"Артуровская легенда" как ключевой текст в культурном диалоге Великобритании и США XIX-XX вв.

3. От "Заката Европы" к "закату" Америки: вопрос культуры и цивилизации в "высокой" и "массовой" артуриане

Посвящена исследованию форм дальнейшей социологизации легенд, связанных с циклом короля Артура, в частности, легенд о Граале, Мерлине, Тристане и Изольде, в контексте набирающего силу XX века. Разрушительное воздействие I Мировой войны послужило серьезным импульсом для отхода от романтического видения легенд об Артуре. Жестокая бойня с применением современного оружия положила конец «невинности» не только американцев, но и всего мира. Новый опыт, формирующийся вследствие осознания разрушительной мощи современных технологий, приводит к особым эстетическим предпочтениям и новым культурным практикам в социуме. Философское осмысление законов цивилизации, интерпретация сути кризиса, в котором оказался мир, находит место в работах, подобных «Закату Европы» О. Шпенглера, назвавшего цивилизацию конечной фазой бытия культуры; символическая интерпретации кризиса культуры была предпринята англо-американским поэтом, критиком и социологом Т.С. Элиотом в поэме «Бесплодная земля». Элиот признавал, насколько он обязан книге британской фольклористки Джесс Уэстон, исследовавшей миф о Граале в монографии «От ритуала к рыцарскому роману» (1920); именно благодаря раздумьям и творческой интерпретации ряда положений этой книги Элиот приходит к концепции культуры как организма, одушевленного живой энергией. Американские коннотации мифа об увечном короле в "Бесплодной земле" Т.С. Элиота, модернистский шедевр Т.С. Элиота рассматривается как в высшей степени «культурологическая» поэма, в которой автор исследует «гештальт» сбывающейся судьбы западной культуры и показывает, в каком отношении культура находится, цитируя Шпенглера, к «зримой истории, к жизни, к душе, к природе, к духу, в каких формах она выступает и насколько эти формы - народы, языки и эпохи, битвы и идеи, государства и боги, искусства и произведения искусства, науки, правовые отношения, хозяйственные формы и мировоззрения, великие люди и великие события - являются символами и подлежат в качестве таковых интерпретации». В примечаниях к изданию поэмы 1922 года Элиот пишет, что «книга [Джесс Уэстон] окажется самодостаточным объектом интереса для каждого, кто будет пытаться пролить свет на «Бесплодную землю». Книга Уэстон действительно приводит к важным прозрениям в понимании значения и смысла поэмы. В своем исследовании Уэстон отмечала, что «бесплодная земля является, по сути, самым сердцем проблемы; <…> бесплодная земля является ключом, который позволит в целости и сохранности пройти через обескураживающие лабиринты повести, рассказанной до конца». Элиот, несомненно, помнил об этом заявлении Уэстон или, по крайней мере, об идее, за ним стоящей -- идее «центральности» Бесплодной земли по отношению к серии мифов, в которых мотивы бесплодной земли и нужды в восстановлении цивилизации становятся объединяющими и координирующими. Элиот заимствует у поэтов-елизаветинцев комплексные метафоры, делая короля и страну идентичными, взаимно отражающими образами. При этом ему удается добиться эффекта контраста богатой интеллектуальной и эмоциональной жизни прошедших эпох с жизнью стерильных, бесстрастных людей настоящего. Важность «Бесплодной земли» для социокультурного пространства США становится особенно очевидной, если взглянуть на этот текст через призму ценностей т.н. «потерянного поколения». При незначительности «артуровского» содержания, в поэме все же узнаются периферийные образы «артуровского» цикла, в частности - фигура Увечного короля (или Короля-рыбака, The Fisher King); он выступает в качестве обобщающего символа бесплодной земли. Элиот помещает Увечного короля в центр рабочего замысла. В силу основного тезиса Уэстон, король и земля взаимозависимы: раненый король обозначает землю, которая остается бесплодной до тех пор, пока рыцарь Грааля не излечит короля и не «восстановит» землю). Связь между королем и землей позволяет и «топологии» поэмы, и ее образу-персонажу отражать одно и то же состояние. Среди прочих персонажей, машинистка и ее страдающий фурункулезом любовник - два типичных обитателя трансатлантического мира контор в больших городах, это «офисный планктон» бесплодной земли современности. Такие города и их обитатели становятся частью общей мифической рамки поэмы, необходимой для обозначения общности современного человеческого опыта. Все люди в поэме Элиота принимают участие в бесплодии Бесплодной земли. Соответственно, все мужчины разделяют увечье Увечного короля. Та же депривация отражается «землей» - Лондоном и Нью-Йорком, современными Элиоту. Их мир - апатичный, вялый, истощенный мир, который далек как от мира ритуала, так и от мира рыцарского романа. Решающим прозрением, которым Элиот, возможно, обязан книге Джесс Уэстон, является понимание необходимости смещения акцента с недостатков Рыцаря Грааля на увечье короля как его сугубо личную проблему, которая не зависит от внешних вмешательств и не подлежит исцелению извне.

Культурная символика Нового света в артуриане Э.А. Робинсона, посвящен рассмотрению символики социокультурного прогресса в трех «артуровских» поэмах Эдвина Арлингтона Робинсона. Прямой предшественник и активный участник «поэтического ренессанса» 10-х гг. ХХ века, лауреат трех Пулитцеровских премий, Эдвин Арлингтон Робинсон всегда испытывал глубокий интерес к восприятию британского культурного наследия своими современниками и соотечественниками. Поэмы «Мерлин» (1917), «Ланселот» (1920) и «Тристан» (1927) показывают, насколько актуальными оставались соответствующие легенды в 20-е гг. XX в. не только для Америки «модернистской», но и для Америки как института уникальной гражданской культуры.

Робинсон использует короля Артура, Камелот, Круглый Стол не только в качестве социального фона для создания оригинальных концепций «характеров» Мерлина, Ланселота и Тристана, но и в качестве символов своей, американской цивилизации, стоящей, как ему кажется, на непрочном фундаменте. При этом Мерлин, Ланселот, Тристан - как художественные «конструкты» - воплощают особые «формулы» для исправления порядка вещей, продвижения мира вперед. В плане цивилизационных прозрений Робинсона важен Камелот, который он рассматривает не как идеал, но как ступень в развитии. Робинсон сам считал наиболее важной линией своих «артуровских» поэм «мир, который достаточно заплатил за Камелот». Рождающееся на месте старых идеалов, канонов, привязанностей, рождается, по мнению Робинсона, к лучшему, потому что «король» - хозяин положения и «миропорядка» в своем микромире - не способен увидеть знаки упадка. Камелот Робинсона, «длясь» во времени, тормозит мир. Таким образом, чтобы мир не впал в фазу перманентного застоя, Камелот должен «пройти». Следовательно, Робинсон выбирает эволюционную модель жизни общества. Эфемерность и вред воплощенных идеалов показан в образах Сада Радости (Joyous Gard) - там Тристан и Изольда наслаждаются кратковременным эдемическим существованием, - и Бросеалиндского леса, где проходят дни удалившегося из Камелота Мерлина. Тристан чувствует себя «заблудившимся» в Саду Радости; Вивьен (любовница Мерлина) считает, что Эдем перестал быть подходящим местом для идиллического времяпровождения, потому что раньше он был обителью Мужчины и Женщины, а теперь там находится «Древо Познания». Таким образом, два «Эдема» поэм Робинсона являются падшими мирами в той же мере, что и Камелот.

Ланселот из одноименной поэмы также не находит идеала в Камелоте-государстве и потому вынужден, сам того не сознавая, искать его в ином измерении и ином контексте, и его жадному, пытливому глазу идеалом видится Гиневра. Он видит в ней Свет - символ, который, так или иначе, присутствует во всех трех артуровских поэмах Робинсона. Свет Гиневры остается наваждением Ланселота, остается чем-то недостижимым. Рассуждая в русле традиционной артурианы - это свет Грааля. Однако в понимании Робинсона, Cвет лишен мистических коннотаций, хотя и остается труднодостижимым. Свет, за которым Ланселот идет в направлении заката, - не религиозный символ, а символ высшей правды.

Два источника света существуют и в образном пространстве поэмы «Мерлин». Один из них - это «факел женщины» (the torch/ Of woman), другой - «свет, найденный Галахадом» (the light that Galahad found). Эти два света «должны однажды озарить весь мир» (Are some day to illuminate the world). Сам Робинсон, разъясняя значение этих символов, написал, что свет Галахада - это свет Грааля, понимаемый как духовное осознание вещей и их значения; «факел женщины» он предлагал понимать буквально. Если обратиться к ассоциативной сути факела, то «факел женщины» может указывать в двух направлениях: 1) женщина как вдохновитель, женщина как генератор просвещения, знания; 2) женщина как генератор любви, что подвигает могущественнейших мужчин не только (и не столько) на дела иррационального порядка, но на «внутреннюю» работу по преодолению собственного несовершенства. Таким образом, женщина-Свет становится и цивилизующим, и культуротворческим началом, в ней преодолевается противостояние цивилизации и культуры.

Формирование видения женщины в социуме и американской женщины в частности, происходило в работах авторов американской артурианы и до поэм Э.А. Робинсона. Видение «новой» американской женщины вырабатывалось в обширном письменном наследии Элизабет Стюарт Фелпс (1844-1911), публицистки и религиозного мыслителя, активно публиковавшейся в 70-80 гг. XIX века. С другой стороны, возрождение женской темы в рамках популярной «артуровской» романистики «фентези» произошло более полувека спустя после публикации «Ланселота», «Мерлина» и «Гиневры» Робинсона, в 70-80 гг. XX в. Реконструкции феминистского видения потенциала мифа и легенд об Артуре посвящен раздел III.3, «Феминистский контекст социологизации мифа о короле Артуре». В 1873 году в газете «Индепендент» Фелпс публикует эссе «Новое рыцарство» (The New Knighthood), в котором пишет о «[мужском] кодексе, таком же старом, как первый поединок, и таком же загадочном, как Круглый Стол». Фелпс не притязает на особые права для женщин, в силу которых они заслуживали бы особого к себе отношения; вместо этого она пытается бороться с лицемерием «нового рыцарства», ищущего путей удержать женщину в «традиционном» положении, не распространяя на нее даже привилегии обходительности, которой она могла пользоваться в рамках кодекса «старого» рыцарства. С другой стороны, формулы отношений между полами, приемлемые для Фелпс, очерчены ею в трех социологических этюдах, написанных в форме новелл. В новелле «Рождество сэра Галахада» Фелпс высказывается по поводу социальной подоплеки своих сочинений: «Мир рыцарских романов, к которым мы привыкли относиться, как к обреченной форме эстетического высказывания, вновь возникает и становится узнаваемым в социальных ролях и событиях холодящей кровь атмосферы нашей современной цивилизации: отвага не сморщилась под воздействием пара, телеграф не одолел рыцарства, а изнурительный труд не упразднил верности; золотой век не почил безмолвно, как многие склонны думать». Героиня рассказа «леди» Ребекка Рок работает на галстучной фабрике, где «кроит на полоски бортовку для шеи общества, по одиннадцати часов в день». В Ребекку влюблен «сэр» Галахад Хольт, рабочий с фабрики фисгармоний. При этом, Галахад женат на Мэри Энн, которая «безумна» и «употребляет опий». Хотя Мэри Энн оставила мужа шесть лет назад и лишь время от времени захаживает в его квартиру, Галахад не чувствует себя свободным настолько, чтобы вступить в отношения с Ребеккой. Врожденное благородство персонажей поднимает их до уровня легендарных фигур. Рассказ заканчивается браком Галахада и Ребекки на Рождество, но перед этим событием и Галахад, и Ребекка подвергаются испытанию: они обязаны жить раздельно до тех пор, пока не умирает жена Галахада. В ходе этого испытания лэди Ребекка пересиливает смертельный недуг, а сэр Галахад выносит шестимесячное безденежье, так как он принял участия в забастовке и потерял работу. Фелпс отклоняется от линии Теннисона, избавляя Галахада от мук одиночества не видением Христа и святых, а посредством женщины. Следовательно, женщина служит Граалем Галахаду Хольту. Более того, рассказчица в «Рождестве сэра Галахада» ставит под вопрос существование благородства как такового вне оценки этого редкого качества женщиной.

В новелле «Леди Шалотт» повествуется о молодой женщине, которая стала инвалидом в пятилетнем возрасте, потому что «мать по ошибке сбросила ее с лестницы - вместо пустой бутылки из-под виски». Бедственное положение леди Шалотт у Фелпс обусловлено социальными бедствиями - алкоголизмом ее матери, законами, которые допускают низкую оплату женского труда, отсутствием системы здравоохранения для неимущих и ужасными условиями трущоб, в которых неимущие проживают. Стратегия Фелпс состоит в том, чтобы привлечь внимание к этим «болезням общества» посредством аналогий со знакомой (возможно) читателям поэмой «Леди Шалотт» из «Королевских идиллий» Теннисона и посредством воссоздания на американском материале одного из наиболее романтичных и наиболее узнаваемых образов английской литературы XIX в. - леди Шалотт, несомой течением реки к Камелоту.

В своей третьей «артуровской» новелле, «Правдивый рассказ о Гиневре» (1876), Фелпс недвусмысленно бунтует против фабулы Теннисона - ей невыносима мысль о том, что Гиневра остается распростертой у ног Артура на полу женского монастыря - эта сцена воспринимается Фелпс как иконический знак извращенных отношений между мужчиной и женщиной в обществе. В Гиневре она видит утонченное, трепетное и импульсивное существо. Артур, каким его видит Фелпс, связан (можно предположить) с пониманием писательницей феноменов рыцарского и феодального; помимо авторитарности «безупречного короля», Фелпс акцентирует его скучность, и эта скучность простирается до непонимания Артуром элементарных потребностей его жены. Гиневра изменяет Артуру, проходит через агонию раскаяния; от бремени раскаяния, по мысли Фелпс, ее способна избавить другая женщина, столь же отвергнутая, прошедшая ту же духовную школу мук невостребованного человеческого существа. Таким образом, артуриана Фелпс - это, в первую очередь, инструмент достижения гендерной справедливости в мире, ориентированном на нужды мужчины.

Тема женщины в социуме, опирающемся на власть мужчины, возникает с новой силой в массовой литературной артуриане 70-90-х гг. XX в. В романе-бестселлере Николь Сент-Джон «Дар Гиневры» [Nicole St. John. Guinever's Gift. N.Y., 1977] Артур, Гиневра и Ланселот вновь помещены в современный контекст - на сей раз, в «готическом» романе с атрибутом узнаваемых жанровых условностей. Интересны пересмотренные в подобном контексте культурные роли Артура, Гиневры и Ланселота. Автор, пытаясь прийти к идее синтеза между «мужским» и «женским» внутри каждого индивида, видит в треугольнике Гиневра-Ланселот-Артур «универсальный» миф об Изиде/Осирисе/Хорусе и триаду Отец-Сын-Святой Дух в качестве христианского варианта этого мифа. Гиневра, как и Ланселот, вместо поиска идеала друг в друге, заняты поиском своего «Я». Гиневра - в ходе ее становления - отражает все аспекты Женского, позаимствованные из разных мифологий, проходя ступени бестии, негодяйки, святой, девственницы (Евы/Елены/Марии/Софии). Ланселот/Артур воплощают аспекты Мужского начала, которое распадается на молодое и старое (Осирис/Корус).

В романе Мэрион Зиммер Бредли «Туманы Авалона» [Bradley, Marion Zimmer. The Mists of Avalon. N.Y.: Knopf, 1982] легенда об Артуре видится с точки зрения женских персонажей: Игрейны, супруги герцога Горлойса; Морганы, их дочери - центральной фигуры романа и повествователя первостепенной важности; Моргаузы, кровной сестры Игрейны и, позже, жены короля Лота; Вивьен - Владычицы Озера, кровной сестры Игрейны. Последняя является жрицей Святого острова Авалон и матерью Ланселота. Противоборство матриархального Авалона и патриархального христианства становится основным конфликтом в романе. Cоединяя Круглый Стол и Грааль с неоязыческим мономифом, Бредли создает рамку феминистского видения легенды об Артуре. В Моргане можно увидеть воплощение женской силы, а не злобную интриганку; судьба Гвенифар показательна в плане комментария к феномену утраты женщиной власти и влияния в западной культуре.

Образы Грааля как отражение гражданских ценностных парадигм, обобщая ряд положений второй и третьей глав, служит переходом к исследованию массовой артурианы США в четвертой главе исследования и, кроме того, освещает и систематизирует формы и содержание креативного реагирования авторов, сотрудничающих с индустрией чтива, на запросы массового американского интереса к «Артуровской Легенде», формируемого нелитературными «медиа» - кино, телевидением, радиопередачами, а также комиксами, детскими играми, иными потребительскими артефактами. «Популярный» американский интерес к легендам «артуровского» цикла с 30-х гг. XX века до наступления третьего тысячелетия - это интерес, берущий начало в эпохе активного функционирования «артуровских» молодежных организаций. Рыцари Короля Артура, как и другие «артуровские» молодежные группы, стали теми самыми поводырями, которые привели массы к пользованию адаптированной и «американизированной» версией легенды; легенды с контаминированной фактографией и, следовательно, перерожденной причинно-следственной структурой; легенды, в которой рыцарский культурный код был подменен кодом «дерзновенных достижений» Каждого во славу Америки. Читатели, тем не менее, были воодушевлены на воспроизведение ситуаций этой «малой» Артурианы в реальной жизни; они передавали интерес к легенде своим детям. Формы и очертания этого интереса контурно проступают в богато представленной американской массовой литературе 70-90 гг. XX века, в рамках которой удалось еще более «демократизировать» легенды об Артуре, в которых британская, в широком американском понимании, идея врожденной избранности, постепенно разрушаясь, исчезает полностью; ее место занимает идея уникальной ценности и скрытых достоинств любого, даже самого заурядного человека, ядром которой становится идеология американского нобилитета, т.е. благородства сугубо нравственного характера, не имеющего отношения ни к физическому совершенству, ни к социальному статусу и, следовательно, всеобще достижимого.

Диапазон американской массовой литературы об Артуре формируется многими перспективами, в которых предстает «Артуровская Легенда». Это могут быть историческая, научно-фантастическая, собственно фантастическая (фентези), феминистская, эпическая (ди-, три- и квадрологии, сериалы), любовно-романтическая, детективная либо иная перспективы. Если легенды об Артуре используется в детективных произведениях, время действия бывает приближено к американской современности. В подобных рассказах и романах, типичным образом, ведется поиск какого-нибудь легендарного артефакта, подобного Граалю. Примером могут служить популярные произведения Ричарда Бена Сапира, Джеймса Голдмана, Джеймса П. Блейлока. В романе Блейлока «Бумажный Грааль» речь идет о японском кроки девятнадцатого века. Куратор музея в Северной Каролине Херолд Бартон открывает тайну «бумажного Грааля» и, в конечном счете, наследует его от Майкла Грэхема (персонаж, схожий по «функции» с Королем-рыбаком) и хранит его далее. Грааль - не единственный загадочный, либо желанный артефакт в произведениях детективного характера. В романе Джо Энн Стэнг «Тени на Острове Скипетра» богатый промышленник сэр Эдмунд Литтел, после того, как он узнает об обнаружении свинцового креста в могиле Артура, вступает в заговор, цель которого - сохранить национальную чистоту Британии во имя короля Артура. В центре повествования романа Элизабет Петерc «Камелотские проказы» находится древнее железное кольцо.

Популярная интерпретация условностей Bildungsroman может быть увидена в романе «Брат Галахаду» (1963) Гвендолин Боуэрз, в котором Хью Аллейнский покидает свой древний замок Браннлир; он едет в Гластонбери и узнает там, что приходится родственником Иосифу Аримафейскому; он становится оруженосцем Галахада в поиске Грааля; он становится свидетелем поражения Артура; он осознает, что ему необходимо пуститься в собственный поиск, который приведет его обратно в Аллейн, где он нужен больше всего. Типичны слова Галахада: «К твоему Граалю ведет другая дорога» (P. 186).

В фантастической книжном сериале Памелы Ф. Сервис «Зима волшебного возвращения» (1985), «Волшебство завтрашнего дня» (1987), «Волшебник ветра и камня» (1990) трое подростков помогает Артуру в борьбе за воссоединение враждующих королевств Британии ради войны с Морганой и ее полчищем мутантов-пришельцев. Стареющему Мерлину не удается заглянуть в будущее при помощи Пророчащей Чаши, и Моргана заманивает его в ловушку при помощи амулета Хитера; злодейка язвит по поводу его старости, слабости и желания «быть любимым», на что Мерлин отвечает: «Твое могущество - ничто! Оно обтрепалось, стало рассыпающейся в прах реликвией. <…> ) Твой амулет, моя чаша - это всего лишь вещи, холодные, безжизненные вещи. <…> Самое могучее новое волшебство исходит от людей, а не от вещей» (P. 181-182).

Новаторское использование мотива Обетованного Поиска структурирует сюжет реалистического романа Кэтерин Паттерсон «Поиск Парка», написанного для юных читателей. Здесь тема Грааля вплетена в сюжет одиссеи юного героя, задавшегося целью постигнуть, во что обошлась Америке война во Вьетнаме и что он, будучи американцем, «наследует» в этой связи.

4. Образы легенд об Артуре в массовой культуре США XX века

Носит, по преимуществу, систематизирующий характер; она посвящена рассмотрению ряда показательных аспектов иконизации «нового», американского «артуровского» мифа - продукта полуторавековой адаптивной интеграции в культурном пространстве США. В разделе IV.1, «Артур как идея, герой, артефакт», рассматриваются три магистральных направления конституирования короля Артура как “иконического знака” американской действительности XX века. Во-первых, речь идет о дальнейшем целенаправленном превращении мира короля Артура в метафору американского благородства, основанного не на аристократическом происхождении, а на превосходных личных качествах. Так, двор Артура, Камелот, становится синонимом короткой эпохи Джона Ф. Кеннеди, тридцать пятого президента США. Идентификация самого Кеннеди как Ланселота происходит после его смерти вследствие активного содействия средствам массовой информации вдовы президента, Жаклин Бовье Кеннеди, публициста и друга семьи Кеннеди Теодора Х. Уайта, историка Белого Дома Уильяма Манчестера. С их подачи, отрабатываемая при жизни Кеннеди концепция «нового фронтира» (The New Frontier), рассматривалась средствами массовой информации 60-х гг. в качестве «Мечты Артура» (Arthur's Dream); «Корпус мира» (Peace Corps) характеризовался в качестве содружества «рыцарей Кеннеди, каждый из которых отправился в свой индивидуальный Обетованный Поиск, сражаясь с драконами бедности и приходя на выручку группам населения, оказавшимся в беде, преодолевая трудности во имя благородных целей в землях чужих и далеких».

Во-вторых, речь может идти о фольклоризации Артура как неуловимом процессе, подспорьем которого в США выступает обширная «артуровская» ономастика и топонимика (название клубов, магазинов, гостиниц, улиц, целых жилых районов в городах, торговых марок), но далеко не только она. Артур был частью городской карнавальной традиции Нового Орлеана (шоу “krewe knights” Ланселота, Галахада, Гавейна в дни фестиваля Марди Гра с опорой на сюжеты традиционной артурианы; ежегодный бал короля Артура в «Зимнем Дворце Артура»); в ряде городов Восточного побережья США проводятся конкурсы красоты, где одной из номинаций является «Гиневра года»). «Иконы» мира Артура в буквальном смысле слова встречаются в общественных и образовательных учреждениях, церквях, часовнях. В Принстонском университете есть витражи с сюжетами из «Смерти Артура» Томаса Мэлори; в зале выдачи литературы Бостонской публичной библиотеки находится серия фресок «Поиск и Достижение Святого Грааля» Эдвина Остина Эбби.

В-третьих, речь идет о коммерческой сфере и связанной с нею потребительской культурой, в контексте которой и «узнавание» Артура, и его легендарная репутация, и само его имя использовались на протяжении всего XX века в качестве особого рода марки. «Организующая энергия образа» Артура постепенно превратилась в «ядро для окружающих его элементов», вследствие чего образ «достиг высшей степени плотности» - плотности продукта. В этом отношении показателен процесс «артуризации» американского хлеба.

Использование "Артуровской Легенды" в популярной эзотерике США, посвящен рассмотрению практик и «предписаний» культа Церкви Всеобщей и Торжествующей (далее - ЦВТ). Исходя из того, что «религиозные культы являются в определенном смысле проявлением культуры», можно предположить, что изучение отдельно взятого американского культа помогает сконцентрироваться на проблемах, повсеместно присущих американской культуре; осветить характер функционирования в ней всевозможных движений, будь они связаны с музыкой, модой или теологией нью-эйдж, которая была очень распространена в США (и не только) в конце прошлого века. Учредители культов нередко трансформируют привлекательные элементы популярной культуры (рок-музыку, потребительские новинки) так, чтобы они становились полезными и эффективными инструментами для реализации программ и стратегий культа, сводимых к финансовому порабощению последователей и получению прибыли. Нечто подобное происходит с ЦВТ, описываемой учредителями в качестве «передовика новой эпохи сознания, Эпохи Водолея». Культ ЦВТ был основан Марком Л. Профетом (Mark L. Prophet) на базе религиозной общины Саммит Лайтхаус (Summit Lighthouse) и, после его смерти, оформлялся под руководством его вдовы Элизабет Клер Вульф. В 80-е гг. прошлого века Элизабет Клер Профит опубликовала множество «предписаний», которые якобы были даны персонажами мифов и легенд, включая и героев легенд о короле Артуре. В этих предписаниях очевидна модификация элементов различных легенд с целью подавления полового инстинкта и привития апокалиптического мироощущения тем, кто предписаниям следует. В расплывчатой, непоследовательной книге «Владыка Семи Лучей», Профет пишет о себе как реинкарнации Гиневры (как и Марты, сестры Лазаря и Марии-Антуанетты). При этой ее покойный муж представлен перевоплощенным Ланселотом, а духовный учитель Эль Моруа - перевоплощением Артура. Выдавая написанное за сокровенное знание, Профет заключает, что истинная природа отношений между Артуром, Гиневрой и Ланселотом была «занижена» легендами и подобное «занижение» было бы неизбежным вследствие слишком многих реинкарнаций: «Колдовство, интриги и предательство разрушили Камелот, а не любовь Ланселота и Гвиневры, как это утверждает женоненавистническое описание Тома Мэлори». Профет открыто возлагает вину за разрушение Камелота на тех, кто вынашивал заговор против Артура и его королевства. Единство, порядок, цель святы и духовны: они являются элементами, существенными для мифа, создаваемого культом Профет. Понимание единства здесь близко единству в фашистской идеологии: оно связано с обещанием мира, в котором рассеется хаос.

В дискурсе предписаний ЦВТ, обращающемся к историческим событиям, которые к концу XX века обрели статус мифа, прочитывается ностальгия по Прошлому. Ту же ностальгию подчеркивают «генеалогии» перевоплощений. Ключевой фигурой перевоплощений является Эль Моруа, Владыка Пятого Луча, наделенный даром «веры в волю Божью» и «слов мудрости»; он - так называемый «Инициатор Горловой Чакры». Начав свою реинкарнационную карьеру в качестве иудейского пророка Авраама, Эль Моруа затем становится Мельчуаром, одним из Трех Королей. В V в. Эль Моруа вновь появляется в облике короля Артура, описанного следующим образом: «воин и гуру мистической школы в Камелоте, который охранял пламя внутренних учений и поощрял на поиск Святого Грааля как победы над тиранами, при этом сам величайший из тиранов; Артур - это идолопоклоннический плотский разум». Последующие перевоплощения Эль Моруа имеют некоролевский характер; по «сокровенным» данным Профет, Эль Моруа перевоплощался в Томаса Беккета и Томаса Мора, который, ее словами, был «душой Артура и нежными словами, дарами любви всегда затрагивал Мировую Душу». В конце XIX - начале XX века он, уже в качестве «господина М.», финансирует Теософское Общество. Позднее, словами Ланто, «голоса» умершего Марка Профета, он заявляет: «Будучи любимым многими, я здесь… в Дарджилинге, здесь в Камелоте… в полноте Света воли Божьей; хотя некоторые устраняют этот Свет, он непобедим ни на небесах, ни на Земле». Для Э.К. Профет Камелот является преходящим местом, существующим там, где находится «Святой Моруа». В силу подобной логики, ранчо Роял-Тетон, штаб-квартира ЦВТ, получает название Камелот-Виллидж.

Образ Мерлина «артуровских» легенд важен для рекрутирования последователей культа ЦВТ и их подготовке к жизне в общине ЦВТ. Поэтому Э.К. Профет использует психотренинг «вспоминания прошлого» как идиллического мира, в котором каждому может быть найдено место, если только он/она пойдет «верным путем». При этом Профет цитирует материалы популярных энциклопедий серии “Time-Life”; в частности, энциклопедию «Околдованный мир: колдуны и ведьмы». Ее цель, в данном случае, состоит в том, чтобы показать, насколько Мерлин был популярен уже в Британии кельтов, о чем свидетельствует само название Британии - Clas Merddyn - «то, что огорожено Мерлином». Мерлин, по схеме Профет, превращается в Св. Германа и, в конечном счете, в американца. Прежде чем совершить такой переход, он становится философом и францисканским монахом Роже Беконом (1214-1294 гг.), открывателем Америки Христофором Колумбом (1451-1506 гг.) и Френсисом Бэконом (1561-1626 гг.), который, согласно Профет, был законным сыном Елизаветы I и Роберта Дадли, а также подлинным автором произведений Шекспира. Далее, Мерлин «стоял рядом с Джорджем Вашингтоном на протяжении всей Революции и призывал к подписанию Декларации Независимости, руководил написанием Конституции и помазал Вашингтона на должность первого президента Соединенных Штатов». Таким образом, эзотерическая мифология ЦВТ смыкается с американской историей, что является самой важной ступенью легитимизации культа, основой его коммерческого продвижения.

"Артуровская Легенда" в американской поп- и рок-музыке, освещает еще одну показательную сферу целевой иконизации короля Артура как британской идеи, достойной Нового света. В силу того, что для профессионального мейнстрима американской популярной и рок-музыки были характерны свои, «неартуровские» контексты, обращения к легендам об Артуре носили единичный характер, но и они свидетельствуют о видении ряда персонажей и мотивов традиционной артурианы в качестве метафор американской современности. В 1967, 1968 и 1969 гг., на фоне потрясений социального и политического характера, в рамках молодежного фолк-рока, (кислотного) психоделического рока и «прогрессивного» рока, становится заметным интерес к кельтской старине; схожий интерес проявляли субкультуры - огамические знаки и кельтский орнамент можно было увидеть на одежде хиппи, постерах и обложках альбомов самодеятельных хиппи-групп. На фоне этого интереса некоторые рок-музыканты восприняли «Артуровскую Легенду» как благодатный материал для эстетизации типичных настроений социального протеста, поруганного идеализма и апокалиптической надежды. Так, трансатлантическое фолк-рок трио - «Кросби, Стилз и Нэш» превращают королеву Гиневру в метафору любви, которую нельзя купить, либо заслужить - в одноименном музыкальном номере; Нейл Янг использует форму средневекового сновидения в песне-сюите «После Золотой лихорадки» для интерпретации значения сна, в котором он видел Королеву и пришел к мысли о создании утопического Королевства на Солнце, в котором не будет места порочной цивилизации. При разговоре о новом человечестве в рамках музыкальных субкультур конца 60-х - начала 70-х гг. XX века, распространенной метафорой становится Камелот. Рок-музыка тех лет, испытывавшая на себе влияние литературы “фентези”, представляет Камелот то Эдемом, то апокалиптическим Городом. Черты обеих интерпретаций Камелота воплощает крупнейшее событие молодежной контркультуры - Вудстокский фестиваль в августе 1969 года, превратившийся уже к середине 70-х гг. в легенду о «молодежи до грехопадения», непорочном сообществе многих братьев и сестер, которые имели реальный шанс изменить мир к лучшему. В 60-е гг. одной из действительных предпосылок социальной и политической активности становится идея о молодежи как носителе «непреходящих» ценностей и особой позитивной энергии - «добрых вибраций» - особого волшебства, которое надо почувствовать и «высвободить», - например, при помощи наркотиков, как предлагает Донован в песне «Путешествие» (“Trip”). Джон Себастиан, автор песен американской рок-группы «Лавин Спунфул» (Lovin' Spoonful), спрашивал у слушателей: «Вы верите в волшебство? … Верите в волшебство рок-н-ролла? В волшебство, которое может освободить вас?» (песня “Do You Believe in Magic”). Легенды об Артуре очевидно помогли перевести эту предпосылку в термины рок-опыта. Музыкальный критик Ральф Глисон, сотрудничавший в музыкальном журнале «Роллинг Стоун», неоднократно писал о том, что рок-музыка идеально подходит для высвобождения скрытого, спящего потенциала личности. Легендарный мотив заточения Мерлина в пещере стал метафорой этой особой силы, ожидающей часа освобождения из пещеры авторитарности и обывательской ограниченности на рубеже 60-х - 70-х гг. (The Moody Blues, “Are You Sitting Comfortably; Тyrannosaurus Rex, “Stones to Avalon”). Таким образом, мир Артура был возрожден в рок-культуре и как социальная утопия, и как метафора внутренней непорочности молодежи, которую старшие современники рассматривали в качестве фактора риска; как апология времен и нравов «цветов жизни»; как ожидание лучшего мира, который будет изменен при помощи «высокой» и справедливой энергии, кроющейся в молодежи.

Образ короля Артура в американском кино, включает очерк о становлении «артуровского» кино США на протяжении всего XX века. По замечанию историка американского кино Кевина Дж. Харти, «по крайней мере, с 1904 года заглавные фигуры киноиндустрии - и те, что находились перед объективом камеры, и те, что не появлялись в кадре - были связаны с кино об Артуре». Просмотренные фильмы и изученная литература вопроса позволяют систематизировать обильный поток продукции американского кинематографа, имеющего отношение к теме короля Артура и наметить социокультурные тенденции, которые эта продукция отразила. Эпоха немого кино занята воссозданием «неамериканской» стороны легенды и отражает, во-первых, все еще сильное увлечение Теннисоном и интерес к религиозно-эзотерическому элементу в «артуровской» традиции. Речь идет о фильмах «Персеваль» (1904, реж. Эдвин С. Портер); «Ланселот и Элейна» (компания «Витаграф», 1909 г., режиссер Чарльз Кент); «Лэди Шалотт» (компания «Витаграф», 1915 г., режиссер С. Джей Уильямс);; «Рыцари Квадратного Стола, или Грааль» (компания «Эдисон», 1917 г., режиссер Алан Крослэнд); «Свет во тьме» (продукция Хоуп Хемптон и компании «Эй-Эф-Эн», 1922 г., режиссер Кларенс Л. Браун). В недрах немого кино начинает вызревать интерес к возможностям киноинтерпретации романа-сатиры М. Твена «Янки при дворе короля Артура». Начиная с 1920 года, начинают появляться соответствующие американские фильмы: «Янки при дворе короля Артура» (немой фильм, компания «Фокс», 1920 г., режиссер Эмметт Дж. Флинн); «Янки из Коннектикута» (компания «Фокс», 1931 г., режиссер Дейвид Батлер); «Янки при дворе короля Артура» (киноверсии мюзикла 1949 года, киностудия «Парамаунт», режиссер Тей Гарнетт), «Янки при дворе короля Артура» (1952, «Уэстингхаус Студио I», режиссер Франклин Шафнер) и ряд других. Уже самая первя экранизация романа Твена (режиссер Эмметт Дж. Флинн, 1920 г.) приобретает черты остроумной комедии благодаря многочисленным ссылкам на современность, включая «вольстедский акт» (связанный с запрещением алкоголя), «Тин Лиззиз» (народное название автомобилей “T-Ford”), сражение у Аргонского леса, использование мотоциклов в качестве боевой техники. Субтитры фильма пестрили современным американским сленгом и оборотами разговорной речи. Фильм Дейвида Батлера производства 1931 года (в роли Хэнка - Уилл Роджерс) построен на условностях вестерна, а фильм Тея Гарнетта производства 1949 года создан ради возможности еще раз представить во всей полноте певческого таланта любимчика послевоенной Америки - «крунера» Бинга Кросби, который сыграл роль коннектикутского янки.

Версию одной из легенд «артуровского» цикла, которая была американизирована не только посредством реалий и деталей, но и отражала вечные американские ценности и идеалы (не забывая при этом о специфически американских проблемах непосредственной современности - 50-х гг. XX века) воплотил фильм «Черный рыцарь» (1954, режиссер Тей Гарнетт). Кузнец Джон, любящий графскую дочь Линет, овладевает рыцарскими умениями и принимает облик Черного Рыцаря. Благодаря природным способностям и мечу, который он выковал собственноручно, Джон спасает и любимую женщину, и королевство от угрозы иностранной интервенции. За это его посвящают в рыцари и отдают ему в жены Линет, что соотносимо с мифом Американской Мечты. Враги королевства - вероломные сарацины, «красная орда» в прямом смысле слова (в массовой сцене разграбления замка в конце фильма они одеты в красные туники) и язычники Корнуолла воплощают в фильме угрозу «другого» мира, который в фильмах 50-х гг. был, по умолчанию, миром коммунизма.

В 60-е и 70-е гг. «аллегорический универсум» легенд «артуровского» цикла плодотворно использовался американским создателями мультфильмов и детско-юношеских фильмов, и был представлен такими работами, как «Багз Бани при дворе короля Артура» (компания «Чак Джоунз Ентерпрайзиз», 1977 г.); «Меч в камне» (компания «Уолт Дисней Продакшн», 1963 г., режиссер Вольфганг Ритерман); «Неопознанный летающий чудак» (компания «Уолт Дисней Продакшн», 1979 г., режиссер Денис Дуган). Возврат к «артуровскому» кино начинается в 80-х гг. и продолжается до настоящего времени. «Рыцари на мотоциклах» (компания «Юнайтед Филмз/Лорел Энтертейнмент», 1981 г., режиссер Д. Ромеро), «Артур: Король» (компания «Си-Би-Эс», 1985 г., режиссер Клайв Доннер), «Индиана Джоунз и последний Крестовый поход» (компания «Парамоунт», 1989 г., режиссер Стивен Спилберг), «Король-рыбак» (компания «Трай-Стар Пикчерз», 1991 г., режиссер Терри Гиллиам), «Гиневра» (компания «Лайфтайм продакшнз», 1994 г., режиссер Джуд Тейлор), «Первый рыцарь» (компания «Коламбия», 1995 г., режиссер Джерри Зукер), «Мерлин» (телевизионный мини-сериал компании «Эн-Би-Си Ти-Ви», 1998 г., режиссер Стив Бэррон) и другие фильмы нередко демонстрируют «артуровскую» ценностную парадигму вне узнаваемых атрибутов средневекового Артура. Исследованию трансформации американского нобилитета в идеологии и практиках субкультуры байкеров посвящен фильм «Рыцари на мотоциклах» (Knightriders) Д. Ромеро. «Артуровской» фигурой в фильме является Билли Дейвис (роль исполняет Эд Хэррис); «король» в разноликой труппе профессиональных шоу-мотогонщиков; архетип Морганы воплощен персонажем мужского пола; архетип Ланселота - Аланом, другом Билли и его верным помощником. Кинонарратив Ромеро построен так, что мечта Билли об идеальном сообществе оказывается опороченной, и он выбирает героическую гибель, являющуюся, по сути, самоубийством. Американское понимание благородства в зависимости от нравственного, а не общественного статуса, разрабатывается в фильме «Первый рыцарь» (First Knight) Джерри Зукера). Здесь странствующий Ланселот не рожден благородными родителями; этот «недостаток» становится причиной его простонародных симпатий. Сюжетная схема фильма, в которой герой низового происхождения поднимается до привилегированного положения в обществе (в данном случае - до кормила власти в королевстве Артура), совершая поступки, сопряженные с нравственной силой и физическим мужеством, служит красноречивым комментарием по поводу культурных чаяний американской нации.

Заключение

«Артуровская Легенда» была (и остается) феноменально популярной в США. «Артуровская Легенда» может быть признана ключевым текстом в культурном диалоге Великобритании и США XIX-XX вв., так как американская артуриана отразила и «хронологизировала» попытки Америки осмыслить свою «небританскую» идентичность. Артур Старого света, при этом, служил эталоном «британскости». Миф о возвращении Артура, воспринятый американской нацией в качестве мифа о процветании (процветании как следствии невиданной социальной сплоченности - в результате гения справедливой и мудрой власти) оказался полезен США в качестве мощного стимула процессам социокультурной динамики. Особая сила, достопамятность, аппеляционный характер «артуровских» нарративов, зависящие не только от мифов, легших в основу их структуры, но и раннеисторических мотивов и символов, имеющих современные эквиваленты, сообщили дополнительный импульс развитию американской национальной литературы и искусства. Дихотомия, лежащая в основе рецепции «Артуровской Легенды» культурным пространством США в XIX -XX вв. (ассоциирование мира легенд об Артуре с нелепостью институтов прошлого / желание увидеть в мире легенд об Артуре прообраз «нового» благородства и демократического мироустройства), определили стратегию дальнейшей ее адаптации к этике, эстетике и социальной прагматике Нового света. Поэтому король Артур «жив» в наши дни в основном в Америке, свидетельством чему и служат достижения американской артурианы, которая самим числом и массой культурных продуктов как бы «суггестирует» важную (но никем вслух не произносимую) мысль: король Артур после Последней битвы отбыл на остров Авалон, и этот остров - Америка.

Литература

1. Авторы с кельтскими корнями в литературе США: попытка осмысления феномена с позиции современных теорий культуры // Актуальные проблемы языкознания, методики преподавания иностранных языков и перевода. Материалы региональной научно-практической конференции. - Кемерово, 2001. - С. 91-92.

2. Мотивы мифа и легенд об Артуре в «Великом Гэтсби» // Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков. Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 50-летию ФИЯ НГПИ. Новокузнецк, 2002.- С. 112-118.

3. Тема культурной адаптации ирландской диаспоры в мемуарах Фрэнка Мак-Корта // Языковая политика и современные технологии обучения. Материалы международной научно-практической конференции. - Улан-Удэ, 2002. -С. 77-79.

4. Легенда об Артуре в контексте американского кино 80-90 гг. ХХ века // Массовая культура США. Материалы международной конференции 6-13 декабря. - М.: Изд-во МГУ, 2002. - С.152-154.

5. «Морфология сказки» В.Я. Проппа и ирландское сказание «Сватовство к Эмер» // Проблемы истории и типологии германских языков и культур. Сборник научных трудов. - Новосибирск: Изд-во Новосибирского государственного университета, 2002. - С.100-103.

6. Миф об Артуре в поэме Т.С. Элиота «Бесплодная земля» // Альманах «Ad libitum. Филология». Новокузнецк, 2004. - № 1. - С. 85-95.

7. Об одном памфлете времен войны за независимость (к проблеме истоков американской артурианы) // Революции и гражданские войны в России и Америке: сравнительно-исторический анализ. Материалы международной научной конференции 1-4 ноября 2004 года, изданные при поддержке РГНФ. Новокузнецк, 2004. - С. 105-106.

8. Эдвин Арлингтон Робинсон как автор поэм «Мерлин», «Ланселот», «Тристан» (к вопросу о феномене творческой личности в контексте национальной культуры) // Проблемы и перспективы языкового образования в XXI веке. Материалы IV региональной научно-практической конференции. Новокузнецк, КузГПА, 2007. - С. 71-86.

9. Традиция американской артурианы в годы становления национально-культурной идентификации США // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Русская филология». - № 2. - 2007. - М.: Издательство МГОУ. - С. 216-222.

10. Фрески и витражи на сюжеты легенды о короле Артуре в культурных и гражданских учреждениях США // Проблемы филологии и межкультурной коммуникации на современном этапе. Материалы международной научно-практической конференции 27-29 сентября 2007 г. Том 2. Якутск, 2008. - С. 214-217.

11. Культура власти: идеологическая составляющая литературных обработок легенды о короле Артуре (к вопросу об исторических формах интеграции идеологического и художественного дискурсов) // Основные проблемы лингвистики и лингводидактики. Сборник статей I Международной научной конференции, посвященной 75-летию Астраханского государственного университета. - Астрахань, издательский дом «Астраханский университет», 2007. - С.114-116.

12. Разрушение культурного кода рыцарства (на материале американской литературной пародии: Эдгар Фосет, Оскар Фей Эдамс) // Вестник Московского университета. Серия 19 «Лингвистика и межкультурная коммуникация». - № 1. - 2008. - С. 102 - 110.

13. «Красная угроза» и Вьетнам в популярной артуриане США // Проблемы и перспективы языкового образования в XXI веке. Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 55-летию факультета иностранных языков КузГПА. - Новокузнецк, 2008. - С. 126-131.

14. Курьезная этимология имен в «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского: конформизм или патриотизм? // Проблемы и перспективы языкового образования в XXI веке. Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 55-летию факультета иностранных языков КузГПА. - Новокузнецк, 2008. - С.131-133.

15. У истоков формирования культурного кода «рыцарей XX века» в США: американские клубы короля Артура // Вестник Томского государственного университета. - Вып. 315. - 2008. - С. 71-75.

16. Опыт исследования концепта nobility на американской лингвокультурной почве XIX в. (в соавторстве) // Концепт и культура. Материалы III международной научной конференции. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2008. - С. 275 - 282.

17. Культурный диалог США и Великобритании в американской артуриане (XIX в. - начало XX в.). Монография. Новокузнецк: РИО КузГПА., 2008. - 327 с.

18. Король Артур как идея, фольклорный герой и артефакт в популярной культуре США // Вестник Московского университета. Серия 19 «Лингвистика и межкультурная коммуникация». № 3. - 2009. - С. 104 - 111.

19. Испытание женщины в эпоху «нового рыцарства»: социологическая артуриана Элизабет Стюарт Фелпс // Социологические исследования. - № 10. - 2009. - С. 86-97.

20. Музыкальная артуриана США 60-80 гг. XX века: вульгаризация или творческий пересмотр традиции? // Феномен творческой личности в культуре. Материалы III Международной конференции. М., 2008. - С. 577 - 584.

21. «Книга - ключевая метафора культуры»: сочинения Томаса Мэлори в изданиях Кэкстона и Винавера // Альманах Ad Libitum. Новокузнецк, 2009. - С. 78-89.

22. Артуриана Мэлори как нормативная этическая модель рыцарской культуры // Вестник Тамбовского университета. Серия Гуманитарные науки. - Тамбов, 2009. - Вып. 7(75). - С. 286-292.

23. Американская артуриана XIX-XX вв.: опыт социологической интерпретации // Второй Российский культурологический конгресс с международным участием «Культурное многообразие: от прошлого к будущему» 25-29 ноября 2008 года в г. Санкт-Петербурге. Программа. Тезисы докладов. СПб: Эйдос, Астерион. - С. 186.

24. Грааль американской популярной культуры: от книги к фильму и обратно // Основные вопросы лингвистики, лингводидактики и межкультурной коммуникации. Астрахань, 2008. - С. 110 - 114.

25. Общечеловеческие и американские «культурные смыслы» в артуриане иллюстратора Говарда Пайла // Обсерватория культуры. - № 2. - 2009. - С.112-119.

26. Американская артуриана XIX - начала XX века: опыт культурологической интерпретации // Вопросы культурологии. - № 8. - 2009. - С. 47-51.

27. От "Заката Европы" к закату Америки: общество и цивилизация в "высокой" артуриане США // Материалы международной научной конференции 2-4 апреля 2009 г. «Филология - Искусствознание - Культурология: новые водоразделы и перспективы взаимодействия». - М., 2009. - С. 75.

Размещено на Allbest.ru