Творчество Уильяма Морриса в контексте эстетизации Средневековья и взаимодействия литературы с другими видами искусства

Моррис создаёт и многочисленные пейзажи: топографические и живописные. Топографические пейзажи встречаются в статьях, лекциях при ссылке на страну и её культуру. Живописно-топографические пейзажи свойственны стилистике эпистолярного жанра. Живописный пейзаж рисует озеро, лес, луг, остров, город, утро, вечер, туман, свет, ветер. При этом Моррис «оживляет» пейзажи, превращая их в одушевлённые сущности. Фоном в его произведениях служит живописная английская сельская местность. Многие живописания вольных сельских просторов связаны с детством писателя. Существенным в его «пейзажной живописи» является концепт «сад» - возделанная и украшенная человеком природа. Он был увлечён и суровой техникой северного пейзажа, которая сильно ощущается в его поздних работах.

Моррис живописует и первозданную природу Исландии и Ирландии, и рисует яркие городские пейзажи, предпочитая средневековые европейские города с замками, мостами, колокольнями, часовнями, шпилями, флюгерами. Его «Лондон» - средневековый город будущего, утопающий в лугах и садах. Более всего Моррису импонировал архитектурный пейзаж, в том числе готический. В его книгах, кроме дремучих лесов, таинственных озёр, волшебных островов, загадочных долин, есть готические замки и их живописные руины.

Пейзаж у Морриса, как и портрет, имеет тенденцию к перевоплощению, взаимозаменяемости. В его пейзажах дворцы превращаются в руины, исчезают с лица земли; острова преобразуются в цветущие сады, непроходимые чащи, земли, где царит ничто. В свою очередь, «готические» развалины замков, руины церквей, пустоши сменяются зелёным раздольем, природно-архитектурным великолепием. Сосуществование природного и архитектурного ландшафтов было, по Моррису, чертой архитектуры будущего.

Моррис мыслил природу как одухотворённую сущность. Ему было понятно то, что объединяет животный и растительный мир с людьми; в природе он усматривал индивидуальное начало, близкое человеческой душе, находил в ней радость, утешение, неиссякаемый источник вдохновения. С ней были связаны его поэтические «пейзажи души», которые он «рисовал» в минуты душевного непокоя, используя в стихах всю палитру человеческих чувств.

В отличие от портрета и пейзажа, обладающих динамичностью и живописностью, интерьер и натюрморт у Морриса характеризуются статичностью и декоративностью. С помощью этих жанров он украшал художественный текст, как украшал ткани, обои, гобелены, ковры рисунками и орнаментами.

Один из лейтмотивов литературного творчества Морриса - вещь, сродная человеку, как бы сросшаяся с его жизнью и домом. В его произведениях красивые предметы интерьера возбуждают в душе человека радость, эстетическое наслаждение. Он рассматривает составляющие интерьера как необходимые принадлежности человеческого окружения, определяющие своим присутствием его значимость. Особенностью его текстов является эстетизация декоративных описаний интерьеров любого уровня - от лесной хижины, дома крестьянина, ремесленника до мастерски декорированных палат, роскошного средневекового замка. Такие описания становятся стилевой доминантой - писателю важно показать необычность обстановки, окружающей персонажи, создать «интерьерное празднество». Важное место в стилистике Морриса занимают символичные интерьерные описания, служащие фоном целостного изображения: описания жилищ, мебели, ковров, гобеленов, витражей, росписей, тканей, одежд, ювелирных изделий. Он декорирует произведения так же, как декорировал дома, заполняя их своими творческими идеями.

Его интерьеры могут сочетаться с пейзажами (особенно архитектурными); совокупность пейзажа и интерьера воссоздаёт среду, внешнюю по отношению к человеку, к его духовному миру. Иногда пространства интерьера и природного ландшафта оказываются по разные стороны границ человеческого бытия (мотив заточения, несвободы). В противоположном случае между пейзажем и интерьером возникает условность границ, они переходят друг в друга, становятся друг другом: реки и ручьи уподобляются тканям, цветущие поля и луга превращаются в ковры, а леса и сады - в изысканные гобелены.

Зачастую вещи из интерьеров Морриса становятся знаковыми, превращаются в художественную деталь. Деталь у него равнозначна миниатюре, в пространство которой он ухитряется вместить картину. Деталь становится отражением душевной жизни человека; отождествляется с образом хозяина, отражает его вкусы, привычки, характер; даёт понятие о его наружности; играет знаковую роль в судьбе. Деталь часто выносится Моррисом в сильную позицию («Голубой шкаф», «Золотые крылья», «Деревья-гобелены»).

Вещь как декоративный «персонаж» воплощается Моррисом и в натюрморте, чаще в виде «натюрмортных вкраплений». Он получает наслаждение, составляя декорацию из продуктов питания, посуды, различных предметов, трактуя вещь как слово, наделяя её особым значением. Предметом его натюрморта становится неодушевлённая и живая, на мгновение «застывшая» природа (животные, птицы, деревья, цветы). Соединяя несоединимое в контексте натюрморта, Моррис аллегорически показывает возможность создания гармоничного мира, стремящегося к целостности и «всеобщему братству».

При заимствовании текстом жанровых особенностей живописи в поэтике Морриса проявляется её самое важное свойство - живописность и декоративность словесных описаний. Живописность имеет место в пейзаже, портрете, декоративность - в интерьере, натюрморте. Кроме того, эти категории участвуют в реализации принципа взаимодействия искусств в художественных текстах Морриса и на уровне лексико-стилистического контекста.

Декоративность у Морриса - апеллирование к декоративным началам художественного текста; свойство, усиливающее его выразительную и организующую роль. Это эстетическое освоение среды произведения; искусство украшения, создающее его орнаментальную красоту, формирующее целостную картину описания, запечатлевающее авторский стиль. Декоративность у него выступает как внутренняя, органически присущая конструкции текста, и внешняя - декор, украшение. Основным художественным приёмом декоративности становится намеренная архаизация текста. Подчёркивая своеобразие определённого уклада жизни, быта, культуры он использует такие лексико-грамматические пласты английского языка как синтаксическая инверсия, слова и конструкции с ограниченной сферой употребления.

В качестве «декоративной канвы» литературного произведения Моррис применяет приём синтаксической инверсии: «Between the good and the base, in the midst of the passionate faces and changing colours stood the great terrace, cold, and calm, and white, with its changeless statues; and for awhile there was silence». Инверсированное расположение слов создаёт эффект поэтической выразительности, придаёт речи плавность звучания и музыкальность, наполняет текст витиеватой образностью и красотой прошлого.

Историзмы создают в его произведениях исторический колорит изобра-жаемой эпохи, называют существовавшие в прошлом предметы и концепты, например, средневековые понятия, связанные с искусством: «fardel» - арка, свод средневекового здания; «dorsar» - орнаментальная драпировка для спинки кресла, трона; «halling» - гобелен или расписанная ткань для украшения стен залов; «goodman» - средневековый мастер; «limner» - иллюминатор.

Употребление архаизмов придаёт его творениям торжественность, создаёт особый декоративный колорит прошедших веков: «wender» - странник, «carle» - простолюдин, «chapman» - торговец, «quean» - дева, «mote-house» - ратуша, «garth» - внутренний дворик, «hostelry» - гостиница, «weed» - одеяние. Кроме лексических архаизмов в качестве декоративных элементов текста он использует устаревшие словоформы («spake» - молвила, «wend» - уйти, «lovest» - любишь, «brethren» - братья, «nought» - ничего, «betwixt» - между, «twain» - два, «lo!» - чу!) и грамматические конструкции («What doom ye here?», «He quoth that that would be unsooth whereof he was wyted»).

Моррис с большим пиететом относился к устаревшим выражениям, среди которых были архаизмы, устоявшиеся в английском языке, архаизмы из работ Чосера, Мэлори, Фруассара и его «личный вокабуляр», состоящий из псевдо-архаистических слов, имевших северное происхождение и связанных с процессом перевода исландских саг. Его герои говорили на красивом, выразительном псевдоанглийском языке, представлявшем смесь среднеанглийского языка с исландскими идиомами и словоформами. Такой декоративный «язык» Моррис создавал на основе использования в своих произведениях колоритных кеннингов, как северных и староанглийских, так и собственных, будучи приверженцем скальдических кеннингов. Его кеннинги могли быть эксплицитными («earth fire» - вулкан, «sail-burg» - корабль, «arrow-storm» - битва, «string-play» - арфа) и имплицитными («cheaping-stead» - город, «mountain-hall» - небо, «star-street» - созвездие, «sea-flowers» - водоросли, «hill-dogs» - волки). Зачастую его кеннинги становились ведущими декоративными мотивами произведения, превращались в декоративные символы (в «Сигурде Вольсунге» в главе «О ковке меча» вместо понятия «меч» Моррис использует кеннинг «Wrath of Sigurd» - Гнев Сигурда). Для украшения текста он также использовал и «хейти» («жена», «невеста» - женщина; «огонь», «убийца» - меч; «собеседник» - друг; «песня» - речь).

Другим компонентом стилистики Морриса была живописность. Будучи прекрасным художником слова, Моррис владел богатой палитрой изобразительных средств. Его литературные тексты вбирали приёмы, свойственные живописи, язык которой создавал зримые, пластичные поэтические образы, выражаясь в живописи словом. Словоживопись связана у него с использованием разных лексико-стилистических средств: сравнений, метафор, эпитетов, олицетворений, словесной игры с антропонимами и топонимами.

Яркая образность пропитывает ткань его произведений; сравнения как истоки поэтического образа являются опорой моррисовского мира, на которой создаётся «здание» стилистической красоты других живописных тропов. При описании положительных героев Моррис сравнивает их с миром цветов, деревьев, птиц и прочих прекрасных творений природы (королева Гвиневра, «улыбающаяся, как Небеса», «робкая, как солнечный свет в марте»). Необычные моррисовские сравнения рисуют внутренний мир героев, показывают их душевное состояние («как меч запретным клинком / Лежит меж губами влюблённых, что клятву дали на нём, - / Так блещет мой взор горящий»).

Моррис творит живописные метафоры, подмечая сходство несопоставимых сущностей. Метафорическая образность подчёркивает полисемантичность образа («винные чаши, коронованные цветами»). Писатель использует и приём развёрнутой метафоры: например, метафора пути, по которому герой идёт в целях познания мира, поиска земного рая, открытия себя как личности, эстетизирующей космос бытия. Метафора пути содержится в заглавиях многих моррисовских произведений («Странники», «Два берега реки», «Пилигримы Надежды»). Иногда метафора становится у него подобием аллегории, воплощая идею гармонии его природно-вещественного видения мира.

Художественный мир Морриса одушевлён, одухотворён; в нём всё дышит, живёт, празднует. В его волшебном мире обитают боги, дьяволы, ведьмы, привидения, таинственные двойники, загадочные твари, живые предметы (Посыльная Ладья). Олицетворение наделяется признаками человекоподобия, привлекая естественный и вещественный мир к соучастию в душевной жизни героя («и нарциссы потупляли взгляд, / Ощущая ног прикосновенье»). Через олицетворение природной жизни раскрываются движения человеческой души, проявляются особенности мифологического мышления Морриса («дышащий звук ветра»; «устроила осень пир»). Эмоциональные словесные краски, используемые в палитре писателя, в том числе и в отношении эпитетов, одухотворяют, очеловечивают образы природно-вещных сущностей. Эпитеты наделяются чертами украшающего и характеризующего слова. Украшающие обозначают постоянный признак предмета («златоглавая башня», «стройные деревья»); характеризующие подчёркивают признак, важный для данного описания («урожайная луна», «яшмовое море», «дичающие травы»).

Большое внимание в технике живописи словом Моррис уделял словесной игре с антропонимами и топонимами. Его топография включает названия гор, долин, лесов, водных пространств, населённых мест; представляет собой архаичную форму пейзажа. Топонимы не только характеризуют местность, но и служат смысловым сигналом, указывающим на дальнейший ход событий: топография перерастает в «топографический рок» - предсказание судьбы персонажа («Welland River», «Glittering Heath», «Pagan Castle»). Моррис широко использовал говорящие имена персонажей («Sun-Crowned», «Apple-Queen», «Cloudy Kings», «Victory-Wafter»). Он соотносил живописное слово с качествами героя, характеризующими его с определённой точки зрения («Birdalone» - «одинокая пташка», «Godmar» - «порочащий имя господа»).

Лексико-стилистические приёмы в текстах Морриса реализуются и в цветоживописи словом. Цвет является главным изобразительным средством, способствующим отражению многообразия предметного мира в его красочном богатстве. Цвет - важный компонент образа, он обозначает внешность субъекта, его внутреннее состояние. Через цветоживопись Моррис представляет положительные и отрицательные состояния явлений и объектов. Концептуализация действительности в цветоживописи словом осуществляется у него при помощи цветового сравнения и эпитета, метафоры и метонимии цвета, цветовых контрастов, цветового символизма, необычной колористики.

Цветовое сравнение живописует природный и очеловеченный мир, делая его картинным («дева Мария с волосами, красными как самая красноспелая золотая пшеница»). Цветовые эпитеты определяют гамму портрета или пейзажа («зловещий синебородый смотритель замка», «золотоволновые равнины»). Метафора цвета интенсифицирует необычность восприятия красоты мира («жёлтая лестница золотых волос»). Метонимические модели цветообозначений включают обозначение лица по цвету одежды («Белая Дева»).

В romances и поэмах Морриса образуется неповторимое взаимодействие красок, согласующихся по законам гармонии, дополнения и контраста. При создании образов он выбирает два контрастных цвета: зелёный/чёрный (радость/бесчувствие), зелёный/жёлтый (надежда/смерть), зелёный/красный (непорочность/грех). Цветовые контрасты, противопоставляя разные сущности, усиливают восприятие, органично включаются в картину описания. Они могут быть и гармоничными сочетаниями цветов, невозможными друг без друга: чёрный-белый (надежда на обретение духовного света); зелёный-белый (непрерывность мирового цикла); белый-зелёный-красный (вера, чистота); красный-зелёный-золотой (воссоединение разобщённых душ); красный-голубой (примирение чувственности и духовности); белый-красный, красный-золотой, белый-красный-золотой (духовное восхождение).

Цветовая палитра Морриса включает зелёный, красный, белый, золотой цвета; вторичными являются чёрный, серый, пурпурный, голубой. Отличительной чертой его произведений является цветовой символизм; каждая краска наделяется им определёнными, зачастую противоположными качествами (золотой - свет, божественность; красота мира и искусства; замаскированное насилие, хаос, зло; голубой - духовность, истина; несвобода духа). С точки зрения цветового символизма он рисует не только бытие человека и вещи, но и времена года («golden haze of early autumn», «snow-white ashes»).

Цветоживописание времён года связано у него и с флористическими мотивами. Большинство его «цветных» тропов имеет в основе «цветочную», «растительную» семантику. В арсенале его цветочной палитры есть привычные цветы (лилия, роза, подсолнух, гвоздика, маргаритка, нарцисс, мак, василёк, незабудка, бархатцы, вьюнок, левкой), редкие растения (кукушкин цвет, асфодель, пассифлора, ломонос, калужница). От многократного повторения семантическая основа цветочного тропа может абстрагироваться до клише. Набор клише составляет словесный орнамент: «lily-flower», «lily-seed», «lily-rose», «summer lily», «lily red», «scarlet lily», «white lily», «painted lily» и т.д.

Для произведений Морриса характерна и необычная колористика, придающая им символичность и визуальность, усиливающая эффект эстетичности. Она воплощается в цветоживописных картинах и именах собственных. «Цветные» антропонимы образуются по принципу метонимического переноса части на целое и являются сочетанием имени с цветовым эпитетом («Golden Guendolen», «Red Harald», «Hugh the White-haired»).

Цветоживопись словом является одним из видов синестезии, характерной для всех произведений Морриса. Синестезия воплощается у него в виде языковых средств, к каковым относятся тропы и фигуры, основанные на межчувственных переносах, и может быть цветовой и звуковой. Умение рисовать цветом выражается у Морриса в умении сливать воедино картинность и пластичность описания. Но при этом его живописные описания рождают у читателя не только цветовые ощущения, - они насыщены звуками природы и человеческого бытия (цокот копыт, шум дождя и леса, шелест трав, звуки битв и поединков, щебет птиц, дыхание ветра и звёзд, движение морских волн и кораблей). В его произведениях зримо и звучно радуются и печалятся, бега-ют по лугам и купаются в реках, поют и говорят. Звуки естественной и человеческой природы имеют место в контексте пейзажей и интерьеров Морриса.

В произведениях Морриса также имеют место картинная и музыкальная синестезии. Картинная синестезия характерна для всех его поэм и romances, которые состоят из серий ярких визуально осязаемых живописно-декора-тивных картин, насыщенных красками, эмоциями, пластикой, скульптурностью. Визуальные картины становятся кинематографичными, и Моррис зачастую применяет приём «крупного плана»: создаёт укрупнённое полотно, которое «оживает», меняется на новую картину, развивается далее в серию картин; и такие визуальные метаморфозы продолжаются у него бесконечно.

Музыкальная синестезия возникает в его художественных текстах в не-скольких случаях. Это музыкальность его поэзии, являющейся музыкальным высказыванием вследствие согласия в звуках. У Морриса общие для литера-туры и музыки приёмы, создающие эффект музыкальности текста, включают различные повторы (аллитерация, лейтмотив, рефрен, анафора, параллелизм, хиазм). В его стихах повторяющиеся элементы усиливаются восклицанием и ослабляются вопросом, выделяются ритмически, образовывая линию интонационного нарастания/спада, что говорит о музыкальных принципах развития.

Во-вторых, музыкальная синестезия основана у него на использовании различных песенных форм с их куплетностью, а также восходит к древним вокально-поэтическим формам, общим для музыки и поэзии. У Морриса есть «песни», воплощённые в поэмах, и песни, являющиеся включениями в поэтические и прозаические тексты. Песенные включения становятся смысловой доминантой, поэтическим дизайном, орнаментом. Песенный жанр использовался Моррисом эксплицитно - в заглавиях поэм («Военная песнь сэра Жи-ля», «Мелодия семи башен») и в контексте самостоятельных поэм-песен.

В-третьих, музыкальная синестезия воплощается введением в повествование в качестве главного героя или лирического фона Музыки, которая персонифицируется («Любви достаточно»), становится имплицитным персонажем («Сигурд Вольсунг»), компонентом повествования - звучит, поётся, исполняется на музыкальных инструментах (поздние romances). Музыка служит декоративным украшением текста, является главной сюжетной линией.

Во многих произведениях Морриса воплощён синтез музыки и цвета. Синестетически насыщенные поэмы «Голубой шкаф», «Могила короля Ар-тура», «Две красные розы на фоне луны» заполнены настоящей «цветомузыкой». В его синестетических текстах слухозрительный контрапункт, слухозрительная полифония обеспечивают образное единство, целостность разно-родных средств при их синтезе. Создаваемый им сказочный мир наполнен яркой визуальностью, картинностью и сочной звучностью, музыкальностью, которые органично сосуществуют в их единстве, невозможны друг без друга.

Глава V. «Взаимодействие искусств в поздних romances Уильяма Морриса».

Поздние romances Морриса служат кульминацией его художественных взглядов на прекрасное, представляют эволюцию его этико-эстетического идеала. Его romances - 1) попытка создания художественного целого, объединяющего литературные жанры и виды искусства; 2) внесение разнообразия в литературу викторианской Англии, в её художественный стиль и видение мира; 3) своеобразная форма ухода от далёкой от совершенства реальности в иллюзорный мир; 4) удовлетворение чувственно-духовной потребности самовыражения через стремление к гармонии и достижение катарсиса; 5) игра в «воображаемые миры» по установленным автором правилам, включающим их основной принцип построения - взаимодействие искусств.

Исходя из его эстетической теории, постулаты творческого контекста romances - прошлое, воображение, красота. Именно на этих «трёх китах» основывается волшебное царство Морриса - Земной Рай. Он хотел, чтобы его romances эстетически воздействовали на читателя; с этой целью он использовал приём создания воображаемых миров, чтобы показать иной способ жизни персонажей среди красочных пейзажей «средневековой», реально-нереальной Англии. В romances он пытался создать идеальный мир, полагаясь на своё воображение, историю, мифологию, идеи романтизма и символизма. В них реальная история сочеталась с вымыслом. Если в «Сне про Джона Болла», «Доме Сынов Волка», «Корнях Гор», «Вестях Ниоткуда» действие разворачивается в полуисторическом окружении: вымышленные персонажи помещены в определённую страну и эпоху, то остальные romances - идеальное царство воображения писателя. Хотя здесь имеют место средневековые обычаи, возвышаются здания и носятся одежды XIII - XIV вв., Моррис не относит их к определённому веку и государству. Географическая реальность переплетается здесь с воссозданием сказочной страны псевдосредневековья в его подлинной красоте без явного соотношения с историческими событиями.

Поздние romances основаны на приёме «игры со временем», на идее постоянного взаимодействия времён, вечно длящегося прошлого. Этот приём создавал эффект балансирования героев на грани сна, пробуждения, яви. Сон, видение, забытье, небытие в понимании Морриса - звенья непрекращающегося жизненного цикла. В мире его «средневековья» нет границ между реальностью и землёй воображения, между угрозой смерти и избавлением от неё. В любой момент из-под ног героя могла уйти земля, один пейзаж смениться другим; герой мог очутиться в ином, изменённом прошлом, сотканном из тумана и неизвестности, которые предвещали нечто новое, не лучше и не хуже прежнего. В прозе Морриса имеет место и «игра с пространством»: наличие «чудесного мира», в который попадает герой, воспринимая его как реальный, и «идея тождества»: отсутствие узнавания героев, перемена одежд и имён. В рыцарских романах пережитые приключения и преодолённые препятствия - этапы внутренней эволюции героев. У Морриса значительным событием становится обретение духовности, становление личности, саморазвитие.

Если идеализация прошлого сближала Морриса с В. Скоттом, то по красоте и эстетизму его romances можно сравнить с живописными поэмами Браунинга и Теннисона, с волшебной живописью Бёрн-Джонса. Но по своей сути они - самостоятельные сказочные произведения, которые, по определению Морриса, являются воплощением его ярких романтических снов. Действие в них происходит в таинственных землях, а одним из действующих лиц становится волшебный артефакт (кольцо, бусы, пояс, меч, копьё, щит, кошель, туфли, платье), архитектура (собор, церковь, башня, замок, хижина), произведение искусства (гобелен, фреска, скульптура, картина, роспись).

Важными живописно-декоративными символами romances в их развитии являются дом, равнина, гора, лес, колодец, озеро, остров, поток. Человек Морриса обитает в Неведении в замкнутом пространстве дома, в космосе родного крова, ничего не зная о мире. Покидая дом, он предаётся Познанию посредством путешествий по равнинам (стабильность), горам (духовное возвышение), лесам (господство материальной природы над духовным началом). Познавшему мир человеку кажется, что он узрел истину, но она - лишь нечто поверхностное, внешнее. И тогда моррисовский человек идёт дальше, чтобы постичь то, что скрыто, испить воды духовности, обрести состояние Просвещённого Неведения (колодец как символ спасения, знания). Обретая духовность, он совершает плавание по водам (озёрам) островов, стремясь обрести гармонию (озеро как символ движения, обновления; остров как символ забвения, стремление преодолеть хаос). В конце концов герой Морриса осознаёт, что жизнь - бесконечный поток мыслей, чувств, желаний, свершений, а душевная гармония относительна (поток как символ необратимых процессов бытия, как жизнь человека от хаоса к гармонии и от гармонии к хаосу).

Знаковую роль в romances играет вода; она имплицирует поиск знания о мире; обретение себя; ментальное, нравственное, эмоциональное, духовное развитие героев, отправляющихся в путь в поисках воды («Колодец на краю света»), по воде («Вести Ниоткуда», «История Сверкающей Равнины», «Воды Дивных Островов»), преодолевая водные барьеры («Разлучающий Поток»). Здесь присутствуют водоёмы, наделённые доброй и злой силой (реки, ручьи, озёра, моря, заводи, потоки) и волшебные воды (живая и мёртвая вода, Вода Могущества). Вода, по Моррису, - не только символ движения, жизни, роста, развития, что характерно для его живописно-декоративных творений, - она несёт и отрицательную коннотацию, символизируя смерть, хаос, небытие, из которого возрождается жизнь на более высоком витке развития.

Поздние romances сочетают изысканную декоративность с живописанием, содержат предметность изобразительной манеры и утончённое воссоздание деталей описания. В них есть множество аллюзий, связанных со «средневековой» атрибутикой детства писателя: украшениями, оружием, геральдикой. Их средневековые пейзажи заставляют вспомнить о традициях Скотта и Гюго. Пейзажи становятся фоном счастливой жизни, заполняя всё живописное пространство. В их колористических описаниях преобладают зелёные, чёрные, золотые краски, в отличие от ранних romances, где имели место белый, красный, голубой цвета. Это уже не то ощущение свежести мира; и ассоциации, рождающие художественные образы, здесь иные - более взрослые. Теперь истинным цветосочетанием для Морриса является не красно-золотое, а золотозелёное, имплицирующее целостность Неведения и Познания. В romances Моррис создаёт колоритные живописные и декоративные образы, прибегая к живописи словом. Для поэтического воссоздания образов наряду с живописными красками он использует «скульптурные» и «архитектурные» краски, передающие очертания и объём изображаемого предмета.

Отличительной чертой romances является «исландская архаизация», создающая в контексте волшебных историй магический язык-загадку, делающая их по-настоящему декоративно-живописными. Архаические формы создают впечатление далёкого прошлого, превращают язык romances в высоко-художественный, а язык персонажей - в возвышенный, соответствующий духу населённых ими чудесных земель. Этот особый живописный язык является неотъемлемой чертой общей композиции картины, рисуемой автором, «декорацией» для реализации его эстетической концепции; он связан с той нарративной формой, которую придумал Моррис в последние годы жизни - с возвышенным живописно-декоративным прозаическим стилем. В качестве самого эффективного способа словоживописи им используются напоминающие кеннинги перифразы антропонимов и топонимов, несущих повышенную смысловую нагрузку, раскрывающих внешнюю/внутреннюю сущность изображаемого предмета, обладающих обобщающим/уточняющим значением.

Поздние romances - «синтез» моррисовского воображения с волшебством кельтской сказки, суровостью исландской саги, куртуазностью французского эпоса, готичностью английского романа. Для них важным является художественный опыт средневековья, эстетика рыцарского романа, основанная на легендах о короле Артуре. В живописной ткани romances есть вкрапления эстетических идей Раскина и Карлайла, романтические вплетения, основанные на поэтической образности творений Блейка, Китса, Шелли, Россетти. Прошлое в них определяется рыцарским кодексом чести с его благородными подвигами, возвышенными идеалами; настоящее связано с идеализацией прошлого, волшебством; будущее ассоциируется с уходом из мира магии навстречу гармоничной жизни в любви, творчестве. В romances странствует метафорическая Душа в поисках себя, обретения Гармонии и Красоты. Моррис помещает реальных персонажей в средневековый пейзаж; они становятся органичной частью пейзажа, частью мира, который, благодаря их духовности, превращается в мир красочного бытия, созданного посредством искусства.

В romances автор экспериментирует с литературными жанрами (роман, romance, сага, поэма, аллегория, утопия, сказка, видение) и с языком, применяя красочные стилистические приёмы (сравнение, метафора, олицетворение, эпитет, метонимия, перифраз, повтор, аллитерация). Моррисовские тексты изобилуют и включениями из латинского и французского языков, которые используются в качестве декоративных украшений. Для romances характерны и музыкально-поэтические включения, совмещение прозы и стиха. Включенные в ткань прозаического повествования рифмованные фразы, поэмы, песни, поэтические сказания подчёркивают близость героев к истокам народной мудрости, древней истории, культуре, в том числе музыкально-поэтической.

Romances поэтичны и музыкальны, живописны и декоративны; каждый из них - произведение искусства, серия изумительно написанных картин, на-поминающих полотна прерафаэлитов. Вместе взятые, они составляют единое художественное полотно, эстетическую концепцию. В них действие замирает в любой момент времени, чтобы стать «картиной», и продолжает развиваться в иные «картины». В результате создаётся «художественная галерея», в которой полотна не заключены в рамы (не ограничены), а представляют цепь событий, описанных в разной жанровой манере. Жизнь на моррисовских полотнах постоянно готова к устремлению вперёд, в неведомое. Персонажи, их окружение, мотивы их поступков изменяются вместе с изменением «картин».

Romances Морриса воздействуют на читателя как картины одновременно на все органы чувств. Здесь есть великолепные пейзажи, портреты, интерьеры и натюрморты, живописные диалоги и декоративные внутренние монологи. Здесь меняются точки зрения, создаётся живописная реальность в контексте языковой изысканности. Во всех поздних romances имеет место синестезия - цветовая и звуковая, картинная и музыкальная. У Морриса мир ощутим, предметен, многокрасочен; он хотел «зарисовать», сохранить в памяти этот хрупкий мир, пронизанный музыкой живописного бытия.

Romances являются «масками», за которыми скрыт символизм описываемого; это игра с переодеваниями и перевоплощениями; попытка отстроить заново радужное королевство своего детства, окрашенного в сочные, первозданные цвета «средневековой» жизни. Это и философская загадка, которая не может быть разгадана с позиций материалистического мировоззрения: здесь всё одновременно реально и иллюзорно. Romances задумывались Моррисом не только как живописно-декоративные тексты с точки зрения их внутреннего Космоса, но и как синтетические творения, прекрасные артефакты, отличающиеся целостностью в отношении содержания и декора. Они наглядно и ярко продемонстрировали действенность моррисовского принципа синтеза искусств, взаимодействия литературы с другими видами искусства на всех уровнях: от микроконтекста до экстралингвистических факторов.

Теперь начинает признаваться тот факт, что Моррис - основоположник жанра фэнтези в английской литературе. Его поздние romances - романы-фэнтези с несколькими воображаемыми мирами, особой образностью, оригинальной символикой, жанровой разноплановостью, живописностью и декоративностью; их характерными чертами являются синестетичность и эстетизм.

В Заключении диссертации подводятся итоги проведённого исследования и делаются основные выводы по работе.

По теме диссертации опубликованы следующие работы

Монографии:

1. Уильям Моррис: Лик Средневековья. - СПб.: ИВЭСЭП, Знание, 2007. (27 п.л.)

2. Взаимодействие искусств в литературных произведениях Уильяма Морриса. - СПб.: ИВЭСЭП, Знание, 2008. (8 п.л.)

Учебные пособия:

3. Английская поэзия первой половины XIX в. - СПб.: ИВЭСЭП, Знание, 2003. (4 п.л.)

4. Загадочный мир английской литературы. - СПб.: ИВЭСЭП, Знание, 2006. (8,5 п.л.)

Научные статьи в рецензируемых изданиях ВАК:

5. Категории живописности и декоративности в метатексте Уильяма Морриса // Вестник СПбГУ. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. Вып. 4. - СПб.: СПбГУ, 2005. - С. 37-46. (1,3 п.л.)

6. Влияние идей Томаса Карлайла на эстетические взгляды Уильяма Морриса // Вестник СПбГУ. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. Вып. 2. - СПб.: СПбГУ, 2006. - С. 22-31. (1,3 п.л.)

7. Творчество Уильяма Морриса 1850-х гг. в контексте прерафаэлитизма // Вестник СПбГУ. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. Вып. 2. Ч. I. - СПб.: СПбГУ, 2007. - С. 19-28. (1,2 п.л.)

8. Раскин и Моррис: проблемы эстетики // Вестник СПбГУ. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. Вып. 4. Ч. I. - СПб.: СПбГУ, 2007. - С. 33-42. (1,85 п.л.)

9. Эстетика Уильяма Морриса в контексте английского романтизма первой половины XIX века // Вестник СПбГУ. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. Вып. 1. Ч. II. - СПб.: СПбГУ, 2008. - С. 51-60. (1,1 п.л.)

10. Книга в эстетике Уильяма Морриса // Вестник СПбГУ. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. Вып. 2. Ч. II. - СПб.: СПбГУ, 2008. - С. 61-67. (0,85 п.л.)

11. Метатексты Уильяма Блейка в эстетике Уильяма Морриса // Проблемы истории, филологии, культуры. Вып. XIX. - М.; Магнитогорск; Новосибирск, 2008. - С. 182-186. (0,5 п.л.)

12. К проблеме интермедиальности // Вестник СПбГУ. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. Вып. 3. Ч. II. - СПб.: СПбГУ, 2008. - С. 210-214. (0,6 п.л.)

13. Эстетические основы «средневековых» романов Уильяма Морриса // Вестник СПбГУ. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. Вып. 4. Ч. II. - СПб.: СПбГУ, 2008. - С. 67-74. (0,85 п.л.)

14. Музыкальная синестезия в литературных произведениях Уильяма Морриса // Вестник СПбГУ. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. Вып. 1. Ч. II. - СПб.: СПбГУ, 2009. - С. 20-26. (0,75 п.л.)

В других научных изданиях:

15. Уильям Моррис: слова и краски // Англистика XXI века. Материалы II Всерос. межвуз. конф. СПб. 22-24 января 2004 г. - СПб.: СПбГУ, 2004. - С. 19-20. (0,15 п.л.)

16. Взаимодействие поэзии и живописи в творчестве У. Морриса // Учёные записки ИВЭСЭП. - СПб.: ИВЭСЭП, Знание, 2004. - С. 227-243. (1,4 п.л.)

17. К проблеме живописи словом в романе Уильяма Морриса «Воды Дивных Островов» // Материалы XXXIV Международ. филол. конф. Вып. 8. История зарубежных литератур. Ч. 3. СПб. 14-19 марта 2005 г. - СПб.: СПбГУ, 2005. - С. 52-54 (0,2 п.л.)

18. Интертекстуальность «средневековой прозы» Уильяма Морриса // Герценовские Чтения. Иностранные языки. Материалы конф. (10-11 мая 2005 г.). - СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2005. - С. 38-39 (0,15 п.л.)

19. Эстетика «средневекового романа» Уильяма Морриса как система мировоззрения писателя // Английская литература в контексте мирового литературного процесса. Тезисы докладов Международ. науч. конф. и XV съезда англистов, 19-22 сентября 2005 г. / Отв. ред. В.Г. Решетов. - Рязань: РГПУ им. С.А. Есенина, 2005. - С. 132. (0,1 п.л.)

20. Синкретизм в творчестве Данте Гэбриела Россетти // Studia Linguistica. XIII. Когнитивные и коммуникативные функции языка: Сборник статей. - СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2005. - С. 173-178. (0,45 п.л.)

21. Взаимодействие искусств в творчестве Уильяма Морриса // Художественный текст: Структура и поэтика: Межвузовский сборник / Под ред. И.П. Куприяновой. - СПб.: СПбГУ, 2005. - С. 136-151. (0,7 п.л.)

22. Восприятие романа-утопии «News from Nowhere» Уильяма Морриса в России 1895-2005 гг. // Русско-зарубежные литературные связи. Вып. I / Ред. Н.М. Ильченко. - Н. Новгород: НГПУ, 2005. - С. 214-222. (0,75 п.л.)

23. Декоративно-прикладные искусства в литературном наследии Уильяма Морриса // Литературные связи и литературный процесс. Вып. 9. Единство и национальное своеобразие в мировом литературном процессе. Материалы межвуз. конф. СПб., 2005. (Приложение к журналу «Родной язык»). - СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2005. - С. 52-53. (0,15 п.л.)

24. Эстетика «средневекового» романа У. Морриса // Актуальные проблемы современной лингвистики. - СПб.: СПбГУЭФ, 2006. - С. 75-84. (0,8 п.л.)

25. «Сон про Джона Болла» У. Морриса // Анализ художественного произведения мировой литературы в школе и вузе. Методич. рекомендации для студентов фил. ф-та. Вып. XIV. - Н. Новгород: НГПУ, 2006. - С. 48-56. (0,9 п.л.)

26. Литературные мотивы в декоративно-прикладном искусстве Уильяма Морриса // Литература как развивающаяся система. Вып. 10. Единство и национальное своеобразие в мировом литературном процессе. Материалы межвуз. конф. СПб., 2005. (Приложение к журналу «Родной язык»). - СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2006. - С. 20-22. (0,2 п.л.)

27. Рисунки Джона Раскина // Литература Великобритании и романский мир. Тезисы докладов Международ. науч. конф. и XVI съезда англистов, 19-22 сентября 2006 г. - Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2006. - С. 98-99. (0,1 п.л.)

28. Поздние романы Уильяма Морриса и англо-американская литература XX века // Русско-зарубежные литературные связи. Вып. II / Ред. Н.М. Ильченко. - Н. Новгород: НГПУ, 2006. - С. 92-93. (0,1 п.л.)

29. «Sartor Resartus» Т. Карлайла в контексте творчества У. Морриса // Материалы XXXV Международ. филол. конф. Вып. 14. История зарубежных литератур: национальное, транснациональное, универсальное. - СПб.: СПбГУ, 2006. - C. 64-66. (0,2 п.л.)

30. Виды картинной синестезии в прозе Уильяма Морриса // Англистика XXI века. Материалы III Всерос. межвуз. конф. СПб., 24-26 января 2006 г. - СПб.: СПбГУ, 2007. - C. 675-677. (0,2 п.л.)

31. Романтические традиции Китса и Шелли в контексте творчества Уильяма Морриса // Переходные периоды в мировой культуре и литературе. XIX Пуришевские чтения. - М.: МПГУ, 2007. - С. 203-204. (0,1 п.л.)

32. Живопись в творчестве писателя: Джон Раскин // Зарубежная литература: проблемы изучения и преподавания. Вып. 3. - Киров: ВятГГУ, 2007. - С. 60-64. (0,4 п.л.)

33. Интертекстуальность романа Уильяма Морриса «О Чайлд Кристофере и Прекрасной Голдилинд» // Герценовские Чтения. Иностранные языки. Материалы конф. (21-22 мая 2007 г.). - СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2007. - С. 35-36. (0,15 п.л.)

34. Уильям Моррис и Джон Китс: в поисках эстетического идеала // Проблемы метода и жанра в зарубежной литературе XIX-XX веков. - Красноярск: Красн. ГПУ им. В.П. Астафьева, 2007. - С. 39-51. (0,65 п.л.)

35. Тематика времён года в метатексте Уильяма Морриса // Материалы XXXVI Международ. филол. конф. Вып. 8. История зарубежных литератур (12-17 марта 2007 г.). - СПб.: СПбГУ, 2007. - С. 153-156. (0,35 п.л.)

36. «Илиада» Уильяма Морриса // Литература Великобритании в контексте мирового литературного процесса. Вечные литературные образы. Материалы XVII Международ. науч. конф. Российской ассоциации преподавателей английской литературы. - Орёл: ОГУ, 2007. - С. 55-56. (0,15 п.л.)

37. Литературные мотивы в живописи прерафаэлитов // Жанр и литературное направление. Вып. 11. Единство и национальное своеобразие в мировом литературном процессе. Материалы межвуз. конф. СПб., 2007. - СПб.: Изд-во писателей «Дума», 2007. - С. 85-86. (0,15 п.л.)

38. Литературное творчество У. Морриса 1886-1896 гг. в свете его эстетической концепции // Преломления. Вып. 5.- СПб.: ИИЯ, 2007.- С.143-158. (2 п.л.)

39. Христианские мотивы в творчестве Морриса-художника // Античность и христианство в литературах России и Запада. Материалы VII науч. конф. - Владимир: ВГГУ, 2008. - С. 338-342. (0,35 п.л.)

40. «Корни гор» Уильяма Морриса как синтетическое произведение // Герценовские чтения. Иностранные языки. Материалы конф. (22-23 мая 2008 г.). - СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2008. - С. 39-40. (0,2 п.л.)

41. Автобиографический «Роман на синей бумаге» Уильяма Морриса // Российский и зарубежный читатель: национальное восприятие литературы. Тезисы XVIII Международ. конф. Российской ассоциации преподавателей английской литературы. - М.: Литературный институт им. А.М. Горького, 2008. - С. 94-95. (0,1 п.л.)

42. Взаимодействие слова и изображения в «Книге стихов» Уильяма Морриса // Англистика XXI века. Материалы IV Всерос. науч. конф., посвящённой 60-летию кафедры английской филологии ЛГУ/СПбГУ. СПб. 21-23 января 2008 г. - СПб.: СПбГУ, 2008. - С. 202-203. (0,15 п.л.)

43. Лирика Шелли 1804-1817 гг. в переводе Игоря Гусманова (в соавторстве с Л.В. Сидорченко) // Англистика XXI века. Материалы IV Всерос. науч. конф., посвящённой 60-летию кафедры английской филологии ЛГУ/СПбГУ. СПб., 21-23 января 2008 г. - СПб.: СПбГУ, 2008. - С. 204-205. (0,2 п.л.)

44. Типология пейзажа в литературном творчестве Уильяма Морриса // История зарубежных литератур: Имагологические аспекты литературы. Материалы XXXVII Международ. филол. конф. СПб. 11-15 марта 2008 г. - СПб.: СПбГУ, 2008. - С. 133-134. (0,2 п.л.)

45. Жанры интерьера и натюрморта в литературном творчестве Уильяма Морриса // Компаративистика: история и современность. Вып. 12. Единство и национальное своеобразие в мировом литературном процессе. - СПб.: Изд-во писателей «Дума», 2008. - С. 92-93. (0,1 п.л.)

46. Доминанта взаимодействия искусств как основа художественной целостности романа Уильяма Морриса «Воды Дивных Островов» // Художественный текст как целостная система: межвузовский сборник / Под ред. проф. Л.В. Сидорченко. - СПб.: СПбГУ, 2008. - С. 233-242. (1 п.л.)

47. Синестетичность литературных произведений Уильяма Морриса // Взаимодействие литературы с другими видами искусства: XXI Пуришевские чтения: сборник статей и материалов международной конференции, 8-10 апреля 2009 / Отв. ред. Е.Н. Чернозёмова; ред. кол.: Н.П. Михальская (и др.). - М.: МПГУ, 2009. - С. 11. (0,1 п.л.)

Размещено на Allbest.ru