Счастье в романе Ф.М. Достоевского "Идиот" (аксиологический аспект)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Магнитогорский государственный университет

Счастье в романе Ф.М. Достоевского «Идиот» (аксиологический аспект)

Кузнецова Е.В.

Проблема семейных отношений в романе «Идиот» остается на периферии научных исследований этого произведения. В последнее время аксиологический подход применяется в литературоведческих анализах достаточно активно, но по-разному. В одном только Магнитогорском университете работают исследователи, которые практикуют использование принципиально различных возможностей аксиологии [Власкин, 2002, с. 46-54]. В настоящей статье мы будем ориентироваться на представления А.П. Власкина, который, в частности, предлагает дифференцировать аксиологические ориентиры по трем уровням: "Одними человек руководствуется непосредственно; они - постоянные регуляторы его поведения, даже на уровне инстинктов. Их мы считаем аксиологическими нормами. Другие человек лишь имеет в виду, сознательно или подсознательно. Он к ним стремится и надеется их достичь. Это собственно ценности, причем любого рода. И наконец, ориентиры высшего порядка, далеко не каждому доступные, - это идеалы" [Власкин, 2008, с. 32-41].

Для данной статьи мы ограничиваем внимание преимущественно двумя семьями в романе "Идиот" - Епанчиными и Иволгиными. Они самим Достоевским описаны наиболее подробно. К тому же две эти семьи явно сориентированы друг на друга и взаимоотражаются, как в кривом зеркале.

Сопоставительный анализ в аксиологическом аспекте двух этих семейств позволяет прояснить важные нюансы.

Возьмем для примера семейную ценность - личное и взаимное счастье. Для Епанчиных эта ценность - решающая: общее душевное благополучие напрямую связано с полноценным личным счастьем каждого. Например, они многим готовы жертвовать ради общей любимицы Аглаи (сестры согласны на неравномерное приданое; родители идут на риск светского неодобрения в виду "невозможного" жениха Мышкина). Постоянные переживания Елизаветы Прокофьевны связаны с ее сомнениями относительно счастья дочерей: "Смотря на дочерей своих, она мучилась подозрением, что беспрерывно чем-то вредит их карьере, что характер ее смешон, неприличен и невыносим, - за что, разумеется, беспрерывно обвиняла своих же дочерей и Ивана Федоровича и по целым дням с ними ссорилась, любя их в то же время до самозабвения и чуть не до страсти" [Достоевский, 1974, с. 271].

В таком отношении матери к дочерям выражается не просто типичный родительский инстинкт. Любовь к ним у Елизаветы Прокофьевны по-разному окрашена, имеет свои нюансы. Это хорошо видно на примере такого фрагмента: "Наконец взошло было солнце и для ее материнского сердца; хоть одна дочь, хоть Аделаида будет наконец пристроена. /..../ За Аглаю она более всех пугалась. Кстати сказать, насчет старшей, Александры, Лизавета Прокофьевна и сама не знала, как быть: пугаться за нее или нет? /..../ Лизавета Прокофьевна даже плакала за нее по ночам» [Там же, с. 272].

На первый взгляд может показаться, что в этой семье забота родителей о дочерях заменяет супружеские чувства, и тогда семейное счастье не может считаться настоящей ценностью. Действительно, Елизавета Прокофьевна чаще всего критикует супруга, ведет себя как тиранка. В результате и с его стороны по отношению к жене выражается чаще всего страх в очередной раз вызвать ее гнев. Однако всё это компенсируется пусть редкими, но тем более выразительными эпизодами не просто супружеской гармонии, но настоящей взаимной любви. Например, заходит у них тревожный разговор о будущем муже для дочери Александры: "Только дай ей бог не такого, как вы, Иван Федорыч, - разрывалась, наконец, как бомба, Лизавета Прокофьевна, - не такого в своих суждениях и приговорах, как вы, Иван Федорыч; не такого грубого грубияна, как вы, Иван Федорыч... - Иван Федорович спасался немедленно, а Лизавета Прокофьевна успокаивалась после своего разрыва. Разумеется, в тот же день к вечеру она неминуемо становилась необыкновенно внимательна, тиха, ласкова и почтительна к Ивану Федоровичу, к "грубому своему грубияну" Ивану Федоровичу, к доброму и милому, обожаемому своему Ивану Федоровичу, потому что она всю жизнь любила и даже влюблена была в своего Ивана Федоровича, о чем отлично знал и сам Иван Федорович и бесконечно уважал за это свою Лизавету Прокофьевну" [Там же, с. 273].

В свою очередь, дочери отвечают родителям не менее выразительной любовью. Среди них самая независимая, даже эгоистичная, часто вздорная и тем не менее общая любимица Аглая доходит иногда до того, что строит планы покинуть семью. Аглая в разговоре с ним аргументирует своё решение так: "Я не хочу по их балам ездить, я хочу пользу приносить. Я уж давно хотела уйти. /..../ Александра и Аделаида все книги читают, им можно, а мне не все дают, за мной надзор. Я с сестрами не хочу ссориться, но матери и отцу я давно уже объявила, что хочу совершенно изменить мое социальное положение" [Там же, с. 356-358].

Аглая в равной мере уважает и любит своих родных. Например, после эпизода решающего любовного объяснения Аглаи с Мышкиным генерал Епанчин "застал супругу и дочку в объятиях одну у другой и обливавших друг друга слезами. Это были слезы счастья, умиления и примирения. Аглая целовала у матери руки, щеки, губы; обе горячо прижимались друг к дружке. /..../ Аглая отвернула свое счастливое и заплаканное личико от мамашиной груди, взглянула на папашу, громко рассмеялась, прыгнула к нему, крепко обняла его и несколько раз поцеловала" [Там же, с. 427-428]. В другом случае, при встрече с Настасьей Филипповной, Аглая уверилась, что Мышкин не способен "выбирать" между ними. После этого главное для нее - отношение родителей и сестер, и она "скорей согласилась бы умереть, чем показаться теперь на глаза своим домашним /..../. Дело кончилось, впрочем тем, что когда Аглая увидала мать и сестер, плачущих над нею и нисколько ее не упрекающих, то бросилась к ним в объятия и тотчас же воротилась с ними домой" [Там же, с. 479].

И все-таки в конечном счете Аглая Епанчина покидает когда-то полноценную семью: "...она, после короткой и необычайной привязанности к одному эмигранту, польскому графу, вышла вдруг за него замуж, против желания своих родителей, если и давших наконец согласие, то потому, что дело угрожало каким-то необыкновенным скандалом" [Там же, с. 509].

Таким образом, "личное и общее счастье" были для Епанчиных взаимообусловленными и несомненными ценностями. Однако драматические обстоятельства, связанные с судьбой младшей дочери, помешали достижению семейного счастья.

Что касается Иволгиных, то для всех (за исключением матери) представителей этого семейства взаимное счастье отступает на задний ценностный план. На первом же плане - личное благополучие и удовлетворение амбиций. Формальный глава семьи, генерал Иволгин, безоглядно отдается своим пагубным страстям. Он готов у кого угодно занимать деньги на спиртное и опускается даже до прямой кражи бумажника у собутыльника Лебедева. Душевного и физического "отдохновения" он ищет в чужом семействе Терентьевых. То есть речь здесь не может идти даже о "личном счастье" - лишь об удовлетворении низменных страстей и слабостей. И всё это - в ущерб благополучию и репутации собственной семьи.

Столь же явно, но по-другому эгоистичен Ганя Иволгин. В его первоначальных планах женитьбы на чужой содержанке никак не заподозришь искания личного "счастья", в них - один меркантильный расчет. При этом даже ради такого расчета Ганя готов поступаться интересами и настроениями своих домашних. После очередного скандала он открыто заявляет Мышкину: "Эта давешняя сцена с Варей случилась нечаянно, но мне в выгоду: она /Настасья Флипповна - Е. К./ теперь видела и убедилась в моей приверженности и что я все связи для нее разорву" [Там же, с. 104]. За сестру в ее замужестве - не счастливом, но все-таки благополучном - Ганя также далеко не рад, хотя и пользуется сложившимися обстоятельствами: "...он жил у Птицына на его содержании, с отцом и матерью, и презирал Птицына открыто" [Там же, с. 387].

Характерно, что когда Ганя возобновляет свои искания в семействе Епанчиных и пытается соперничать с Мышкиным, сестра берется помогать ему. Но и она недоумевает: "...какого ты счастья хотел у Аглаи искать". В ответ недоумевает и он: " - Да разве я... счастья у Аглаи искал? - Ну, пожалуйста, не вдавайся в философию! Конечно, так. Кончено, и довольно с нас: в дураках. Я на это дело, признаюсь тебе, никогда серьезно не могла смотреть; только "на всякий случай" взялась за него, на смешной ее характер рассчитывая, а главное, чтобы тебя потешить; девяносто шансов было, что лопнет. Я даже до сих пор сама не знаю, чего ты и добивался-то" [Там же, с. 390]. То есть эти брат с сестрой знают себе цену и даже когда действуют сообща, имеют в виду все-таки не духовные ценности (например, личное счастье родного человека), а вполне меркантильные. К тому же для Вари имеет значение, что в случае успеха их совместной интриги против Епанчиных будет удовлетворено и ее личное самолюбие: "Одно только иногда замечала в себе, что и она, пожалуй, злится, что и в ней очень много самолюбия и чуть ли даже не раздавленного тщеславия; особенно замечала она это в иные минуты, почти каждый раз, как уходила от Епанчиных" [Там же, с. 388]. В этом они с Ганей очень похожи друг на друга, и разница состоит лишь в масштабах самолюбия.

Как уже сказано выше, Коля и его мать остаются в стороне от этих самолюбивых страстей и интриг. Однако и у них мы не находим никаких следов надежды на личное или общее семейное счастье: разлад и духовная деградация зашли в семействе слишком далеко. Младшему сыну и матери остается надеяться в лучшем случае лишь на то, чтобы как-то смягчить страдания отца и друг друга.

Таким образом, для двух рассматриваемых семейств актуальны оказываются разные ценности: для Епанчиных - личное и общее счастье, для Иволгиных - восстановление достойного семейного статуса. В обоих случаях ценности эти оказываются недостижимыми: в первом случае - по вине старших членов семейства, во втором - преимущественно по воле обстоятельств.

Список использованной литературы

счастье роман идиот

1. Власкин А.П. Аксиологические возможности в современном прочтении Пушкина // Пушкин: альманах. Магнитогорск: МаГУ, 2002. Вып. 3.

2. Власкин А.П. Поле аксиологической напряженности в романе «Преступление и наказание» // Достоевский и современность: материалы XXIII Международных старорусских чтений 2008 года. Великий Новгород, 2009.

3. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л.: Наука, 1974. Т. 8. 509 с.

4. Петров В.Б. Художественная аксиология Михаила Булгакова. М.: Прометей, 2002. 349 с.

Размещено на Allbest.ru