Смерть любви в поэтическом мире Валерия Брюсова

Размещено на http://www.allbest.ru/

Смерть любви в поэтическом мире Валерия Брюсова

Наталья Владимировна Горюцкая

В становлении творческой личности Брюсова ученые неоднократно отмечали влияние эстетики немецкого романтизма на его поэзию. Следует отметить, что при этом Брюсову не столько импонировали мотивы и образы, созданные до него романтиками, сколько само их мироощущение. Характерной чертой восприятия романтического мира является неудовлетворенность всем конечным и как следствие стремление к бесконечному, запредельному. Особое внимание уделяет немецкий романтизм мистификации любви, их характерной чертой становится "восстановление" и "эмансипация плоти".

Исследователь немецкого романтизма, В. Жирмунский, отмечал, что романтики сделали чувственность основой своей мистики любви, а это означает, что они наделили чувственность святостью, которой обладает в их представлении Любовь как чувство бесконечного. В любви для романтиков заключена святость и таинство человеческой души. Вместе с любовью к женщине открываются миры иные [7]. Таким образом, Женщина в романтизме оказывается носительница божественного начала. Следовательно, через любовь к ней осуществляется познание мистических глубинных сущностей мира. Поэтому в представлении романтиков брак - высшее таинство, которое одухотворяет человеческое тело, а душа стремиться к воплощению в телесные формы.

Эти мысли о любви, о женской сущности оказались близки мистицизму символистов ХХ века и составили эстетическую основу их творчества. В 1896 году философ Василий Розанов подметил то, что есть "бесспорное и понятное" в содержании символизма, так это его "общее тяготение к эротизму". Он писал: "Эрос не одет здесь более поэзией, не затуманен, не скрыт; весь смысл, вся красота, все бесконечные муки и радости, из которых исходит акт любви <…> - все это здесь отброшено" [8, с. 205, 206]. Эротическое начало в творческой рецепции "старших" символистов становится одной из наиболее ярких сфер выявления декадентского в поэзии рубежа веков. И в этом несомненная заслуга эстетики французских "проклятых" поэтов.

По словам философа Н. Бердяева: "В падшем мире происходит космическая борьба мужского и женского принципов, мужской и женский принцип ищет не только соединения, но они и постоянно борются друг с другом как смертельные враги" [1, с. 68.]. Тютчевский образ любви как "рокового поединка" в реальности эротического быта превращается у Брюсова в дуэль между любящими существами, обреченными на смертоносную страсть: "Выходи же! иди мне навстречу! / Я последней любви не таю! / Я безумно тебя обовью, / Дикой лаской отвечу! / <…> / Но, под тем же таинственным звоном, / Я нащупаю горло твое, / Я сдавлю его страстно - и все / Будет кончено стоном" [4, с. 73].

Важно сказать о такой особенности, которую заметил еще В. Розанов, что в "сюжетах" любимых у "старших" символистов "умерло лицо, имя, прошлое человека и его будущее" [8, с. 208]. Действительно, мы не найдем конкретных имен, не увидим индивидуальных лиц любимых. Так, у Ф. Сологуба это обобщенный образ Недотыкомки, З. Гиппиус называет свою героиню Она и т.д. Вот и для Брюсова Женщина - это женщина вообще. Непременным атрибутом брюсовской героини становится Луна (cм. стихотворения "Пурпур бледнеющих губ", "Жреце Луны", "Медея" и др.). Брюсов не только облекает героиню в "лунные одежды", но называет ее именем богини мрака, ночных видений и чародейств Гекатой. Как отмечает А. Тахо - Годи, в образе богини греческой мифологии "переплетаются хтонически-демонические черты доолимпийского божества, связующего два мира - живой и мертвый" [9, с. 143]. С Луной также связан культ Диониса - вечно умирающего и вечно воскрешающего бога. По мысли М. Элиаде, луна есть воплощение "высшего престижа плодородия, периодического рождения, неисчерпаемости жизни" [12, с. 308], что символизирует непосредственное слияние Эроса и Танатоса. романтизм поэзия эстетика

Неизменно присутствует в любовной лирике Брюсова и мотив вина. Вино - вакханический символ, связанный с Дионисом, намекающий на эротизм, а также символизирует его божественную кровь, т.е. прямо отсылает к размышлению и Смерти и Возрождении. Следует также учесть, что вино - это еще и "метафора брака" (О. Фрейденберг): вино пьется при брачном обряде, также как и при жертвоприношении. О. Фрейденберг подчеркивает "единство образов жертвоприношения, пьянства, блуда и спасения", соединяющихся в мотиве вина [10, с. 85]. Надо отметить, что у Брюсова вино не только размывает границы между Злом и Добром, но и соотносится с ядом, отравой, которыми наделена возлюбленная: "Ты - женщина, ты - ведьмовский напиток! / Он жжет огнем едва в уста проник; / Но пьющий пламя подавляет крик / И славословит бешено средь пыток" [4, с. 179]. Лирическая героиня - хтоническое существо - часто отождествляется с Аидом, с царством Смерти, против которого бессилен лирический герой. К. Чуковский в "горячем пафосе" любовных стихов Валерия Брюсова замечает: "Ласка возлюбленной - пытка, застенок, мука, гроб объятий. И если он зовет женщину на "страстное ложе", он зовет ее к страданию и ужасу. Любовные объятия изображаются им как самая жестокая казнь. Страсть для него не только мука, но и некое сражение, роковой поединок двух душ <…>" [11, с. 50-51].

Исследую природу женской и мужской любви, Н. Бердяев приходит к выводу: "Мужская любовь частична, она не захватывает всего существа. Женская любовь более целостна. Женщина делается одержимой. В этом смертельная опасность женской любви" [2, с. 138]. Так в брюсовской любовной поэзии возникает образ Женщины как famme fatale, которая "есть воплощение вневременного и стереотипного образа дьяволицы" [6, с. 31]. Холодность женщины, ее лунность, ее демонизм вызывает к жизни мотивы жестокости, зла, звериной дикости: "Есть в мире демон, с женственным лицом, / С когтями львицы, с телом сухопарым…" [5, с. 21].

Брюсов подчеркивает жестокость своей героини, имеющей власть над поэтом, функция которой амбивалентна. Она может как возвысить, так и уничтожить героя: "Милый, близкий! жаль тебя! / Я гублю, как дух могильный, / Убиваю я, любя" [4, с. 151]. Для Брюсова Любовь и Смерть уравниваются. Поэт изображает губительную силу Эроса, которая сжигает влюбленного: "О да! Я - темный мотылек, / Кружусь я, крыльями стуча; / На гибель манит огонек…" [Там же, с. 187].

Интересно, что и сам образ лирического героя амбивалентен. С одной стороны, лирический герой - Жертва злого Эроса, с другой стороны, его Творец, для которого страсть есть возможность безграничного, абсолютного свободного общения с миром. Для этого поэт обращается к литературному образу Дон Жуана: "Да, я моряк! искатель островов, / Скиталец дерзкий в неоглядном мире / Я жажду новых стран, иных цветов, / Наречий странных, чуждых плоскогорий" [Там же, с. 158].

Эти слова заставляют нас под другим углом взглянуть на литературного персонажа, за которым закрепилась слава безнравственного злодея. Дон Жуан - это, прежде всего сам поэт, для которого страсть таит в себе главный источник поэтического вдохновения: "В любви душа вскрывается до дна, / Яснеет в ней святая глубина, / Где все единственно и неслучайно" [Там же].

Брюсовский герой обнаруживает в женском начале возможность прикоснуться к тайне бытия. Но не следует забывать, что Дон Жуан абсолютно не способен воспылать любовью к одной женщине. Известный писатель и мыслитель М. Бланшо, отмечал, что Дон Жуаном "правит желание": "Вместе с желание Дон Жуан… обрек себя на невозможность, но для него главное в том, что невозможное - лишь сумма возможностей" [3, с. 208]. Дон Жуан ищет не любви, а новых ощущений. Стремление ощутить всю красоту неудовлетворяющей жизни занимает все мысли как Дон Жуана. Единственный способ реализовать эту цель - "отворить ворота" в бесконечность, т.е. переступить границу жизни. Сделать это под силу только такому изобретательному уму, каким наделен Дон Жуан. Брюсовский герой пытается найти "лазейку", которая дала бы ему возможность познать вкус вечности - небытия. Стремясь приобщиться к тайне смерти, Дон Жуана хотя бы временно прибегает к плотскому Эросу, воплощенному в телесной близости с Женщиной: "Да! я гублю! пью жизни, как вампир! / Но каждая душа - то новый мир / И манит вновь своей безвестной тайной" [4, c. 158].

Невозможность духовной близости Дон Жуан заменяет плотскими утехами, которые оказываются единственным способом сближения с Женщиной. Лирический герой лишен способности любить, он может только наслаждаться Ею. Его девиз - "обладая, наслаждайся!"

Список литературы

1. Бердяев Н.А. О назначении человека. М., 1993.

2. Бердяев Н.А. Эрос и личность. Философия пола и любви. М., 1989.

3. Бланшо М. Орфей. Дон Жуан. Тристан // Диапазон. 1993. № 2. С. 207-211.

4. Брюсов В.Я. Собрание сочинений: в 7-ми т. М., 1975. Т. 1.

5. Брюсов В.Я. Собрание сочинений: в 7-ми т. М., 1975. Т. 3.

6. Буле О. Заметки о споре между la brune и la blonde в эпоху романтизма // Концепция и смысл: cб. статей / под ред. А.Б. Муратова, П.Е. Бухаркина. СПб., 1996. С. 28-47.

7. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996.

8. Розанов В.В. Декаденты // Розанов В.В. Мысли о литературе. М.: Современник, 1989. С. 204-216.

9. Тахо-Годи А.А. Геката // Мифологический словарь / гл. ред. Е.М. Мелетинский. М., 1990.

10. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

11. Чуковский К.И. Валерий Брюсов // Чуковский К.И. Собрание сочинений: в 6-ти т. М., 1966. С. 48-65.

12. Элиаде М. Луна и мистика луны // Элиаде М. Трактат по истории религии. СПб., 1999.

Размещено на Allbest.ru