Проблемы "массы" и "власти" в романе Э. Канетти "Ослепление"

Отдельно следует отметить суждение Канетти о каплях [5, S. 88], которые относятся к морю и в то же время вне его являются потерянными, изолированными членами массы. Капли представляют собой нечто ценное только тогда, когда их нельзя посчитать, нельзя отделить одну от другой. Так, отщепенцы, утратившие связь со своей массой, являются каплями, которые мечтают вновь стать частью моря.

Фишерле, герой романа «Ослепление», никак не найдет массу, в которой он будет чувствовать себя комфортно, массу, которая с легкостью примет его в свои ряды и будет считать равным. Карлик грезит об освобождении от ненавистного горба, который не позволяет ему быть таким, как все, и о поездке в Америку, где исполнится наконец его мечта. «Все капли текут в океан», так представляет Фишерле своё возвращение к массе, и «на океанской громадине отплывает в Америку доктор Фишер» [6, с. 450].

Впрочем, изоляция Фишерле, как было сказано выше, прекращается несколько иным способом. Ухажер его жены жестоким образом убивает его, отрезав карлику горб. Тем самым Фишерле лишается горба и присоединяется к невидимой массе, массе, которая, по мысли Канетти, является постоянным противником всех живых существ и которая постепенно пополняет свои ряды членами видимой массы.

Капли дождя воспринимаются иным образом. Они отделены друг от друга, однако их единение выражается в совместном, одновременном падении. Дождь может быть более или менее интенсивным, может превратиться в ливень или, наоборот, стихнуть и стать едва ощутимым. В любом случае мы точно знаем, что он закончится, и от его капель вскоре не останется следа. Тем самым, дождь не олицетворяет массу, которая стремительно увеличивается в размерах и разрушает всё на своём пути (огонь), или массу, желающую быть неисчерпаемой и в то же время оставаться неизменной (море), дождь олицетворяет массу в момент её разрядки или распада. Постепенно тучи на небе накапливаются, сгущаются, и, в конце концов, происходит взрыв (разрядка), результатом которого становятся падающие на землю капли, одинаковые по скорости, по звуку, который они производят при столкновении с поверхностью, и по ощущениям, которые капли вызывают у человека при попадании на кожу. Тучи, следствием которых стал дождь, исчезают, дождь прекращается, и, тем самым, масса перестает существовать.

По тому, как главный герой романа «Ослепление» воспринимает дождь в начале и конце книги, можно оценить изменения, которые с ним произошли. Так, в первой части романа Петер Кин прогуливается по улице и по всем природным признакам понимает, что идет дождь, однако капли его не касаются. Петер словно бы находится в неком закрытом пространстве, которое позволяет ему в любой момент спрятаться от дождя: «...польет дождь, но не на меня. Легкий шум выдавал, что падают капли. Они слышны были из далекой дали, они не касались тебя» [6, с. 95]. В начале романа профессор всячески избегает соприкосновения с массой, живет по своим собственным законам и не присоединяется ни к каким течениям. Он действительно сумел создать для себя некий кокон, который отгораживает его от мира, поэтому название первой части романа - «голова без мира» - вполне отвечает тому образу жизни, который избрал для себя синолог.

Капли, являющиеся результатом массовых разрядок, действительно не касаются профессора. Однако в конце романа Кин не просто чувствует капли на себе, - он подставляет дождю лицо. Синолог надеется на то, что дождь сможет потушить его «пылающую голову» [6, с. 568], ведь в его голове находится весь мир, его книги, которые профессор усердно пытается спасти от сотрудников Терезианума и от людей, которые, в отличие от него, не придают им большого значения. Выбравшись из своего кокона, Кин не смог избежать столкновения с массой, которая, несмотря на его сопротивление, сумела его победить. Впрочем, последовавшее за разрядкой разрушение массы при помощи огня не дает нам права говорить об однозначной победе массы. Ведь завершает роман не только огонь, но и громкий смех Кина, который можно назвать одним из последних оружий профессора в борьбе с надвигающейся на него массой.

Самый важный природный символ массы, по мнению Канетти, - это всё же огонь, каковое представление, вероятно, является следствием столкновения самого писателя с огнем во время пожара во Дворце правосудия: «Это был очень жаркий день. Даже там, где нельзя было увидеть огонь, небо было красным, и повсюду чувствовался запах жженой бумаги» [3, S. 235]. Возможно, именно в этой толпе, обратив внимание на мужчину, причитающего по поводу того, что в пожаре могут погибнуть важные бумаги, но не люди, Канетти пришла в голову идея о завершении своего романа сожжением главного героя вместе с его книгами [47, S. 18].

В качестве одной из самых главных характеристик огня Канетти выделяет его внезапность и стремительность. Пожар может возникнуть неожиданно в любом месте и в любое время, при этом огонь, как уже было сказано, с огромной скоростью уничтожает всё на своём пути. Несмотря на то, что огонь обладает такой разрушительной силой, человек испокон веков хотел извлечь пользу из этого явления и всеми способами стремился к созданию и поддержанию огня. Таким образом, человек сумел приручить огонь и сделать его неотъемлемой частью своей жизни, используя в качестве средства отопления и приготовления пищи. Однако нельзя сказать, что человечество получило абсолютную власть над огнем, поскольку внезапность и ненасытность продолжают оставаться его ключевыми качествами. Так, Канетти утверждает, что огонь, будто живое существо, может в любую минуту погаснуть и тем самым прекратить свое существование, однако в другом месте его жизнь возобновляется.

Главное отличие моря от огня, по мнению Канетти, заключается в том, что огонь может возникнуть из ничего где угодно, в любой момент, море же всегда находится там, где его ожидают увидеть. Несмотря на то, что оно состоит из тысячи различных голосов, которые никогда не умолкают, море говорит только на одном, понятном для всех языке, являя тем самым пример умиротворенности и гуманности.

Масса, подобно огню, внезапна, заразительна и ненасытна, может возникнуть в любом месте и уничтожить всё на своём пути. В свою очередь, склонность к разрушениям (в большинстве случаев именно при помощи огня) относится к сильнейшим инстинктам массы («И весь Терезианум в придачу. Поджечь! Вот уж будет пожарчик» [6, с. 362]), что в конечном итоге может привести к тому, что масса начнет идентифицировать себя с огнем. Так, к примеру, захваченные города, потеряв надежду на освобождение и видя в самоуничтожении единственный выход, поджигают сами себя.

Кроме того, огонь обладает огромной притягательной силой, которая заставляет людей двигаться по направлению к источнику возгорания. В подтверждение своих слов Канетти приводит историю о женщине, которая устроила около двадцати поджогов с целью обратить внимание общественности на себя [5, S. 87]. В ней было невероятно велико желание стать членом массы, и, устраивая поджоги, она сама становилась огнем, а, следовательно, массой. Желая сохранить ощущение единения с массой, эта женщина уже после устранения пожара признавалась в их совершении: «чем подробнее был её рассказ, тем дольше на неё смотрели и тем дольше она сама была огнём» [5, S. 87].

В романе «Ослепление» мы находим аналогичный случай в истории кузнеца Жана Преваля [6, с. 503-507], пациента психологической клиники Георга Кина. После того, как его жена ушла от него к другому мужчине, Жан начинает чувствовать себя одиноким и изолированным от общества. Он ищет жену повсюду, но его поиски тщетны. Тогда он решает поджечь всю деревню, действуя подобно приведенным выше осажденным городам без надежды на спасение. Признаваясь в совершении поджога («Это я! Это я!» [6, с. 504]), кузнец выражает своё желание быть массой, быть огнём. Даже его сосед по палате отказывается верить в то, что кузнеца зовут Жан Преваль, утверждая, что его настоящее имя - Вулкан.

Упоминание вулкана возвращает нас к первой части романа, где Кин, еще находясь в своей собственной квартире, видит сон, в котором огромная библиотека располагается прямо у подножия Везувия, грозившего извержением ровно через 8 минут [6, с. 186]. Можно предположить, что книги для профессора были тем, чем внезапно потерянная жена была для Жана Преваля. Синолога лишили самого дорогого, что было в его жизни. Он стал искать их повсюду, собирать их в своей голове, однако после возвращения домой оказалось, что тех книг и той квартиры, к которым он так привык, уже нет. Всё изменилось и в нём, и в его собственном доме, поэтому он решает сжечь свою «деревню» вместе с самим собой.

Если сравнить оба эпизода (сожжение деревни Жаном Превалем и уничтожение Кином своей библиотеки), можно найти много похожих моментов. Единственное, что их отличает, - это очередность. Так, к примеру, «Жан засмеялся и поджег деревню», а профессор смеется, когда «пламя наконец достигает его». Жана «мучил голод», как и Кина в его сне, который является предвестником трагической смерти синолога. Профессор всячески пытается избавиться от земных, массовых потребностей, таких, как еда или плотская любовь, полагая, возможно, что тем самым он сможет избежать влияния массы. Наконец, важным является упоминание дождя в обоих эпизодах: «дождь лил ему [Жану] прямо в рот, он пил и пил», а синолог «запрокинул голову и подставил дождю лицо». Капли дождя, падающие на Жана уже после того, как он совершил поджог деревни, можно интерпретировать как метафору распада массы. Именно поэтому затем кузнец вновь своим признанием напоминает о себе и своем поступке: он хочет снова обратить внимание на себя и «побыть» массой. Петер Кин, однако, чувствует капли дождя еще до того, как решается на самоубийство. Масса медленно подступает к нему и заполняет всю его квартиру и, что намного важнее, его самого. Дождь в этой сцене - это разрядка, которая свидетельствует о том, что масса стала единой, и ей уже невозможно противостоять. Профессор надеется, что дождь сможет остудить его пылающую голову, однако дождь, как и огонь, и есть масса, от которой Кина уже ничто не спасет. Петер Кин всё же решается на сожжение своих книг, несмотря на свою безграничную любовь к ним.

В первой части романа профессор рассказывает, как в 213 г. д.н.э. в Китае произошло сожжение книг по вине жестокого узурпатора Ши-хуанди [6, с. 123]. Так он начинает обращение к своим книгам, вспоминая историю их страданий. Несмотря на то, что виновные впоследствии были наказаны, книги уже невозможно было вернуть. Однако синолог находит объяснение такого рода поступкам в словах «великого учителя Мэна», указывающего на «людей толпы» (нем. die Leute der Masse), которые не ведают, что творят, «всю жизнь бродят, но пути своего не знают» [6, с. 125].

Профессор берет на себя ответственность за свои книги, которые он любым способом готов оберегать от нападений массы, не учитывая то обстоятельство, что сам может попасть под влияние массы и сам стать ею.

Таким образом, сожжение Кином своей библиотеки можно трактовать по-разному: как попытку спасти книги от неразумной массы, которая готова продавать за гроши и уничтожать великое наследие человечества, как единственную возможность спасти книги от массы, поглотившей самого ученого, или, наконец, как желание самому стать массой, спастись от одиночества и изоляции и привлечь внимание общественности к себе и своей библиотеке. Огонь - это не средство борьбы с массой в себе, это лишь еще один повод увеличить географию её распространения. Смерть, в свою очередь, символизирует собой прекращение изоляции и вступление в ряды невидимой массы [24, S. 152].

Помимо прямого упоминания огня или поджогов, в романе присутствует человек, который по своему внешнему виду и поведению напоминает огонь, а, следовательно, и может символизировать саму массу в целом, её разрушительную силу. Речь идет о бывшем полицейском, нынешнем блюстителе порядка в доме номер 24 на Эрлихштрассе Бенедикте Пфаффе. Привратник изобретает необычный глазок, расположенный внизу двери на уровне ног прохожих, чтобы отслеживать появление в доме нежелательных гостей: лоточников и нищих. Он определяет их по «штанам», стремительно набрасывается, словно огонь, и «избивает до полусмерти». Рыжеволосый, с огромными «рыжеволосыми кулачищами», «рыжий кот», «рыжий детина» (в нем. rot обозначает и красный, и рыжий цвет) - таково описание внешности бывшего полицейского. Практически никто не называет его по имени, основной его характеристикой является рыжий цвет, который всех отталкивает и в то же время притягивает. Так, во время столпотворения и драки перед Терезианумом «все взгляды были направлены на рыжего» [6, с. 363].

Из-за своей страсти к разрушению и причинению боли Пфафф убивает жену, а затем дочь. В свою очередь, если привратник представляет собой разбушевавшийся, сметающий всё на своём пути огонь, то его дочь Анна является, вероятно, тем самым прирученным огоньком, которому не дают разгореться по-настоящему. Несмотря на своё смирение перед волей отца, она обладает желанием и, что ещё важнее, потенциалом стать полноценным «огнём», на что указывает подаренная возлюбленным сигарета, которую она прячет под сердцем. Сама по себе сигарета не несёт никакой угрозы, однако, подожженная, она может привести к серьёзным разрушениям. Так, Анна мечтает, что обожжет своего возлюбленного горящей сигаретой, тем самым пытаясь, вероятно, привлечь его внимание к себе. Однако спичку для этого, по её представлениям, должен был дать ей именно Франц, её возлюбленный, но он убегает, забрав с собой последние надежды Анны выбраться на свободу. А впоследствии Пфафф уничтожит и этот, еще не разгоревшийся источник огня (и сигарету, и саму Анну).

Кроме того, сравнение привратника с котом неслучайно. Одним из важных характеристик массы, как и огня, по мысли Канетти, является скорость её распространения. В то же время скорость является релевантным элементом и власти: от того, насколько быстро потенциальный властитель догонит и схватит свою жертву, зависит сохранение за ним его властных полномочий. Так, Пфафф «с кошачьей мягкостью» завладевает доверием Кина после того, как однажды едва не путает его с нищим. Как обычно, привратник стремительно набрасывается на прохожего, пытается «схватить его за горло», однако «оно находилось очень высоко, и добраться до него было трудно» [6, с. 117]. Таким образом, Пфафф (огонь/масса) уже предпринимал попытки добраться до профессора, но тогда синолог сумел выстроить огромную китайскую стену между своим миром и миром массы [73, S. 178], которая затем всё же не смогла избежать натиска массы.

Потеряв жену и дочь, привратник старается не выпускать Кина из поля зрения, чтобы не лишиться своей единственной на тот момент жертвы («профессора он не отдаст, он вцепляется в него, отбрасывает от себя людей правой рукой» [6, с. 363]).

Помимо огня, Бенедикт Пфафф напоминает собой также массовый кристалл, который, впрочем, на какое-то время потерял связь с другими такими же кристаллами, то есть его коллегами по службе. Как уже было сказано выше, массовый кристалл навсегда закреплен за своей функцией. Даже оторвавшись от своих соратников, он не перестает сохранять с ними незримую связь. Однако важным критерием узнаваемости массового кристалла является его внешняя оболочка, костюм, одинаковый для всех. Уйдя на пенсию и лишившись права осуществлять власть над провинившимися, привратник всеми силами старается оставаться блюстителем порядка хотя бы в пределах своего дома. Тем не менее, в полицейском участке Пфафф не вызывает доверия у своих бывших коллег, «они всё ещё не знали, кто перед ними» [6, с. 370]. Поскольку на нём больше нет «опознавательных знаков», по которым можно было бы определить его принадлежность к массовым кристаллам, полицейские некоторое время не обращают на него внимания, однако после его решительной речи в защиту своей жертвы, полицейские признают, «что рыжий служил когда-то в полиции» [6, с. 400]. Тем самым подтверждается теория Канетти о том, что массовый кристалл навсегда сохраняет свою функцию. В таком случае Пфафф является одновременно и массой, и массовым кристаллом, который собирает массу вокруг себя.

Таким образом, в романе «Ослепление» можно выделить несколько видов проявлений массы.

Во-первых, масса как большая концентрация людей, взаимодействующих друг с другом, встречается в романе лишь однажды. В сцене перед ломбардом Терезианум, которая упоминалась выше, завязывается драка между Терезой, Кином, Пфаффом и Фишерле, к которой впоследствии присоединяются прохожие. Данная масса воплощает такие важные характеристики формирования массы, как внезапное появление и стремление к росту. Кроме того, масса перед Терезианумом является одновременно и открытой массой, так как она не ограничена в пространстве, и застывшей массой, так как она ожидает дальнейшего развития событий (драки) и прихода полиции, и преследующей массой, так как находит среди собравшихся жертву (Фишерле) и направляет всю свою энергию на её поимку [24, S. 144].

Во-вторых, в произведении на первый план выходят две главные противоборствующие друг с другом массы: мужчин и женщин. Так, в романе присутствует целый ряд мизогинных характеристик, явленных как скрытые отсылки к труду австрийского философа и психолога Отто Вайнингера «Пол и характер» (Geschlecht und Charakter, 1903). Наиболее очевидной отсылкой такого рода, как указывает Т. А. Федяева в комментариях к роману, выступает, к примеру, суждение главного героя о том, что «характер, а не пыльная тряпка создает человека» [6, с. 125], что напоминает утверждение Вайнингера о характере как синониме индивидуальности, которой может обладать лишь мужчина [6, с. 578].

В романе негативные характеристики женственности связаны, прежде всего, с Терезой, однако и другие женские образы выведены скорее как тени, которые являются лишь приложением к мужчине (жена и дочь привратника, которые зависимы от его поведения; жена Фишерле, забота о котором превратилась для неё в неотъемлемую часть жизни; Фишерша, являющаяся женской копией карлика). Впрочем, единственный женский образ, который вызывает у профессора симпатию, - это Ева, нарисованная Микеланджело на потолке Сикстинской капеллы. Кин утверждает, что именно «эту Еву» (в отличие от библейской Евы, которую синолог характеризует как «нечто второе, нечто другое, зло, несчастье») имеет смысл оберегать и защищать от уничтожения, ведь она - «завет» Микеланджело [6, с. 551]. Иными словами, женщина только лишь как продукт творческой либо научной деятельности несёт в себе ценность для Кина. Кроме того, само слово «масса» («die Masse») является существительным женского рода, что также может служить причиной неприязненного отношения Петера Кина к окружающим. Именно поэтому он утверждает, что Георг должен избавиться от всего «женского» (от массы), чтобы стать полноценным человеком. В своей критике, направленной на младшего брата, профессор не раз обращается к обозначению «женское», «женщина» («Weib/Frau»), которое в его речи превращается даже в ругательство [20, S. 183].

В-третьих, смерть многих героев романа «Ослепление» (жена и дочь привратника, Фишерле, Петер Кин) можно рассматривать как присоединение к невидимой массе, которое для некоторых из них является следствием прекращения изоляции и отчуждения.

В-четвертых, сопротивление основных, по мнению Канетти, символов массы, огня и воды, представлено в романе различными упоминаниями и намеками на оба явления, некоторые из которых были рассмотрены выше. Помимо проанализированных выше примеров на символическую соотнесенность персонажей с огнем или водой указывает также цветовая символика. Так, рыжие волосы привратника позволяют интерпретировать его как представителя «огненной» массы, синяя юбка Терезы может свидетельствовать о её отношении к водной стихии, к которой, вероятно, относится и карлик Фишерле, являющийся выходцем из забегаловки «У идеального неба» (небо также синего цвета).

Впрочем, Терезу можно одновременно отнести к обеим стихиям, так как её фамилия (Krumbholz, das Holz - дерево), как и фамилия главного героя (der Kien - смолистое дерево) обозначает горючее вещество, подверженное стремительному возгоранию. Возможно, синяя юбка экономки служила своего рода «защитой» именно по отношению к этой предрасположенности.

Карлика Фишерле, однако, всё же нельзя назвать полноценным членом «синей» массы, поскольку, как уже было сказано, он является каплей, оторвавшейся от своей массы.

В свою очередь, Петер Кин отрицает существование синего цвета, считая его «выдумкой физики», красный же цвет является для него чем-то постоянным и не вызывающим сомнения, что можно трактовать как невольное признание победы в этом противостоянии за огненной стихией. Так, профессор не замечает исходящей со стороны Терезы и Фишерле опасности, считая экономку не достойной внимания невеждой, а карлика - своим другом и помощником. Наконец, Петер Кин в заключительной части романа сам становится представителем «огненной» массы, воплотив в реальность сон младшего брата о красном петухе [6, с. 514].

Важно, однако, учитывать, что Канетти написал свой роман намного раньше, чем в свет вышел его труд «Масса и власть», поэтому проведение абсолютной аналогии между образной системой «Ослепления» и основными положениями теоретико-философского эссе является не совсем правомерным. Так, к примеру, Диссингер, пытаясь последовательно отыскать признаки всех символов массы в романе, утверждает, что книги - это тоже масса, которая у Канетти в «Массе и власти» представлена в виде сокровища [24, S. 162]. Несомненно, книги являются своего рода массой (возможно, той самой невидимой массой, которая угрожающе нависает над массой живущих), что подтверждает глава «Мобилизация», где профессор разговаривает с авторами стоящих на полках книг как с живыми людьми и, будто предводитель своё войско, призывает их к войне с Терезой [6, с. 116-131]. Однако вопрос о правомерности сравнения книг с феноменом, обозначенном как «сокровище» в тексте «Масса и власть», является скорее спорным, так как, по Канетти, «сокровище», как и масса, притягательно для всех, кто узнаёт о его существовании. Книги же в контексте романа имеют особое значение только для профессора. Для Терезы и Фишерле, наоборот, они служат лишь средством в достижении собственных целей. Они оба стремятся к обладанию деньгами профессора, соответственно, карлик и экономка восхищаются ценностью этого «сокровища» только для того, чтобы добиться расположения ученого. Для остальных героев произведения книги профессора не представляют особого интереса.

Ссылаясь на мнение многих исследователей массы, выводы самого Канетти и, прежде всего, на события, происходящие в романе «Ослепление», можно предположить, что масса - это то, чего нельзя избежать. Каждый человек так или иначе находится или находился в массе, поэтому любые попытки уйти от столкновения с нею бессмысленны. Петер Кин усердно старается уберечь себя от её влияния, однако сам того не сознавая находится среди неё: среди массы книг, окружающих его, массы ученых, посвящающих себя науке (ведь необязательно пребывать среди других членов массы, чтобы относиться к ней). Поскольку роман заканчивается эпизодом, свидетельствующим о безуспешности борьбы с массой, то возможно предположить, что самым главным видом массы в произведении австрийского писателя является, пожалуй, интериоризированная (внутренняя) масса. Человек по своей природе нуждается в контакте с другими людьми. Если же этого контакта намеренно избегать, то такого рода изоляция в конце концов может привести к трагическим последствиям. Принудительная изоляция Анны Пфафф закончилась разочарованием, отчаянием и смертью, оторванность Фишерле от своей массы и желание Кина всегда быть наедине с самим собой также привели обоих к гибели. Не найдя массы вовне, они начинают искать её внутри себя. Так, Кин, столкнувшись наконец с массой, в конце романа вновь остается один, но теперь воспринимает своё положение не как свободу, а как одиночество. Профессор повсюду видит следы массы, от которых уже не избавиться. Однако, если после смерти Фишерле о нём все забыли, то аутодафе синолога приведет к образованию новых масс, привлечённых огнём.

власть масса канетти ослепление

Глава 2. Репрезентация феномена власти в романе Канетти «Ослепление»

2.1 Экскурс в историю изучения феномена власти

Как известно, феномен власти занимает умы многих философов, социологов, культурологов, политологов, писателей и др. с античных времен и до наших дней. Большинство ученых, занимающихся проблемой власти, сходятся во мнении относительно того, что данный феномен, так или иначе, имеет антропологическую основу и связан с человеческой природой. К примеру, один из основателей философской антропологии Х. Плеснер так сформулировал эту взаимосвязь: «Вопросы власти существовали всегда, с тех самых пор, как люди живут в системе, упорядоченно. Это лишь вопрос властвования или подчинения» [Цит. по.: 11, S. 33]. Другой немецкий философ Э. Шпрангер, представляя ту же точку зрения, подчеркивает, что «вся наша жизнь пронизана отношениями власти и соперничества… Каждый из нас в какой-то степени является центром власти и в то же время её объектом» [66, S. 212].

Таким образом, большинство ученых, которые посвятили себя исследованию данного феномена (Ф. Ницше, Я. Буркхардт, Х. Плеснер, Г. Моргентау, Х. Попитц и др.), едины в том, что все люди в этом мире наделены склонностью к власти. Сомнение вызывает лишь влияние данной склонности на человека - положительное или все же деструктивное. Юный Ницше, активно изучавший феномен власти, считал, что власть «зла сама по себе» [63, S. 278]. На формирование такого суждения Ницше повлиял швейцарский историк культуры Буркхардт, чьи лекции он посещал в 1870/71 годах. Буркхардт сравнивает власть с жадностью, с невосполнимой жаждой, в связи с чем делает вывод, что власть «несчастлива» сама по себе и делает несчастливыми других [17, S. 70]. Однако его понимание власти непосредственно связано с современной ему действительностью и политикой, проводимой великими державами (Германская империя, США, Италия). Именно такая, политическая власть и является, по его мнению, «злой».

Ненасытность как неотъемлемую часть власти, постоянное желание иметь больше выделял еще Фукидид в своей «Истории Пелопоннесской войны», а также известные исследователи власти Н. Макиавелли и Т. Гоббс. Однако поздний Ницше уже совсем по-другому оценивает власть, считая, что всё хорошее связано именно с волей к власти: «Что есть счастье? … Это ощущение того, что власть растет, что сопротивление будет преодолено. Не удовлетворение, а увеличение власти» [63, S. 1164].

В то же время важно отметить, что сам Ницше не относится к власти положительно, а скорее указывает на постоянное стремление человека к обладанию ею, которое и доставляет ему удовольствие. Он исключает тот факт, что власть «зла сама по себе», так как это утверждение Буркхардт привязывал к конкретной политической ситуации, а не к самому феномену. Ницше называет власть основным побуждением человека (Grundtrieb), однако при этом считает, что она его «отупляет» («die Macht verdummt» [63, S. 983]) и является ужаснейшим из всех желаний человека.

Таким образом, суждение немецкого философа по поводу феномена власти нельзя назвать однозначным. Всё же, несмотря на это, именно Ницше сформулировал идею о воле к власти как основной побудительной силе человека, в которой преломляются уже все остальные человеческие стремления.

В свою очередь, Фрейд, который также занимался изучением данного феномена, не считает власть основным побуждением человека, который соответственно управляет всеми остальными, а относит её скорее к неполным инстинктам (Partialtrieb) [31, S. 217-272], которые сами по себе не способны удовлетворить человека. Так, являясь вторичным инстинктом, власть, по Фрейду, служит средством удовлетворения первичных инстинктов. Это значит, что власть, по мнению австрийского психолога, не управляет всеми стремлениями человека, как утверждал Ницше, а является лишь средством - к тому же, необязательным - для удовлетворения человеческих потребностей.

Наряду с учеными, которые изучают негативное влияние власти на человека, некоторые исследователи пытаются ответить на вопрос о привлекательности власти - почему же для многих людей она так притягательна? Так, французский философ эпохи Просвещения А. Гельвеций говорит о «любви к власти» [Цит. по.: 11, S. 48-49], объясняя данное явление тем, что с её помощью можно многого достичь в жизни. Власть представляет собой исключительно личный интерес и оправдывает себя тем, что она дает возможности для продвижения вперед.

Все вышеперечисленные утверждения, однако, относятся к властителям, к тем людям, которые стремятся к власти и хотят с её помощью достигнуть каких-либо успехов. Важно учитывать также роль исполнителей и причины, которыми они руководствуются при избрании данной роли. Что же их заставляет подчиняться? А. Гелен считает, что ими правит интерес к послушанию так же, как властителями правит интерес к порабощению [Цит. по.: 11, S. 50]. В то же время это послушание должно нести в себе выгоду для подчиненного, в противном случае нарушится система отношений властитель-подчиненный. Подтверждая данную мысль, немецкий социолог Г. Зиммель объясняет эту выгоду желанием снять с себя чрезмерную ответственность: «Подчиненный извлекает выгоду, поскольку удовлетворяется его стремление к снятию ответственности; властитель извлекает выгоду, поскольку удовлетворяется его жажда власти» [65, S. 164]. Постоянная необходимость принимать решение является чересчур утомительной для человека, поэтому он ищет способ снять с себя это давление и находит его в подчинении.

При рассмотрении вопроса о воздействии властителей на подчиненных следует упомянуть еще одного известного немецкого социолога - Г. Попитца, которого в исследовании феномена власти больше всего удивляла та легкость, с какой подавляющее число людей готово исполнять волю властвующих, а также их беспрекословная подчиненность. Учитывая эту легкость повиновения и неисчерпаемость взаимоотношений властитель-подчиненный, Попитц делает вывод, что «власть вездесуща» («Macht ist omniprдsent») [57, S. 17], а это еще раз подчеркивает, что она регулирует человеческие отношения любого уровня. В таком случае, если рассматривать жизненный путь человека как череду взлетов и падений, успехов и неудач в противостоянии с другими людьми, то отдельно взятая биография будет представлять собой последовательность добровольных, выигранных или проигранных битв за власть [57, S. 16].

Анализируя влияние власти на человека, Попитц выделяет четыре формы власти, каждая из которых, так или иначе, присутствует во взаимоотношениях людей. Применение некоторых из выделенных Попитцом форм власти можно проследить на примере главных героев романа «Ослепление». Итак, Попитц предлагает следующую классификацию основных форм власти:

1) власть действия или власть ранения: «Люди могут осуществлять власть по отношению друг к другу, потому что они наделены возможностью ранить друг друга» [57, S. 24]. Данной формой власти теоретически наделен каждый из нас. Еще Гоббс в XVII веке утверждал, что даже самый слабый обладает достаточной силой и возможностью поразить более сильного, либо коварством, либо в союзе с другими людьми [27, S. 94]. Типичным способом осуществления власти действия является, по мнению Попитца, физическое насилие;

2) инструментальная власть, возможностями которой наделен уже не каждый человек. Она подразумевает собой «умение дать и взять, распоряжение системой поощрения и наказания» [57, S. 26];

3) власть авторитетов, которая основывается на простом желании быть признанным другими людьми. Попитц подчеркивает глубину воздействия осуществления такой формы власти, так как зависимый от какого-либо авторитета человек перенимает все его мнения, суждения, систему ценностей, вследствие чего полностью теряет свою индивидуальность;

4) техническая власть: основанная на техническом прогрессе, она позволяют осуществлять власть в короткие сроки, на большом расстоянии и направлять ее на неизмеримое количество людей.

Таким образом, приведенные суждения по поводу власти позволяют сделать вывод, что данный феномен интересовал многие поколения ученых, однако важным остается определение того дискурса, в рамках которого о нем следует говорить. Несмотря на то, что некоторые исследователи связывают феномен власти с конкретными историческими и политическими деятелями и на основании этого оценивают его как исключительно разрушительную силу, большинство ученых, тем не менее, рассматривают феномен власти и на примере повседневной жизни обычных людей.

Первым, кто разграничил понятие власти как социологического явления и понятие господства как политического явления, был немецкий социолог и философ М. Вебер: «Власть означает возможность навязать свою волю, воздействовать на деятельность и поведение других людей, даже вопреки их сопротивлению, и, невзирая на то, что является основой данной возможности» [74, S. 28]. Тем самым становится очевидным, что власть пронизывает человеческие взаимоотношения любого уровня, при этом, в отличие от господства, она не требует соблюдения законности. Из определения Вебера следует также, что власть - это не то, чем можно обладать: «она возникает посредством совершения действия и продолжает быть к нему же привязанной» [11, S. 56].

Впрочем, Вебер не является новатором в определении власти как строго социологического понятия. При формировании данного суждения он опирался на мнения других исследователей, имена которых впоследствии были забыты. К примеру, немецкий экономист и социолог А. Шеффле намного раньше обозначил власть как способность «активно преодолевать социальные сопротивления» [Цит. по.: 11, S. 57]. Во многом ориентируясь именно на этого исследователя, Вебер предлагает, в конце концов, понимать власть как акт социального действия.

Аналогичной точки зрения относительно того, что в основе власти лежит действие, придерживается известный общественно-политический деятель, философ, политолог Х. Арендт. В одном из своих трудов «Ситуация человека» («The Human Condition», 1958) Арендт пишет: «Властью, по сути, никто не обладает, она возникает тогда, когда люди взаимодействуют друг с другом, и исчезает тогда, когда это взаимодействие прекращается» [12, S. 194]. Таким образом, Арендт, как и Вебер, считает, что власть - это не статичное понятие: она образуется только посредством человеческого действия и только в нем и благодаря ему продолжает существовать. Тем самым Арендт подчеркивает «потенциальный характер феномена», имея в виду то же самое, что Вебер понимал под «возможностью» власти.

Взяв за основу возникновения власти действие и взаимодействие людей, Арендт доказывает, что власть - это, прежде всего, социальный процесс. В таком случае можно сделать вывод, что одинокие люди, которые не имеют никаких социальных контактов и полностью лишают себя общения с другими людьми, не могут обладать властью по определению. Это вполне логичное утверждение воплощает в своем романе Канетти, рисуя образ одинокого ученого, которому только кажется, что он наделен властью в пределах своего дома. Однако стоит в его доме появиться другому человеку, а в данном случае - заинтересованному человеку, как Петер Кин превращается из мнимого властителя в явного подчиненного.

Исследуя феномен власти Арендт называет различные способы её осуществления: сила убеждения, угроза, подкуп или насилие, последнее из которых она рассматривает более подробно. Насилием как элементом или, наоборот, вовсе не элементом власти интересовались многие социологи и философы. Большинство исследователей власти ХХ века придерживались мнения о том, что насилие является элементарной формой осуществления власти. Именно насилие назвал Попитц первой формой власти в своей классификации, говоря о «власти действия» или «власти ранения». Арендт же считает, что насилие не относится к власти. Тот, кто проявляет насилие, подтверждает тем самым своё бессилие, по мнению Арендт. Она утверждает полную несочетаемость власти и насилия: «власть больше всего выражена там, где она вовсе обходится без насилия и даже без угрозы насилия» [Цит. по.: 11, S. 97].

Другой немецкий социолог Н. Луман также утверждал, что насилие не является элементом власти, так как его применение приводит к краху власти [40, S. 119]. Как известно, существует множество различных методов осуществления власти, однако, применение насилия, по мнению Лумана, исключает все остальные (сила убеждения, лесть, подкуп и т.д.) и в результате приводит к постепенной потере власти. Так же, как и Арендт, Луман уверен, что власть тогда наиболее действенна, когда она вовсе обходится без насилия. При этом он добавляет, что наиболее крепкой власть будет в том случае, если на обладание ею не будут намеренно обращать внимание подчиненных. Как только её пытаются акцентуировать с целью подтвердить своё могущество, власть слабеет и, в конце концов, исчезает.

Главный герой романа «Ослепление» является своего рода примером такого обращения с властью. Пока он одинок, ему кажется, что он властвует в отведенном ему пространстве, хотя, по сути, его власть распространяется только на безмолвные книги. При появлении Терезы он сразу же намеренно указывает на то, что он является хозяином в этой квартире и что любое нарушение установленных здесь порядков приведет к увольнению экономки. Впоследствии Кин всё больше и больше пытается показать Терезе, что власть в этой квартире принадлежит именно ему: то постоянным молчанием, то позволением прочесть одну книгу из библиотеки, то разрешением время от времени выражать Терезе свои мысли. Ученый старается вести себя, как человек, обладающий властью, но можно предположить, что согласно утверждению Лумана, власть Кина (если она у него когда-либо была) тем быстрее ослабевает, чем чаще он старается её продемонстрировать, как будто он сам начинает сомневаться в обладании ею.

Возвращаясь к вопросу о соотнесенности власти и насилия, следует упомянуть одного из важнейших исследователей явления власти, французского философа и теоретика культуры М. Фуко, который наряду с Вебером, Попитцом и Арендт, связывает власть с действием, и потому не исключает, что насилие всё же является одним из инструментов функционирования власти [29, S. 255]. Поскольку он считает, что любая власть возникает из действия, то насилие, по его мнению, только расширяет спектр возможностей осуществления данного действия.

Особенно интересен способ, применяемый Фуко для исследования феномена власти. Пытаясь определить сущность власти, он рассматривает возможности сопротивления ей, ведь власть, по его мнению, совмещает в себе полюс приложения силы и полюс противостояния этой силе. Мысли ученого по поводу данного феномена оформлены во многих его работах, к примеру, «Надзирать и наказывать» (Surveiller et punir: Naissance de la Prison, 1975) «Интеллектуалы и власть: избранные политические статьи» (1970-1984), «История безумия в классическую эпоху» (Folie et Dйraison. Histoire de la folie а l'вge Classique, 1961), «История сексуальности» (Histoire de la sexualitй, vol. 1 (1976), vol. 2 (1984), vol. 3 (1984) и т.д. Фуко уделяет внимание именно механизмам власти, способам и глубине их воздействия на «подчиненных». При этом важно отметить, что Фуко рассматривает власть на всех ее уровнях и микроуровнях, ведь термин «власть» применим не только к системе государства, властные отношения окружают нас повсюду, на что указывал также Попитц, говоря о «вездесущности» власти.

Под властью Фуко понимает не институт или учреждение, а «множественность отношений силы, которые имманентны области, где они осуществляются, и которые конститутивны для ее организации», «власть - это не некий институт или структура, не какая-то определенная сила, которой некто был бы наделен; это имя, которое дают сложной стратегической ситуации в данном обществе» [93, с. 191-193].

Поскольку при исследовании власти Фуко пытается найти методы сопротивления ей, он изучает преимущественно такие социальные институты, как тюрьмы, клиники и психиатрические больницы. По мнению ученого, властные отношения «могут существовать только в силу многообразия точек сопротивления» [Цит. по.: 11, S. 107], которые представлены фигурами противников власти. В своей работе «Надзирать и наказывать» Фуко рассматривает различные формы контроля над заключенными, называя, однако, все современное общество «дисциплинарным обществом» [Цит. по.: 11, S. 109], которое живет в состоянии постоянного надзора. Так, на примере паноптикона, модели идеальной тюрьмы Иеремии Бентама, в которой надзиратель может наблюдать за всеми заключенными одновременно, Фуко исследует систему властных отношений в современном обществе. Паноптикон имеет цилиндрическую форму, в которой по кругу располагаются тюремные камеры, разделенные перегородками так, что заключенные не могут видеть находящегося в центре надзирателя. Таким образом, они живут в постоянном ощущении полного контроля их действий.

Паноптикон представляется Фуко идеальной моделью непрерывного контроля, однако он считает, что система надзора давно покинула пределы тюрьмы и распространилась на всё общество в целом. Конечно, современное общество едва ли можно назвать паноптиконом, так как в нем нельзя найти одну-единственную точку, откуда можно будет контролировать все происходящие в нем процессы. Тем не менее, по мнению Фуко, все люди живут внутри механизма «паноптической машины, которой мы сами управляем, каждый своим колесиком» [30, S. 279]. Впрочем, Фуко не указывает ту фигуру, которая руководит всем этим механизмом и следит за тем, чтобы все колесики функционировали. В таком случае можно сделать предположение, что властные отношения для Фуко основывается исключительно на сопротивлении им, невзирая на фигуру властителя. В отличие от многих других исследователей, для Фуко важны методы сопротивления, а не порабощения.

В романе «Ослепление» привратник Бенедикт Пфафф воображает себя надзирателем своеобразного паноптикона в своем собственном доме. Он считает, что придумал отличную систему контроля над посетителями дома с целью ликвидировать непрошенных гостей, нищих и бродяг. Привратник устанавливает на своей двери глазок, который, однако, находится в самом низу двери, так, что увидеть можно только ноги жильцов. Посетители дома не только не видят «надзирателя», но даже не подозревают о его существовании, за исключением тех, кому пришлось пострадать от руки Пфаффа. Впрочем, он «наказывает» только слабых и нищих, иными словами, тех, кто ищет в доме тепло и ночлег. Нападать на людей, способных ответить ему, привратник не решается. Ему кажется, что он, обладая властью в этом доме, приносит пользу его жильцам, однако они, в отличие от заключенных паноптикона, не испытывают ни страха, ни ощущения контроля. Тем самым в образе Пфаффа представлено только лишь насилие, которое, как известно, является элементарной формой власти, неспособной обеспечить надёжное обладание ею.

Если учитывать суждение вышеназванных исследователей о власти как совершении некого действия, то можно сказать, что Пфафф совершает лишь одно действие на протяжении всего романа - это изобретение глазка, если не считать действием постоянные избиения бродяг, жены, дочери, а затем Кина. Насилие является действием только в том случае, когда оно способствует удержанию власти или ее распространению. Пфафф же избивает тех людей, которые не представляют для него опасности и тем самым никак не могут лишить его даже той воображаемой власти, которой, как ему кажется, он обладает. Тем самым наличие у Пфаффа властных отношений с кем-либо из окружающих вызывает сомнение. Однако более детально данный вопрос будет рассмотрен далее.

2.2 Власть в трактовке автора романа «Ослепление» и теоретического труда «Масса и власть» Канетти

Канетти использует иные методы анализа феномена власти, хотя в некоторых аспектах он соглашается с вышеназванными философами и социологами или невольно, исходя из собственного опыта, приходит к аналогичным заключениям. В частности, австрийский писатель также занимается вопросом о взаимодействии «власти» и «насилия» и приходит к выводу, что власть может существовать и без насилия, однако там, где есть насилие, непременно будет присутствовать своего рода власть.

Насилие, по мнению Канетти, более принудительно и непосредственно, чем власть. Оно близко, ощутимо и, как правило, краткосрочно. Насилие представляет собой довольно ненадежную форму власти, потому что, как только жертва освобождается от него, она перестает находиться в зоне контроля «временного» субъекта власти. Такую форму власти Попитц поместил в начало своей классификации и назвал властью «ранения».

В случае, если субъект власти лишь на какое-то время отпускает жертву, создавая иллюзию освобождения, но сохраняя при этом возможность её контролировать, то он обладает властью над ней. Следовательно, по Канетти, если насилие не сиюсекундно, а длится долгий период времени, то оно становится властью.

Разницу между двумя видами насилия Канетти показывает на примере кошки и мыши [5, S. 323]. Поймавшая мышь кошка может проявить по отношению к ней насилие, пока добыча находится в её лапах. Однако, если кошка решит поиграть с мышью, она даст ей уйти и потому больше не сможет применить к ней насилие, но в любой момент сможет вернуть её назад. Из этого можно сделать вывод, что пространство, которое находится под властью кошки, надежда, которая дана мыши, контроль и желание уничтожить есть атрибуты власти.

В качестве подкрепления своих доводов по поводу власти Канетти часто приводит примеры из животного мира, считая, что власть, впрочем, как и масса, - довольно древнее явление, которое проявляется практически на всех уровнях организации живой природы. Так, например, говоря о скорости как об одном из инструментов власти, Канетти демонстрирует её на примере волка и кошки. Скорость при обладании властью выражается либо в попытке догнать (das Ereilen), либо в попытке схватить (das Ergreifen) [5, S. 325-327]. В таком случае первому действию, по мнению автора «Ослепления», будет соответствовать волк и его возможности быстро догнать жертву, а второму - прыжок кошки, который происходит моментально с целью схватить добычу.

Скорость при попытке догнать похожа, как считает Канетти, на удар молнии. Раньше, по словам австрийского писателя, некоторые народы даже считали, что молния - это сверхприродный приказ, исходящий от бога, а, значит, если она настигает человека, то это следует воспринимать как должное. К слову сказать, связь смерти и власти была для Канетти чрезвычайно важна: смерть другого человека вызывает у выжившего чувство превосходства над умершими [58, S. 116]. Вследствие этого Канетти отдельно выделяет, кроме прочих, два вида масс: живые и мертвые.

В сферу же попытки схватить относится разоблачение (die Entlarvung). Чтобы воздействовать на жертву, оно должно произойти внезапно, как процесс снятия маски, под которой, прикрываясь добродетелью, находился враг.

Признаком власти или скорее проявлением желания ею завладеть может служить также обычный вопрос [5, S. 327-333]. Как правило, властью обладает тот, кто владеет информацией. Однако, как утверждает Канетти, более ловким властителем окажется такой человек, который сумеет задать правильные вопросы. Вследствие чего ответы, полученные на эти вопросы, превратят носителя информации в объект власти. Если человек делится с интересующимся известной ему информацией, он постепенно переходит «в подчинение» к своему собеседнику. Как только спрашиваемый выполнил свою миссию, ответил на вопрос, властитель перестаёт в нём нуждаться. Однако в случае, если носитель необходимой информации отказывается делиться ею, никак не реагируя на собеседника и на его вопрос, то спрашивающий переходит в его власть. Он не может получить ответа на вопрос и добиться от собеседника того, что ему нужно.

Предположение Канетти о власти вопроса указывает на то, что мы сталкиваемся с властью ежедневно, сами того не замечая, ведь каждый из нас является носителем информации, которая может кому-то понадобиться. Тем не менее, в романе «Ослепление» ситуация, подобная описанной выше, когда главный герой не отвечает на вопрос прохожего, является примером довольно сомнительной власти и не делает профессора в наших глазах более влиятельным. Подробнее эта сцена будет рассмотрена ниже.

Наряду с обладанием властью вопроса некоторые люди претендуют на обладание властью суждения, которое в их руках превращается в осуждение. Унижая и осуждая других людей, они ощущают своё превосходство и потенциал властителя, способного повлиять на поведение окружающих [5, S. 341]. Человек со склонностью к осуждению делит знакомых ему людей на хороших и плохих; происходящие вокруг него события на правильные и неправильные; увиденные им фильмы на интересные и скучные; прочитанные книги на захватывающие и отталкивающие, заслуживающие внимания или непонятные и, следовательно, бесполезные и т. д. Любое же стремление к формированию массы будет свидетельствовать о внутреннем желании человека выделить себя на ее фоне, тем самым создавая впечатление, будто он, в свою очередь, обладает некоторым преимуществом по сравнению с остальными, иными словами, своего рода властью. При этом себя такой человек будет относить к тому меньшинству, которое отвечает его требованиям и взглядам на жизнь. Ярким примером такого поведения в романе «Ослепление» является не только главный герой, профессор Кин, презирающий всех вокруг себя, но в большей степени его экономка, Тереза, называющая «отребьем» (нем. das Gesindel [2, S. 28]), к примеру, тех, кто посещает церковь.

Как утверждает Канетти, чтобы удержать власть, нужно оставаться непонятым, загадочным, скрытным, одним словом, обладать некой тайной, неизвестной никому [5, S. 333-340]. Человек, чьи действия и слова окружены тайной, остается непостижимым для окружающих, а, значит, всё более притягательным. На подобном типе власти, к примеру, основано в литературе обаяние байронического героя.

Опираясь на данное утверждение, Канетти выделяет два типа человека-властителя, окруженного тайной:

1. Знахарь (der Medizinmann). Знахарь хорошо осведомлен обо всех процессах, происходящих в организме, но, прежде чем он будет непосредственно заниматься своей профессиональной деятельностью, он должен провести некоторые операции на самом себе. Всё, что он выяснит, будет известно ему одному. Только он будет обладать этой тайной, волшебным знанием. Всем остальным, однако, в связи с отсутствием тайной информации придется ему подчиняться.