Своеобразие субъектной организации повествования в романе Ю.К. Олеши "Зависть"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Своеобразие субъектной организации повествования в романе Ю.К. Олеши «Зависть»

Вопрос о субъекте текста выводит к понятию говорящего, автора текста. В художественном тексте в качестве субъекта выступает лирический герой в лирике и повествователь («образ автора», по В.В. Виноградову) в нарративе. В коллективной работе Г.А. Золотовой, Н.К. Онипенко, М.Ю. Сидоровой [1] предложена следующая классификация субъектов высказывания (под субъектом понимается предицируемый компонент, который может быть не только личным, но и отвлечённым): S1 (субъект базовой модели), S2 (каузатор), S3 (авторизатор), S4 (говорящий) и S5 (адресат). Опираясь на эту модель, исследуем субъектную организацию романа Ю.К. Олеши «Зависть».

В первой части романа повествование ведётся от лица одного из главных героев романа Николая Кавалерова, то есть он и является здесь говорящим, за исключением некоторых вставных текстов. Рассмотрим взаимоотношение объективного содержания высказывания (диктума) и отношения к нему говорящего (модуса).

Субъектом базовой модели и каузатором, которые относятся к зоне диктума, в большинстве предикативных конструкций с типовым значением «Субъект и его действие» является Андрей Бабичев: Он поёт по утрам в клозете; <…> утром он из спальни проходит мимо меня; Он поворачивает выключатель <…>; Поэтому он решил прибавить новую серию гимнастических упражнений; Обычно занимается он гимнастикой не у себя в спальне <…> [3, с. 25]. Как мы видим, здесь используются акциональные глаголы конкретно-физического действия и перемещения, а также деятельности и ментальные. Субъект базовой модели выступает целеполагающим, что свидетельствует об открытости его субъектной сферы для взаимодействия с внешним миром.

В качестве субъекта в предложениях с этим типовым значением выступает не только сам Андрей Бабичев, но и отдельные части его тела: Его спина трётся по внутренней стороне захлопнувшейся двери, и локти тыкаются в стенки, он перебирает ногами; <…> в такт шагам у него трясутся груди [Там же]. Глаза его налились кровью, он снимал и надевал пенсне, чавкал, сопел, у него двигались уши [Там же, с. 28]. Здесь Бабичев предстаёт как неодушевлённая физиологическая машина; нет человека как руководящего начала, отсутствие этого личностного человеческого начала в сочетании с «механическими» предикатами конкретнофизического действия и перемещения и обусловливает подобное восприятие.

Физиологичность Бабичева подчёркивается и предложениями со значением «Субъект и его состояние», «Субъект и его характеристика», «Отнесение к классу предметов»: Желание петь возникает в нём рефлекторно; <…> в кабинке уборной, где узко его крупному телу; В нём весу шесть пудов; Это образцовая мужская особь [Там же, с. 25]. Субъект здесь уже не активный, это не действие, а состояние, возникающее само по себе. Для вышеуказанных моделей предложений исходно несовпадение субъекта - носителя предикативного признака с говорящим. Отсутствие модусной рамки в данных предложениях свидетельствует о том, что сообщение несет объективную информацию.

Сам же Кавалеров выступает как авторизатор (субъект воспринимающий, мыслящий и чувствующий) и как говорящий. Модусная рамка предложения обнаруживает характер ментальных и речевых действий субъекта речи по отношению к содержанию высказывания.

Эти песни его можно толковать так <…>. В модальной рамке присутствует предикат ментального состояния толковать и модальный предикатив можно в неопределённо-личном употреблении, причём в этот неопределённый круг входит и сам говорящий. Происходит наложение ментальной и волюнтивной модусных рамок.

Я слышу сутолоку в кабинке уборной <…>; Я узнал о нём такое [Там же, с. 29]; Я увидел эту спину, этот тучный торс сзади, в солнечном свете, и чуть не вскрикнул [Там же, с. 32]. В перцептивных модусных рамках преобладают глаголы чувства, передающие прямое наблюдение говорящего.

В первой части романа используются обращения к слушателю как маркеры разворачивающегося перед нами процесса рассказывания. Таким образом, задействуется и зона адресата S5: Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек [Там же, с. 25]; Обращали ли вы внимание на то, что соль спадает с кончика ножа, не оставляя никаких следов <…> [Там же, с. 28]. Адресатное второе лицо встречается и в метатекстовых вставках: Он объединит все мясорубки, примуса, сковороды, краны… Если хотите, это будет индустриализация кухонь [Там же].

То, что субъект сознания является и субъектом речи, выражается Я-модусной рамкой. Ее вербализация (можно толковать так; оказалось, напоминает) - следствие определённой диалогизации монолога, полифоничности. Полисубъектность текста создаётся наличием двух субъектов - действия и речи.

Также встречаются предложения, где субъектная перспектива углубляется за счёт несовпадения S3 и S4, причём Он-модусная рамка формируется в результате раздвоения зоны S3 (говорящий передаёт не только чужое мнение, но и чужое слово): Один нарком в речи отозвался о нём с высокой похвалой:

- Андрей Бабичев - один из замечательных людей государства [Там же].

Выполняя функцию прагматически мотивированного повествователя, Кавалеров не может знать о мыслях Бабичева, но он высказывает свои предположения об этом, выдвигая и Андрея Бабичева на роль авторизатора: Ему хотелось бы самому жарить все яичницы, пироги, котлеты, печь все хлеба. Ему хотелось бы рожать пищу [Там же]; На серьёзный разговор он считает меня неспособным; Он думает, что я дурак [Там же, с. 33].

Однако если первые главы представляют собой ретроспективное описание и осмысление событий, то с пятой главы осуществляется переход к повествованию, синхронному с описываемыми событиями. Перед нами своеобразный репортаж, где настоящее актуальное время сдвигается дискретным образом, чаще всего на границах глав.

Здесь несколько иная субъектная перспектива. В повествовании усиливается роль диалогов и прямой речи персонажей. В главах, где они занимают большую часть текста, функция речи повествователярассказчика сходна с функцией ремарок в драматическом тексте. Иногда комментарии рассказчика даже графически отделяются от реплики скобками: - Ему восемнадцать лет. Он известный футболист. («Ах, футболист», - подумал я.) [Там же, с. 36]; Но это не важно. Другое важно. Он совершенно новый человек. Ну, ладно (И он вернулся к столу.) [Там же, с. 37].

После перехода к синхронному повествованию нет резкого противопоставления субъекта диктума и субъекта модуса. В некоторых случаях они совпадают, так как рассказчик говорит также и о себе: Он выходит на балкон. Я подхожу к окну. Оба мы смотрим на улицу [Там же, с. 38]. Как можно видеть, действующий и говорящий субъекты совпадают в лице Кавалерова. Здесь представлены не столько интерпретация и оценка, сколько фиксация происходящего, «ретрансляция». Это производит впечатление меньшей субъективности повествования по сравнению с первыми главами.

Если в первых главах адресат был внешний, не принадлежащий миру текста (слушатель), то здесь у реплик Кавалерова появляется внутренний адресат. Чаще всего это Андрей Бабичев, с которым рассказчик пытается вступить в диалог: И это прекрасная судьба - правда? - если так совпадает: молодость века и молодость человека; У нас нет пути для индивидуального достижения успеха. Правда ведь? [Там же, с. 39].

Поскольку рассказчик передаёт чужую речь (причём в прямой форме), увеличивается количество субъектов, выступающих в разных ипостасях говорящего. Прежде всего, это говорящий как субъект речи, реализующийся в разнообразных речевых актах: Против кого ты воюешь, негодяй? Убирайся отсюда. Я велю тебя арестова-а-ать! [Там же, с. 38]. Также иногда персонажи реализуют роль говорящего как субъекта дейксиса, указывая на временную и пространственную локализацию сообщаемого факта: Скоро приеду. На днях [Там же, с. 67]; Вот, полюбуйтесь. Братец мой Иван [Там же, с. 38]. Слова со значением эмоционального состояния и с модальным значением проявляют говорящего как субъекта сознания: Нельзя было не растрогаться. Вы рыдали. Страшно стало вас жаль [Там же, с. 37]. А вот роль говорящего как субъекта восприятия остаётся только за рассказчиком, другими персонажами в первой части романа она не играется. Самая же распространённая роль для них - это роль субъекта речи, реализующаяся в основном через повелительные речевые акты.

Повествование Кавалерова можно разделить на две части: в I-IV главах первой части романа перед нами традиционный нарратив в перволичной форме с диегетическим повествователем (рассказчиком), принадлежащим миру текста. Рассказчик выполняет функцию, аналогичную роли повествователя в третьеличном повествовании, поэтому его обращения к слушателю напоминают традиционные обращения повествователя к читателям.

С V главы первой части перед нами своего рода синхронный репортаж, в котором время интерпретируется в речевом режиме, что нечасто встречается в нарративе. Последняя глава первой части романа (XV) представляет собой переходную форму: начиная её синхронным описанием события изнутри, далее рассказчик несколько отстраняется от него, появляется обращение к слушателю (Заметьте: человек, повернувший бинокль на удаление, начинает просветлённо улыбаться), повествование становится ретроспективным.

Метатекстовые комментарии, присущие обычно говорящему в функции повествователя, в речи Кавалерова обнаруживаются на протяжении всего повествования. Для них характерна направленность на эстетику и содержание речи. «Взгляд на мир Кавалерова - это взгляд художника» [2, с. 84]. Свою непохожесть на окружающих рассказчик постоянно подчёркивает. Сквозное, трепещущее, как надкрылья насекомого, имя Лилиенталя с детских лет звучит для меня чудесно [3, с. 52]. Кавалеров противопоставляет себя остальным (наиболее явно - Андрею Бабичеву) как человек, одарённый художническим видением мира, умеющий мыслить образно, - людям подчёркнуто рационалистичным, прозаичным.

Таким образом, субъектная перспектива высказываний является одним из дифференцирующих признаков разных повествовательных форм, позволяя отнести отдельные части романа «Зависть» к разным типам повествования.

Список литературы

художественный персонаж роман повествование

1. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М.: Изд-во МГУ, 1998. 528 с.

2. Мусагитова Г.Н. Способы эксплицирования картины мира автора в тексте: деятельностный аспект: дисс. … к. филол. н. Омск, 2005. 235 с.

3. Олеша Ю.К. Зависть. Три толстяка. Рассказы. М.: Олимп; АСТ, 1999. 512 с.

Размещено на Allbest.ru