Евангельский образ Иуды воспринимается как вечный образ великого грешника-предателя, предавшего своего учителя Иисуса Христа. Все четыре евангелиста, рассказывая об этом, указывают на мотив предательства (по Матфею и Марку - сребролюбие, по Луке и Иоанну - при участии Сатаны) и форму помощи стражи опознать в ночной темноте Христа - предательским поцелуем (Мф.26: 14-15, 47-48; Мк.14: 10-11, 4445; Лк.22: 4-5, 47-48); Ин.13: 27). Когда предатель узнал об осуждении Христа судом синедриона и выдаче его на расправу Понтию Пилату, он в раскаянии возвратил 30 серебреников со словами: "Согрешил я, предав кровь невинную". Эти деньги пошли на уплату за земельный участок, на котором было устроено кладбище для иноземцев, а Иуда в отчаянии удавился (Мф.27: 3-10). Отрицательная оценка поступка Иуды закреплена в крылатых изречениях о поцелуе Иуды и о 30 сребрениках как цене предательства [см.: 2, с.267]. И в апокрифических легендах закрепился этот взгляд на Иуду [см.: 3, с.221-230]: дерево, на котором он повесился, с тех пор не перестает дрожать (осина) или отдает трупным запахом (бузина).

И в художественной литературе предательство Иуды изображается как непростительный грех. Данте в "Божественной комедии" (13071321) зримо подверг христопродавца вечному наказанию: в преисподней Ада Люцифер грызет верхнюю часть тела предателя, а с нижней части тела сдирает кожу ("Ад", песня 34-я). Так Иуду воспринимал и А.С. Пушкин:

Как с древа сорвался предатель ученик, Диявол прилетел, к лицу его приник, Дхнул жизнь в него, взвился с своей добычей смрадной И бросил труп живой в гортань геенны гладной.

Там бесы, радуясь и плеща, на рога Прияли с хохотом всемирного врага И шумно понесли к проклятому владыке,

И Сатана, привстав, с веселием на лике Лобзанием своим насквозь прожег уста,

В предательскую ночь лобзавшие Христа [12, с.380].

Традиционно этот образ воспринимали Н.А. Некрасов (в поэме "Кому на Руси жить хорошо" он сказал: "Все прощает Бог, а иудин грех / не прощается") и украинский поэт Иван Франко, рассказывая в поэме "Похорон" (1899) историю ренегата Мирона, который во сне увидел себя со стороны и осознал свой грех предательства: "Мов Юда той серед синедріону, / Котрому він Христа продав на муки, / Так я сидів на бенкеті отсьому. / Музика грає. В моїм мозку блима / Якийсь там огник, спомин незабутий, / І враз він різко заскрипів дверима, / І рій якийсь ввірвавсь кровавий, лютий, / І крик піднявся, плач і зубний скрегіт: / "Ти зрадник! Зрадник! Зрадив люд закутий" [17, с.341].

Но уже в ранний период християнства делались попытки оправдать предательство Иуды. "Цель этих предложений, - пишет Светлана Замлелова, анализируя апокрифическое "Евангелие от Иуды", - заключалась в том, чтобы реабилитировать Иуду Искариота, представить его героем и положительным персонажем и доказать, что традиционный взгляд на него как на предателя ложен, а, значит, ложны традиционные христианские представления" [8, с.123]. И Эрнест Ренан в исследовании "Жизнь Иисуса" (1863) искал пути к реабилитации предателя: "Не отрицая, что Иуда из Кериота способствовал аресту своего учителя, мы, однако, думаем, что проклятия, которые на него обрушиваются, заключают в себе некоторую долю несправедливости" [13, с.269].

Тема оправдания Иуды актуализировалась на рубеже ХІХ-ХХ столетий. Светлана Замлелова в монографии "Приблизился предающий.: Трансгрессия мифа об Иуде Искариоте в ХХ-ХХІ вв." (2014), проанализировав исследование "Иуда предатель" (1908) профессора Московской духовной академии по кафедре Святого Писания Нового Завета М.Д. Муретова (1851-1917), обратила внимание, что первоначально подвергаются ревизии утверждения евангелистов о сребролюбии Иуды и подчинении его воли повелению Сатаны, а после выдвигаются новые версии: Иуда Искариот, по Муретову, был радикальным иудаистом, националистом и религиозным фанатиком, который, следуя за Христом, так и остался приверженцем "общеиудейской национальной плотяности, материалистического утилитаризма, вожделений внешнеполитических и социалистических, а не ожиданий нравственного перерождения и осуществления идеалов духа." [цит.: 8, с.128-129]. Муретов считал, что Иуда предал Христа как лжемессию, но когда увидел, что предал "кровь неповинную", то избирает как наказание самоказнь, "строже которой не знает человеческий суд".

Пытались реабилитировать Иуду Сергей Соловьев (эссе "К легенде об Иуде предателе", 1896), Н.Н. Голованов (драма в стихах “Искариот”, 1905; автор за апологетическую ересь был отлучен от церкви), Алексей Ремизов (поэма “Иуда”, написана в 1903 г., издана в 1908), польский поэт Ян Каспрович (поэма "1Маз7", переведенная в 1904 г. на русский язык Алексеем Ремизововым), немецкий драматург Карл Вейзер (книга "Иисус", 1906) и шведский писатель Тор Гедберг ("Иуда", русский перевод - 1908). И Федор Соллогуб хотел написать произведение на эту тему: "Предательство. Драма об Иуде и Иисусе. Роман о современном предателе" [см.: 9, с.356]. В этом ряду следует рассматривать и рассказ Леонида Андреева "Иуда Искариот" (1907), и драматическую поэму Леси Украинки "На полі крові" (1909).

Актуализировали эту тему факты предательств в ходе революционных событий в Российской империи 1905-1907 годов, в первую очередь разоблачение в 1908 году Евно Азефа, одного из руководителей партии эсеров, который одновременно был агентом охранки и сдал полиции многих революционеров. В беседе с Максимом Горьким о христианстве и причинах юдофобии Леонид Андреев подчеркнул, что в истории с Азефом, как и с апостолом Иудой Искариотом его заинтересовал не столько факт предательства, сколько психология предательства:". Кто-то сказал: "Хороший еврей - Христос, плохой - Иуда". Но я не люблю Христа. Я думаю, что Иуда был не еврей, - грек, эллин. Он, брат, умный и дерзкий человек, Иуда. Ты когда-нибудь думал о разнообразии мотивов предательства? Они - бесконечно разнообразны. У Азефа была своя философия, - глупо думать, что он предавал только ради заработка. Знаешь, - если б Иуда был убеждён, что в лице Христа перед ним Сам Иегова, - он всё-таки предал бы Его. Убить Бога, унизив Его позорной смертью - это, брат, не пустячок!" [6, с.395-396].

На историю создания Андреевым рассказа "Иуда Искариот", кроме воспоминаний Максима Горького, проливают свет исследование К.Д. Муратовой [11, с.43], комментарии А.В. Богданова [см.: 4]. Известно, что в конце марта 1906 года Андреев в письме из Швейцарии просил брата Павла прислать теологическо-философские труды Эрнеста Ренана и Давида Штрауса о жизни Иисуса. В мае того же года он сообщил Александру Серафимовичу, что планирует написать "нечто по психологии предательства". В письме Вересаеву он сформулировал тему рассказа как "нечто по психологии, этике и практике "предательства". А в разговоре с Максимом Горьким на Капри в начале 1907 года сказал: "Я хочу писать об Иуде, - еще в России я прочитал стихотворение о нем - не помню чье, - очень умное". В стихотворении "Иуде", которым восторгался Андреев, поэт Александр Рославлев сделал попытку реабилитировать евангельский образ предателя: "Пусть гнусы о предательстве кричат! / Их мысли тупы, на сердцах их плесень, / Постичь ли им твой царственный закат. / Ты - свет певцам для вдохновенных песен." [14]. Горький, услышав о замысле Андреева и имея в своем распоряжении книги об Иуде ("У меня в то время лежал чей-то перевод тетралогии Юлиуса Векселя "Иуда и Христос", перевод рассказа Тора Гедберга и поэма Голованова"), предложил гостю прочитать их, но тот ответил: "Не хочу, у меня есть своя идея, а это меня может запутать" [6, с.390], - а через три дня принес текст этого рассказа. В письме Е.П. Пешковой от 30 января /12 февраля 1907 г. Горький сообщил:". Леонид написал рассказ "Иуда Искариот и другие" - два дня мы с ним говорили по этому поводу, чуть не до сумасшествия, теперь он переписывает снова. Вещь, которая будет понята немногими и сделает сильный шум." [7, с.424]. Об этом же и автор рассказа писал в письме к Е. Чирикову от 8 февраля 1907 года: "Кончил Иуду, вещь, за которую будут ругать справа и слева, сверху и снизу" [7, с.522]. Рассказ был напечатан в вышедшем 14 апреля 1907 г. XVI сборнике "Знания".

В первой публикации рассказ имел название "Иуда Искариот и другие". Этим названием автор подчеркивал, что ответственность за крестную смерть Христа лежит и "на других" учениках Иисуса, ведь в произведении явственно звучит внутренний монолог Иуды с осуждением ограниченности помыслов, неискренности, трусости апостолов Петра, Иоанна, Фомы. Максимилиан Волошин в рецензии на рассказ Андреева, опубликованной в газете "Русь" (1907,19 июня, № 157), писал: "Трактуя характеры Христа и апостолов с психопатологической стороны, вставляя совершенно произвольно бытовые эпизоды вроде атлетического состязания апостолов в бросании камней с горы, делая из апостола Фомы карикатурного немецкого профессора по "Fliegende ВШйег", из Иоанна - самодовольного интригана, из Матфея тупого доктринера, изрекающего цитаты из св. писания, заставляя Иуду говорить языком рассказчика еврейских анекдотов, Леонид Андреев создает, и притом (что хуже всего) без всякого дурного желания, какое-то "Евангелие наизнанку" в стиле Лео Таксиля" [5, с.461]. В то же время Волошин указал и на актуальность затронутой рассказом проблематики: "Если есть такой вопрос, который можно считать главным моральным вопросом нашего времени, то это вопрос об Иуде" [5, с.463]. Следует подчеркнуть, что так же с нравственных позиций воспринимал события того времени и Леонид Андреев, о чем свидетельствует его письмо к Вересаеву весной 1906 года: "Революция тем хороша, что она срывает маски, - и те рожи, что выступили теперь на свет, внушают омерзение. И если много героев, то какое огромное количество холодных и тупых скотов, сколько разнодушного предательства, сколько низосги и идиотства. Можно подумать, что не от Адама, а от Иуды произошли люди, - с таким изяществом и такой грацией совершают они дело массового оптового христопродавчества" [цит.: 10, с. ХХ! Х-ХХХ].

Рассказ "Иуда Искариот" [1] создавался как художественное философско-этическое исследование человеческого порока. Иуда верит Христу и любит его, в то же время сомневается в его божественности и преданности ему его учеников, сомневается, будет ли Христос как идеал понят человечеством. Поэтому предательство Иуды изображается Андреевым как эксперимент, чтобы проверить, встанут ли на защиту Мессии его ученики и толпа: если толпа, увидев страдания Христа в железных руках римских солдат, спасет Иисуса, то предательство Иуды будет оправдано и послужит благой цели - иудеи поднимут восстание и свергнут власть римлян и фарисеев; если ученики и толпа оставят в беде своего Учителя, то этим опровергнут правоту его учения. В рассказе Иуда предстает фигурой глубоко трагической: он хочет, чтобы люди уверовали в Христа, но для этого толпе нужно чудо - воскресение после мученической смерти. В трактовке Андреева предполагается вывод, что, предавая и принимая на себя навеки имя предателя, Иуда спасает дело Христа.

Важен эпизод, когда Иуда обвиняет апостолов в предательстве и они произносят слова оправдания: Фома - "Подумай, если бы все умерли, то кто бы рассказал об Иисусе? Кто бы понес людям его учение, если бы умерли все - и Петр, и Иоанн, и я?"; Петр - "Я обнажил меч, но он сам сказал - не надо. Как могли бы мы убить всех врагов его? Их так много!"; Иоанн - "Он сам хотел этой жертвы. Он весь грех людей взял на себя. Его жертва прекрасна!". Да, они проявили слабость, нерешительность, но не предательство.

На проклятия Иуды апостолы ответили по - библейски: "Будь сам проклят, сатана! - крикнул Иоанн, и повторили его возглас Иаков, и Матфей, и все другие ученики". А авторскую позицию помогают постичь слова, которыми завершается рассказ: "Всю ночь, как какой-то чудовищный плод, качался Иуда над Иерусалимом; и ветер поворачивал его то к городу лицом, то к пустыне - точно и городу и пустыне хотел он показать Иуду. И все - добрые и злые - одинаково предадут проклятию позорную память его; и у всех народов, какие были, какие есть, останется он одиноким в жестокой участи своей - Иуда из Кариота, Предатель". Хотя Андреев и сделал попытку понять Иуду (и апостолы относились к нему с пренебрежением, и Христос не приближал его к себе так, как приблизил учеников Петра и Иоанна, подталкивая этим Иуду проверить, искренне ли они любят своего Учителя), но сам факт предательства в рассказе осуждается как омерзительное деяние.

Нетрадиционно к рассмотрению темы предательства Иуды подошла и Леся Украинка в драматической поэме "На полі крові" [15]. При написании произведения украинская поэтесса отолкну - лась от слов апостола Петра в книге "Деяния святых апостолов" о том, что Иуда "приобрел землю неправедною мздою" (т.е. за тридцать сребреников, полученных за предательство Христа) и только после этого "низринулся" (т.е. повесился) так, что "расселось чрево его" (Деян.1: 18-19). Версия о покупке Иудой земельного участка подсказала Лесе Украинке художественный прием - в форме диалога Паломника и Иуды дать реальную возможность предателю с целью оправдания объяснить причины предательства, а страннику с позиций народной морали отреагировать на услышанное.

Паломник, если обобщать информацию из сказанного им Иуде, был родом из Капернаума (Галилея), видел там Христа и его учеников ("Ти навіть був-таки у мене в хаті / в Капернаумі, вкупі з тим пророком, / що се його розп'ято"), приехав в Иерусалим, мог быть свидетелем последних дней земной жизни Иисуса ("Я з Галілеї. / Ходив оце в Єрусалим на прощу, / там маю родичів - сестру і тітку, - / от з ними й паску їв"), слышал о предательстве Иуды ("Та казали / мені в Єрусалимі, що неначе / той Юда сторонський привів сторожу / на вчителя свого. ") и о его постыдной смерти ("хтось казав, що Юда-зрадник завісився"). Он, не зная, что работающий на поле крови человек - это христопродавец, беседует с ним как с добрым тружеником, но когда узнал в нем предателя - ужаснулся. Увидев такую реакцию паломника, Иуда начал объяснять причину содеянного: он, увлеченный идеями Христа, продал дом и виноградник, а деньги раздал нищим ("Та ж я отецький син, ще й одинак! / Я спадок мав від батька: виногради, / і ниву добру, і садок, і дім. / Все мав я в Каріоті. Ну, тепер / там послідущі з того ба - -

гатіють. "), но, став апостолом, не получил ожидаемого вознаграждения ("Се правда, я глядів у них скарбони, - / бо я вважався більш "від сього світу", / ніж тії чисті душі, - та зайняти / для себе я не смів нічого з неї, / бо зараз, мов тавро, поклали: "Злодій!"; "Я дбав про харч, про хату / для гурту цілого і про старців, / що меткою за нами волочились, / а сам голодний, збіганий, як пес, / їв об - лизні та думкою, як дурень, / мав багатіти. "), поэтому при удобном случае предает Христа, а точнее, продает, желая извлечь хоть какую-то выгоду:

Що є товар? Як хто що зайве має, то й може те продати. От я мав учителя, - як він зробився зайвим, то я його продав.

Нічого в світі я не мав, крім нього, - хіба ж не мав я права знов зміняти його на те добро, що я втеряв з його причини?

Если Леонид Андреев предательство Иуды пытался объяснить как поступок сильной личности во имя высокой цели - подтолкнуть неофитов к бунту против римского гнета, то в поэме Леси Украинки предательство осуществлено Иудой - обывателем, способным временно увлечься высокими идеями, но ради приземленных материальных благ он без зазрения совести предает своего Учителя, а с ним и высокие духовные ценности. Такой трактовкой образа Иуды украинская поэтесса предупреждала современников об опасности духовной деградации общества, отступившего от заповедей Христа.

Образ Христа и в рассказе, и в поэме - не каноничный Мессия, а тем более, не сын Бога - отца: у Андреева Он предстает таким, каким Его воспринимал Иуда - инфантильным молодым человеком, любящим родную Галилею, общение с детьми, преданность учеников и последователей, проникнутым "духом светлого противоречия, который неудержимо влек его к отверженным и нелюбимым"; у Леси Украинки, по словам Иуды, Иисус был эссеем, назореем, проповедником, защитником бедных ("Син теслі. Що він мав? / Нічого зроду. Хто такі всі ті, / що з ним ходили? Все рибалки більше. / Їм що, які маєтки їм потрібні?"; "Все ж він про себе дбав! Бо він збирався / царем голоті всій юдейській стати, / як обдере маючих та дурних, / а їх добром наділить ту голоту"), при этом "был таким, как все" ("Любив він / вино і пахощі. Любив, щоб завжди / жінки йому вродливі слугували, - / вони за ним ходили цілим роєм, / а він їм дозволяв, щоб ноги мили / йому коштовним нардом і волоссям /розкішним, як буває у блудниць, / вони йому ті ноги витирали"), а по словам Паломника - Он был бессребреником ("Здавався ж він на гроші не жадібним, / все тільки й говорив про царство боже. "), пророком, который умел словом призывать людей к добродеяним ("Раз я сам простив / сусідові образу, ще й чималу, / після речей того пророка. ").

Предлагая свои трактовки предательства Иуды, и Андреев, и Леся Украинка рассматривают евангельские мотивы и о цене предательства, и о предательском поцелуе.

Исходя из трактовки образа Иуды, Андреев рассказал о попытка предателя выторговать больше, чем тридцать сребреников, а также о том, как тот, осознав, что предал невинного, пришел в синедрион и "горстью бросал серебреники и оболы в лица первосвященника и судей, возвращая плату за Иисуса". В поэме Леси Украинки Иуда после возвращения священникам и фарисеям тридцати сребреников не удавился, а, как объяснил он Паломнику, на купленном ими за те деньги "поле крови" работает кладбищенским сторожем:". отож купили сей шматок пустині - тут буде кладовище для захожих, а я, бач, сторожем на кладовищі, то й маю право до сієї нивки" [16, с.313].

Есть различие и в трактовке Андреевым и Лесей Украинкой евангельского эпизода с поцелуем Иуды. У Андреева - это и знак узнавания ("Кого я поцелую, тот и есть. Возьмите его и ведите осторожно"), и проявление в противоречивом характере предателя чувства любви к жертве ("Вытянувшись в сотню громко звенящих, рыдающих струн, он быстро рванулся к Иисусу и нежно поцеловал его холодную щеку. Так тихо, так нежно, с такой мучительной любовью и тоской, что, будь Иисус цветком на тоненьком стебельке, он не колыхнул бы его этим поцелуем и жемчужной росы не сронил бы с чистых лепестков"). У Леси Украинки рассказ Иуды о том поцелуе ("А може ж, я таки його любив? / А може ж, я хотів з ним попрощатись?. "; "Я ж мусив якось / признаку дать, котрого з гурту брати") так возмутил Паломника, что он схватил камень и бросил в предателя:

Бо як правда,

що ти любив його, то те плюгавство іще мерзенніше. Убий, заріж, втопи, продай, та хоч без поцілунків!

І після сього ти не завісився?!

В этих словах и действиях Паломника - взгляд народа на предательство, а возможно, и ответ Леси Украинки проповедникам двойственной морали, позволяющей совершать зло для благородной цели, руководствуясь принципом "честности с собой" (В. Виниченко) и допустимости "нечестности с другими".

Рассказ "Иуда Искариот" Андреева и поэма "На поле крови" Леси Украинки - мастерское осовременивание в философском и моральноэтическом дискурсах евангельского текста о предательстве как самом омерзительном явлении, которое оправдать невозможно. Этими произведениями открывается ряд последующих художественных трактовок образа Иуды Искариота: в романах "Мастер и Маргарита" (1934-1940) М. Булгакова, "Факультет ненужных вещей" (1975) Ю. Домб - ровського, "Покушение на миражи: Евангелие от компьютера" (1982) В. Тендрякова, в рассказе "Любимый ученик" (1991) Ю. Нагибина и в "Евангелии от Афрания" (1997) К. Еськова, а в украинской литературе - в драме "Цена крови" (1930)

С. Черкасенко, рассказе "Апостолы" (1946) В. До - монтовича, повести "Смерть Иуды" (1997) Р. Ива - нычука. Каждое из этих произведений - попытка объяснить, как под влиянием деформаций в потребительских и заидеологизированных сообществах ХХ века меняется мировоззрение человека, переосмысляется древний архетип предательства.

Литература

1. Андреев Л.Н. Иуда Искариот // Андреев Л.Н. Собр. соч.: в 6 т. / редкол.: И.Г. Андреева, Ю.Н. Верченко, В.Н. Чуваков. - Москва: Худож. лит., 1990. - Т.2: Рассказы. Пьесы. 1904-1907/сост. и подготовка текста Е. Жезловой. - С.210-264.

2. Ашукин Н.С., Ашукина М.Г. Крылатые слова: Литературные цитаты; Образные выражения / Н.С. Ашукин, М.Г. Ашукина. - М.: Худож. лит., 1987. - 528 с.

3. Берегова О. Символы славян / Ольга Берегова. - М.; Санкт-Петербург: ДИЛЯ, 2007. - 426 с.

4. Богданов А.В. Комментарии / А.В. Богданов // Андреев Л.Н. Собр. соч.: В 6 т. - Т.2. М.: Худож. лит., 1990. - С.503 - 558.

5. Волошин М. Некто в сером // Волошин М. Лики творчества / Максимилиан Волошин. - Л.: Наука, 1989. - С.457-463.

6. Воспоминания Горького об Андрееве // Литературное наследство. - Т.72: Горький и Леонид Андреев / АН СССР, Ин-т мировой лит-ры им.А.М. Горького. - М.: Наука, 1965. - С.363-399.

7. Горький и Леонид Андреев: Неизданная переписка // Литературное наследство. - Т.72: Горький и Леонид Андреев / АН СССР, Ин-т мировой лит-ры им.А.М. Горького. - М.: Наука, 1965. - 630 с.

8. Замлелова С.Г. Приблизился предающий.: Трансгрессия мифа об Иуде Искариоте в ХХ-ХХІ вв.: моногр. / С.Г. Замлелова. - М.: Буки Веди, 2014. - 272 с.

9. История русской литературы: в 4 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). - Л.: Наука, 1983. - Т.4: Литература конца XIX - начала XX века (1881-1917).

10. Левин Ф. М.Л.Н. Андреев / Ф. Левин // Андреев, Леонид. Повести и рассказы. - М.: ГИХЛ, 1951.

11. Муратова К.Д. Максим Горький и Леонид Андреев // Литературное наследие. - Т.72. - М.: Наука, 1965. - С.9-60.

12. Пушкин А.С. Собр. соч.: в 10 т. - М.: Худож. лит., 1974. - Т.2. - 685 с.

13. Ренан Э. Жизнь Иисуса / Перевод с франц. О.А. Крыловой. - СПб: Изд.Н. Глаголева, 1907. - 360 с.

14. Українка, Леся. На полі крові // Українка Леся. Зібр. творів: у 12 т. - К.: Наук. думка, 1976. - Т.5. - С.135-157.

15. Українка, Леся. На полі крові: Чорновий автограф // Українка, Леся. Зібр. творів: у 12 томах. - К.: Наук. думка, 1976. - Т.5. - С.312-320.

16. Франко І.Я. Похорон // Франко І.Я. Твори: в 20 т. - К.: ДВХЛ, 1953. - Т.12: поеми. - С.337-371.

Размещено на Allbest.ru