Функционирование "чужого слова" в повести Н.С. Лескова "Заячий ремиз"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Функционирование "чужого слова" в повести Н.С. Лескова "Заячий ремиз"

Федотова А.А.

Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского

Повесть «Заячий ремиз» написана в форме сказа. В сказе объектом авторского исследования является рассказчик, сюжет - это лишь средство, с помощью которого рассказчик обнаруживает себя. Особенности сознания героя выражаются, прежде всего, через структуру его речи.

В центре повести «Заячий ремиз» находится сознание Оноприя Перегуда, в уста героя и вложена большая часть цитат. Анализ диалога «своего» и «чужого» текста позволяет ответить на вопрос, как же цитирование первоисточников характеризует героя произведения, выражает его проблематику. цитата повесть лесков аллюзия

В жизнеописании Оноприя Перегуда Лесков выделяет 2 события, оказавших значительное влияние на духовный путь героя: обучение у архиерея и знакомство с «новыми людьми». Следствием обучения героя становится проникновение в его сознание религиозной литературы, следствием общения с «новыми людьми» - выражений Григория Сковороды.

Основными способами включения в речь героя текстов Священного писания являются атрибутированные цитаты и аллюзии. Цитируя религиозные произведения, Оноприй Перегуд искажает их. Для этого используются различные приемы:

1) реализация отличного от первоисточника значения слов в цитате. Говоря «недаром мудрейший глаголет в Екклезиасте: "Не мудрися излише, да некогда изумишися"» [Лесков 1987: 422], Перегуд цитирует седьмую главу Екклесиаста, стих 17 старославянского перевода Библии: «Не боуди правдивъ вельми, ни моудрися излише, да некогда изоумишися». В переводе Библии на русский язык они звучат так: «не будь слишком строг, и не выставляй себя слишком мудрым: зачем тебе губить себя». В тексте цитата сопровождается комментарием героя: «Иточно, были у нас такие паны и пани, что, бывало, как разденутся и начнут входить в воду, то лучше на них не взирай, да не изумишися» [Лесков 1987: 422].

В комментарии слово «изумишися» трактуется неверно, что создает эффект каламбура. Каламбур строится на сопоставлении двух значений слова «изумить»: 1) «удивлять», 2) «церк. сходить с ума» [Даль 2002: 34]. Если в книге Екклесиаста было реализовано второе значение данного слова, то в своем комментарии Перегуд актуализирует первое значение, вводя таким образом слушателей в заблуждение.

2) неверная атрибуция цитаты. Так, герой относит выражение «исполняй еси всякое животно благоволение» [Лесков 1987: 423]к молитве после трапезы, тогда как в действительности оно употребляется в молитве перед трапезой.

3) неверное цитирование. Цитируя фрагмент Нагорной проповеди Христа: «Азъ же глаголю вамъ не клянитися всяко: ни небом <…> ни землею <…> ни ерусалимом» (Еванг. от Матф. 5: 34 - 35), Оноприй произносит: «И вот, знаете, как сказано в писании: "не клянитесь никако"» [Лесков 1987: 465].

Замена одного наречия на другое, построенная на сходстве их звуковой оболочки (никако - всяко), и отрыв его от контекста меняет значение высказывания, что становится ясным, если обратиться к комментарию Евангелия от Матфея: «первое впечатление, которое получается при чтении 34-37 стихов, заключается в том, что Христос запретил всякую, какую бы то ни было клятву вовсе и безусловно <…> вообще же, как видно, в словах Спасителя речь идет о запрещении не клятвы, а только различных клятвенных формул» [Толковая Библия 1911-1913: 103].

Возможность подобной «игры» с читателем связана с тем, что Лесков приводит цитаты из Библии на старославянском языке, что затемняет их семантику и позволяет ввести читателя в заблуждение. В данном случае реализуется специфическая особенность сказового повествования: в «замкнутом» мире героя сказа «свои законы» [Эйхенбаум 1969: 140] и целью рассказчика является убеждение слушателей в истинности этих законов, вовлечение их в свой мир.

Неверное понимание Перегудом смысла религиозной литературы, которое выражается в ее искажении, является важным средством создания образа героя. В 80-е гг. 19 в. в России широко обсуждался вопрос о приоритете светского или церковного образования народа. В «Заячьем ремизе» Лесков представляет обе стороны этого спора: на образование Оноприя Перегуда повлияли как архиерей, так и предводитель дворянства князь Мамура.

Между тем, повторяя слова своего учителя архиерея, герой вкладывает в них новый смысл. Тем самым демонстрируется, что обучение не оставило глубокого следа в душе героя: он не только не следует основным положениям христианского вероучения, но и не понимает их смысла.

Чуждость цитируемых произведений сознанию героя подчеркивается и тем, что цитаты из Священной литературы нарушают стилевую однородность его речи, для которой характерен разговорный стиль, а также используются для комментария сниженных, предельно бытовых ситуаций.

Наряду с осознаваемыми и атрибутируемыми героем отсылками к религиозным текстам, в речи Оноприя Перегуда встречаются и скрытые, неточные цитаты, т.е. аллюзии. По данному принципу построены отсылки к текстам религиозных апокалипсов.

Показательными в данном случае являются слова Оноприя Перегуда, обращенные к отцу Назарию: «Я потрясователей не видал. Я их не вижу и даже знамения их пришествия не ощущаю <…> прошу вас, покажите же мне знамения оных пришествий!» [Лесков 1987: 472]. «Пришествие», «знамение» - слова, устойчиво связанные в Библии со вторым приходом Христа.

Кроме того, для описаний апокалипсиса в Библии характерен устойчивый набор признаков, перечисление определенных погодных явлений. В повести «Заячий ремиз» с отрывками из Откровения Иоанна Богослова, например, со словами «И взял Ангел кадильницу, и наполнил ее огнем с жертвенника, и поверг на землю: и произошли голоса игромы, и молнии и землетрясения» (Откр. 8:8) перекликается описание ночи в кульминационный момент повести: «Дождь льет, и молонья сверкает, а я то сижу, то хожу один по покою, а потом падаю на колени и молюсь <…> вдруг новым страшным ударом грома меня опрокинуло, и я увидал в окне: весь в адском сиянии скачет на паре коней самый настоящий и форменный потрясователь» [Лесков 1987: 508]. Апокалипсическое звучание эпизода усиливает и образ всадника, который является одним из центральных в Откровении Иоанна Богослова.

Аллюзии в данном случае характеризуют сознание Оноприя Перегуда, в котором вполне обыкновенные события становятся знамениями конца света. Используя книжную лексику и синтаксические конструкции, характерные для религиозной литературы, Лесков имитирует стиль древнерусской литературы. Отрывок приобретает высокую книжную окраску. Иронический эффект возникает не столько за счет столкновения разных стилей, как это было в случае с вводом цитат, но в результате несоответствия между формой и содержанием эпизодов повести. Возвышающая интонация еще больше подчеркивает абсурдность восприятия мира героем.

После общения Оноприя Перегуда с предводителем дворянства в его речи появляются цитаты из Григория Сковороды. Однажды сказанные и атрибутированные, впоследствии они, повторяясь в речи Оноприя Перегуда, теряют свой первоначальный смысл. Так, слова философа "Цыпленок зачинается в яйце тогда, когда оно портится" [Лесков 1987: 523]и "Верти не верти, а треба пролагать путь посреде высыпанных курганов буйного неверия и подлых болот рабострастного суеверия" [Лесков 1987: 442]у Оноприя Перегуда трансформируются в следующее: «Ведь у меня особая обязанность: я должен отлетать на болота и высиживать там цаплины яйца. Из них выйдет жар-птица!» [Лесков 1987: 528].

Языковая игра служит средством передачи мироощущения рассказчика, который, слушая других героев, воспринимает не содержание их теорий, а лишь их внешнее, лексическое выражение Н. С. Лесков обращается к проблеме духовного совершенствования человека, чью главную задачу писатель видел в самосознании и связанном с ним самостоятельном приходе к Богу. Лескову в данном случае близка позиция Григория Сковороды, также убежденного в том, что поиск внутреннего человека - событие личное. Слова философа, вынесенные в эпиграф повести, перекликаются с часто цитируемым Лесковым высказыванием Сенеки: «Бог находится возле каждого из нас, и каждый из нас носит его в самом себе» [цит. по Руфанов 1990: 165].

Таким образом, «чужое слово» в повести Лескова становится залогом самовозрастания смысла текста. Отсылки к текстам Библии и Григория Сковороды не только характеризуют сознание главного героя, но и обогащают семантику повести. Межтекстовые связи, реализующиеся как игра со словами и значениями, становится средством решения гносеологических проблем.

Список использованной литературы

1. Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового Завета [Текст]. - М., 1990.

2. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х тт. [Текст] / В. И. Даль. - М., 2002. - Т. 2.

3. Лесков Н. С. Заячий ремиз [Текст] / Н. С. Лесков. - М., 1987.

4. Руфанов И. Историзм Лескова // Вопросы литературы. - 1990. - № 11-12. - С. 161-177.

5. Толковая Библия: В 3-х т. [Текст] / Толковая Библия. - СПб., 1911-1913. - Т. 3. - Кн. 8.

6. Эйхенбаум Б. Как сделана «Шинель» Гоголя // Эйхенбаум Б. О прозе [Текст] / Б. Эйхенбаум. - Л., 1969.

Размещено на Allbest.ru