Трансформация дракулианы: тенденции и закономерности

Размещено на http://www.allbest.ru/

ТРАНСФОРМАЦИЯ ДРАКУЛИАНЫ: ТЕНДЕНЦИИ И ЗАКОНОМЕРНОСТИ

Гурдуз А. И.,

кандидат филологических наук,

доцент кафедры украинского языка и литературы

Николаевского национального университета

имени В. А. Сухомлинского

Кузьменко Н. П.,

студент филологического факультета

Николаевского национального университета

имени В. А. Сухомлинского

Аннотация. В статье впервые комплексно проанализированы видоизменения образа Дракулы в знаковой для его интерпретаций границы XX-XXI вв. драме Ф.Ф. Копполы «Дракула Брэма Стокера» как закономерные сдвиги в эволюции вампириады в культурологическом массиве образов «низшей» мифологии данного времени. Особое внимание уделено валентности образа Дракулы в версии 1992 г. и усилению в вампириаде идеи любви и прощения через неё.

Ключевые слова: интерпретация, Дракула, вампир, трансформация, тенденция, контекст, художественная валентность.

кополла интерпретация образ дракула

Постановка проблемы

Тема бессмертия остаётся одной из наиболее важных в литературе и искусстве в целом, стимулируя человеческую мечту и омрачая разум. Образы иррациональных существ - мифологических воплощений неограниченно долгой жизни - в художественном мире изучены различно. Несоответствием степени актуальности и меры литературоведческой исследованности отличается феномен вампиризма - один «... из наиболее популярных и противоречивых мифов европейской культуры» [1, с. 338] и мировой вообще. Но если образ вампира в фольклоре и литературных произведениях до конца Х1Х в. на определённом уровне раскрыт (показательна здесь работа К. Сенф [2]), то о глубоком системном освещении данной фигуры в литературе и искусстве ХХ в. говорить труднее, в произведениях первых десятилетий XXI в. - невозможно: здесь аспектно освещены проблемы, связанные с функционированием данного образа [3, с. 2]. Адаптация образа вампира к любым культурно-художественным условиям, стремительное расширение массива произведений соответствующей тематики в XX - начале XXI вв. не обусловили ожидаемую фундаментальную разработку вопросов обращения к данному образу в художественном пространстве периода (уровня, скажем, «Русской фаустианы» А. Нямцу 2009 г.). В общих чертах очерчено развитие темы вампиров в XX в. А. Нямцу [1, с. 337-340], К. Сенф [2, с. 166]; попытки проследить эволюцию образа К. Асмолова [4], Б. Невского и некоторых других исследователей приближаются к дайджестам по проблеме. В основном студии названной темы фрагментарны, лишены комплексности анализа и не включают новейший художественный материал, принципиальный для современного объективного освещения проблемы.

В дракулиане как ветви вампириады своего рода матрицей для последующих художественных обращений является роман Брэма Стокера «Граф Дракула» (“Dracula”, 1897 г.). Xотя вопросы истории написания романа, собственно личности Дракулы, относительно изучены [5], спектр художественных интерпретаций образа графа освещён аспектно, особенно в компаративном плане, в ракурсе диалога литературы и кино.

Цель статьи - впервые комплексно проанализировать тен- денционные видоизменения образа Дракулы в знаковой для его интерпретаций конца ХХ - начала ХХ1 вв. драме Френсиса Форда Копполы «Дракула Брэма Стокера» 1992 г. («киноэнциклопедии дракулизма» [6, с. 42]) как закономерные сдвиги в эволюции вампириады в культурологическом массиве образов «низшей» мифологии данного времени. Особое внимание при этом уделяем вопросам а) художественной валентности образа Дракулы в версии 1992 г. и б) усиления в линии вампириады идеи любви и прощения через неё.

Изложение основного материала исследования

Развитие вампириады и, соответственно, дракулианы показательно в плане иллюстрации динамики социально-культурной парадигмы ХХ - начала ХХ1 вв. и соотносимо с тенденцией крайнего симпатизирования авторов легендарно-мифологическим образам с традиционно отрицательным символическим значением [9, с. 64; 10, с. 52-53]. Результатом системного исследования А. Гурдузом эволюции образа вампира в литературе становится впервые выводимая учёным типология и амплитуда ключевых аспектов трансформации этой фигуры в данный период [11, с. 71]. Поскольку кардинальные изменения образ вампира переживает после Второй мировой войны [4], особый научный интерес вызывает системный анализ ключевых особенностей интерпретаций данной фигуры в середине ХХ - начале ХХ1 вв. Исследование такого типа вписывается в круг приоритетных для литературной компаративистики, учитывая актуальность «вопроса о цели и границах (пределах) интерпретации классических структур» [1, с. 29]. Растущий массив неклассических толкований обсуждаемого образа, обращение новых авторов к уже постстокеровским версиям содействуют становлению в сознании культуры обозначенного периода новой парадигмы восприятия, когда традиционная модель вампира - чаще пункт отталкивания при формирующемся современном стереотипе. Отмечаемое А. Гурдузом сближение фигуры вампира (в частности Дракулы) в литературе границы ХХ-ХХ1 вв. с типажом собственно культурного героя (и супергероя) [11, с. 67] напрямую связано с общим «сочувствием» в толкованиях названного времени образу вампира (и ряду подобных фигур «низшей» мифологии) и, более того, в силу высокой валентности этого образа с его гуманизацией [11, с. 65-66]. Ярким примером «оправдания» вампира новой парадигмы, где он уже не столько монстр и порождение/продолжение зла, сколько жертва обстоятельств, «заслуживающая» сожаления, служит «Дракула Брэма Стокера» Ф.Ф. Копполы - драма, связь с материнским романом которой освещена минимальна (отдельные и скорее эмоциональные рецензии на экранизацию - В. Кэнби [7], Р Корлисса [8] и др. - более актуализируют проблему, нежели способствуют её разработке).

В образе героя данной драмы доминирует лирическое начало, граф здесь чувствителен и тонок, переживает личную трагедию, силу «вынужден» применять чуть ли в целях самозащиты, в результате осмысливается как «симпатичный паразит», внутренний зверь, живущий в каждом из нас» [6, с. 43] (сравним с осмыслением образа Минотавра в аналогичном контексте 10, с. 51]). Граф Ф.Ф. Копполы восходит к образам предыдущих интерпретаций романтических упырей (в частности героя ключевого в развитии темы романа Энн Райс «Интервью с вампиром» 1973 г. (США)) и, в свою очередь, становится известным прототипом новых интерпретаций (наиболее показательна из которых драма Гари Шора «Дракула» 2014 г. (“Dracula Untold”, США)).

В психоаналитическом плане образ графа схож с концептом Тени и в довольно свободной трактовке 1992 г. [7] сильнее влияет на женские образы - как совратитель, своего рода ипостась Дон Жуана. Сексуальный (и любовный) аспект в интерпретациях вампирской тематики продуктивен [11, с. 67-68; 11, с. 70] и способствует развёртыванию темы деторождения у вампиров (вспоминается образ Дракулы в «Ван Хельсинге» реж. С. Соммерса 2004 г. (США), зря надеющегося на жизнеспособность его детей). Прецедентом можно считать наделение вампира в литературе границы ХХ-ХХ1 вв. способностью давать жизнь или возвращать её мёртвым.

Характерен в «Дракуле Брэма Стокера» качественно отличный статус женского персонажа: если в романе Б. Стокера женщина безвольна, то в драме конца ХХ в. она сама принимает решение. Для примера сравним сцены пития крови Дракулы Миной в романе и фильме: у Б. Стокера вампир заставляет пить его кровь [12, с. 286], у Ф.Ф. Копполы же этот акт преподнесён как выражение желания Мины стать равной Дракуле. Во втором случае очевиден результат влияния феминистических настроений в обществе ХХ в. Также, к слову, характерно, что в драме 1992 г. Дракула умирает от руки Мины, а в романе Б. Стокера - поражённый своими врагами.

Более того, изображение Б. Стокером и Ф.Ф. Копполой вампиризма как неизвестной болезни [12, с. 318] в общем виде получает развитие в корпусе литературных и киноинтерпретаций данной темы в середине ХХ - начале ХХ1 вв. (к принципу применяемого здесь околонаучного обоснования авторы обращаются и при переосмыслении других традиционных образов [1, с. 348]). Поскольку же концепция недугапредусматривает возможность излечения, решение «вампирской болезни» облегчает в вампириаде указанного периода нивелирование оппозиции «живой - мёртвый» в пользу её первой составляющей, оговорен здесь также взаимопереход между ипостасями «человек» - «вампир» [11, с. 68].

«Дьяволическая» трактовка фигуры Дракулы, обусловленная в романе Б. Стокера и соответствующей этимологией прозвища героя [5, с. 92], в версии Ф.Ф. Копполы, соответственно, звучит иначе, как заслуживающая сожаления личная ошибка персонажа. Если в английском произведении история реального валашского правителя умалчивается (о некоторых фактах биографии Дракулы узнаём из разговоров графа с Джонатаном, но информацию об обретении им бессмертия не прослеживаем), то в интерпретациях конца ХХ в., наоборот, она иногда выводится на первый план, что видим, в частности, в киноленте 1992 г.

Высокая художественная валентность образа графа в драме «Дракула Брэма Стокера» проявляется в различных контекстах и соотносима с характеристиками реинтерпретаций подобных легендарно-мифологических образов отмеченного периода: Дракула Ф.Ф. Копполы противоречиво включает ипостаси Дон Жуана, Летучего Голландца, Смерти, Люцифера и Христа [8]. Последнее замечание Р Корлисса заслуживает особого комментария: если граф многофакторно противопоставлен Спасителю в ходе повествования Б. Стокера, то американский режиссёр вкладывает в уста умирающего Дракулы последние слова Иисуса Христа, что также подчёркивает различность данных фигур. При этом, по логике фильма 1992 р., граф здесь прощён. Думается, справедливым применительно к финалу драмы Ф.Ф. Копполы будет говорить и о параллели «Дракула/Фауст»: как истинная любовь и вызванные ею страдания спасают душу Фауста, так же прощается грех Дракуле Ф.Ф. Копполы (равноправны в таком контексте роли, соответственно, Маргариты в «Фаусте» И.В. Гёте и жены Дракулы/её реинкарнированной ипостаси в «Дракуле Брэма Стокера» Ф.Ф. Копполы). Во многом - на уровне образного и сюжетного решений - вторит «Дракуле Брэма Стокера» драма Гари Шора «Дракула» (определенно приближающаяся к мэшапу), где финальные аккорды также созвучны идее спасения через любовь (правда, могут трактоваться двояко), причём герой здесь - еще и спаситель сына, ранее приносящий себя в жертву злу. «Если ты силён и душа полна любви, ты возрождаешься. День за днём. Жизнь за жизнью. Эпоха за эпохой», - говорит в заключение фильма Г. Шора сын Дракулы.

Выводы

Образ Дракулы в версии Ф.Ф. Копполы закономерен в развитии вампириады и становится прототипом новых интерпретаций, может быть (парадоксально) осмыслен одновременно сквозь призму ряда культурных ипостасей и отражает некоторые социальные движения ХХ в. Идея всепрощения в любви в интерпретациях дракулианы границы ХХ-ХХ1 вв. приобретает системный характер на фоне общего симпатизиро- вания образу вампира и представителю «низшей» мифологии в целом. Всё сильнее при этом звучание христианской идеи.

Заявленная в статье проблема многоаспектна, отдельные её составляющие обозначены нами и могут освещаться в последующих тематических студиях. Результаты данной работы, очевидно, будут полезны в комплексном изучении функционирования традиционных структур (в первую очередь ангелологии и демонологии) в литературе ХХ-ХХ1 вв.

Литература:

1. Нямцу А. Миф. Легенда. Литература: (теоретические аспекты функционирования) / А. Нямцу. - Черновцы : Рута, 2007. - 520 с.

2. Senf C.A. The Vampire in Nineteenth Century English Literature / C.A. Senf. - Bowling Green : Bowling Green State Univ. Popular Press, 1988. - 173 p.

3. Leavenworth M.L. Fanged Fan Fiction : Variations on Twilight, True Blood and The Vampire Diaries / M.L. Leavenworth, M. Isaksson. - N. Carolina : McFarland & Company, Inc. Publishers, 2013. - 228 p.

4. Асмолов К. Жажду утоляют кровью. Эволюция вампиров /

К. Асмолов // Мир фантастики. - 2003. - № 3 (3). - С. 53-57. - [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.mirf.ru/ Articles/art262.htm.

5. Михайлова Т.А. Граф Дракула: проблема прототипа / Т.А. Михайлова // Миф в фольклорных традициях и культуре новейшего времени / отв. ред. С.Ю. Неклюдов. - М. : РГГУ, 2009. - С. 90-109.

6. Турбина Е. Трансформация киномифа о вампире как история изменений интерпретации зла и отношения к смерти / Е. Турбина // Современный дискурс-анализ: Интерпретация (мульти)медийных форм дискурса : эл. науч. журнал. - 2013. - Вып. 10. - С. 39-48. - [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://discourseanalysis.org/ada10.pdf.

7. Canby V. Coppola's Dizzying Vision Of Dracula / V. Canby // The New York Times. - 1992. - November, 13. - [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.nytimes.com/movie/review?res=9E0CE2D6 1539F930A25752C1A964958260.

8. Corliss R. A Vampire With Heart / R. Corliss // Time magazine. - 1992. - Nov. - Monday, 23. - [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.studymode.com/essays/Do-You-Find-The-Rendition- Of-1704831.html.

9. Гурдуз А.І. Постійність рухливого / А.І. Гурдуз // Зарубіжна література в школах України. - 2009. - № 12. - С. 63-64.

10. Гурдуз А.І. Літературна мінотавріана ХХ - початку ХХІ ст. / А.І. Гурдуз // Зарубіжна література в школах України. - 2009. - № 6. - С. 51-56.

11. Гурдуз А.І. Літературно-мистецька вампіріада другої половини ХХ - першого десятиліття ХХІ століть: інтрига переосмислення / А.І. Гурдуз // Науковий вісник МДУ імені В.О. Сухомлинського : зб. наук. пр. Серія «Філологічні науки». - Миколаїв : МНУ, 2013. - Вип. 4.12 (96). - С. 64-72.

12. Стокер Б. Граф Дракула, вампир : романы, рассказы / Б. Стокер ; пер. с англ. - М. : Эксмо ; СПб. : Домино, 2007. - 720 с.

Размещено на Allbest.ru