторяемости (лейтмотив) [7, с. 30], Жолковский и Щеглов объединяют оба понятия в едином представлении об «инвариантном мотиве» [11, с. 19]. мотив сюжет танатологический

С точки зрения синтактики повествования мотив включен в нарративную структуру произведения, будучи соотнесенным с точками зрения субъектов речи (повествователя, рассказчика, героя и т.д.). В зависимости от нарративной инстанции М. Бахтин различает два способа повествования о смерти - «извне» и «изнутри» [2, с. 374]. В современной нарратологической поэтике принято выделять различные фокусы наблюдения (точка зрения того, кто непосредственно воспринимает происходящее событие) и речевые характеристики нарратива (кто сообщает о событии) [28, с. 57, 65]. Три вида фокализации описывает Ж. Женетт. Во-первых, «нулевая» фокализация, когда повествование ведет «всесведущий» нарратор, во-вторых, «внутренняя» - с позиции персонажа, и, в третьих, «внешняя» - объективный нарратор не способен проникнуть в сознание действующих лиц [10, с. 205-209].

Заметим, что все названные классификации не исчерпывают существующих нарративных стратегий, поэтому в процессе анализа танатологического нарратива необходимо обращаться к тем, которые наиболее точно помогают определить его особенности в каждом конкретном случае. Так, сказовый повествователь в «Серебряном голубе» А. Белого, в соответствии с типологией В. Тюпы, наделен ограниченной точкой зрения, т.е. является объективным нарратором, и в то же время способен проникать в сознание героя, что позволяет отнести его одновременно к «всесведущему» нарратору.

Даже наиболее полная классификация В. Шмида не может претендовать на всеохватность описания существующих позиций нарратора, сам ученый признает ее условность и высокую степень абстракции. В ней выделены четыре позиции:

недиегетический нарратор с нарраториальной точкой зрения («не являющийся персонажем в повествуемой истории»);

диегетический нарратор с нарраториальной точкой зрения («присутствующий как повествуемое „я” в истории применяет точку зрения „теперешнего”, т. е. повествующего „я”»);

недиегетический. нарратор с персональной точкой зрения («занимает точку зрения одного из персонажей, который фигурирует как рефлектор»);

диегетический нарратор с персональной точкой зрения («повествует о своих приключениях с точки зрения повествуемого „я”») [33, с. 129-130].

Для более детального анализа необходимо, по мнению Р. Красильникова, дополнить существующие классификации смешанными типами нарративных инстанций. Во-первых, это так называемая «смерть изнутри, но извне», которая характерна для повествовательной ситуации, в которой «рассказ ведется от первого лица, но при этом описывается чужое умирание, чужая смерть и своя реакция (танатологическая рефлексия) на нее» [12, с. 191]. Во-вторых, «смерть извне, но изнутри». В этом случае «повествование ведется от третьего лица, но «всеведущий» автор излагает мысли умирающего или наблюдающего за смертью персонажа» [Там же, с. 192].

В семантической структуре мотива А.И. Белецкий выделил две дихотомические составляющие - инвариант и его фабульные варианты [3], в чем, по мнению современного исследователя, проявляется действие «принципа дуальной природы мотива - как единицы художественного языка, наделенной обобщенным значением, и как единицы художественной речи, наделенной конкретной семантикой, коррелирующей с фабульным действием, героями, обстановкой» и т.д. [22, с. 24]. В работах В.Я. Проппа обобщенный мотив-инвариант рассматривается в качестве функции действующего лица сказки или мифа.

Дихотомическая концепция мотива получила свое завершенное теоретическое оформление в трудах А. Дандеса, Л. Парпуловой, И.В. Силантьева и др. ученых. В последнее время она все чаще привлекает внимание литературоведов. Инвариантные формы мотива выделяет Н.Д. Тамарченко, который полагает, что их количество ограничено, в отличие от вариантов мотива, получающих конкретное воплощение в сюжете литературного произведения [24, с. 231]. Модель «инвариант мотива - вариант мотива» представлена также в работах Б.Н. Путилова, А.К. Жолковского, Ю.К. Щеглова, Ю.В. Шатина. Согласно дихотомической теории мотива, его структура складывается из инварианта (мотифемы) и вариантов (алломотивов) [21, с. 47-48].

Важнейшие этапы истории изучения понятия «мотив» в литературоведении и фольклористике изложены в монографии И. Силантьева «Поэтика мотива» [21]. Ученый выделил несколько направлений в трактовке мотива: семантическое, морфологическое, тематическое, психологическое, дихотомическое и др. На сегодняшний день ему принадлежит наиболее полное определение мотива как одного из существенных понятий нарративной поэтики: мотив - «это повествовательный феномен, инвариантный в своей принадлежности к языку повествовательной традиции и вариантный в своих событийных реализациях, интертекстуальный в своем функционировании и обретающий эстетически значимые смыслы в рамках сюжетных контекстов, соотносящий в своей семантической структуре предикативное начало фабульного действия с его актантами и определенными пространственно-временными признаками» [22, с. 88].

Таким образом, исследование понятия «мотив» имеет продолжительную историю и, несмотря на то, что существует ряд противоречий в определении данного понятия, на сегодняшний день выделены его сущностные характеристики, а сам он стал одним из наиболее эффективных инструментов литературоведческого анализа.

Литература

Афанасьева Т.С. Литературная архетипика и мотивно-образная система дилогии И. Ильфа и Е. Петрова: дис. на соискание ученой степени канд. филол. наук: 10.01.01 «Русская литература» / Т.С. Афанасьева. - Магнитогорск, 2009. - 186 с.

Бахтин М.М. Собрание сочинений: в 7 т. / М.М. Бахтин. - Т 5. - М.: Русские словари, 1997. - 732 с.

Белецкий А.И. В мастерской художника слова / А.И. Белецкий. - М.: Высш. шк., 1969. - 169 с.

Блок А.А. Записные книжки. 1901-1920 / А.А. Блок. - М.: Худож. лит., 1965. - 663 с.

Введение в литературоведение: [учеб. пособие] / [Чернец Л.В., Ха- лизев В.Е., Эсалнек А.Я. и др.]; под ред. Л.В. Чернец. - М.: Высш. шк., 2004. - 680 с.

Веселовский А.Н. Поэтика сюжетов / А.Н. Веселовский. Историческая поэтика. - Л.: Худож. лит., 1940. - 649 с.

Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века / Б.М. Гаспаров. - М.: Наука; Восточная лит., 1993. - 304 с.

Гончаров И.А. Собр. соч.: в 8 т. / [ред. С.И. Машинский, В.А. Нед- звецкий, К.И. Тюнькин; вступ. ст. К.И. Тюнькина]. - Т 8. - М.: Худож. лит., 1977. -1980. -762 с.

Доманский Ю.В. Архетипические мотивы в русской прозе XIX века. Опыт построения типологии / Ю.В. Доманский // Литературный текст: проблемы и методы исследования. - Вып. 4: Сборник научных трудов. - Тверь: Изд-во Тверского государственного ун-та. 1998. - С. 14-21.

Женетт Ж. Фигуры: в 2 т. / Ж. Женетт. - Т.2. - М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. - 472 с.

Жолковский А.К. Работы по поэтике выразительности: Инварианты

Тема - Приёмы - Текст / А.К. Жолковский, Ю.К. Щеглов. - М.: Прогресс, Универс, 1996. - 344 с.

Красильников Р.Л. Танатологические мотивы в художественной литературе: дис. на соискание ученой степени д-ра филол. наук: 10.01.08 «Теория литературы» / Р.Л. Красильников. - М., 2011. - 544 с.

Краснов Г.В. Мотив в структуре прозаического произведения: К постановке вопроса / Г.В. Краснов // Вопросы сюжета и композиции. [Вып. 4].

Горький: Изд-во ГГУ, 1980. - С. 69-81.

Лирические и эпические сюжеты и мотивы в русской литературе: [сб. науч. тр. / Институт филологии СО РАН; отв. ред. Е.Ю. Куликова]. - Новосибирск, 2012. - Серия «Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы». - Вып. 10. - 299 с.

Лотман Ю.М. Смерть как проблема сюжета // Ю.М. Лотман и тарту- скомосковская семиотическая школа. - М.: Гнозис, 1994. - 547 с.

Майкова А.Н. Интерпретация литературных произведений в свете теории архетипов Карла Юнга: дис. на соискание ученой степени канд. фи- лол. наук: 10.01.01 «Русская литература»/ А.Н. Майкова. - Москва, 2000.

168 с.

Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы. От сюжета к мотиву / Под ред. В.И. Тюпы. - Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1996. - Вып. 1. - 268 с.

Мелетинский Е.М. Семантическая организация мифологического повествования и проблема создания семиотического указателя мотивов и сюжетов / Е.М. Мелетинский // Ученые записки Тартуского государственного университета. - Вып. 635. - Тарту, 1983. - С. 115-125.

Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки / В.Я. Пропп. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. - 364 с.

Русанова О.Н. Мотив в аспекте исторической поэтики / О.Н. Русанова // Вестник ТГПУ 2006. - Вып. 8 (59). Серия: Гуманитарные науки (филология). - С. 120-126.

Силантьев И.В. Поэтика мотива / И.В. Силантьев. - М: Языки славянской культуры, 2004. - 296 с.

Силантьев И.В. Мотив в системе художественного повествования: дис. на соискание ученой степени д-ра филол. наук: 10.01.08 «Теория литературы» / И.В. Силантьев. - Новосибирск, 2001. - 278 с.

Материалы к Словарю сюжетов и мотивов. Сюжет и мотив в контексте традиции / Под ред. Е. Ромодановской. - Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1998. - 268 с.

Тамарченко Н.Д. Мотив / Н.Д. Тамарченко, Л.Е. Стрельцова. Литература путешествий и приключений. Путешествие в «чужую» страну. - М.: Аспект Пресс, 1994. - С. 229-231.

Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 20 т. / Л.Н. Толстой. - Т. 17. - М.: Худож. лит., 1984. - 821 с.

Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика / Б.В. Томашевский.

М.: Аспект Пресс, 1996. - 334 с.

Тюпа В.И. Словарь мотивов как научная проблема / В.И. Тюпа, Е.К. Ромодановская // Материалы к Словарю сюжетов и мотивов русской литературы. - Вып. 1: От сюжета к мотиву / Под ред. В.И. Тюпы. - Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 1996. - С. 3-15.

Тюпа В.И. Анализ художественного текста / В.И. Тюпа. - М.: Изд. центр «Академия», 2006. - 336 с.

Тюпа В.И. Тезисы к проекту словаря мотивов / В.И. Тюпа // Дискурс.

№ 2. - Новосибирск, 1996. - С. 52-55.

Фрейденберг О.М. Система литературного сюжета / О.М. Фрейден- берг // Монтаж. Литература, Искусство, Театр, Кино. - М.: Наука, 1988.

С. 216-236.

Хализев В.Е. Теория литературы / В.Е. Хализев. [3-е изд.. испр. и доп.]. - М.: Высш. шк., 2002. - 437 с.

Шатин Ю.В. Архетипические мотивы и их трансформация в новой русской литературе / Ю.В. Шатин // «Вечные» сюжеты русской литературы. «Блудный сын» и другие: [сб. науч. тр. / отв. ред. Е.К. Ромодановская, В.И. Тюпа]. - Новосибирск: Ин-т филологии СО РАН, 1996. - С. 29-41.

Шмид В. Нарратология / В. Шмид. - М.: Языки славянской культуры, 2003. - 312 с.

Размещено на Allbest.ru