Проблемы взаимодействия литературы и экономики в жизни и творчестве Н.А. Некрасова 1838-1869 годов

Седьмая глава «Воздействие экономического положения «Современника« на сатирическое творчество Некрасова первой половины 1860-х годов (на примере стихотворения «Балет») и «направление» журнала в последний период его существования» показывает связь, существующую между содержанием текста, его композицией и материальным положением того издания, в котором текст опубликован.

Эта глава представляет собой анализ содержания и композиции сатиры «Балет», отражающей не только поэтические принципы Некрасова, но и ту концепцию, которая лежала в основе издания «Современника» в годы, предшествующие его закрытию. В основе этой концепции - идейные и экономические взгляды одного из ведущих сотрудников журнала этого периода - Ю.Г. Жуковского. Сама концепция легко накладывалась на материальные условия, в которых находился «Современник» в последние годы своего существования.

В сатире «Балет» показана блестящая публика, прикрывающая свое обнищание внешним иллюзорным блеском, при этом находящаяся в сплошных и неоплатных долгах, думающая только о том, где бы снова занять денег в ситуации, когда вера в любые долговые обязательства подорвана всеобщим разорением. На первый взгляд, мир господ тем самым как бы объединяется с нищим и страдающим народом, также изображенным в сатире. Однако это сходство мнимое. Наоборот, именно разорение барства, то, что дворяне погрязли в долгах и обнищали, парадоксальным образом делает его еще более виновным в страданиях народа. По Ю. Жуковскому, разорение барства вызвано его легкомысленным отношением к долгам и расточительностью, стремлением к бессмысленной роскоши. Эта расточительность вредна не только самим господам, но и народу, разорительна для него, поскольку в результате ее развиваются не те отрасли экономики, которые нужны для народного богатства и благосостояния, а те, которые рассчитаны на удовлетворение бессмысленных прихотей господ. Это обуславливает вину барства перед народом и его неоплатный долг народу. Балет же символизирует ложное искусство, которое не говорит правды, но скрывает от зрителей-бар их подлинного кредитора - мужика.

Ситуация, в которой находится в это время «Современник», - в чем-то похожая. Долги по его изданию становятся все более и более неоплатными (это и долги сотрудников Некрасову и долги Некрасова по изданию журнала). Падение подписки, шаткое финансовое положение журнала, его пребывание постоянно на грани закрытия по цензурным причинам грозит утратой доверия к нему публики. Тем не менее журнал продолжает издаваться и сама эта готовность осмысляется как признание долга. В отличие от барственной публики, стремящейся скрыть свои долги от окружающих и от себя, редакция журнала признает долг, тем самым демонстрируя святость в том числе и высшего Долга - перед народом. И если высшее общество хочет видеть то искусство, которое скрывает от него правду, то Некрасов кладет в основу своего творчества и редакторской политики именно правду. Муза в стихотворении «Балет» отворачивается от тех картин, которые позволяют забыться и забыть о долге и кредиторах, и смотрит на крестьян - своих подлинных кредиторов. Таким образом правда становится и этическим, и эстетическим принципом, последним «направлением» некрасовского журнала, выражением скрупулезной верности долгу. Любовь к фальшивому искусству является признаком некредитоспособности. Тому, кто производит и созерцает фальшивое искусство, нельзя давать кредит, потому что у него нет чувства долга. Искусство правдивое и честное становится признаком того, что тому, кто его создает или ценит, можно доверять, потому что он готов увидеть и признать всякий реальный долг. Правда, которую говорит «Современник», - это то, что должно обеспечить доверие к журналу, вопреки кризису, неверию в любые бумаги, векселя, в любое долгосрочное вложение денег. Кредит, предоставляемый «Современнику» верным читателем, обеспечивается готовностью журнала говорить и видеть только правду. Эта правдивость, честность является не пустым векселем, но аналогом твердых денег, верным залогом, который не может лишить цены никакой финансовый кризис.

Использование именно балета как символа фальшивого искусства, подобного фальшивым бриллиантам, искусства, по своей сути призванного скрывать правду, вероятно, у Некрасова имеет своим источником сатиры Салтыкова-Щедрина. Именно в его произведениях, опубликованных в «Современнике» в 60-е годы, балет и «балетность» становится своего рода интегральным понятием, включающим в себя не только эстетическое, но и идеологическое и даже политическое содержание.

Восьмая глава «Связь идеологических и экономических конфликтов в журнально-издательской практике Некрасова (на примере «скандала» с М.А. Антоновичем и Ю.Г. Жуковским)» представляет анализ связи между экономическими требованиями и идеологией литераторов, при этом в отличии от марксистских построений мы показываем первичный характер именно идеологии, а не экономических интересов в поведении людей, связанных с искусством.

В этой главе в центре внимания конфликт между Некрасовым и бывшими сотрудниками «Современника», Ю.Г. Жуковским, М.А. Антоновичем и А.Н. Пыпиным, которых Некрасов в 1868 году не пригласил к сотрудничеству в «Отечественных записках». Мы опровергаем в этой главе господствующее в некрасововедении представление, заключающееся в том, что бывшими сотрудниками «Современника» двигали в этом столкновении корысть или амбиции. Если в поведении Антоновича и Жуковского и отразились «личные счеты» с Некрасовым, то они не отменяли и принципиального характера их позиции. Поднятый двумя публицистами скандал является отражением объективных процессов, происходивших в литературной экономике 60-х годов, возникавших в ней противоречий, центром которых неизбежно в силу своего положения издателя крупных журналов оказался Некрасов.

В результате произошедшего в начале 1860-х годов смены состава редакции «Современника» и изменения экономической ситуации в стране в целом (в это время начинают складываться и укрепляться капиталистические отношения) в журнале постепенно начинают складываться предпосылки для установления экономических отношений, подобных отношениям внутри капиталистического предприятия, при которых издатель может восприниматься уже не как друг и равный любому сотруднику, но как хозяин журнала, сотрудник же играет роль наемного рабочего. Литераторы-разночинцы, сотрудничавшие в «Современнике», воспринимают себя как литературных пролетариев, продающих свой труд, а Некрасова как капиталиста, присваивающего себе прибыль, приносимую литературным «предприятием».

Так воспринимаемые экономические отношения внутри журнала «Современник» (как и в целом в литературе) неизбежно рассматриваются как неправильные, несправедливые. Социалистически ориентированные экономические публицисты, подобные Жуковскому и его учителю Чернышевскому, критикуют существующий принцип экономического распределения прибылей, при котором весь доход от издания получает капиталист, а работник только заработную плату, как несправедливый, эксплуататорский. Опираясь на политэкономическую теорию «труда и капитала», они считали необходимым признать права рабочих на долю в прибыли предприятия и, соответственно, на часть капитала, создаваемого производством (конкретная доля дохода, конечно же, - предмет расчетов).

В издательском и журнальном деле такие требования породили именно в это время артельные журналы, в которых не было издателя-капиталиста и литераторов-пролетариев, а капиталисты и работники соединялись в одном лице. Другим способом уравнять труд и капитал в правах на получение прибыли стали попытки своеобразного «захвата власти» в журнале сотрудниками и вытеснением из него капиталиста-издателя. Подобный переворот собирались совершить в 1866-ом году и участники «Современника».

Затеянный Жуковским и Антоновием скандал является логическим следствием их политических и экономических взглядов, перенесенных на сферу литературных отношений. В изданной ими брошюре «Материалы для характеристики современной русской литературы» деятельность Некрасова-издателя рассматривается в рамках той же парадигмы труда и капитала как конкурирующих источников стоимости товара. Работники журнала объявляются имеющими такие же права на долю в доходах от журнала, как и Некрасов-капиталист, вложивший свои средства в его издание в начале деятельности. Те средства, которые Некрасов получил к этому времени от издания журнала, объявлялись фактически украденными у его сотрудников, чьими усилиями эта прибыль достигалась. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что долг Некрасова перед литературой высчитывается Жуковским в этой брошюре совершенно по тем же принципам, по которым он рассчитал долг образованных сословий перед крестьянством (знаменитый «долг народу») в нашумевшей статье «Вопрос молодого поколения» (1866). Несмотря на то, что позиция Антоновича и Жуковского выглядит несправедливой по отношению к Некрасову, она вполне последовательна.

Таким образом, не корыстью или амбициями, а принципиальной позицией, искренним желанием изменить экономические отношения в журнале и литературе в целом, установить порядки, отвечающие требованиям справедливости, общего блага и одновременно требованиям современной экономической науки, борьбой с Некрасовым-капиталистом, воплотившим и утверждавшим (по их мнению) ложные, несправедливые порядки в издательском деле, объяснялось предъявленное бывшими сотрудниками «Современника» требование контроля над изданием и участия в доходах от нового журнала.

В свою очередь, однако, и Некрасов, отказавший бывшим сотрудникам в их притязаниях, не просто не был материально заинтересован в том, чтобы не делить прибыль со своими «работниками», а не считал такую конструкцию журнала разумной и справедливой. Судя по позднему письму Г.К. Репинскому, Некрасов воспринимал или стремился воспринимать журнал не только как коммерческое предприятие, приносящее доход, но как «кровное дело». Сам же он ощущал себя и как капиталист, собственник предприятия, которое могло его «кормить», но и как труженик, посвятивший «Современнику» «20 лет жизни». Сотрудники же его - не только наемные рабочие, но и «товарищи по журналу». И он проявил тем самым склонности к идеологизации и идеализации экономических отношений, но его идеализация вступила в непримиримое противоречие с экономическими фантазиями его бывших сотрудников.

Девятая глава «Специфика литературы, ориентирующейся на конкретного «потребителя» (на примере несостоявшегося некрасовского сборника «Для детей»)» посвящена несостоявшемуся проекту книги для детей Некрасова и Салтыкова-Щедрина, она показывает те трудности и проблемы, которые несет в себе требование «материализации» читателя-потребителя (таких трудностей не было показано в главе шестой).

В этой главе рассматривается несостоявшийся совместный проект Некрасова и Салтыкова-Щедрина 1868 - 1869 годов по изданию книги для детей. Само издание подобной книжки было в это время вполне предсказуемым коммерческим планом, почти обреченным на успех. Детская литература издавалась тогда большими тиражами и пользовалась большим спросом. Если во второй половине 50-х годов 19-го века вышло только 5 детских книг, то в 60-е годы количество их увеличилось в разы. В качестве примеров, хорошо знакомых Некрасову, можно привести сборник «Детская книжка» Плещеева и Берга, изданный с огромным успехом в 1861 году, и знаменитую книгу для чтения К.Д. Ушинского «Родное слово» 1864 года, в которую издатель включил стихотворение Некрасова «Несжатая полоса» (опустив строки, идущие после стиха «Вашему пахарю моченьки нет…») и отрывки из его «Крестьянских детей». Существовали и процветающие издатели, специализировавшиеся на детской литературе (прежде всего, издательство М.О. Вольфа).

Однако и для Некрасова, и для Салтыкова-Щедрина задача создания текстов для детей была новой (мы показываем, что их прежние произведения, где дети являлись героями или фиктивными адресатами, не являлись произведениями детскими в точном смысле этого слова).

Решение делать книжку вместе с Щедриным у Некрасова было обусловлено общностью взглядов на то, какой должны быть литература для детей, что допустимо, а что нельзя рассказывать и показывать детям. Примерами такой рефлексии у обоих авторов вляются рецензия Салтыкова-Щедрина на книгу «Сказки Марко Вовчка» (СПб., 1864) и стихотворение Некрасова «Железная дорога», написанные обоими писателями почти одноврменно (в 1864 году). План совместного издания детской книжки является своего рода ответом Некрасова на столь дорогой его прежним сотрудникам (Жуковскому, Антоновичу и Пыпину) «артельный принцип». Образцом для обоих сотрудников, возможно, стало знаменитое «творческое объединение», имеющее, в значительной степени, просветительский характер - «Товарищество передвижных художественных выставок», выросшее в 1869 году из «Санкт-Петербургской артели художников», вызывавшее большой интерес в особенности Салтыкова-Щедрина.

Неудача и отказ от реализации проекта после напечатания ряда произведений обоими писателями обусловлен различием творческих принципов, обнаружившимся в ходе работы над сборником. То, что смог сделать Некрасов, - превратить объект изображения в конкретный адресат текста, в реального читателя - не может сделать Салтыков-Щедрин (то есть превратить ребенка как героя или ложного адресата в ребенка как настоящего потенциального читателя книжки). Причина в том, что мотивация работы, ее цель (воспитание ребенка) превращается у сатирика в ее тему.

Такой способ построения текста противоположен «коммерческому» отношению к литературе. Идеальный литературный объект в таком случае не материализуется в реального читателя. Именно такая способность «материализовывать» объекты, переходить от темы детства к ребенку как адресату текста, от идеального читателя к читателю реальному была присуща Некрасову.

Десятая глава «Некрасовский проект «Красных книжек» для народа как литературно-рыночная утопия - попытка преодоления противоречия между эстетическими и материальными оценками «культурных продуктов» на примере некрасовского проекта издания книг для народа показывает попытку поэта непротиворечиво соединить два этих вида оценки.

В 1862 году Некрасов издал за свой счет быстро разошедшуюся брошюру под названием «Красные книжки. Книга первая. Коробейники. Сочинил и издал Некрасов» (СПб., 1862). Странность условий, заключенных поэтом с книгопродавцем Голышевым, бросается в глаза: в соответствии с ними, треть дохода от книги получал Голышев, две трети - офени, самому автору и издателю не доставалось ничего. На первый взгляд, некрасовский проект производит впечатление благотворительного или/и пропагандистского. Если это так, то ответ на вопрос о смысле договора с книготорговцем прост: Некрасов на самом деле в скрытом виде платит офеням и Голышеву за распространение книжек. Раздавать же книги крестьянам бесплатно он не хочет, потому что боится опасных ассоциаций с прокламациями. Именно в таком духе описывали это издательское предприятие Некрасова советские исследователи. Ясно, что и то и другое (благотворительность и пропаганда) в замысле Некрасова присутствуют, однако, на наш взгляд, не исчерпывают смысл и цели его проекта. Дело в том, что коммерческий характер издание все равно имеет: все-таки деньги офени получать должны не с самого Некрасова, а с крестьян. Если не за производство продукта, то за его распространение должны заплатить потенциальные читатели.

Наша реконструкция некрасовского замысла заключается в том, что поэт стремится в этом случае выйти на специфический литературный рынок, поставить своеобразный эксперимент, целью которого является преодоление разрыва, противоречия между эстетической ценностью и материальной стоимостью культурного продукта (книги). Рынком, на котором этого возможно достичь, с точки зрения поэта Некрасова, является рынок лубочной народной литературы. Его особенности в следующем. Во-первых, этот рынок характеризуется анонимностью. Центральную роль в стоимости книжки здесь играет не громкое или неизвестное имя ее автора, а название книжки и то «удовлетворение» (выражаясь языком неоклассической экономики), которое получает от нее читатель. Иначе говоря, в случае лубочной литературы писательское имя не является капиталом и не играет роли в стоимости и оценке продукта. Во-вторых, поскольку этот рынок прямо ориентирован на читателя, на его собственный вкус, каким бы он ни был, на нем нет посредников в виде экспертов, критиков, других культурных институтов, которые определяли бы относительную стоимость и ценность разных книг. Это почти идеальный рынок, на котором роль единственного критерия успеха предпринимателя (или писателя) играют деньги, вырученные за товар, полученная им прибыль. Деньги же являются и единственным критерием читательской оценки книги.

Еще одна черта этого рынка позволяет надеяться, что деньги здесь могут стать полноценным инструментом эстетической оценки. Фактор, делающий это возможным, - специфика покупателя литературы, т.е. крестьянства. И эта специфика заключается в данном случае не только в особенностях (предположительной «примитивности») вкусов этой аудитории, но и в своеобразии экономических отношений, характерных, с точки зрения Некрасова, для крестьян.

Это своеобразие заключается в том, что в крестьянском мире, согласно представлениям Некрасова, деньги играют иную роль, чем в мире богатых людей. Будучи трудовыми, заработанными, они одновременно не являются ни предметом накопления, ни чем-то лишним, что легко потратить на ненужную вещь, бесполезную в хозяйстве. Это придает самому акту траты крестьянином монетки на книжку значение не просто праздного одобрения, но признания той пользы, которая книга может ему принести. Цена книжки, указанная Некрасовым, не настолько велика, чтобы быть очень обременительной, но и не настолько мала, чтобы совсем ничего не значить. Таким образом деньги становятся весомым (а не пустым) знаком действительного признания пользы и достоинства книги. Отказ же автора от получения прибыли превращает деньги как бы в чистый и одновременно весомый знак, лишенный спекулятивного характера.

Так народ оказывается важен не только Некрасову-поэту, позволяет ему разрешить не только творческие проблемы, обрести новые язык и содержание поэзии. Он дает надежду и на гармоничное, справедливое решение проблем литературного рынка. Это рынок, где противоречие между материальным успехом книги и ее литературным качеством снимается. Поэт и Предприниматель могут здесь без «противоречий» слиться в одном человеке. Материальный успех культурного продукта может стать не признаком спекуляции, лежащей в основе замысла его изготовления, но знаком признания, выражаемого писателю, народному заступнику, знаком народной любви и доверия.

В Заключении подводятся итоги работы и суммируются полученные главные и частные результаты.

Основным результатом проведенной работы является доказательство тезиса о том, что экономическая практика, практика издателя прогрессивного литературного журнала и практика предпринимательская не находились у Некрасова в «противоречии», но взаимодействовали. Опираясь в методологическом плане работы ученых, принадлежащих к школе «новой экономической критики», было показано, что поэзия и предпринимательство взаимно обогащали друг друга. Поэзия Некрасова за счет учета реального читателя, его духовных запросов, его потребностей трансформировалась, приобретала новые черты. Такая трансформация не была бы возможной, если бы Некрасов не ставил перед собой коммерческой задачи, говоря максимально прямо, задачи получения прибыли от своих изданий. То есть мы показали процесс «материализации» читателя в его поэтической практике.

Также отсутствие «двойственности», наличие взаимодействия экономических и идейных целей было продемонстрировано в главах, посвященных издательской деятельности Некрасова, в которых показано, как он «идеализировал» грубые коммерческие отношения с писателями разных социальных слоев, уровней достатка, создавая на основе их концепции изданий.

«Материалистические», экономические образы, метафоры, желания проникали в поэзию Некрасова и превращались в законные поэтические темы, поэтизировались (с разным успехом, если понимать под успехом степень «облагороженности» таких стремлений).

В работе прослеживается, как Некрасов эволюционировал не только как поэт, но и как предприниматель, стремясь к изменению экономических отношений между издателем и сотрудниками, капиталистом и наемными рабочими, стремясь сделать их более справедливыми, доходя в этом отношении до почти утопических проектов. Поэтому нет и «идейного» противоречия между Некрасовым предпринимателем и поэтом, певцом народного горя, бичевателем социальной несправедливости.

В заключении также перечисляются частные открытия, которые позволил сделать примененый в работе подход.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях

1. Николай Некрасов: Поэт и Предприниматель. М., 2008. 13,5 п.л.

2. «Мороз, Красный нос« Н.А.Некрасова // От Крылова до Чехова. М., 1995. 1 п.л.

3. «О погоде« Н.А.Некрасова // От Крылова до Чехова. М., 1995. 0,5 п.л.

4. Стихотворение Н.А.Некрасова «Тяжелый крест достался ей на долю…» К вопросу о прототипе героини» // Русская словесность. 1997. №6. 0.5 п.л.

5. Поэзия Некрасова и идеология русской радиальной интеллигенции середины 19-го века» // К 60-летию профессора Анны Ивановны Журавлевой. М., 1998. 0.7 п.л.

6. Пушкин в художественном сознании Н.А.Некрасова. Анализ одного эпизода // Пушкин и русская культура. М., 1998. 0.4 п.л.

7. Спор о человеке в русской литературе 60 - 70-х гг. 19 века (Литературный персонаж как познавательная модель человека) (главы 3, 4, 6).М., 1999.1.5 п.л.

8. Поэзия и правда (вступительная статья, примечания) // Сочинения Н.А. Некрасова. М., 2000. 2.5 п.л.

9. Проблема ангажированности и свободы поэзии. Маяковский и Некрасов // Третьи Майминские чтения. Псков, 2000. 0.5 п.л.

10. Салтыков-Щедрин, Валериан Майков и Достоевский в 1840-е гг.: несостоявшаяся литературная школа // Вестник Московского университета. Сер.Филология. №1. 2001. 0.5 п.л.

11. Договор с дьяволом в условиях становления капитализма в России. (Экономическое значение христианской символики у Салтыкова-Щедрина) // Новое литературное обозрение. № 58. 2002. 1 п.л.

12. Валериан Майков, молодой Щедрин и Достоевский в литературной борьбе 1840-х годов ХIХ века // Достоверность и доказательность в исследованиях по теории и истории культуры. М., 2002.0.5 п.л.

13. Народники // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2003. 0,3 п.л.

14. Шестидесятники // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2003. 0,3 п.л.

15. The New Russian Capitalism and Modern Russian Novel: Economics and Morals in the Novels of M. Butov, M. Viљneveckaja and A. Dmitriev // AATSEEL Annual Meeting, 27-30 December 2003, San Diego. 0. 1 п.л.

16. Мертвые души вдоль железной дороги: о «фиктивной» датировке и одном источнике замысла «Железной дороги» Н.А. Некрасова // Вестник Московского университета. Сер. Филология. №4. 2004. 0.75 п.л.

17. Сколько стоит счастье? К «экономике» «Кому на Руси жить хорошо» // Каноны. Ценности. Цены. М., 2005. 0.75 п.л.

18. Поэт и покровитель: из истории издания сборника Н.А. Некрасова «Мечты и звуки» // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2006. №5. 0,7 п.л.

19. О «странности» и «искренности» стихотворения Н.А. Некрасова «Я за то глубоко презираю себя…». «Экономический» подтекст лирического произведения // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2007. №6. 0,75 п.л.

20. Роберт Бернс и Томас Карлейль в поэтическом самоопределении Н.А. Некрасова в середине 1850-х годов // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2008. №2. 0,5 п.л.

21. К проблеме соотношения «личного» и «литературного» начал в цикле «Три элегии» // Некрасов в контексте русской культуры: Материалы научной конференции. Ярославль, 2008. 0,3 п.л.

22. «Стих, как монету, чекань»: «поэтическая экономия» Некрасова в цикле «Подражание Шиллеру» (1877) // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2008. №6. 0,3 п.л.

Размещено на Allbest.ru