Образное пространство русской провинции в романе И. Бунина "Жизнь Арсеньева"

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 82-31

ОБРАЗНОЕ ПРОСТРАНСТВО РУССКОЙ ПРОВИНЦИИ В РОМАНЕ И. А. БУНИНА «ЖИЗНЬ АРСЕНЬЕВА»

Елена Борисовна Ляйрих

Елецкий государственный университет им. И. А. Бунина

В изучении русской литературы на современном этапе выделяются актуальные области литературоведения. Одной из основных тем является тема русской провинции, её отражения и роли в художественных произведениях писателей. Провинция, сравнительно со столицей, является относительно новой темой литературно-культурологических исследований. В рамках статьи, естественно, нельзя в полной мере отразить все аспекты изучения и отражения данной темы, но обозначить её представляется возможным. русский провинция художественный литература

В современных исследованиях литературоведы обращаются к изучению русской провинции, текстов, которые, воспроизводя реальность, отражают особую «мифологию места», являющуюся существенным источником его историко-культурной реконструкции. Провинция становится составным элементом культурного пространства, она не просто служит статическим фоном литературного произведения, а сама порождает героев и ситуации, подобным образом выражая их мироощущение и миропонимание.

На протяжении своего длительного развития русская литература, особенно в XIX веке, очень часто обращалась изображению провинциального мира. Провинцией в полном смысле этого слова в русской литературе является провинциальный город, образ которого со всеми его вариантами составляет определённую систему. В качестве отправной точки можно рассматривать образ города N, созданный Н. В. Гоголем. Являясь пространством бытования пошлости и зла, провинциальный город отражал лишённый всякой перстпективы трагический взгляд на русскую действительность. Подобным образом изодбражены провинциальные города в произведениях М. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. А. Островского, Ф. М. Достоевского и др. Однако, русская литература знает и другую провинцию, живущую своей самодостаточной, независимой жизнью, не подражая столице, сохраняя нравственные идеалы и моральные устои прошлого. Такое изображение провинции свойственно Л. Н. Толстому, И. А. Бунину, Н. С. Лескову и др.

Художественное пространство провинциального города в литературных произведениях является моделью реального, географического пространства, но кроме пространственных отношений выражает и временные, и социальные, и этические. По мысли Ю. М. Лотмана, «художественное пространство представляет собой модель мира данного автора, выраженную на языке его пространственных представлений, при этом, как часто бывает и в других вопросах, язык этот, взятый сам по себе, значительно менее индивидуален и в большей степени принадлежит времени, эпохе, общественным и художественным группам, чем то, что художник на этом языке говорит, - чем его индивидуальная модель мира» [2, с. 253].

Разноплановы присутствующие в литературе пространственные картины: образы пространства, замкнутого и открытого, земного и космического, реально видимого и воображаемого, представления о предметности близкой и удалённой. Литературные произведения обладают возможностью сближать, сливать воедино пространства самого разного рода. По словам Ю. М. Лотмана, «язык пространственных представлений в литературном творчестве принадлежит к первичным и основным» [3, с. 447]. Оно разнопланово, сложно и глубоко по своей сути.

Специфика изображения русского провинциального культурного пространства XIX века в литературе писателей-эмигрантов первой волны являет собой определённый феномен. Автобиографическая проза Русского Зарубежья первой половины ХХ в. - вообще особое явление в истории отечественного словесного искусства. Потеря писателями Родины, стремление воскресить её в художественном слове, чтобы запечатлеть её лучшие стороны и черты для передачи последующим поколениям, определила появление таких произведений, как «Жизнь Арсеньева» И. Бунина, «Лето Господне» и «Богомолье» И. Шмелёва, «Путешествие Глеба» Б. Зайцева, «Дюжина ножей в спину революции» А. Т. Аверченко, очерков и рассказов Н. Тэффи и других произведений, которые позже вошли в золотой фонд отечественной литературы.

Реальное культурное пространство провинциальной России конца XIX - начала ХХ века получило своё новое рождение в литературе Русского Зарубежья. Россия для них стала подчас идеализированным воспоминанием. Провинция, как города, так и имения, усадьбы в произведениях И. А. Бунина, Б. Зайцева, Тэффи выступает как постранство, формирующее внутренний мир и мировосприятие героев. Включённость малого пространства в большое, бесконечности - в пределы одного дома, вечности - в пределы секунды, характерна и для автобиографического романа «Жизнь Арсеньева» И. А. Бунина.

Роман «Жизнь Арсеньева» (первоначально получивший название «Истоки дней») Иван Алексеевич Бунин писал долго. Бесспорно, сам автор относился к «Жизни Арсеньева» как к главному произведению своей жизни.

Усадьба Батурино в художественном тексте романа (в действительности хутор Бутырки и усадьба в д. Озёрки Становлянского района Липецкой области) - целый бесконечный мир времени и пространства, запечатлённый и отражённый в веках, выраженный в хронотопе произведения. «В самом деле, вот хотя бы то, что рос я в великой глуши. Пустынные поля, одинокая усадьба, среди них. Зимой безграничное снежное море, летом-море хлебов, трав и цветов… И вечная тишина этих полей, их загадочное молчание… Глубина неба, даль полей говорили мне о чём-то ином, как бы сущствующем помимо их, вызывали мечту и тоску о чём-то мне недостающем, трогали непонятной любовью и нежностью неизвестно к кому и к чему…» [1, с. 11]. Сравнивая в романе пространство русской провинции, оставшейся в памяти детства (Бутырки, Озёрки, Елец, Орёл), с пространством другой страны - приюта эмигрантов, Бунин отмечает разницу в его организации. Широта, бесконечность горизонтального простора русского провинциального пространства противопоставляется чёткой вертикали господствующей над заграничным провинциальным городом архитектурной точки. «В стране, заменившей мне родину, много есть городов, подобных тому, что дал мне приют, некогда славных, а теперь заглохших, бедных, в повседневности живущих мелкой жизнью. Всё же над этой жизнью всегда - и недаром - царит какая-нибудь серая башня времён крестоносцев, громада собора с бесценным порталом, века охраняемым стражей святых изваяний, и петух на кресте, в небесах, высокий господний глашатай, зовущий к небесному Граду» [1, с. 8].

В описании провинциального города, которое Бунин даёт через призму детского восприятия, непосредсвенного и наивного, можно проследить взаимопроникновение пространства личностного и реального географического, определить влияние пространственных впечатлений на формирование мировоззрения и личности главного героя. В то же время Бунин даёт это восприятие пространства с точки зрения взрослого человека, делая экскурс в прошлое. Реальный повинциальный город Елец отражён в первой части романа «Жизнь Арсеньева» как заповедная страна, самое далёкое и самое необыкновенное место изо всех последующих путешествий автора. «Зато как помню городское утро! Я висел над пропастью, в узком ущелье из огромных, никогда мною не виданных домов, меня ослеплял блеск солнца, стёкол, вывесок, а надо мной на весь мир разливался какой-то дивный музыкальный кавардак: звон, гул колоколов с колокольни Михаила Архангела, возвышавшейся надо всем в таком величии, в такой роскоши, какие и не снились римскому храму Петра, и такой громадой, что уже никак не могла поразить меня впоследствии пирамида Хеопса» [Там же, с. 11]. (Это улица Свердлова, ныне снова Архангельская). Поездка в Елец дала маленькому Алёше Арсеньеву глубокие впечатления, оставшиеся в памяти как нечто необыкновенное, и как указывает Бунин, раскрыла радости земного бытия. Такой восторг, такую радость, как от коробочки с ваксой, купленной на базаре в городе, герой не испытал за всю последующую жизнь. И две великие радости: от сапожек с красным сафьяновым ободком на голенищах и плёточки не смогли затмить никакие последующие впечатления. «С каким блаженным чувством, как сладострастно касался я и этого сафьяна, и этой упругой, гибкой ременной плёточки! Дома, лёжа в своей кроватке, я истинно замирал от счастья, что возле неё стоят мои новые сапожки, а под подушкой спрятана плёточка. И заветная звезда глядела с высоты и говорила: вот теперь уже всё хорошо, лучшего в мире нет и не надо!» [Там же].

Противопоставление открытого пространства полей, деревенской простоты и свободы и закрытого острога стало для души главного героя-ребёнка, как и для самого Бунина, одним их глубочайших потрясений (Реальная, до сих пор существующая и действующая тюрьма, раньше была на окраине города Ельца, в настоящее время находится по ул. Коммунаров - Л. Е. Б.). «Мы выехали из города в предвечернее время, проехали длинную и широкую улицу, уже показавшуюся мне бедной по сравненью с той, где была наша гостиница и церковь Михаила Архангела, проехали какую-то обширную площадь, и перед нами опять открылся вдали знакомый мир - поля, их деревенская простота и собода. Путь наш лежал прямо на запад, на закатное солнце, и вот вдруг я увидел, что есть ещё одн человек, который тоже смотрит на него и на поля: на самом выезде из города высился….жёлтый дом…в каждом окне была железная решётка, он был окружён высокой каменной стеной… и стоял за решёткой в одном из этих окон человек…с лицом, на котором выражалось нечто такое сложное и тяжкое, что я ещё отроду не видывал…» [Там же, с. 12]. У Бунина противопоставление пространства открытого и замкнутого отражает формирование понимания ребёнком разницы в знании инстиктивном и приобретённом. «Но ведь слишком скудно знание, приобретаемое нами за нашу личную краткую жизнь - есть другое, бесконечно более богатое, то, с которым мы рождаемся… Я сам почувствовал, сам угадал…» [Там же].

По мере взросления главного героя неизбежно расширяется воспринимаемое им пространство провинции, в том числе и реального города Ельца и его округи. Во второй части романа непосредственное младенческое восприятие уступает место осмыслению впечатлений уже более взрослому. В описаниях старого русского города и его окрестностей появляются исторические сведения, предания и легенды. Автор устами главного героя рассказывает о разбойничей славе Становой под Ельцом, об истории города, что «…принадлежал к тем важнейшим из оплотов Руси, что, по слову летописцев, первые вдыхали бурю, пыль и хлад из-под грозных азиатских туч…» [Там же, с. 51], упоминает о разорении его ханами, опустошении пожарами, голоде, море и т.д. Легенда о татарском князе, сорвавшемся вместе со своим конём-аргамаком с жёлтых скал, стоящих над рекой, давшая название слободе Аргамаче, упоминаемая в романе не один раз, бытует и поныне. Бунин упоминает несметные церкви, блестевшие вдали (Всего до революции их было 43, вместе с монастырями - Л. Е. Б.) [4, с. 52], древний мужской монастырь, подробно, до мельчайших деталей, описывает улицы, слободы: Чёрную Слободу, Аргамачу, Заречье и др. Пространство провинциального города расширяется всё дальше, увеличиваются описания, углубляется воздействие культурного ландшафта на развитие, взросление героя.

Некоторые современники рассматривали «Жизнь Арсеньева» как биографию самого автора. Подобная точка зрения не оригинальна, но очень заманчива. Однако следует заметить, что самого Ивана Алексеевича это приводило в негодование. Он утверждал, что его книга автобиографична лишь постольку, поскольку автобиографично всякое вообще художественное произведение, в которое автор непременно вкладывает себя, часть своей души. Сам он именовал «Жизнь Арсеньева» автобиографией вымышленного лица. Справедливо утверждая, что целиком «жизнь человеческую написать нельзя», Бунин перед началом очередной части своей книги каждый раз останавливался перед проблемой отбора самого важного. Он писал свою книгу, сжимая время, соединяя несколько лет в один год. Это уплотнение времени писатель осуществил не только в том отношении, что соединял события, происшедшие в разное время. Главное было в том, что спрессовывались, сливались внутренние, душевные переживания героя, который очень быстро взрослел. Проще же говоря: по интенсивности чувств и мыслей «арсеньевский» год - это несколько «бунинских» лет, а сам Алексей Арсеньев - как бы «сконцентрированный» автор, в главных чертах его личности. «Жизнь Арсеньева», с одной стороны,- автобиография вымышленного лица, а не просто Ивана Алексеевича Бунина.

С другой же стороны, эта книга - самая откровенная, лирическая и исповедальная из бунинских творений. Отсюда и двуплановость, постоянное присутствие автора, прошедшего уже длинный жизненный путь, его теперешняя точка зрения, его сегодняшнее мироощущение, вливающееся в давнее, взаимопроникновение былого и настоящего.

Творчество уникального писателя-эмигранта И. А. Бунина составляет неотделимую от целого часть русской литературы, хотя продолжалось оно в отрыве от родины, далеко за пределами России, освещая не только жизнь, ушедшую в прошлое, но и представляя собой настоящее литературы. Произведения писателей Русского Зарубежья стали доступны для современного читателя и тем самым обогатили культуру и литературу, а потому их творчество достойно пристального изучения, проникновения в живую ткань текста, постижения истинного русского языка, который сохранили и донесли до нас писатели, творившие далеко за пределами России, а так же определения места и значения их творчества, как в русском, так и мировом культурном пространстве. Они сказали своё «Слово», когда «…молчали гробницы, мумии и кости…», их творчество стало плачем по русской земле и культуре, которую потеряли не только они, уехавшие, но и те, кто остался на родине. Культурное пространство провинциальной России, неотделимое от мирового, сохранилось в литературном наследии исконно русских писателей XIX-XX веков.

Список литературы

1. Бунин И. А. Жизнь Арсеньева. Тёмные аллеи. Рассказы 1932-1952 гг.: собр. соч.: в 5 т. М.: Художественная литература, 1988. Т. 5. 639 с.

2. Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1988. 352 с.

3. Лотман Ю. М. Избр. статьи: в 3-х т. Таллинн, 1992-1993. Т. 1. 480 с.

4. Найдёнов А. А., Новосельцев А. В. Храмы и монастыри Липецкой и Елецкой епархии. Елец-Липецк, 2006. 511 с.

Размещено на Allbest.ru