1

Размещено на http://www.allbest.ru/

Генезис поэтики Н.А. Заболоцкого

10.01.01 - Русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Мороз Олег Николаевич

Ставрополь 2008

Работа выполнена на кафедре истории новейшей отечественной литературы в ГОУ ВПО “Ставропольский государственный университет”

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Небольсин Сергей Андреевич

доктор филологических наук, профессор Павлова Ольга Александровна

доктор филологических наук, профессор Татаринов Алексей Викторович

Ведущая организация: ГОУ ВПО “Московский государственный гуманитарный университет им. М.А. Шолохова”

Защита состоится 25 сентября 2008 г. в 10. 00 ч. на заседании диссертационного совета ДМ 212.256.02 в ГОУ ВПО “Ставропольский государственный университет” по адресу: 355009, г. Ставрополь, ул. Пушкина, 1а, ауд. 416.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ГОУ ВПО “Ставропольский государственный университет”.

Автореферат разослан “____” _____________ 2008 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

доктор филологических наук,

профессор Т.К. Черная

Общая характеристика работы

Большинство исследователей творчества (А.В. Македонов, А.М. Турков, Е.Г. Эткинд) Заболоцкого принимают схему художественного пути поэта, согласно которой он двигался от авангардной традиции к (достаточно широко понимаемой) неоклассической традиции, освященной именами Ф.И. Тютчева, Е.А. Боратынского и т.д. Не ставя в данном случае вопрос о том, насколько точно именно такое представление о творческом развитии Заболоцкого, тем не менее, отметим, что это представление не способствует выяснению особенностей поэтики художника. Чаще всего исследователи воспринимают творчество Заболоцкого через призму его “классического” позднего периода; этот подход заставляет вменять ранней поэтике Заболоцкого принципы, которые были ей не близки. В своей поздней заметке “Мысль - образ - музыка” (1957) Заболоцкий утверждал, что поэзия, будучи неким организмом, развивается подобно хромосоме. Если согласиться с мнением Заболоцкого, следует признать, что непростой для осмысления путь поэта был определен тем художественным потенциалом, которым обладала его поэзия в период становления его творческой деятельности. Признание же этого факта заставляет обратиться к вопросу о генезисе поэтики Заболоцкого, то есть выявить и рассмотреть различные факторы, которые повлияли на формирование тематики, проблематики и системы художественных средств, используемых в произведениях поэта. Постановка вопроса о генезисе поэтики автора “Столбцов” затруднена нечеткостью представления о том, какой характер имеют многочисленные интертексты, действительно / мнимо наличествующие в стихах поэта. Это затруднение приводит к тому, что вопрос о генезисе поэтики Заболоцкого подменяется анализом интертекстуальных связей тех или иных произведений поэта. Такого рода анализ, как правило, невозможно концептуализировать, так как интертексты отсылают к колоссальному числу художественных систем, творческие принципы которых нельзя совместить в рамках единой поэтики. Нет ничего удивительного в том, что большая часть исследователей пишет об “отсутствии” автора в ранних произведениях Заболоцкого (И.Б. Роднянская, Е.Г. Эткинд, Н.И. Шром).

Актуальность темы диссертационного исследования обусловлена постановкой ряда проблем, которые не привлекали внимания исследователей творчества Заболоцкого. Вопрос о генезисе поэтики автора “Столбцов” исследователи (А.В. Македонов, Е.Г. Эткинд, А.В. Пурин, Н.И. Шром и др.) рассматривали как эстетический фон, позволяющий сфокусировать проблематику произведений поэта. Между тем анализ механизма художественной адаптации поэтом тех или иных влияний позволяет отказаться от неоправданной генерализации элементов проблемного плана поэтики Заболоцкого, искажающей самые принципы его поэтической системы. Выявление генезиса поэтики Заболоцкого позволяет определить имманентные ей принципы, самостоятельные по отношению к различным факторам, повлиявшим на ее формирование.

Теоретическая значимость диссертации заключается в следующем. Вопрос о генезисе поэтики Заболоцкого содержит немало “белых пятен”, причем они имеют место не только в неизученных аспектах поэтики автора “Столбцов”, но и в тех, которые, казалось бы, были внимательно рассмотрены исследователями. Так, значение многих факторов, повлиявших на формирование поэтики Заболоцкого, как считается, самым решительным образом, преувеличено, а в некоторых случаях фактически является мнимым. Нет смысла отрицать в принципе наличие в стихах поэта тех или иных влияний. Мы исходим из предположения о том, что поэтика Заболоцкого была сформирована в результате выборочной адаптации некоторых факторов, имевших существенное значение при построении поэтом его художественной системы, специфически ориентированной на разрешение метафизических (философских) задач. Однако без осмысления самых художественных принципов автора “Столбцов” получить ответ на этот вопрос невозможно, поскольку они, будучи самостоятельной системой, и эксплицируют в концептуальном виде генезис поэтики его произведений. Эти обстоятельства и определяют комплексный характер нашей работы, нацеленной одновременно на выяснение имманентных особенностей поэтики Заболоцкого и на выявление факторов, повлиявших на ее формирование.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в системном подходе к анализу факторов, повлиявших на формирование поэтики Заболоцкого, - подходе, делающем необходимым рассмотрение генетической структуры художественной системы поэта на самых разных ее уровнях. Этот подход позволяет ввести в процесс изучения творчества Заболоцкого новые контексты (“теория слов” Л.С. Липавского, учение В.В. Кандинского о форме и социально-политическая доктрина русского евразийства), крайне важные для конкретизации генезиса поэтики автора “Столбцов”. Кроме того, комплексный подход дает возможность сделать имманентное описание основных принципов художественной системы Заболоцкого, центрированное на проблеме (поэтического) языка и, в частности, на вопросе о толковании поэтом понятия “метафора”, которое и определяет характер развертывания тематико-проблематического плана в стихотворениях “Столбцов”.

Теоретическая и Методологическая база исследования. В качестве опорных теоретических посылов, давших импульс для нашей мысли или предоставивших рабочий материал для размышлений о творчестве Заболоцкого, в диссертации использованы изыскания ведущих ученых в области методологии литературоведения, теории и истории литературы: П.Н. Беркова, Н.А. Богомолова, Ж.-Ф. Жаккара, Т.В. Игошевой, И.Е. Лощилова, А.В. Македонова, А.И. Павловского, Ю.Н. Тынянова, А.М. Туркова, О.А. Ханзен-Лёве, Т.В. Цивьян, Е.Г. Эткинда; в области философии: П.Н. Савицкого, С.Г. Семеновой; в области культурологии: Л.Л. Гервер, М.Б. Ямпольского.

Приоритетным в диссертации является феноменологический подход, предложенный Х.-Г. Гадамером, поскольку этот подход отвечает самому объекту исследования: в работе осуществляется рассмотрение поэтики Н.А. Заболоцкого как уникального явления через осмысление путей его становления. В диссертационном исследовании также задействована методика герменевтического анализа конкретных текстов, - методики, выработанная отечественной школой феноменологии (Г.Г. Шпет). Разноноприродность факторов, повлиявших на формирование поэтики раннего творчества Заболоцкого, делает уместным при рассмотрении произведений поэта использование и комплексного метода, синтезирующего литературоведческие, философские и культурологические методики анализа художественного текста, в рамках которого используются элементы историко-генетического, сравнительно-исторического, структурно-семиотического методов, а также методологических принципов исторической поэтики.

Объектом данного исследования является генезис поэтики Заболоцкого - структура, представляющая собой многоуровневую систему, в которой содержатся различные аспекты философско-эстетического наследия русской культуры ХIХ - ХХ веков, концептуализированные в рамках оригинального художественного метода поэта.

Предметом рассмотрения в исследовании выступают основные факторы генезиса поэтики Заболоцкого, разнесенные по группам, отвечающим их типологическим характеристикам (поэзия, философия и музыка), которые принципиальным образом повлияли на формирование художественной системы поэта.

Материалом данного исследования являются поэтические произведения Заболоцкого (как раннего, так и позднего периодов) и теоретические работы (“О сущности символизма”, “Мои возражения А.И. Введенскому, авто-ритету бессмыслицы”, “Поэзия обэриутов” и др., - сочинения, в которых присутствует метаописание художественных принципов творческой деятельности поэта.

цель диссертационного исследования состоит в том, чтобы дать опыт систематизированного анализа факторов формирования поэтики Заболоцкого, в свете которых ее особенности открывают свое смысловое содержание, - содержание, заложенное поэтом в его теоретических работах, манифестирующих художественные принципы поэтической системы автора “Столбцов”. Суть этого анализа связана с тем, чтобы проследить механизмы художественной адаптации Заболоцким источников, в синхроническом плане повлиявших на становление различных уровней художественной системы поэта; а также рассмотреть поэтику автора “Столбцов” в диахроническом плане - выявить характер последующей эволюции его художественной системы, обусловленной необходимостью решения задач, стоявших перед поэтом на различных этапах его творческой биографии.

В соответствии с поставленной целью в диссертации решаются следующие задачи:

- рассмотреть вопрос о пародийно-гротесковой направленности “Столбцов”, решение которого необходимо для выяснения особенностей использования Заболоцким приемов эстетического сдвига и создания их типологии, позволяющей сделать заключение о методологическом аспекте генезиса поэтики художника;

- уточнить представление о специфике восприятия Заболоцким комплекса научных и философских идей, сформированного кругом мыслителей “русского космизма”, и показать механизм усвоения поэтом основных положений учения Н.Ф. Федорова;

- проанализировать философские источники представлений Заболоцкого о поэтическом языке, которые были использованы поэтом при формировании его поэтики, и рассмотреть вопрос о значении центральных положений “теории слов” Л.С. Липавского для автора “Столбцов” в процессе создания его оригинальной концепции метафоры;

- систематизировать художественные факты эволюции поэтической системы Заболоцкого и показать типологическую близость поэтики позднего периода творчества художника к основным положениям социально-политической доктрины русского евразийства.

Положения, выносимые на защиту диссертационного исследования. заблоцкий евразийство поэтика космизм

1) Констатация наличия в “Столбцах” (ставшей исследовательским стереотипом) “лебядкинской традиции”, имеющей пародийно-гротесковый характер, не соответствует реалиям поэтики Заболоцкого. “Алогизм” метафорики поэта восходит к идеям живописного авангарда и, в частности, к учению В.В. Кандинского о форме, в котором отклонение от эстетической нормы рассматривается как способ познания сущности предметов и их отношений (“Движение”, “Искусство” и др.).

2) “Натурфилософские” взгляды Заболоцкого периода создания “Столбцов” сформировались в результате восприятия поэтом учения Н.Ф. Федорова. Влияние идей мыслителя прослеживается как на уровне формальной организации произведений Заболоцкого, так и на уровне их проблематики (“Обед”, “Деревья”, “На рынке”, “Фокстрот”, “Мечты о женитьбе”, “Безумный волк”, “Лицо коня”, “Школа жуков”, “Бессмертие” 1928 года, “Торжество земледелия”).

3) Методологические ориентиры поэтики Заболоцкого были реализованы в поэтике Заболоцкого на основе использования “теории слов” Л.С. Липавского, которая и позволила поэту найти собственно поэтическую форму для выражения комплексов идей внелитературного ряда, изложенных в различных концепциях и учениях. Это концепция “алогичной метафоры”, проходящая у Заболоцкого путь “усвоения”, который возвращает входящие в метафорическую конструкцию словам “фамильное родство” (“Отдых”, “Искусство”).

4) В начале 1930-х годов Заболоцкий переживает творческий кризис, вызванный неприятием официальной критикой созданной им поэтики. Выходом из него стало обращение поэта к натурфилософской концепции “диалектика природы”. Процесс усвоения основных положений “диалектики природы” (“Лодейников” 1932 года, “Деревья” и “Лодейников в саду”) приводит Заболоцкого к коренной перестройке всех уровней его поэтики, характеризующей художественную систему “Столбцов”.

5) В начале 1950-х годов Заболоцкий претерпевает еще один творческий кризис, связанный с утратой веры в безграничные возможности человеческого сознания и позитивный характер его деятельности. Направленность переосмысления поэтом положений “диалектики природы” тесно соприкасается с философским планом социально-политической доктрины евразийства. Евразийскую модель анализа социокультурной специфики Советской России Заболоцкий использует в стихотворном цикле “Рубрук в Монголии”. Это обстоятельство находит выражение в авторской интенции стихотворного цикла, направленной Заболоцким на соотнесение социальной структуры монголов со сталинской Россией. Описание Заболоцким социальной структуры монгольского сообщества отсылает к евразийскому понятию “симфоническая личность”, содержание которого связано с формами выражения коллективного бытия человека.

6) Концепция симфонизма у Заболоцкого касается вопроса о метафизике музыки, который на разных этапах своего творчества поэт рассматривал различно. В основе метафизических представлений Заболоцкого о музыке лежит идея “голоса” (предмета), которую поэт осмыслял через призму понятия “песня”. Эволюция поэтики Заболоцкого середины 30-х годов завершилась созданием 1-го варианта концепции симфонизма: реализации человеком и природой своих существований в “песнях”, не соотносимых друг с другом, в борьбе их противоположностей образуют “многоголосье”, которое диалектически отвечает принципам деятельности человеческого сознания, переустраивающего природный мир (“Лодейников” 1947 года, “Город в степи” и “Творцы дорог”). На новом этапе эволюционирования поэтики Заболоцкий создает 2-й вариант концепции симфонизма: поэт связывает с понятием “симфония” деятельность человека, которая представляет собой самоорганизацию, ориентированную на закономерности, имеющие место в мироздании (“Рубрук в Монголии”).

Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в вузовских лекционных курсах, спецкурсах и спецсеминарах по теории литературы, истории русской литературы ХIХ и ХХ веков, а также при разработке новых направлений в изучении творчества Заболоцкого, в частности - при изучении понятийного аппарата художественной системы поэта. Кроме того, результаты данного исследования могут стать действенным средством преодоления трудностей интерпретации творческого наследия Заболоцкого при освоении его в вузах и школах.

Апробация основных положений диссертационного исследования проходила в разных формах. Результаты исследования в течение ряда лет использовались в лекциях и спецкурсах по истории русской литературы на факультете журналистики Кубанского государственного университета, а также на факультете печати и журналистики Кубанского социально-экономического института.

Центральные положения исследования легли в основу содержания докладов, сделанных на 1 - 6-й международных научно-практических конференциях “Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии” (Армавир, АГПУ, 2002 - 2007), на IХ-х международных научных чтениях памяти Н.Ф. Федорова (Москва, ИМЛИ, 2003, 2007), на международной конференции “Русская философия и Православие в контексте мировой культуры” (Краснодар, КубГУ, 2004), на 3-й международной конференции “Диалектика рационального и эмоционального в искусстве слова” (Волгоград, ВолГУ, 2005), на 2-й международной конференции “Восток - Запад: пространство русской литературы и фольклора” (Волгоград, ВолГУ, 2006), на международной научной конференции “Классические и неклассические модели мира в отечественной и зарубежной литературах” (Волгоград, ВолГУ, 2006), на международной научной конференции “Проблемы духовности в русской литературе и публицистике ХVIII - ХХI веков” (Ставрополь, СГУ, 2006).

Основные идеи и положения диссертационного исследования изложены в 50 работах, опубликованных в различных научных изданиях (в том числе в 7 - в рецензируемых научных изданиях, включенных в реестр ВАК МОиН РФ).

Структура исследования. Диссертация состоит из Введения, четырех глав, Заключения и Библиографического списка, включающего 467 позиций. Общий объем диссертации - 428 страниц.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность исследования, определяются его цели, задачи и методологические основы.

Глава 1 - “Вопрос о пародийно-гротесковой направленности “Столбцов” и имманентные особенности системы художественных сдвигов в поэзии Н.А. Заболоцкого 1920-х гг.” - состоит из 4-х параграфов. В 1-м параграфе - “Анализ причин возникновения и распространения представления о наличии “лебядкинской традиции” в “Столбцах” Н.А. Заболоцкого” - рассматривается вопрос о правомерности представления исследователей творчества поэта о пародийно-гротесковой направленности его ранних произведений. Первые читатели “Столбцов” восприняли формальную новизну произведений Заболоцкого как их пародийность, то есть стиховедческая сторона вопроса о поэзии Заболоцкого оказалась скрыта проблематикой его произведений, доступной слушателям поэта. Представление о пародийности стихов Заболоцкого, толкуемой одновременно и как художественный прием, и как инструмент литературной эволюции, восходит к формалистской теории пародии (этот контекст наиболее полноценно представлен в рецензиях Л.И. Тимофеева и Н.Л. Степанова). Использование элементов теории пародии как механизма литературной эволюции РАППовской критикой привело к формированию представления о двойственности поэзии Заболоцкого, - представлению, согласно которому поэт соблюдает “по отношению к своим героям ироническую дистанцию”, но при этом позиционирует свою персону как “образ отщепленного от общественного бытия индивидуалиста” (А. Селивановский). Двойственность “Столбцов” критики-недоброжелатели выводили из так называемой “неправильности” поэтической речи Заболоцкого. Как считали критики этой группы, пародия у Заболоцкого, в которой двойственность его произведений и получила формальное выражение, являла собой “социологический эквивалент” творчества поэта (А. Горелов). Очевидно, что теоретические построения формальной школы (пускай и опошленные их идеологической перекодировкой), в кругу которой и разрабатывалась концепция пародии, оказали влияние на процесс последующего осмысления творческого наследия Заболоцкого. Между тем представление о пародийно-гротесковой направленности “Столбцов”, разделяемое едва ли не всеми исследователями творчества поэта, является проблематичным. Исследователи фактически отказываются учитывать точку зрения самого Заболоцкого, который утверждал: “То, что я пишу, не пародия, это мое зрение”. Кроме того, разговор о пародии и гротеске у Заболоцкого требует предварительного разрешения вопроса о том, как могут быть отождествлены формальная новизна произведений поэта, требующая усилий для усвоения, и пародийность, которая основана на знакомстве с “механизируемым” приемом? Не в пользу представления о пародийной направленности “Столбцов” свидетельствует и тот факт, что приблизительно половина произведений этой книги не имеет отношения к теме мещанства (предмету констатируемой исследователями пародии).

Ярким примером сомнительного влияния формалистской теории пародии на осмысление раннего творчества Заболоцкого является “лебядкинская традиция”. Фундаментом этой “традиции” является “ассоциация”, связывающая “неправильность” поэтической речи капитана Лебядкина и Заболоцкого. Формалисты считали сдвиг, сопутствующий возникновению “неправильности”, конституирующим признаком пародии; поэтому очевидно, что представление “лебядкинской традиции” имеет формалистские корни. В современных исследованиях раннего творчества Заболоцкого эта “традиция” стала общим местом. Однако какого-либо определенного взгляда на то, что представляет собой “лебядкинская традиция”, выработано не было: тот или иной исследователь творчества Заболоцкого толкует эту “традицию” у поэта по-своему. Согласно мнению Е.Г. Эткинда, суть “лебядкинской традиции” состоит в том, что поэтическая продукция штабс-капитана выступает “фоном” отдельных произведений Заболоцкого (в котором реализуется “принцип культурно-исторической многослойности”, восходящий к традиции В. Хлебникова); С.Н. Руссова настаивает на том, что “лебядкинская традиция” воплощена у Заболоцкого в особой поэтической стратегии (связанной с поисками “адекватного воплощения” времени), содержанием которой выступает “лирическое самовыражение субъекта, стоящего на одной ступени развития с животным миром”; Е. Лукин связывает воздействие поэзии Лебядкина с философией “фатального, обреченного антропоинсектизма, в которой осуществляется экзистенциальное осмысление социального дарвинизма”; О. Ронен считает, что образ таракана (кстати говоря, отсутствующий в творчестве поэта) выступает в поэзии Заболоцкого “откровенной данью основоположной традиции” капитана Лебядкина. Широта толкований “лебядкинской традиции” у Заболоцкого ставит под сомнение самый факт наличия этой “традиции” в творчестве поэта.

Во 2-м параграфе - “Особенности пародийных произведений Н.А. Заболоцкого и их положение в системе художественного творчества поэта конца 1920 - начала 1930-х гг. в контексте вопроса о “лебядкинской традиции” - рассматриваются вопросы, во-первых, о том, что собой представляет поэзия Лебядкина; и, во-вторых, - есть ли основания утверждать, что поэтическое творчество штабс-капитана каким-либо образом повлияло на процесс формирования поэтики Заболоцкого. Следует обратить внимание на парадокс писательства в произведениях Ф.М. Достоевского: основные герои писателя обращаются к литературной деятельности, но при этом никто из них не имеет (или не приемлет) статуса литератора. Герои-литераторы у Ф.М. Достоевского делятся на две группы: “стихотворцев” (Видоплясов, Смердяков, Лебядкин), непосредственно создающих некие произведения, и “любителей” (Митя Карамазов и др.), члены которой пересказывают (цитируют) чужие произведения. Однако у членов обеих групп есть одна общая черта - они в своем “творчестве” ориентируются на так называемые “первичные тексты” (в случае “стихотворцев” об этом свидетельствует “осколочность” их поэзии, отсылающая к образчикам “идеальной поэзии”, как выразился В.Ф. Ходасевич, говоря о творчестве Лебядкина). “Стихотворцы”, апеллирующие, как и “любители”, к “первичным текстам”, но при этом их искажающие, стремятся достичь статуса литератора. В этих целях “стихотворцы” и используют процедуру “присвоения” “первичных текстов”. Именно таков случай поэзии Лебядкина: штабс-капитан, используя в своих произведениях “аллегории”, отсылающие к “первичным текстам”, полагает, что эти отсылки вписывают его речевое поведение в художественный дискурс, оправдывая этическую рискованность этого поведения. Понимание Лебядкиным поэзии носит своего рода “протоформалистскую” направленность, а его поэтическая практика иллюстрирует тыняновскую концепцию пародии как механизма литературной эволюции. Наиболее показательны в этом отношении стихи Лебядкина “Совершенству девицы Тушиной” и “В случае, если б она сломала ногу”. Эти стихи имеют общий “первичный текст”, в роли которого выступает предание о тайном венчании Ставрогина на сестре Лебядкина (Хромоножке). Этот “первичный текст” при обнажении его в “пиесах” штабс-капитана становится пародируемым, а сами “пиесы” пародиями. Очевидно, что Ф.М. Достоевский связывает с поэзией Лебядкина содержание, которое впоследствии будет оформлено формалистами в рамках теории пародии как механизма литературной эволюции. Между тем противопоставленность в “Бесах” “стихотворцу”-Лебядкину “любителя” хроникера Г-ва свидетельствует о том, что представление писателя о литературе было иным, нежели (позднее) у формалистов. Согласно точке зрения Ф.М. Достоевского, подлинным писателем является литератор, который в своем повествовании правдиво воспроизводит жизнь, пренебрегая литературностью, придающей произведению эстетический статус. В “творчестве” штабс-капитана Ф.М. Достоевский отражает процесс спецификации литературной деятельности, превращающий ее в “отрасль промышленности”. В этом плане образ Лебядкина есть пародия на профессионального литератора, думающего о том, “каковы же рифмы”. Для Ф.М. Достоевского “неправильность” художественных произведений Лебядкина являет собой гиперболически заостренную характеристику литературности его поэзии - признаком не столько пародии, сколько литературы как таковой, которая основывается на эстетических принципах; а она, разумеется, может быть (и чаще всего и бывает) “правильной”.

Можно предположить, что, ориентируясь в своем творчестве на “неправильность” художественной речи, Заболоцкий следует “лебядкинской традиции”, пусть его толкование “неправильности” поэзии штабс-капитана и не соответствует тем функциям, которые ей отводил в романе сам Ф.М. Достоевский. Если же “неправильность” выступает характеристикой поэзии как Лебядкина, так и Заболоцкого, следует сделать вывод о том, что “лебядкинская традиция” имеет место в “Столбцах” как принцип искажения неких “первичных текстов”, которые выступают у него в качестве эстетической нормы; это искажение и носит пародийный характер. Между тем вывод об искажении Заболоцким в “Столбцах” “первичных текстов” не является основательным. В стихах “Столбцов” представлены элементы пародии, а среди примыкающих к книге произведений есть и собственно пародийные. Однако сигнализирует об этих элементах не “неправильность” поэтической речи Заболоцкого (эти элементы однородны по отношению к непародийным, о чем писал еще Л.И. Тимофеев), но ее семантика. Семантику элементов пародии Заболоцкий эксплицирует с помощью приемов, указывающих на то, что они есть воспроизведение не авторской речи, но чужой, - речи персонажа. Четкое семантическое отделение пародийных элементов от непародийных, проводимое Заболоцким в “Столбцах”, позволяет объяснить и те случаи, когда речи автора и персонажа “перемешиваются” в авторском повествовании. Интегрируя речевые факты персонажа в речь автора, поэт придает авторскому повествованию иронический (по отношению к речи персонажа) характер. Пародийность пародийных элементов не может быть обнаружена с помощью “неправильности”, так как она, являясь результатом воспроизведения чужой речи, дистанцирующей автора от персонажа, не соответствует реальному положению дел у Заболоцкого, в стихах которого стилистический зазор между автором и персонажем отсутствует. Пародийность речевой позиции персонажа несет не ее “неправильность”, но семантика, резко контрастирующая с семантикой авторского повествования.

К этому заключению подводит анализ и собственно пародийных произведений поэта - стихотворений “Мечты о женитьбе” и “Самовар”. В этих произведениях обозначена семантическая стилизация, характерная для авторского воспроизведения чужой речи в непародийных стихах Заболоцкого, - воспроизведения, имеющего пародийные задачи. Эта семантическая стилизация имеет как формальные, так и содержательные признаки. В “Мечтах…” в качестве формального признака выступает возраст персонажа-повествователя: рассказ дается от лица старика, которым воображает себя персонаж поэта; это тип, представленный образом Киприна из столбца “Падение Петровой”. В “Самоваре” формальным признаком семантической стилизации выступает пол персонажа-повествователя: рассказ ведется от лица некоей Девы. Что касается содержательных признаков семантической стилизации стихотворений “Мечты…” и “Самовар”, то о них можно судить по контексту данных в этих стихах пародий Заболоцкого, образованному непародийными произведениями поэта. Этот контекст показывает нетождественность “я” персонажа-повествователя авторскому “я”, так как семантика повествования являет собой комплекс идей, прямо противоположных тем, которые содержатся в непародийных произведениях Заболоцкого, имеющих определенно выраженную авторскую позицию. В “Мечтах…” содержательным признаком семантической стилизации является положительное отношение персонажа-повествователя к браку, обозначенное в заглавии стихотворения. Отношение же к браку автора, выраженное в непародийных стихах “Столбцов”, является однозначно негативным. Об этом свидетельствуют и “Новый быт”, и “Свадьба” и многие др. произведения Заболоцкого. Определяет негативное отношение Заболоцкого к браку его неприятие (определенной концепции) сексуальных отношений; эти отношения поэт и имеет в виду, рассказывая в своих стихах о “свадьбах” или “женитьбах”. Мировоззренческая позиция персонажа-повествователя столбца “Мечты…” является перевернутой по отношению к авторской позиции в непародийных стихах Заболоцкого. Однако эта “перевернутость” возникает в результате развертывания семантического значения образов, данных Заболоцким в его непародийных стихах. Так, персонаж-повествователь стихотворения “Мечты…” вбирает в себя сущностные характеристики героев столбца “На рынке” - Калеки и Слепой, о соитии которых Заболоцкий пишет в финале своего произведения. Этими характеристиками выступают старость (в стихотворении “На рынке” поэт называет Слепую “бабкой”) и телесная ущербность (по словам персонажа-повествователя столбца “Мечты…”, сексуальные отношения, “всю жизнь врачуя”, должны будут излечить его от некоей болезни). На генетическую близость персонажа-повествователя стихотворения “Мечты…” героям столбца “На рынке” указывает и общность формул, которые в этих произведениях Заболоцкий использует при “описании” полового акта: “Застонет свечка…” (“Мечты…”); “И лампа взвоет как сурок” (“На рынке”). В “Самоваре” содержательные признаки семантической стилизации следующие. Отношение Девы к чаепитию совпадает с отношением к пище некоего подразумеваемого персонажа из столбца “Рыбная лавка” (передавая во 2-м строфоиде речевую позицию этого персонажа в авторской речи, Заболоцкий иронически окрашивает речевую позицию самого автора). Сходство позиций Девы и этого персонажа имеет генетические основания. Так, эротические коннотации, которые в “Самоваре” содержит речь персонажа-повествователя: “Я же дева неповинна / как нетронутый цветок…” восходят к сексуальному подтексту иронической речи автора в “Рыбной лавке”: “<…> / хочу тебя! Отдайся мне! / Дай жрать тебя до самой глотки! / Мой рот трепещет, весь в огне, / кишки дрожат, как готтентотки, / желудок в страсти напряжен / <…>. / Хочу тебя! Отдайся мне!”. Самовар, чайник и чаепитие Заболоцкий всегда помещает в контекст сексуальной (брачной) проблематики. В столбце “Ивановы” поэт писал: “Ужели там найти мне место, / где ждет меня моя невеста, / где стулья выстроились в ряд, / где горка - словно Арарат, / повитый кружевцем бумажным, / где стол стоит и трехэтажный / в железных латах самовар / шумит домашним генералом?”.

Анализ столбцов “Мечты о женитьбе” и “Самовар” показывает, что собственно пародия у Заболоцкого представляет собой развернутый в самостоятельную структуру прием, с помощью которого поэт вводит в свои непародийные стихи элементы пародии - прием композиционно-синтаксического выделения речи персонажа как речевой позиции, чуждой авторской позиции. Собственно пародии Заболоцкого зависимы не от “первичных текстов”, но внутренней организации его собственной поэзии, в рамках которой пародийный элемент выступает моментом авторского осмысления определенного фрагмента реальности, манифестирующим его критическую позицию по отношению к нему. Эта особенность поэтики Заболоцкого позволяет утверждать, что “лебядкинская традиция” не имеет место в творчестве поэта как принцип “искажения” неких “первичных текстов”, - принцип, характерный для произведений штабс-капитана. Ни в собственно пародийных стихах Заболоцкого, ни в непародийных с элементами пародии не обнаруживается приема механизации “первичных текстов”, поэтому следует признать, что прочтение произведений поэта через призму формалистской теории пародии как механизма литературной эволюции искажает ее понимание генезиса его поэтики. Указанные факты позволяют сделать заключение о том, что предполагаемая ориентация Заболоцкого на “лебядкинскую традицию” не проходит проверки на истинность. Анализ поэтики Заболоцкого показывает, что “лебядкинская традиция”, приписываемая многочисленными исследователями Заболоцкому, есть литературоведческий миф.

В 3-м параграфе - “Столбец “Искушение” как полемический диалог Н.А. Заболоцкого с Ф.М. Достоевским (и героями его романа “Бесы”) по вопросу о смехе” - рассматривается вопрос об отношении автора “Столбцов” и капитана Лебядкина к комическому. “Пиесы” штабс-капитана предусматривали побочный, но обязательный пародийно-смеховой эффект. Пародийно-смеховой эффект так же побочно, как и в случае с Лебядкиным, сопровождал и столбцы Заболоцкого; но поэт не потворствовал восприятию своих стихов в пародийном ключе. Определенно говоря о позиции поэта, которую он занимал в вопросе о “традиции” штабс-капитана, ответ на этот вопрос (“Все, что я пишу, не пародия, это мое зрение”) содержательно был неполон. Веско Заболоцкий высказался о своем отношении к смеху в стихотворении “Искушение” (1929). В стихотворении присутствуют реминисценции из романа Достоевского “Бесы”, полемически заостренные против великого романиста и его героя. Заболоцкий поднимает в столбце темы, которые муссируются в “пиесах” Лебядкина, - тему “милого дружка” (“Совершенству…”, “В случае, если б…”), имеющую семейно-секусуальный подтекст, и тему положения человека в природе (“Таракан”). Вероятно, мотив искушения, давший название столбцу, восходит к главе “У Тихона”. В этой главе Ф.М. Достоевский рассказывает об обнародовании Ставрогиным признательного “документа”, повествующего о соблазнении Матреши. Ответственность за это деяние принято возлагать на героя Ф.М. Достоевского; между тем в самом романе оно выглядит не столь однозначно. Действительно, именно Николай Всеволодович задумал искусить девушку (деву), но поведение жертвы поразило самого искусителя. Рассказ Заболоцкого об искушении Девы Смехом фактически повторяет узловые моменты истории Матреши. Смех следует рассматривать не только “идейным” соблазнителем, внушившим Деве мысль о “милом дружке”, но в и самым “милым дружком”, непосредственно ее растлившим. К такому заключению мы приходим, опираясь на рассуждения Ставрогина о “галлюцинациях”: герой Ф.М. Достоевского жалуется на то, что “он видит иногда или чувствует подле себя какое-то злобное существо, насмешливое и “разумное”; при этом он делает оговорку, что “это я сам в разных видах, и больше ничего”. Смех Заболоцкого и есть ставрогинское “злобное существо”, - об этом свидетельствует не только его имя, соответствующее “насмешливости”, но и его “ум”, приписанный (что и объясняет столь необычную характеристику Смеха) ему поэтом в качестве эквивалента “разумности”.

Заболоцкий в 1-й части “Искушения” воспроизводит “достоевскую” историю; однако интерпретирует он ее совсем иначе. Если Ф.М. Достоевский отождествлял своего героя с “насмешливым и “разумным” злобным существом”, то Заболоцкий пишет о принципиальной непричастности людей смеху. С точки зрения поэта, смех есть побочный эффект, возникающий в результате неверного восприятия явления живым существом; поэтому комизм характеризует незнание воспринимающего, а не сущность воспринимаемого. Ф.М. Достоевский же не отделял “злобного существа” от своего героя потому, что рассматривал онтологию человека через определения, внешние для него, как бы увиденные со стороны. Смех является человеческой характеристикой уже потому, что человек есть существо несовершенное, - в сравнении с идеалом (Христом) он не может выглядеть иначе, как смешным. У Заболоцкого Смех отождествляется не с живым существом, а со Смертью: точно так же, как в 1-й части “Искушения” Смех соблазнял лживыми посулами Деву, во 2-й Смерть пытается обмануть Человека. Смех соотнесен со Смертью через “мир над миром” (христианскую идею потусторонней жизни), поскольку именно им (этим “миром”) они искушают своих жертв. Заболоцкий находит связь не только Смеха и Смерти, но и идей “милого дружка” и “мира над миром”. В “Мечтах о женитьбе” Заболоцкий называет сексуальные отношения “врачеванием жизни”; соотнося же слова Смерти (о том, что уход из мира есть устранение ущербности Человека, вызванной тем, что он являет собой калеку) с обозначением брачных отношений в “Мечте…”, можно утверждать, что загробное существование имеет ту же функцию “врачевания”, что сексуальное соединение. Идея “милого дружка” тождественна идее “мира над миром” в том, что обе они приводят живое существо к состоянию, которое является смешным. У Заболоцкого, как и у Ф.М. Достоевского в ситуации Ставрогина, смеховой эффект связывается с с позицией внешнего восприятия явления. Однако поэт ставит вопрос о том, почему возникает смеховой эффект, а не как.

Заболоцкий пишет о том, что идеи “милого дружка” и “мира над миром” чреваты состоянием живого существа, которое вызывает смех, но показывает он в своем стихотворении смеховой эффект только второй идеи. Причины комизма идеи “милого дружка” те же самые, что и идеи “мира над миром”. Смеховой эффект этой идеи обнаруживается в стихе: “Была дева - стали щи”. Смешным, как бы это цинично не звучало, представляется посмертное превращение женского тела в аморфную массу. Идея “мира над миром” (в том виде, как ее изображает Заболоцкий) производит смеховой эффект потому, что образ (Девы), через который эта идея подается, реализуется в гротескной форме. Если учесть, что образ Дева-“щи” является гротесковым, мы можем допустить, что комична и идея “милого дружка” - на этот раз из-за гротескного образа, через который она сама и реализуется. За этой идеей стоит картина сексуального соединения мужчины и женщины - она и изображена Заболоцким (“На рынке”, “Фокстрот”) в гротесковом виде. Но этот созданный Заболоцким образ открывает вовсе не гротесковость своего содержания: в нем анализируется гротеск тех элементов, которые лежат в основе его конструкции, - а эти элементы, отнюдь не комичные с точки зрения обыденного сознания, на поверку и оказываются гротескными. Прослеживая в ситуации Смеха (1-я часть стихотворения) через общность гротесковости образов Девы-“ведьмы” и Девы-“щей” связь идей “милого дружка” и “мира над миром”, Заболоцкий приходит (2-я часть) к заключению о том, что Смех тождественен Смерти. Смех и Смерть являются побочными эффектами существования, рождающимися на почве превращения явления, например, телесности живого существа, - существования, которое имманентно не связано ни со смехом, ни со смертью. Так, Дева после разложения своего тела обращается не в “щи”, но в Деревце, - бесследное, казалось бы, уничтожение оказывается в действительности продолжением жизни. Исходя из задачи выявления причин превращения, Заболоцкий (во 2-й части) ставит вопрос о том, на каких условиях оно делается возможным. По его мнению, превращение определяется неудовлетворительным положением живого существа в природе.

Представления поэта об этом положении в целом совпадают с теми, что были изложены Лебядкиным в “басне” “Таракан”. Так, некоторые мотивы “Таракана” широко используются Заболоцким в “Искушении” (мотивы “стакана”, “таракана”, “лохани” и “комедии”). Согласно точке зрения Заболоцкого, превращение, на почве которого возникают Смех и Смерть, мотивировано тем, что живое существо является “калекой”. Однако “калекой” оно выступает потому, что находится в “каземате у природы”. Будучи побочными эффектами превращения, и Смех и Смерть советуют живым существам (Деве и Человеку) применить некий тип поведения, который должен будет привести к преодолению превращения - к достижению жизни совершенной (бессмертной). В речи Человека к Смерти поэт указывает альтернативный путь преодоления живым существом превращения. Смысл советов Смеха и Смерти сводится к рекомендации произвольно-личностного переосмысления живым существом своего “подневольного” положения как подлинно свободного. Однако Заболоцкий видит выход из сложившейся ситуации в том, чтобы живое существо осмыслило свое обманчиво свободное положение как “подневольное”. Это осмысление позволяет Человеку перенацелить свою активность и принять меры к противодействию природе, власть которой делает из живого существа “узника”. “Труп природы”, знаменующий победу живого существа, следует толковать в контексте изменений, касающихся именно его (живого существа) положения в мироздании. Природа, как и живое существо, - подчиненный целому мироздания элемент, они связаны друг с другом в его пределах. Поэтому “уничтожение” природы, по мысли Заболоцкого, должно будет привести к усвоению ее функций живым существом; тем не менее, оно (усвоение) не нарушит самой целостности мироздания. Разрушение “каземата” природного мира поэт понимает как процесс постижения мироздания, в результате которого живое существо должно будет получить возможность регулировать свои отношения с природой. Заболоцкий пишет о том, что обрушение “тюремных стен” позволит живому существу видеть то, что лежало во тьме (в незнании). Победу живого существа над природой можно отождествить с наступлением дневного времени суток: внося в мир свой свет, полуденная звезда открывает знание об этом мире и тем самым способствует разрушению “каземата” природы. Солнце и есть тот самый “друг далекий, друг прекрасный”, который “тихими шагами” приближается навстречу Человеку. Не случайно поэт завершает свое стихотворение картиной появления дневного светила. Эта картина параллельна стихам, завершавшим 1-ю часть “Искушения”: Заболоцкий писал в них о том, что Дева воскреснет именно в тот момент, когда встанет солнце.

В 4-м параграфе - ”Плохое письмо” ранней поэзии Н.А. Заболоцкого и система художественных сдвигов “Столбцов” как поэтическая реализация методологических принципов авангардной живописи” - приводится (на основе данных литературного ряда) обоснование вывода о принципиальной непародийности стихов Заболоцкого. Для того чтобы установить, являются ли стихи раннего Заболоцкого пародией, или же они есть нечто иное, необходимо проанализировать особенности системы художественного сдвига, которую поэт использует в своих произведениях. Главной особенностью “сдвигологии” Заболоцкого является отсутствие “проблематизации” сдвигов, характерной для пародии, - их группировки в соответствии с типом рассматриваемой проблемы. “Сдвигология” Заболоцкого тотальна, но в ней имеют место внутренние критерии различения сдвигов. Факт такого различения подтверждает то, что сдвиги в разных стихах поэта (а часто и внутри одного произведения) осознаются как разнонаправленные - как “негативные” и “позитивные”. В одном случае отклонение от обыденных норм психической полноценности у поэта окрашено антипатией, а в другом - сочувствием. Для поэтики Заболоцкого принципиальным моментом является не сочувствие или антипатия, которые маркируют сдвиги, но самый сдвиг, - отношение же поэта к остранено изображаемым явлениям имеет вторичный характер. Художественный мир поэта, взятый в единстве его (поэта) антипатий и сочувствий, существует по отношению к действительности не в норме, а в отклонении от нее. Разнонаправленность сдвигов Заболоцкого можно связать с определенным структурированием воспроизводимой в его стихах действительности, - структурированием, в соответствии с которым она подается в различных планах. Первый план определяется тем, что художественный мир поэта представляет собой тотальное отклонение от миметической нормы (это в принципе характерно для авангардной эстетической практики). Второй план - тем, что внутри самого художественного мира Заболоцкого реальность определенным образом дифференцируется: в нем также выявляются некая норма и отклонение от нее. Наличие у Заболоцкого внутренних нормы и отклонения подтверждается тем, что художественный мир поэта, являясь цельным с формальной точки зрения, неоднороден с точки зрения авторского отношения к его реалиям. У Заболоцкого по отношению к внехудожественной действительности присутствует двойной сдвиг (об этом писал в своей рецензии Л.И. Тимофеев), имеющий не только методологический (общеавангардный) характер, но и семантико-аксиологический. Если совместить собственно “заболоцкий” сдвиг, различающий в художественном мире поэта внутренние норму и отклонение, и тот сдвиг, который претерпевает действительность, обращаясь в художественную, то можно увидеть, что общеавангардное остранение позиционирует явление в художественной реальности Заболоцкого как некую данность. Поскольку “позитивный” сдвиг отклоняет явление от нормы не только внехудожественной действительности, но и нормы внутри самого художественного мира Заболоцкого, эту данность его художественного мира следует связать с “негативным” сдвигом, нарушающим только принципы мимесиса.

Анализ “Столбцов” показывает, что Заболоцкий, совершая сдвиг по отношению к внехудожественной действительности, создающий канон его художественной реальности, в целом следует схеме кубистического разложения трехмерного пространства на группы двухмерных плоскостей, - схеме, выражающей в рамках двухмерности динамизм, который характерен именно для “центральной перспективы”. Для пояснения мысли о “симуляции одной формы искусства средствами другой” (О.А. Ханзен-Лёве), то есть использования в поэзии эстетических принципов авангардной живописи большой интерес представляет столбец Заболоцкого “Движение” (1927). Поэт дает понять, что особенности воспроизведения реальности (структура уличной пролетки) связаны у него со спецификой зрения, - спецификой, определяющей форму произведения изобразительного искусства. Указание на то, что передача зрительных восприятий в столбце связана не с “картинкой” в целом (образом), а с ее деталями, подводит нас к тому, чтобы поставить под сомнение тот предполагаемый факт, что воспроизводимая Заболоцким реальность воспроизводится им в виде образа (миметически). Говоря об Извозчике, Заболоцкий сообщает, что его борода “как на иконе”, то есть эта деталь облика персонажа дана таким образом, словно она непосредственно зрится поэтом. Так как реальность, ставшая у Заболоцкого объектом художественного воспроизведения, не может быть определена в столбце как образ, следует предположить, что поэт использует не трехмерность изображения “центральной перспективы”, но комбинацию таких плоскостей, которые представляют детали воспроизводимой им реальности в двухмерности. Однако и композиция “Движения” свидетельствует о том, что художественные особенности столбца Заболоцкого связаны с эстетическими принципами живописного кубизма. Так, самая воспроизводимая поэтом в стихотворении реальность изъята из континуума жизненных отношений, она есть структура, имеющая самостоятельное значение. Уличная пролетка лишена каких-либо “сюжетных” связей с остальным (домысливаемым читателем) предметным миром. Приняв в расчет остранненость воспроизводимой реальности (пролетки), можно утверждать, что Заболоцкий позиционирует свое стихотворение (как целостную структуру) в роли некоего предмета: в нем просматриваются установки на “великую реалистику” В.В. Кандинского, позволяющие выявить предметность самого произведения искусства. Между тем и воспроизводимая Заболоцким реальность представлена элементами, в самостоятельности (по отношению друг к другу) которых невозможно усомниться. Художественная структура “Движения”, отождествляемая с уличной пролеткой, фактически дана поэтом как фигуры Извозчика и Коня, не связанные между собой системой каких-либо отношений. Персонажи стихотворения Заболоцкого поданы в двухмерности, но множественность их двухмерных плоскостей изображения аналогизирует “центральную перспективу”. Это положение вполне ясно отражает принцип “великой абстракции” В.В. Кандинского, нацеленный на выявление предметности форм, входящих в состав художественных структур, этими формами образованных. Именно эти особенности поэтической стратегии поэта, восходящие к традиции авангардной живописи, и позволяют мыслить Извозчика и Коня определенным образом взаимосвязанными. Но и фигуры этих персонажей, (структурно) автономные по отношению друг к другу и соответственно (как структурные элементы) целостные, распадаются на ряд деталей, имеющих самостоятельное значение (уже в рамках структур, в которые они входят). Так, конь выписан Заболоцким по деталям, не складывающимся в образ, у поэта наличествуют детали Коня вместо его образа.