Роль мениппейного начала в творчестве В.П. Аксенова

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

АВТОРЕФЕРАТ

Роль мениппейного начала в творчестве В.П. Аксенова

Специальность 10.01.01. - русская литература(филологические науки)

Шиновников И.П.

Новосибирск

2009

Работа выполнена на кафедре литературы государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Бийский педагогический государственный университет имени В.М. Шукшина».

Научный руководитель: доктор филологических наук

Гузь Наталия Александровна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

Левашова Ольга Геннадьевна

кандидат филологических наук

Алексеев Павел Викторович

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет»

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Творчество В.П. Аксенова, охватывая значительный промежуток времени, представляет яркий пример взаимодействия целого ряда актуальных для русской литературы ХХ века направлений (соцреализма - в его «оттепельной» форме, модернизма, постмодернизма, постреализма) в рамках художественного целого, пребывающего в развитии. При этом степень изученности произведений писателя к настоящему времени остается слабой, в исследованиях, принадлежащих Н.Ефимовой, Ю.Медведеву, Е. Пономареву [Ефимова 1993; Медведев 1995; Пономарев 2001] и др., затрагиваются лишь отдельные стороны художественного своеобразия произведений В.П.Аксенова. В связи с этим представляется необходимым применение такого подхода к поэтике произведений В.П.Аксенова, которой позволил бы рассмотреть ее формирование в едином структурном ключе и осмыслить ее характерные черты в широком культурном диапазоне. Эта потребность соотносится с актуальной для современного литературоведения темой диалога культур, направленностью на изучение литературных произведений в широком культурно-историческом контексте, выходящем за рамки отдельной национальной традиции, и в этом плане перспективным становится исследование устойчивых жанровых традиций, включающих в свою орбиту различные по объему, времени создания, принадлежности к той или иной национальной литературе тексты.

В качестве одной из таких ведущих жанровых традиций, в рамках которой предполагается рассмотреть особенности становления поэтики произведений В.П. Аксенова, можно выделить мениппею. Своими корнями мениппея восходит к менипповой сатире, одному из так называемых «серьезно-смеховых» жанров античной литературы (наряду с сократическим диалогом, диатрибой и др.). В менипповой сатире был осуществлен уникальный для своей эпохи художественный сплав философского диалогизма, идейной, нравственной проблематики с элементами карнавализации и гротескно-смеховой образностью. В отечественном литературоведении понятие «мениппея» стало широко использоваться после выхода в свет труда М.М. Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского» (1963 г.), в котором были рассмотрены истоки мениппеи, прослежено ее внедрение в творчество писателей Нового времени, прежде всего Ф.М. Достоевского. Наблюдения М.М. Бахтина стали основой для последующего рассмотрения особенностей проявления мениппеи в современной литературе в работах Ю.Кристевой, Ю.Кёрка, Дж. Релихана, М.Н. Липовецкого [Кристева 2004; Relihan 1993; Kirk 1980;Липовецкий 1997] и др. В исследованиях А.Н. Баркова [Барков 2001] предпринята попытка выделить мениппею в качестве отдельного рода литературы, имеющего свои формальные признаки, имеются и отдельные попытки рассмотреть традицию мениппеи и родственных ей диалогических карнавализованных жанров в общекультурном плане, как это делается в работе В.Новикова и Л. Тираспольского [Новиков, Тираспольский 2001], раскрывающей влияние мениппеи на современный жанр интернет-конференции. Однако в целом степень изученности традиции мениппеи остается небольшой, многие работы по этой теме носят поверхностный характер.

В исследовании делается вывод, что художественное единство произведений В.П. Аксенова, созданных в разные годы, держится на их принадлежности к выделенной Бахтиным карнавальной линии романа, имеющей своим основным источником мениппею. Элементы мениппеи вместе с элементами родственных ей диалогических карнавализованных жанров выступают базисом, на котором строится художественное своеобразие творчества как В.П.Аксенова, так и некоторых других видных писателей современности, но это вовсе не означает прямого влияния, неслучайно Бахтин, говоря о произведениях Достоевского, подчеркивал, что проявление в них элементов мениппеи является следствием не субъективной памяти писателя, но «объективной памяти жанра» [Бахтин 1963]. При этом в качестве базового понятия в исследовании используется термин «мениппейное начало», под которым понимается набор важнейших жанрообразующих признаков мениппеи, играющий существенную структурно-семантическую роль как на уровне формы, так и на уровне содержания художественного текста.

Актуальность исследования обусловлена, во-первых, характерной для современного литературоведения потребностью в разноплановом изучении литературных произведений, что предполагает выявление устойчивых жанровых традиций, раскрытие межкультурных связей, основанных на развитии тех или иных форм художественного мировосприятия, во-вторых, недостаточной изученностью творчества В.П.Аксенова, необходимостью постижения его произведений в едином жанровом ключе.

Новизна исследования заключается в том, что здесь впервые предпринята попытка рассмотреть творчество Аксенова в русле единой жанровой традиции и тем самым ввести его в глобальный культурно-исторический контекст. Новым является также намерение осуществить целостное исследование становления мениппейного начала на протяжении всего творчества отдельного представителя современной русской литературы.

В качестве объекта исследования определяется поэтика В.П.Аксенова в ее поступательном изменении от одного этапа творчества писателя к другому. Предметом исследования выступают характерные признаки мениппеи (мениппейного начала), проявляющие себя в рамках поэтики В.П. Аксенова на разных уровнях художественной структуры произведений писателя.

Материалом исследования выступают прозаические произведения Аксенова, опубликованные в период с 1960г. по 2004г. включительно. Это повести - «Коллеги»(1960), «Звездный билет» (1961), «Апельсины из Марокко» (1962), , «Стальная птица» (1965), «Затоваренная бочкотара» (1968), «Поиски жанра» (1978), романы - «Пора, мой друг, пора» (1963), «Ожог» (1980), «Новый сладостный стиль» (1997), «Кесарево свечение» (2001), «Вольтерьянцы и вольтерьянки» (2004). Также рассматривается романная трилогия «Московская сага» (1993-1994). Исследование, таким образом, охватывает широкий временной диапазон, включающий все этапы творчества писателя, и опирается по преимуществу на крупные произведения как особо значимые в плане проявления мениппейного начала.

Цель исследования - рассмотреть проявление элементов мениппеи и родственных ей диалогических карнавализованных жанров в художественной структуре произведений В.П.Аксенова, раскрыть их значение для формирования художественного целого произведений писателя.

Для осуществления этой цели ставятся следующие задачи:

1. Рассмотреть истоки мениппеи, проследить историю ее развития, влияние мениппеи на современные литературные направления, охарактеризовать статус понятия «мениппея» в рамках современного литературоведения

2. Раскрыть значение элементов диалогизма и карнавализации как предпосылок становления мениппейного начала в ранних произведениях Аксенова.

3. Проследить процесс становления мениппейного начала в творчестве писателя.

4. Рассмотреть особенности проявления мениппейного начала в отдельных произведениях Аксенова, обращая внимание по преимуществу на взаимодействие мениппейной поэтики с поэтикой таких ведущих для литературы ХХ века художественных систем, как реализм, модернизм, постмодернизм и постреализм.

Поставленные задачи определяют структуру работы. Она состоит из трех глав. Первая глава дает теоретический обзор развития мениппейной традиции от античной эпохи до современности, здесь также приводятся представления о мениппее в работах современных исследователей. Во второй главе дается характеристика эпохи, в которой происходило формирование творчества Аксенова, а также рассматривается становление основных элементов мениппейного начала в произведениях писателя, относящихся к доэмигрантскому периоду (1960-1970-е гг.). В третьей главе элементы мениппейного начала рассматриваются в аспекте их связи с поэтикой различных художественных систем, актуальных для русской литературы ХХ в.- реализма (проявляющегося в форме романа-эпопеи), модернизма, постмодернизма и постреализма, а также дается характеристика завершающей стадии формирования мениппейного начала в произведениях, созданных в 1990-2000-х гг..

В исследовании применяются структурный, культурно-исторический и сравнительно-исторический методы. При этом в рамках применения структурного метода важную роль играет использование типологического подхода в рассмотрении далеких друг от друга литературных явлений.

Теоретико-методологическую основу исследования составляют: 1) труды по исторической поэтике жанра мениппеи и романного жанра М.М.Бахтина, Ю.Кристевой, Н.Фрая, О.М. Фрейденберг, Е.М. Мелетинского, В.В. Кожинова, Э.Ауэрбаха и др., 2) работы по истории античной культуры А.Ф.Лосева, С.С. Аверинцева, И.М.Нахова и др., 3) работы Б.М.Эйхенбаума, Ю.В.Манна, Д.П.Николаева и др., посвященные проблемам изучения гротеска и форм сатирической условности, 4) наблюдения относительно природы комического и иронического, высказанные в трудах Аристотеля, Г.Гегеля, Д.С.Лихачева, И.П. Смирнова, 5) в плане выявления корней мениппейного начала представляют ценность исследования мифологического дискурса в работах В.Н. Топорова, В.Я. Проппа, А.М. Пятигорского, М. Бланшо, М.Элиаде и др., 6) посвященные структурному рассмотрению текста работы В.И. Тюпы, Р. Барта, У. Эко, 7) работы по творчеству В.П. Аксенова, принадлежащие А.Н. Макарову, Н. А.Ефимовой, Ю. Медведеву, Е. Пономареву, С. Кузнецову и др.,8) разнообразные исследования, рассматривающие особенности современных процессов в русской литературе, в частности, развитие постмодернизма и постреализма (Н.Л.Лейдерман, М.Н.Липовецкий, И.С.Скоропанова, М.Н.Эпштейн, С.И.Чупринин и др.).

Теоретическая значимость исследования. Положения, сформулированные в диссертации, способствуют более глубокому раскрытию проблем «жанровой памяти», взаимосвязи и взаимовлияния устойчивых жанровых традиций в рамках современного литературного контекста. Результаты диссертации также расширяют теоретические представления о творчестве В.П. Аксенова, которое рассматривается как в аспекте современного литературного процесса, так и в плане межвременного и межкультурного взаимодействия разных литературных явлений.

Практическая ценность исследования. Результаты диссертации могут быть использованы трудах, рассматривающих проблемы типологических связей современной русской литературы с межнациональными культурными традициями, а также разнообразных жанровых комбинаций, возникающих в современном литературном процессе. Результаты диссертации могут также послужить основой для разработки спецкурсов и семинаров по творчеству В.П. Аксенова.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации были озвучены в докладах, прочитанных на региональной научно-практической конференции «Наука и образование: проблемы и перспективы» (г. Бийск, 28-29 апреля 2006 г.), на трех всероссийских научно-практических конференциях «Художественный текст: варианты интерпретации» (г. Бийск, XI - 12-13 мая 2006 г.; XII - 18-19 мая 2007 г.; XIII - 16-17 мая 2008 г.), на международной научной конференции «XIX Пуришевские чтения: Переходные периоды в мировой литературе и культуре» (Москва, 2-5 апреля 2007 г.). По теме диссертации опубликовано семь работ (две работы - в рекомендованном ВАК издании).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Мениппейное начало играет структурообразующую и смыслообразующую роль в произведениях современной литературы.

2. В творчестве В.П. Аксенова элементы мениппеи и генетически связанные с ними категории карнавальной поэтики последовательно формируются, начиная с первых крупных произведений, и приобретают все более значимую структурообразующую и смыслообразующую роль.

3. Развитие мениппейного начала в творчестве В.П. Аксенова соотносится с эволюцией поэтики писателя.

4. Наибольшей полноты художественного выражения мениппейное начало достигает в произведениях писателя, созданных на рубеже 1990-2000-х гг., в процессе формирования в творчестве В.П. Аксенова поэтики постреализма.

5. Основная роль мениппейного начала в творчестве В.П. Аксенова заключается в обеспечении преемственности единого способа художественного отражения действительности (этот способ можно условно определить как «серьезно-смеховой»).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего 187 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновываются актуальность и новизна темы исследования, указываются его объект и предмет, определяются цели и задачи работы, методология исследования, формулируются основные положения диссертации.

Первая глава «Жанровая традиция мениппеи в освещении М.М. Бахтина: художественное своеобразие и теоретическая значимость» призвана дать общий исторический и теоретический обзор развития мениппеи с античных времен до наших дней и отметить ее оценку в рамках современного литературоведения.

В первом разделе главы «Становление жанра мениппеи в античной литературе» прослеживаются истоки жанра менипповой сатиры, одного из так называемых «серьезно-смеховых» жанров, возникших на рубеже классической и эллинистической эпох (IV-III вв. д.н.э.). Характерными признаками этих жанров (к ним, кроме менипповой сатиры, относились также сократический диалог, диатриба, солилоквиум, симпосион) были диалогический подход к передаче философской мысли и тесная связь с карнавальным фольклором. Диалогичность выступала способом контакта с живой, злободневной современностью, в соединении разных спорящих голосов получала воплощение свобода художественного слова, опирающегося не на мифологическое и историческое предание, а на личный опыт и вымысел автора, тем самым здесь обозначился существенный сдвиг в художественном мировоззрении эпохи. В «серьезно-смеховых» жанрах нашли свое отражение и такие категории карнавального мировоззрения, как вольный, фамильярный контакт между людьми, эксцентричность поведения, переворачивание различных бинарных оппозиций, всевозможные карнавальные профанации и кощунства.

Непосредственное влияние на формирование жанра менипповой сатиры оказали жанры сократического диалога и диатрибы. Сократический диалог изначально представлял собой воспоминания о беседах, которые вел со своими учениками философ Сократ. В качестве отличительной особенности сократического диалога М.М. Бахтин выделял «представление о диалогической природе истины и человеческой мысли о ней. Диалогический способ искания истины противопоставлялся официальному монологизму, претендующему на обладание готовой истиной» [Бахтин 1963]. Основными приемами сократического диалога выступали синкриза - сопоставление различных точек зрения на определенный предмет, и анакриза - своеобразная провокация, способ заставить собеседника в полной мере, ничего не утаивая, высказать свое мнение. Для сократического диалога было характерно карнавальное снижение образа мудреца, оказывающегося не в состоянии найти ответ на поставленный вопрос и постоянно попадающего в положение «незнающего». Жанр диатрибы был построен в форме беседы с отсутствующим собеседником. Для диатрибы была также характерна возникающая за счет живой беседы карнавальная атмосфера, снижающая риторическую рассудочность и догматизм.

Жанр менипповой сатиры возник из разложения жанров сократического диалога и диатрибы. Свое название жанр получил по имени философа Мениппа из Гадары (III в. д.н. э.), сочинения которого не сохранились. Само название было введено римским писателем и ученым Варроном (I в. д.н.э.), писавшим сатиры, именуемые им “saturae menippeae”. Среди ярких примеров менипповой сатиры можно назвать «Превращению в тыкву» Сенеки, «Сатирикон» Петрония, а также многочисленные диалоги Лукиана, такие как «Разговоры богов», «Разговоры в царстве мертвых», «Зевс трагический» и др. Последним образцом античной менипповой сатиры было «Утешение философией» Боэция (VI в.).

Бахтин выделил 14 признаков менипповой сатиры, среди них можно отметить следующие: направленность на создание исключительной ситуации для провоцирования той или иной философской идеи; «философский универсализм» и «предельная миросозерцательность», предполагающие решение «последних вопросов», затрагивающих самые основы человеческого бытия; «экспериментирующая фантастика», выраженная в наблюдении с какой-нибудь необычной точки зрения, позволяющей по-иному оценивать явления жизни; «морально-психологическое экспериментирование», под которым Бахтин понимал изображение различных ненормальных состояний человеческого сознания - безумий, раздвоений личности, странных снов и т.п.; контрастные оксюморные сочетания, носящие карнавальный характер: добродетельная гетера, истинная свобода мудреца и его рабское положение, император, ставший рабом и т.п.; элементы социальной утопии, оформленные в виде сновидений или путешествий; соединение прозы и стихов, а также широкое использование вставных жанров: новелл, писем, ораторских речей и пр.; злободневная публицистическая направленность. В целом главной особенностью менипповой сатиры (в дальнейшем используется введенное Бахтиным определение «мениппея») было тесное соединение философской и гротескно-смеховой сторон при создании художественной картины мира.

Второй раздел « Традиция мениппеи в литературе Нового времени и ХХ века» дает краткий обзор проявления элементов мениппеи в литературе следующих за античностью эпох. Отмечается, что в средневековой литературе элементы мениппеи дают о себе знать в таких жанрах, как «споры», «предания», амбивалентные «прославления», моралите, миракли, пародийные загробные видения и пр. В эпоху Возрождения мениппея проявляется в проникнутых карнавальным мироощущением произведениях Эразма Роттердмского, Ф.Рабле, У. Шекспира, М. де Сервантеса, становясь, по словам Бахтина, «проводником наиболее сгущенных и ярких форм карнавализации в литературе» [Бахтин 1963]. В литературе XVIII-XIX вв. мениппейной начало проявляется у представителей просветительского реализма (Дж. Свифт, Г. Филдинг, Вольтер), романтизма (Э.Т.А. Гофман и др.), а также у представителей реалистической литературы, тяготеющих к острой постановке тех или иных нравственных и философских проблем (Ф.М. Достоевский).

Наблюдения Бахтина дополнятся собственными наблюдениями (с опорой на работы других исследователей) относительно проявления мениппеи в литературе ХХ века. В частности, приводятся наблюдения М.Н. Липовецкого относительно влияния мениппейной «памяти жанра» на постмодернистскую парадигму художественности. По словам исследователя, «мениппейная семантика в постмодернистской интерпретации …уравнивает внутренние порядки противоположных культурных языков с помощью категорий абсурда, бессмыслицы», а «диалогизм претерпевает радикальную трансформацию в сторону полного стирания граней между автором и героем», приводит к полной децентрации художественного мира произведения, когда автор «из всевластного демиурга превращается в участника той же игры, которую - как правило, неудачно - ведут его собственные герои» [Липовецкий 1997].

Проявление мениппейного начала в русской литературе ХХ века рассматривается во взаимосвязи с творческими поисками ряда писателей, стремившихся к соединению различных художественных тенденций, главным образом - реалистической и модернистской либо постмодернистской. В этом плане примечательно творчество Е.И. Замятина, выдвинувшего синтезирующую концепцию «неореализма», обнаруживающую связь с релятивистскими установками мениппеи, а также М.А.Булгакова и А.П. Платонова, обращавшихся в своих произведениям к приемам гротескной образности, фантасмагории, сатиры, преследующим своей целью решение значимых мировоззренческих задач (в духе мениппейного начала).

Уделяется внимание и произведениям, созданным во второй половине ХХ века в рамках литературы позднего советского периода. Среди них как примечательные в плане проявления мениппейного начала выделяются поэма В.В. Ерофеева «Москва - Петушки», написанная во многом под непосредственным влиянием идей Бахтина, и «социологический» роман А.А. Зиновьева «Зияющие высоты», отличающийся соединением дискурса научного исследования с гротескно-смеховой образностью, канавализованным бурлеском. Произведение А.А. Зиновьева характеризуется особенно резким, контрастным соединением «серьезного»( в частности, диалогического, представленного в развернутых дискуссиях его персонажей) и «смехового» начал, причем последнее проявляется, помимо всего прочего, и в стихотворных пародийных фрагментах, что вполне согласуется с традицией мениппеи.

В целом отмечается, что в контексте современной литературы понятие «мениппея», чаще всего применяется по отношению к произведениям, характеризующимся соединением элементов фантастики, гротескно-сатирической образности, различных реминисценций и аллюзий, философской проблематики, подаваемой, как правило, в ироническом ключе, и, зачастую, отличающимся игровым отношением автора к создаваемой в произведении картине мира. В этом плане примечательно наблюдение Т.Н. Марковой, отмечающей, что «структурные и семантические параметры мениппейного жанра в наибольшей степени коррелируют с гибридностью и эклектичностью как ведущими тенденциями в развитии жанров современной прозы» [Маркова 2005]. Вместе с этим, очевидно и то, что в творчестве представителей современной литературы отмеченная Бахтиным «объективная память жанра» мениппеи зачастую соединяется с сознательной ориентацией на те или иные культурологические и литературоведческие идеи, и данное обстоятельство следует учитывать и при обращении к творчеству В.П. Аксенова.

Третий раздел «Проблема теоретического осмысления мениппеи» посвящен вопросу о значении мениппеи в рамках современного литературоведения. Здесь отмечается сложный и неоднозначный характер восприятия основных литературоведческих и эстетических идей М.М. Бахтина в контексте гуманитарной мысли последних десятилетий, породивший своеобразный «бахтинский бум», сопровождавшийся частым и, во многих случаях, некорректным употреблением понятий и утверждений ученого. Данное обстоятельство обуславливает и неоднозначную роль понятия «мениппея» в контексте современного литературоведения - оно, с одной стороны, активно используется в целом ряде исследований, обращенных как к современной литературе, так и к литературному прошлому, а, с другой стороны, подвергается резкой критике. Критические высказывания в адрес мениппеи Бахтина звучали со стороны В.Б. Шкловского, С.С. Аверинцева, Е.М.Мелетинского [Шкловский 1970; Аверинцев 1996; Мелетинский 1986], наиболее последовательным же критиком Бахтина стал М.Л. Гаспаров. М.Л. Гаспаров указывает на фрагментарность многих произведений античной литературы, которые Бахтин приводит в качестве примеров «менипповой сатиры», а также на то обстоятельство, что ни в одном из этих примеров не присутствует полный набор отмеченных Бахтиным признаков мениппеи. Тем самым Бахтин, по мнению Гаспарова, экстраполирует в прошлое собственную литературную теорию. Мениппею Гаспаров объявляет «новой литературой, программу которой сочинил Бахтин» [Гаспаров 2004].

В качестве ответных соображений можно привести замечания К. Эмерсон, акцентирующей прежде всего методологические расхождения Бахтина и Гаспарова, близость первого к концепции «нового историзма», актуализирующего факты литературного прошлого в свете когнитивных потребностей современности, а второго к традиционной «истории литературы» [Эмерсон 2006]. Также представляют ценность наблюдения В.Л. Махлина, отмечающего «становящуюся историчность» мениппеи, ее обращенность к будущему, что определяет поэтапное формирование основных признаков мениппеи в широкой исторической перспективе [Махлин 2003].

В качестве основного итога теоретической части исследования формулируется определение ведущего понятия «мениппейное начало». Использование данного понятия преследует целью выделить из оригинальной и далеко не бесспорной теории М.М. Бахтина концептуальную основу, походящую для применения в рамках литературоведческого анализа. Под «мениппейным началом» понимается набор существенных структурообразующих признаков мениппеи в их взаимосвязи, которые могут быть выявлены в рамках того или иного литературного произведения. К числу таких признаков относятся, с одной стороны, обращение к идейной, философской проблематике, а, с другой стороны, введение элементов фантастики, фантасмагории, гротескно-смеховой условности, построение художественного образа по принципу соединения контрастных черт (в качестве дополнительных элементов можно выделить сатирическую злободневность и утопический мотив, выступающие в ряде случаев в контрастном соединении). На уровне формы таким существенным признаком выступает соединение фрагментов разной жанровой и стилистической природы. Данные наблюдения создают теоретическую базу для выявления круга произведений, в которых отмеченные признаки мениппеи играют существенную структурно-семантическую роль, и, следовательно, присутствует мениппейное начало.

Вторая глава «Формирование основных элементов мениппейного начала в произведениях В.П. Аксенова 1960-1970-х годов» обращена к рассмотрению ранних этапов творчества писателя.

В первом разделе главы «Элементы диалогизма и карнавализации как предпосылки формирования мениппейного начала в произведениях В.П. Аксенова начала 1960-х годов» рассматриваются повести «Коллеги», «Звездный билет», «Апельсины из Марокко» и роман «Пора, мой друг, пора». В начале раздела дается характеристика историко-литературного контекста, в рамках которого создавались данные произведения. Отмечается, что вступление В.П. Аксенова в литературу приходится на период «оттепели», основной тенденцией которого было стремление либерально настроенных писателей к преодолению догматических установок сталинского времени, расширению художественных возможностей литературы. В этих условиях обращение к различным приемам диалогического противостояния, к элементам карнавальной поэтики обретает весомое значение в качестве противовеса монологизму официального советского дискурса.

В повести «Коллеги» отмечается стремление автора к организации художественного целого произведения по принципу пересечения спорящих голосов, введению таких основных приемов сократического диалога, как синкриза и анакриза. В споре двух главных героев повести Зеленина и Максимова о том, как молодой человек должен строить свою жизнь, по сути, противопоставляются два мировоззренческих взгляда - коллективистский и индивидуалистский, что, с одной стороны, соответствует тематике советской молодежной прозы, но, с другой стороны, ряд обстоятельств (отсутствие прямых авторских высказываний в чью-либо пользу, подчеркивание самостоятельности и независимости каждой из представленных жизненных позиций, сведение всех героев повести, независимо от их возраста и положения в идеологической иерархии, в качестве равноправных участников диалога) свидетельствует о влиянии традиции диалогических карнавализованных жанров.

Кроме элементов сократического диалога, в «Коллегах» дают о себе знать элементы диатрибы, выражающиеся во внутренних диалогах Зеленина и Максимова, в которых, как правило, присутствует образ отсутствующего собеседника, а в разговоре Зеленина и Егорова, сопровождающемся «принятием» спиртного, как и в эпизоде встречи Зеленина, Максимова и Карпова в Круглогорье, проявляются приметы жанра симпосиона - пиршественного, застольного диалога. В противопоставлении образов Зеленина и Максимова также проявляются приметы такой устойчивой в карнавальной традиции пары противоположностей, как «эгоцентрик - эксцентрик» (Пьеро - Арлекин). В повести дают о себе знать и такие карнавальные оппозиции, как противопоставление молодого и старого, далекого и близкого (города и деревни), «пристойного» и «непристойного» поведения, «уместного» и «неуместного» слова. Таким образом, в этом произведении складываются основополагающие признаки «серьезно-смехового» способа отражения действительности, проявляющегося на протяжении всего последующего творчества В.П. Аксенова.

В повести «Звездный билет» проявление диалогического и карнавального начал связано, в основном, с образами двух главных героев - братьев Виктора и Димы Денисовых. В этом произведении проявляются по преимуществу элементы диатрибы, выражающиеся в монологических высказываниях братьев, обращенных друг к другу и к окружающим людям, а также элементы исповеди-солилоквиума, выраженные в форме внутреннего разговора с самим собой. Характер противопоставления разных жизненных позиций в этом произведении значительно усложняется: жизненные позиции озвучиваются, но окончательного превосходства одной над другой, как это было в финале «Коллег», в финале «Звездного билета» не происходит, а вместо этого наблюдается ослабление обеих позиций. В то же время в этой повести усиливается карнавальная направленность, выражающаяся в тех комичных ситуациях, в которые всякий раз попадают герои повести, когда пытаются высказать «однозначное» утверждение о жизни. Примечательно также, что в финале повести автор не направляет энергию молодого героя в какое-либо определенное русло, оставляя его в ситуации выбора, что свидетельствует об уходе от линейности дискурса соцреализма в сторону вариативной составляющей художественного целого.

В повести «Апельсины из Марокко» создается уже целиком карнавализованная картина мира, лишенная диалогического противопоставления каких-либо жизненных позиций. Композиция повести, организованная по принципу смены пяти повествователей, способствует возникновению ситуации карнавального многоголосия, а, вместе с тем, и карнавальной стилистической игры. Для этого произведения, рисующего картину народного гуляния, веселого пира актуальной оказывается традиция симпосиона, кроме того, во внутренних монологах героев дают о себе знать элементы исповеди-солилоквиума.

В романе «Пора, мой друг, пора», завершающем ранний этап творчества писателя, также сказывается мотив карнавального веселья, который, однако, усложняется драматическими мотивами смерти, вины, ответственности. Диалогический элемент подвергается в этом произведении явной профанации, участники спора уже не стремятся высказаться до конца и зачастую просто «перебрасываются» общими понятиями. Вместе с тем, в произведении усиливается острота внутреннего монолога, исповедального начала. В романе наблюдается исчерпанность прежних средств художественного самовыражения, что, в свою очередь, подготавливает выход Аксенова на новый уровень письма.

Во втором разделе «Становление мениппейного начала в произведениях В.П. Аксенова второй половины 1960-х -1970-х годов» рассматриваются повести «Стальная птица», «Затоваренная бочкотара», «Поиски жанра». Создание этих произведений приходится на период «застоя», для которого были характерны отход ряда писателей, включая Аксенова, от оптимистических настроений оттепельной эпохи, нарастание конфликтных отношений между властью и творческой интеллигенцией. Как следствие, в творчестве Аксенова начинает доминировать резко ироническая интонация, намечается обращение к гротескной образности, игровой манере письма, пародирующей разнообразные художественные приемы (в первую очередь, присущие литературе соцреализма), что, в свою очередь, способствует возникновению в творчестве писателя отчетливо выраженного мениппейного начала.

В повести «Стальная птица» проявление мениппейного начала связано преимущественно с гротескным образом главного героя - человека-самолета Попенкова. В этом образе дают о себе знать такие элементы мениппеи, как «экспериментирующая фантастика», «морально-психологическое экспериментирование», переворачивание верха и низа, оксюморные сочетания, а также «предельная миросозерцательность», выражающаяся в глобальности тиранических претензий главного героя. В повести также находят отражение многостильность и многожанровость мениппеи, проявляющиеся в обилии вставных фрагментов, как правило, носящих пародийный характер, что соответствует духу мениппейного начала.

В повести «Затоваренная бочкотара» отмечается введение характерного для мениппеи мотива путешествия, предполагающего объединения ряда героев с целью совместного испытания на верность какой-либо идее. В этом произведении особенно резко проявляется присущий мениппее элемент злободневности, своей вершины достигает стилистическая игра с различными литературными дискурсами (как официозной, так и оппозиционной литературы). Компания людей, собравшихся в грузовике, везущем бочкотару (шофер Володя Телескопов, старик Моченкин, учительница Ирина Селезнева, «рафинированный интеллигент» Вадим Дрожжинин и др.), по сути, представляет пародийный срез советского общества изображаемой эпохи, а речь данных персонажей являет собой сатирическое отражения языка эпохи со всем его стилистическим разнообразием, что способствует созданию яркой картины карнавального многоголосия. Кроме того, образ Володи Телескопова представляет яркое воплощение характерного для мениппеи карнавального типажа, соединяющего одновременно черты «шута» (высказывающего «неуместное» слово и демонстрирующего «неуместное» поведение) и «мудреца» (задающего «последние вопросы» о смысле бытия).

Вместе с этим, в «Затоваренной бочкотаре» намечается карнавальное соединение высокого и низкого, духовного и бытового (образы Бочкотары и Хорошего Человека), а в снах героев повести заметно контрастное пересечение символической и гротескно-смеховой составляющих художественного целого. Также отмечается проявляющееся в этом произведении тяготение к мениппейному «философскому универсализму», находящему выражение в поисках героями смысла жизни, в их совместном испытании на прочность любви и верности друг к другу. В финале повести, изображающем идиллическое единение героев вокруг бочкотары, их движение к Хорошему Человеку, также проявляется присущий мениппее утопический мотив. мениппея аксенов литературоведение диалогизм

В повести «Поиски жанра», как и в «Затоваренной бочкотаре», можно отметить игровой характер проявления мениппейного начала, но при этом здесь наблюдается уход от злободневной, сатирической тональности в сторону лирической и медитативной. Мениппейное «морально-психологическое экспериментирование» в этой повести, как и в «Стальной птице», связано с образом главного героя - «артиста оригинального жанра», волшебника Павла Дурова, существующего на грани реального и ирреального миров и становящегося постоянным объектом самоиронии и карнавального низвержения. Особенность проявления мениппейного начала в этой повести связана и с возникающим в ней мотивом разнопланового строения пространства - путешествие Дурова начинается с его «посещения» мира мертвых, проходит через мир живых, а своей конечной целью имеет возвышенный мир «чудесной Долины», и в этом также заметна связь с традицией античной менипповой сатиры, предполагающей перенесение действия из небесной сферы (Олимпа) на землю, либо в преисподнюю (Аид), и наоборот. Проявляется в повести и утопический мотив, окрашенный, однако, в драматические тона - прибытие героя в «чудесную Долину», происходит уже после его трагической гибели, и этот изменяющийся характер утопического мотива связан с общим изменением философского звучания мениппейного начала в данном произведении Аксенова.

В целом можно сказать, что в произведениях отмеченного периода элементы мениппеи начинают задавать и особенности художественной структуры, и специфику смыслового наполнения.

Третья глава «Особенности проявления мениппейного начала в отдельных произведениях В.П. Аксенова» имеет целью углубить рассмотрение элементов мениппеи в творчестве писателя, при этом особое внимание уделяется внедрению мениппейного начала в поэтику различных художественных систем.

Первый раздел «Взаимодействие мениппейного начала с поэтикой модернизма и постмодернизма в романе “Ожог”» обращен к рассмотрению произведения, резко выделяющегося своей нереалистической поэтикой, вбирающей в себя приметы как модернистской, так и постмодернистской литературы. В «Ожоге» заметны авторская интенция к децентрации художественного мира, выражающаяся в расслоении единого образа либо ситуации на множество копирующих друг друга, интертекстуальность и гипертекстуальность, проявляющиеся в нелинейности структуры текста, его пересечении с другими текстами, и, вместе с этим, явное усиление карнавальной, гротескно-смеховой составляющей, предстающей в нагромождении трагифарсовых, бурлескной сцен, доводящих изображаемое действие до высшей степени абсурда. Можно сказать, что в данном произведении проявляется, главным образом, деконструирующая сторона мениппейного начала, направленная на снятие логоцентризма, последовательное разрушение любой попытки выстроить завершенный словесный образ мира.

В «Ожоге» заметно также проявление сатирической стороны мениппейного начала, дающей о себе знать как в картинах жизни столичной интеллигенции 1960-х гг., так и в магаданских сценах. В образах подполковника Чепцова, Главы, Верховного Жреца и др. высшей степени выражения достигают присущие мениппее злободневность и публицистичность, проявлению этих мениппейных элементов способствуют и вводимые в текст высказывания повествователя. Характерна также попытка создания в романе самостоятельной философской концепции, противостоящей официальной идеологии, что вводит в роман мениппейный элемент «философского универсализма». Речь идет о теории так называемой «третьей модели», имеющей христианские корни и по-своему объясняющей природу Божественного. Однако в общей, по сути, модернистской художественной картине мира-хаоса эта теория также подвергается разрушению. В целом можно сказать, что в «Ожоге» мениппейное начало пересекается с модернистской поэтикой в содержательном плане, на уровне выстраивания сюжета, тогда как приметы постмодернистской поэтики (прежде всего, интертекстуальность и гипертекстуальность) взаимодействуют с мениппейным началом на уровне формального построения текста.

Второй раздел «Взаимодействие мениппейного начала с традицией романа-эпопеи в трилогии “Московская сага”» посвящен произведению, имеющему заметные точки соприкосновения с «Ожогом» в плане тематики и проблематики (прежде всего, в изображении конфликта личности и власти в условиях тоталитарного общества), но радикально отличающемуся от него своей художественной структурой. В «Московской саге», описывающей историю семьи Градовых, живущей в тяжелую для страны сталинскую эпоху, наблюдается актуализация реалистической традиции, здесь воспроизводятся многие характерные приметы большого романного повествования, проникнутого эпопейным началом и выстроенного по принципу семейной хроники, вписанной в историю страны (примерами могут служить «Война и мир» Л.Н. Толстого, «Тихий Дон» М.А. Шолохова, «Белая гвардия» М.А. Булгакова, «Будденброки» Т. Манна, «Сага о Форсайтах» Дж. Голсуорси, «Семья Тибо» Р. Мартена дю Гара и др.).

Тем более примечательно соединение в этом произведении эпопейного и мениппейного начал, служащее показателем преемственности в творчестве Аксенова серьезно-смехового способа изображения действительности. Художественный историзм трилогии, ее последовательная хроникальность взаимодействуют с особой иронизирующей функцией рассказчика. Реалистический детерминизм, стремление к точному изображению характеров, свойственных социальной среде описываемой эпохи, совмещаются с карнавализованными оксюморными сочетаниями, с иронией в описании падений и трансформаций образов главных героев (Никита Градов, превращающийся из комкора в «зека», а потом становящийся маршалом, Сталин, превращающийся из «тирана» в пациента профессора Градова), при этом трагическая основа сюжета трилогии особенно сильно подчеркивает контрастность подобных сочетаний и превращений. Следует отметить и гармоничное соединение в «Московской саге» психологизма, идущего от толстовской традиции «диалектики души», с мениппейным «морально-психологическим экспериментированием» и «философским универсализмом», которые выражаются в разнообразных трансформациях сознания героев трилогии, в их стремлении к решению «последних вопросов» о смысле человеческого бытия. Отдельно следует отметить вставные эпизоды (антракты), характеризующиеся тесным соединением документализма, хроникальности и трагикомичной гротескной образности, что особо показательно в плане соединения мениппейного («экспериментирующая фантастика», «морально-психологическое экспериментирование») и эпопейного (создание картины «большого» исторического времени) начал.

В качестве итогового наблюдения делается вывод, что взаимовлияние традиций эпопеи и мениппеи в «Московской саге» приводит к тому, что присущий эпопее драматизм снижается за счет значительной доли профанации и сарказма, а мениппейное начало заметно ослабляет гротескно-смеховую сторону и, в свою очередь, драматизируется. Примечательно также, что в рамках эпопейной традиции по-своему актуализируется заложенный в мениппейной «памяти жанра» мотив идейного и нравственного испытания.

Третий раздел «Поэтика постреализма как принципиально новая форма выражения мениппейного начала в романах “Новый сладостный стиль”, “Кесарево свечение”, “Вольтерьянцы и вольтерьянки”» посвящен рассмотрению произведений В. П. Аксенова, опубликованных во второй половине 1990-х - начале 2000-х г. В данных произведениях мениппейное начало приобретает наиболее отчетливое выражение на основных уровнях художественной структуры - сюжетном, композиционном, стилистическом, идейно-смысловом, и в этом видится тесная связь с формированием в творчестве писателя элементов поэтики постреализма, синтезирующей приметы реалистической и постмодернистской художественности. По наблюдению Н.Л. Лейдермана и М.Н. Липовецкого [Лейдерман, Липовецкий 2001], поэтика постреализма предполагает соединение детерминизма с поиском иррациональных истоков поступков и характеров героев, сочетание социальности и психологизма с выявлением родового и метафизического слоев человеческой натуры, амбивалентное построение художественного образа, моделирование мира как диалога различных культурных языков. Эти приметы постреализма коррелируют с такими характерными элементами мениппеи, как «морально-психологическое экспериментирование», призванное раскрыть внутреннюю, не проявленную в привычной социальной жизни сторону личности, тяготение к контрастной, оксюморной образности, а также мениппейными многожанровостью и многостильностью.

В романе «Новый сладостный стиль» проявление мениппейного начала связано преимущественно с образом главного героя - артиста, режиссера и барда Александра Корбаха, с его жизненными поисками. Этот образ обнаруживает явную близость к архетипичной карнавальной фигуре шута и дурака (неоднократное подчеркивание «шутовских» черт в облике Корбаха), что соотносится с постреалистской установкой на раскрытие родового, метафизического начала, и, вместе с этим, с мениппейным принципом «серьезно-смехового» изображения героя, занятого поиском истины. Возникают в романе и характерные как для постреалистской, так и для мениппейной поэтики, ситуация культурного многоголосия, отсылки к разнообразным культурным слоям: русскому Серебряному веку, эпохе перед Ренессансом (времени расцвета «нового сладостного стиля»), библейской древности. Отсылки к карнавальной традиции и упоминание имени Бахтина свидетельствуют также о совмещении мениппейной «памяти жанра» с сознательной установкой писателя на определенную культурологическую идею.

Проявляет себя в романе и такой характерный признак мениппеи как соединение прозы и стихов - каждая часть романа имеет стихотворное завершение, причем подобные стихотворные вставки носят, как положено в мениппее, пародийный характер, осуществляют соединение различных стилей, культурных языков, а также естественных языков - английского и русского. Англо-русский билингвизм романа, наполнение текста разнообразными русскими и американскими жаргонизмами также соответствуют мениппейной установке на самопародирование языка произведения. Усиливается в романе и смеховая составляющая, выражающаяся, в частности, в выстраивании разнообразных комических числовых рядов (например, перечисление погибших в результате столкновения Стенли Корбаха и Норманна Бламсдейла) - данный прием, явно заимствованный у Ф.Рабле и направленный на низвержении сакральности Числа, также вписывается в общий мениппейный принцип соединение высокого и низкого, серьезного и смешного.

Возникает в «Новом сладостном стиле» и целостная философская концепция, развиваемая в диалоге Корбаха и его кузена Стенли, в соответствии с ней история предстает как духовная эволюция всего живого, отсчитывающая время от символического изгнания из «Рая» и имеющая конечной целью возвращение к «Изначальному Замыслу». Появление в данном романе развернутой мировоззренческой идеи придает мениппейному началу цельность, венчает собой все другие элементы мениппейной и постреалистской поэтики. Эта концепция получает развитие в последующих произведениях Аксенова.

В романе «Кесарево свечение» среди особенностей проявления мениппейного начала можно выделить значительно большую, по сравнению с предыдущим романом, степень эксцентричности разворачивающегося действия, в основе которого лежит история любви представителей постсоветской России 90-х годов Славы Горелика и Наташи Светляковой, высокую степень жанровой неоднородности текста романа, включающего в себя драматические сцены, стихотворные вставки, новеллы и даже «малый роман», более заметно проявляют себя в романе гротескная образность и «философский универсализм», предполагающие, особенно в «малом романе» о Кукушкиных островах, активную игру с мифологическим и утопическим дискурсами. История любви главных героев, их поисков друг друга по всему миру, совместной жизни одновременно сближает данное произведение с реалистической романной традицией и вводит в него мениппейный мотив испытания - как взаимных чувств героев, так и их общей идеи служения человечеству («экологическая» утопия восстановления чистого воздуха, которую пытается реализовать созданная Гореликом и его друзьями компания «Эр-Гор»). Экспериментирующая направленность мениппеи проявляет себя и во включенном в текст романа «малом романе» «Кукушкины острова», где создается антиутопическая картина деградации человечества, что, как было отмечено выше, показательно в плане «философского универсализма» и «предельной миросозерцательности».

Новым становится и введение в текст романа образа эксплицитного автора - писателя Стаса Ваксино, придающего повествованию особую непосредственность и свободу. В образе Стаса Ваксино в значительной мере сказываются черты постреалистской поэтики, соединяющие постмодернистский игровой характер фигуры автора-рассказчика и реалистическую установку на высказывание прямого авторского слова о мире, что также соотносится с принципами мениппеи. Наконец, следует отметить и возникающую в финале романа целостную утопическую картину (противопоставленную заявленной в «малом романе» антиутопической), не имеющую аналогов в прежнем творчестве Аксенова, что свидетельствует о достаточной степени выраженности мениппейного начала.

В романе «Вольтерьянцы и вольтерьянки» новым в плане мениппеи является введение прямого диалогического противостояния, столкновения идей. Лежащая в основе сюжета романа история встречи философа Вольтера с посланцами российской императрицы на балтийском острове Оттец обеспечивает создание мениппейной ситуации объединения самых разнообразных персонажей с целью провоцирования их к озвучиванию своих жизненных позиций. При этом в романе находит оригинальное развитие присущая мениппейной поэтике, как и поэтике постреализма, тенденция к построению карнавализованного «образа языка», в данном случае - языка XVIII века, неотделимого от общего игрового характера разворачивающегося действия. В романе также дает о себе знать мениппейный мотив переворачивания верха и низа, выражающийся в эпизодах «грехопадений» главных героев, а также имеющий ярко выраженную карнавальную окраску мотив переодевания, подмены (императрица Екатерина, выступающая под видом барона Фон-Фигина и т.п.). Снижающие элементы физиологии сказываются и в образе «гиганта идей» Вольтера.

Многочисленные комичные ситуации и положения, создаваемые в романе, имеют своей обратной стороной остроту идейного конфликта. В «Вольтерьянцах и вольтерьянках» возникают диалогические синкризы (в духе традиции сократического диалога) между Вольтером и российским посланцем Мишей Земсковым, с одной стороны, и между последним и таинственным химиком Видалем Карантце (представляющим демоническое начало) - с другой. В образе Миши Земскова, путешествующего в «червоточине времени» и приобщающегося к мистическому опыту, проявляются и элемент мениппейного «морально-психологического экспериментирования» и постреалистская амбивалентность художественного образа. В финале романа, изображающем разговор Вольтера и Миши Земскова в загробном мире, также сказывается мениппейный мотив «диалога мертвых», дающего новый взгляд на проблемы, обсуждавшиеся в мире живых.

В заключении дается краткий обзор проделанной работы, подводятся итоги, делаются обобщающие выводы и намечаются перспективы дальнейшего изучения рассмотренной в исследовании проблемы.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНЫ В ПУБЛИКАЦИЯХ

1.Шиновников, И.П. Особенности проявления карнавального начала в повести В.П. Аксенова «Апельсины из Марокко»/ И.П. Шиновников // Филология и человек.- 2007.-№3.- С.106-110.(Статья, опубликованная в рекомендованном ВАК издании).

2.Шиновников, И.П. Структурообразующая роль менипповой сатиры в повести В.П. Аксенова «Затоваренная бочкотара» / И.П. Шиновников // Филология и человек. - 2008.-№4. - С. 88-93. (Статья, опубликованная в рекомендованном ВАК издании).