Творчество П. Романова в прижизненной критике

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Творчество П. Романова в прижизненной критике

Спивачук В. А.

Аннотация

В статье анализируются критические отзывы1910-1930-х годов. Автор статьи сосредоточила внимание на глубине анализа сюжетно-композиционной организации и жанровой природы рассказов писателя в прижизненной критике.

Ключевые слова: критика, рассказ, сюжет, диалог.

Summary

CREATIVITY OF P. ROMANOV IN LIFETIME CRITICISM

Spivachuk V. A.

The article deals with critique of 1910-1930 years. The author of the article focuses on the depth of the analysis of the plot and composition organization and the nature of the short story genre of writer in his lifetime criticism.

Key words: criticism, short story, plot, dialogue.

Пантелеймон Сергеевич Романов (1884 -- 1938) -- один из ярких и оригинальных русских писателей. В рассказах 1910 -- 1930-х годов он сумел красочно осветить характернейшие черты до- и послереволюционной эпохи. Романов быстро завоевал себе широкую известность. Этот успех ему обеспечили, главным образом, его занимательные рассказы -- миниатюры о мужиках и об интеллигенции. В них он занял положение юмориста, которому есть над чем слегка посмеяться в окружающей его современности. Появление в печати рассказов П. Романова всегда сопровождалось критическими откликами того или иного характера. Так, в 1917 году в свет выходит рассказ писателя “Русская душа” (1917), на который известный литературовед Н. Лернер в статье-обзоре периодических изданий даёт критический отзыв, отмечая “живость изображения и чувство юмора” [9, с. 5]. Об этом же пишет В.Г. Короленко в письме к П. Романову: “рассказ написан вполне литературно, местами даёт черты очень характерные и изображённые с некоторым юмором” [6, с. 96]. Именно юмор рассказов писателя отмечали такие критики, как Д. Горбов, В. Переверзев, П. Пильский и др. П. Пильский говорил о том, что “смех Романова укорен” [14, с. 161]. В. Якерин считает, что “рассказы Романова не потеряли и ещё долго не потеряют своей свежести, яркости и, главное, ценности, как материал, как показатель того, какой “человечек” хранится в человеке, отошедшем в сторону от великого действа” [21, с. 258].

В. Вешнев в статье “Комические близнецы (Мих. Зощенко, П. Романов, Мих. Козырев)” (1928) подчёркивает, что в произведениях П. Романова “и тема развивается и фабула развертывается путём диалога, с той только разницей, что М. Зощенко почти всегда ведёт рассказ от первого лица, а П. Романов и М. Козырев прибегают к приёму объективного рассказа” [1, с. 90--91]. По мнению критика диалог П. Романова стилистически монотонен, его цель -- подчеркнуть комичность ситуации или происшествия, это диалог “на службе у сюжета” [1, с. 91], потому что юмор диалога не самостоятелен и “требует усиления в громком чтении или авторами или артистами чтения, так как его юмор может дойти до слушателя лучше всего через интонацию и выразительный жест мастеров живой речи” [1, с. 91].

Подобно большинству писавших о П. Романове Л. Березин, Н. Фатов и А. Лежнёв отдают должное мастерству писателя в организации диалога. Н. Фатов считает его “основным стержнем” [17, с. 289] сатирических рассказов П. Романова. Е. Никитина полагает, что рассказ П. Романова “строится обыкновенно на диалоге”, что “произведение является небольшой и обыкновенно остроумной сценой” [10, с. 198]. А. Лежнев и Д. Горбов отмечают оригинальность бытовых рассказов П. Романова, в которых есть “острота, краткость, характерность диалога” [7, с. 65].

Н. Фатов особое внимание обращает на композиционное построение рассказов П. Романова, отмечая при этом, что материал в них расположен словно “не во времени, а в пространстве” [18, с. 11]. Е. Никитина считает, что “структура рассказов Романова (особенно небольших) говорит о бесспорном мастерстве писателя, интересного рассказчика, обладающего искусством построения малой повествовательной формы” [10, с. 201-202].

Н. Фатов делит рассказы П. Романова “по темам и содержанию” на четыре группы: транспортные, городские, деревенские и лирические, в которых “колоритно изображаются и остро высмеиваются” [17, с. 286] неурядицы “военного коммунизма” [17, с. 286]. Но, несмотря на тематическую разнонаправленность, рассказы П. Романова объединяет “хороший, ясный, чистый, здоровый гоголевский смех” [17, с. 281]. Именно “смех -- ценнейшее свойство Романова -- освещает тёмные уголки” [10, с. 184] послеоктябрьской жизни.

Е. Никитина, С. Шувалов выделяют три категории рассказов П. Романова: сатирические рассказы, психологические новеллы и проблемные рассказы (в основном посвященные любовной тематике). Анализ произведений П. Романова разворачивается в соответствии с предложенным делением. Психология толпы, стадность, непредсказуемость поступков и мнений выступают здесь источником создания острого комизма. Е. Никитина и С. Шувалов подчеркивают, что П. Романов изображает “старую косную, безнадёжно-нераспорядительную, автоматическую массу” [10, с. 190] в ее вековечном постоянном качестве, которое лишь преломляется по-новому в изменившихся обстоятельствах. П. Романов “смеётся над “злом” во имя “добра”, и это “добро” -- идеал человека, в настоящем, морально-психологическом значении” [10, с. 191]. Е. Никитина и С. Шувалов подметили и проанализировали целый ряд характерных особенностей повествовательной техники П. Романова, акцентировали внимание на генезисе стиля писателя, отказались от шаблонизированных социологических формул, определили историко-функциональную закономерность обращения автора к разнообразным лексико-стилистическим пластам и приемам организации текста в зависимости от предполагаемой задачи и фабульного материала.

Рассмотренные классификации рассказов П. Романова строились на особенностях сюжетно-композиционной организации материала. Критики были единодушны в одном: П. Романов -- мастер диалога. В произведениях П. Романова диалогическая речь выступает основным элементом композиционно-стилистической структуры, а действующие лица мало индивидуализированы. Большинство рассказов начинается с лаконичного упоминания места действия, обычно места массового скопления людей: вокзал, станция, улица, вагон, очередь и т. д.

В отличие от Е. Никитиной, Н. Фатова, Л. Каган пошла по пути социологического анализа рассказов П. Романова. Она останавливается на разборе основных мотивов сатирических рассказов писателя, их классификации и уже на базе этого строит социологическую схему писательского творчества. Критик классифицирует основные мотивы сатирических рассказов писателя, выделяя следующие положения: 1) мотив стадности (“Стадо есть коллектив навыворот. Его своеобразный коллективизм заключается в совпадении общей трусости” [4, с. 45]); 2) мотив противоречия между сердобольными разговорами и “шкурничеством” собственных поступков; 3) мотив тупости и противоречий расхлябанного ума; 4) мотив курьёзов трудного переходного времени [см: 4, с. 52]. Эти четыре мотива составляют основную схему всего комического комплекса произведений П. Романова, считает исследователь Л. Каган, полагая, что в основу мотивов рассказов писателя легло “проявление тупого страха за себя, антисоциального эгоизма” [4, с. 47] и “всемогущий инстинкт личного самосохранения, легко расправляющийся с моральными законами” [4, с. 52]. Но при этом Л. Каган направила анализ к тенденциозно определенному выводу: особенности художественного мира П. Романова обусловлены социально-классовой психологией автора. С этим утверждением трудно согласиться, ведь П. Романов изображал русского человека, русский характер во всех возможных ипостасях в переломные моменты истории. И в художественных произведениях и в публицистических работах П. Романов не раз возвращается к проблеме самопознания и роста личности, являющейся органичной частью коллектива, подчёркивая важность внутренней сущности каждой отдельной человеческой единицы.

Одной из таких проблем остаётся вопрос о взаимоотношении мужчины и женщины или, по П. Романову, “вопросы пола”. Появление в печати рассказов о любви П. Романова отмечено крайне критическими статьями Д. Горбова, И. Груздева, С. Гусева, В. Друзина, В. Евгеньев-Максимова, А. Лежнёва, Вяч. Полонского, Г. Хризич, Н. Эрлиха и др. Судьбоносной стала статья П. Ионова “Без черёмухи” (1926), в которой критик предполагает, что рассказ “Без черёмухи” может претендовать на особое внимание со стороны читателей, поскольку в нём отражены “уродливые и безобразные явления -- гримасы старого уходящего мира” [3, с. 5]. Такой тон подхватывает и Д. Фелер-Шпиковская в статье “Рассказы о любви Пантелеймона Романова” (1926). Она считает, что читатель ничего не извлечёт “из мудро-спокойного повествования” [19, с. 9]. С. Ингулов обвиняет Романова в повторном “открытии Америки”, призывая при этом пролетарскую литературу взять под свой контроль современные проблемы и тем самым искоренить “чертополох романовщины” [2, с. 80], который расцветает на литературных грядках.

П. Романова ругали за “безоглядочный анекдотизм” (Г. Горбачев, Конст. Федин, Г. Хризич), равнодушную насмешку “над обречённым юродством социальным и бытовым” [13, с. 87], ориентацию на “мещанина” (С. Ингулов, И. Машбиц-Веров, Н. Эрлих). П. Романов, пытаясь оправдаться, писал: “мещанство в литературе больше всего, по-моему, характеризуется отсутствием глубоких и широких обобщений, когда писатель схватывает самую последнюю новость и спешит её преподнести первым. И эта новость уже на другой день становится старой” [15, с. 29]. А. Цейтлин упрекает П. Романова в “эпигонстве”, призывая при этом “открыть меткий и частый огонь” [20, с. 84] по писателю.

Ощущая “горький вкус отрицательных, а подчас разгромных критических статей-рецензий на свои произведения” [16, с. 82], П. Романов писал в дневнике 5 сентября 1926 года: “Когда я пишу, у меня всегда есть соображение о том, что может не пройти по цензурным условиям или ханжи-критики (а теперь их особенно много) обвинят в порнографии. И это уменьшает мои возможности и правду того, что пишешь, на 50%” [12, с. 21]. Но, несмотря на всё это, “известности писателя способствовал дар выразительного чтения” [16, с. 81], так как выступления П. Романова с чтением своих рассказов в концертных залах пользовались неизменным успехом у публики, а рассказы писателя занимали прочное место в репертуаре многих известных артистов. Поэтому закономерным является замечание И. Оксенова в книге Н.В. Корниенко “Нэповская оттепель”: Становление института советской литературной критики” о том, что популярность к П. Романову пришла “непосредственно от читателя, через головы критиков” [5, с. 424]. Читателя в рассказах П. Романова подкупали “убедительность изображения, остроумие, простота языка и построения” [8, с. 120]. Именно эти черты “сделали Романова одним из наиболее читаемых авторов” [8, с. 120].

С 1931 года начинается период “медленного умирания” популярности П. Романова и интенсивное изгнание писателя из литературы. П. Романов сознаётся: “Я уже не могу писать” [11, с. 21]. Ведь одно дело, писать соответственно присущему ему таланту, а другое -- писать так, как того хотела критика.

Обзор прижизненных критических работ, посвящённых творчеству П. Романова, показывает, что в начале творческого пути писателя критики позитивно относились к появлению в печати произведений П. Романова. Но с появлением в печати рассказов о любви, настроение критики резко меняется и меняется характер критических публикаций. П. Романова обвиняли в непонимании “быта и жизни пролетарского студенчества” (М. Грибанов, П. Ионов, Д. Фелер-Шпиковская), в программности и рационалистической сухости (А. Лежнёв), в явном перегибе “в сторону сгущения красок” (Д. Горбов, В. Полонский), в “идеологической чубаровщине” и пошлятине (С. Ингулов), в излишней “слезливости” (А. Селивановский, Н. Чибуренко).

В разнообразии высказанных исследователями суждений можно обнаружить несколько главных векторов литературоведческого осмысления деятельности П. Романова. Наиболее продуктивными являются попытки анализа сюжетно-композиционной организации и жанровой природы рассказов писателя. Исследователи отмечают мастерство П. Романова в организации диалога (Л. Березин, В. Вешнев, О. Гитель, Д. Горбов, А. Лежнёв, Е. Никитина, Н. Фатов), в выделении и подчёркивании народной, национальной психологии героев и их характера (А. Прозоров). Подчеркивают также выразительность и образность произведений писателя (С. Динамов). романов писатель рассказ критика

Несмотря на значительный интерес к литературной деятельности П. Романова со стороны критиков и учёных, творчество писателя требует пристального внимания и детального изучения, потому что многие аспекты его жизненного и литературного пути остались вне внимания, а на поэтику сюжета и композиции в рассказах П. Романова если и обращали внимание, то вскользь.

Список литературы

Вешнев В. Книга характеристик. Статьи о современной литературе / В. Вешнев. -- М. : Госиздат, 1928. -- 256 с.

Ингулов С. Бобчинский на Парнасе. Особое мнение о Пантелеймоне Романове / С. Ингулов // Молодая гвардия. -- 1929. -- № 11. -- С. 71--80.

Ионов П. Без черёмухи / П. Ионов // Правда. -- 1926. -- 4 декабря. -- С. 5.

Каган Л. Комическая новелла Пант. Романова / Л. Каган // Литература и марксизм. -- 1928. -- № 6. -- С. 43--84.

Корниенко Н. В. “Нэповская оттепель” : Становление института советской литературной критики / Н. В. Корниенко. -- М. : ИМЛИ РАН, 2010. -- 504 с.

Короленко В. [Письмо П. С. Романову от 22 июня 1909г.] / Вл. Короленко // Вопросы литературы. -- 1962. -- № 4. -- С. 156--158 с автографом.

Лежнёв А. Литература революционного десятилетия / А. Лежнёв, Д. Горбов. -- Харьков : Пролетарий, 1929. -- 160 с.

Лежнёв А. Литературные заметки / А. Лежнёв // Печать и революция. -- 1925. -- № 8. -- С. 119--120.

Лернер Н. Среди журналов / Н. Лернер // Журнал журналов. -- 1917. -- № 6. -- С. 5.

Никитина Е. Ф. Беллетристы современники. Статьи и исследования. Вып. 1 / Е. Ф. Никитина, С. В. Шувалов. -- М. : Никитинские Субботники, 1927. -- 207 с.

Никоненко С. С. Мудрость простоты / Ст. Никоненко // Библиотека Сатиры и Юмора. Пантелеймон Романов. -- М. : Правда, 1991. -- С. 5--22.

Никоненко С. С. Я не описываю смешных положений / Ст. Никоненко // Антология сатиры и юмора России ХХ века. Т. 34. Пантелеймон Романов. -- М. : Эксмо, 2004. -- С. 9--23.

Пакентрейгер С. Талант равнодушия. (Пант. Романов) / C. Пакентрейгер // Печать и революция. -- 1926. -- № 8. -- С. 86--94.

Пильский П. Пантелеймон Романов / Пётр Пильский // Литературная учёба. -- 2005. -- № 2. -- С. 159--161.

Писатели о мещанстве. Пантелеймон Романов // На литературном посту. -- 1929. -- № 6. -- С. 28-29.

Пузырева О. Г. Мир и человек в прозе П. Романова / О. Г. Пузырева // Русский язык за рубежом. -- М., 1997. -- № 3--4. -- С. 81--82.

Фатов Н. Н. Пантелеймон Романов / Н. Н. Фатов // Прибой. -- 1925. -- № 1. -- С. 271--295.

Фатов Н. Н. Пантелеймон Романов. Собрание сочинений. Том первый. Рассказы. М.: Никитинские Субботники, 1925 / Н. Н. Фатов // Молодая гвардия. -- 1925. -- № 4. -- С. 11--12.

Фелер-Шпиковская Д. Рассказы о любви Пантелеймона Романова / Д. Фелер-Шпиковская // Жизнь искусства. -- 1926. -- № 21. -- С. 9.

Цейтлин А. Поместный стиль в советской литературе (Русь Пант. Романова) / Алек. Цейтлин // Буржуазные тенденции в современной литературе. Доклады в коммунистической Академии. -- М. : Изд-во коммунистической Академии, 1930. -- С. 61--84.

Якерин В. [Пантелеймон Романов. Рассказы] / Виктор Якерин // Красная новь. -- 1926. -- №3. -- С. 257--258.

Размещено на Allbest.ru