Своеобразие перевода поэмы Э.А. По "Ворон" К.Д. Бальмонтом

Размещено на http://www.allbest.ru/

Своеобразие перевода поэмы Э.А. По «Ворон» К.Д. Бальмонтом

Проблема переводческого стиля восходит к трудному вопросу осмысления и истолкования подлинника. Как высшую похвалу переводчику приводят иногда известное место из письма Гоголя Жуковскому: “Переводчик поступил так, что его не видишь: он превратился в такое прозрачное стекло, что кажется как бы нет стекла”. Однако на деле все выходит совершенно не так, зачастую перевод настолько отличается от оригинала, что становится самостоятельным произведением. В данной работе мы ставим целью сравнение переводческого аналога с текстом оригинала и выявление характерных особенностей стиля К. Бальмонта как переводчика. Для достижения цели нами были поставлены следующие задачи:

1. Изучить биографии писателей и выявить события оказавшие влияние на формирование творческой личности.

2. Выявить языковые особенности поэтического текста.

3. Провести построфный сравнительный анализ оригинала и переводного варианта К. Бальмонта.

В первой строфе К. Бальмонт вслед Э. По очень красочно и точно воссоздает атмосферу угрюмой полночи. Таинственность ночи дополняется и образом «старинных книг», которые изучает лирический герой. Постепенное нарастание загадочного и странного в замкнутом пространстве комнаты разрешается во внезапный звук. Сам лирический герой еще находится во власти сна, и реальность «стука» становится под вопросом. Лирический герой не придает никакого значения этому стуку, он предполагает, что это «только гость». Переводчик сохраняет ритм и рифму строфы, используя стилистические повторы и синтаксические конструкции, близкие к оригиналу. Э. По использует такое средство выразительности, как метафора-перифраз: «volume of forgotten lore», метафора полностью сохранена в тексте перевода «над старинными томами». Средства выразительности, используемые К. Бальмонтом, не уступают авторским: «в час угрюмый», на месте авторского эпитета «midnight dreary». Однако следует заметить, что в оригинальном тексте лексема «visiter» - «гость» не повторяется дважды; в то время как Бальмонт в своем переводе повторно использует эту лексему в последней строке «Гость стучится в дверь ко мне», таким образом, отодвигая на задний план принципиально важное для Э. По выражение «Only this and nothing more», которое повторяется из строфы в строфу в оригинальном тексте. бальмонт по текст поэтический

Во второй строфе атмосфера становится все более напряженной. Описание промозглой, холодной погоды, с точным упоминанием месяца «in the bleak December». К. Бальмонт изменил точное указание месяца на неопределенное «поздней осенью», создавая, таким образом, размытость временных границ. Возможно, подобная замена обусловлена разницей в менталитетах: для русских поздняя осень всегда связана с заунывной хандрой, ведущей за собой обязательные изменения. В этой же строке К. Бальмонтом использован прием олицетворения: «поздней осени рыданья». Ожидание чего-то ужасного становится неотвратимым для героя. Полночный час, мрачная, ненастная погода, полутемная комната, тускло освещенная тлеющими углями, странный стук в дверь все эта наполняет душу героя неизъяснимым страхом. Именно в этой строфе появляется первое упоминание о причине душевных терзаний героя, и причина эта «Ленора» погибшая возлюбленная («For the rare and radiant maiden whom the angels name Lenore»). Лирический герой хочет погрузиться с головой в работу и найти исцеление от страданий в книгах, но все его усилия тщетны, он не находит себе места, все его мысли заняты одним - Ленорой. Для описания возлюбленной лирического героя Э. По использует такой эпитет: «For the rare and radiant maiden», К. Бальмонт в свою очередь применяет гиперболизацию: «блистала ярче всех земных огней», а так же прием параллелизма: «О Леноре, что блистала ярче всех земных огней». И снова К. Бальмонт отказывается от точного перевода рефрена, «Nameless here for evermore», творчески переосмысляя ее смысл, он создает свою интерпретацию: «О светиле прежних дней».

В следующей строфе нам открывается, что странный стук это не сон, а реальность. Сердце героя наполняется ужасным страхом, он начинает слышать шелест «пурпурных занавесок» в своей комнате. В переводе К. Бальмонта, происходит олицетворение авторского эпитета «And the silken, sad, uncertain rustling», переведенного как «И завес пурпурных трепет», подобная интерпретация свидетельствует о мастерстве К. Бальмонта как поэта-переводчика: трепет занавесок уподобляется трепету сердца главного героя, наполненного «темным чувством». Не смотря ни на что, лирический герой стремится побороть свои страхи, он успокаивает сам себя, повторяя одну и ту же фразу несколько раз: «это только гость», стараясь загасить нарастающее в нем чувство беспокойства. В оригинале третьей строфы дважды повторяется фраза: «visiter entreating entrance at my chamber door…», которая предельно конкретно позволяет представить нам состояние лирического героя, его стремление обрести душеное спокойствие, усмирить свои страхи. Своеобразная рифмовка в сочетании с единозвучием и рефреном создают особый монотонный скандирующий ритм и оказывают гипнотическое воздействие, вводя читателя в некое состояние транса, отрешенности. В переводе фразовый повтор отсутствует, однако есть повтор на уровне отдельных лексем, в частности лексема «гость» в переводе повторяется трижды. Последняя фраза третьей строфы в переводе К. Бальмонта совпадает с последней строкой первой строфы: «Гость стучится в дверь ко мне».

Четвертая строфа открывается авторской метафорой-перифразом: «Presently my soul grew stronger». Показывает нам лирического героя, поборовшего все страхи и сомнения, его дух окреп, и он решается заговорить с неизвестным «гостем». В бальмонтовском переводе отражена вся гамма чувств и настроений героя. Он не без волнения пытается растолковать своему «гостю», почему он не оказал должного гостеприимства и сразу не открыл дверь. Наконец, герой размыкает границы маленького мира своей комнаты, он отворяет дверь, но к своему великому изумлению никого там не обнаруживает. «Тьма - и больше ничего», говорится в переводе, авторский рефрен в данной строфе сохранен полностью: «Darkness there and nothing more».

В пятой строфе мы находим различные стилистические фигуры, которые использовал К. Бальмонт для создания колорита таинственности и мрачности всего окружающего лирического героя, например, метафоры-персонификации: «Взор застыл, во тьме стесненный», «имя солнца моего»; олицетворения: «ночь молчала», «тьма душе не отвечала», которые в оригинальном тексте отсутствуют. Далее мы снова находим упоминание о возлюбленной лирического героя - Леноре, в ночной тьме имя возлюбленной звучит как приговор для героя, он осознает всю безвыходность своего положения, страдая с каждой минутой все больше и больше. Из всего вышесказанного мы можем сделать вывод, что внутренний мир лирического героя расщеплен надвое: главная ценность для него находится в прошлом - это его «солнце - Ленора», она была всей жизнью, но теперь она в царстве мертвых, и настоящее для героя невыносимо, жизнь для него потеряла всякий смысл; здесь проявляется тенденция к двоемирию: идеальное прошлое противопоставлено неидеальному настоящему.

В следующей строфе К. Бальмонт нанизывает рифму на рифму: «Вновь я в комнату вернулся - обернулся - содрогнулся». Несомненно, К. Бальмонт разгадал замысел автора, он достаточно свободно обращается с рифмой, но, тем не менее, подчиняет ее поставленной Э. По в этой поэме задаче - созданию эффекта впечатления. Лирический герой, вернувшись в комнату, снова слышит «странный стук», в очередной раз пытается он объяснить себе источник стука: «верно, что-нибудь сломилось», «Это - ветер, - усмиряю я трепет сердца моего». Э. По постепенно нагнетает эмоциональное напряжение, неизвестность, неясность происхождения стука усиливают взволнованность героя. Данный прием - нагнетание таинственного, загадочного - один из излюбленных как у символистов, так и у романтиков.

Загадка всего происходящего разрешается в седьмой строфе: «Open here I flung the shutter, when, with many a flirt and flutter, In there stepped a of the saintly days of yore». Кажется, что проблема решена, и напряжение должно ослабнуть, но этого не происходит. Лирический герой становится все более беспокойным, что связано с появлением Ворона. Для его описания Э. По использует эпитет: «stately Raven», который сохранен в переводе К. Бальмонта «гордый Ворон». К. Бальмонт также использует олицетворение: «вошел спесиво» и метафору-перифраз: «гордый ворон старых дней», что невольно наводит на размышления о том, так ли случайно появление ворона в доме лирического героя. Не стоит забывать, что вороны всегда считались предвестниками недоброго и слугами сатаны. Поведение Ворона в обоих текстах все больше наталкивает на мысль о его ирреальном происхождении, он не раз сравнивается с человеком: «… тотчас важною походкой // Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней, Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво И взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей…» («But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door»). Авторский рефрен «Perched, and sat, and nothing more» при переводе строфы опущен.

В восьмой строфе К. Бальмонт использует метонимический перифраз в том же случае, что и автор, при упоминании предполагаемого места, откуда явился Ворон: «там, где ночь царит всегда», авторская метонимия: «the Nightly shore», «the Night's Plutonian shore» - это иносказательное обозначение смерти, царство Плутона, известного в римской мифологии, как бога смерти. Герой изначально воспринимает птицу как несчастное существо, обитавшее некогда у страдальца, потерявшего всякую надежду в жизни, и от своего хозяина птица научилась произносить «Nevermore», но вскоре понимает, что ее ответ это не просто удачно подобранное слово, что в нем кроется нечто большее. Конкретный образ постепенно вырастает в образ символический, наполненный множественными смыслами.

От девятой строфы к десятой происходит постепенная градация эмоционального напряжения, связанная с появлением ворона. Герой, изначально принимая птицу за несчастное существо, некогда обитавшее у потерявшего всякую надежду человека, постепенно осознает, что слово, произнесенное вороном, не просто удачное подобранное выражение, услышанное некогда от хозяина, а слово, несущее в себе особый сакральный смысл для героя. На подобном примере мы можем ясно увидеть мастерство К. Бальмонта, которому удается передать превращение конкретного образа в символический, полный разнообразными смыслами, как для лирического героя, так и для читателей.

В десятой строфе Бальмонт вслед за Э. По выделяет лексемы «Disaster» («Беда») и «Hope» («Надежда»). Обе лексемы имеют символическое значение, отражая романтическое двоемирие, они раскрывают читателям глобальное миропонимание жизни Э. По. Мир для американского романтика представляется расколотым надвое: постоянное противостояние между добром и злом, светом и тьмой, бедствиями и надеждой. Таким образом, К. Бальмонт не теряет образ разделенного мира на две сферы, важный для романтика, и передает образ бесконечных текучих несчастий, преследующих хозяина птицы.

В оригинале в следующей строфе Э. По дважды употребляет метафору «bird of yore», которой нет в переводе К. Бальмонта. Нам кажется, что данное словосочетание помогает раскрытию противоречивости бытия, об одновременном существовании лирического героя в дух мирах: реальном настоящем и идеальном прошлом. «Птица былого» возвещает снова и снова герою о прошлом, не позволяя ему забыть о нем и посмотреть в следующий день. Бальмонт воссоздает гнетущий смысл этой метафоры с помощью дважды употребленного слова «Никогда», охарактеризованного эпитетами зловещий, черный, страшный. Этим он подчеркивает безысходность жизни героя и невозможность его выбраться из «порочного круга», в котором он оказался.

В двенадцатой строфе Бальмонт активно использует развернутую метафору-перифраз, характерную для иносказательной поэзии Э. По, что помогает воссоздать нереальный, мистический мир. Метафора «…whose fiery eyes now burned into my bosom's core» призвана передать состояние лирического героя, связанное с появлением ворона в его доме. Герою кажется, что взгляды ворона его жгут, он опечален и удручен. Напряжение к концу строфы все более возрастает, что связано с упоминанием об утраченной возлюбленной. И здесь символы жизни и смерти, переплетающиеся в оригинале, замечательно подчеркнуты К. Бальмонтом. Кроме того, следуя за употреблением устаревших форм слов, например «o`er», Бальмонт использует устаревшие слова «огнистая, прильнуть, склонилась», что помогает создать колорит невозвратимости бытия и причастности героя к прошлому.

В следующей строфе Бальмонт отступает от оригинала, заменяя лексему «Horror», используемую в значении «ужас, страх» и имеющую особое значение в контексте творчества Э. По как писателя, продолжавшего традиции готического романа и романтизма Э.Т.А. Гофмана, на лексему «Тоска». На наш взгляд, подобная замена интерпретирует психологическое состояние лирического героя в ином ключе: «скорбь» толкуется как «крайняя печаль, горесть, страдание», а «ужас» - как «чувство сильного страха, доходящее до подавленности, оцепенения». Таким образом, в переводе Бальмонта герой выглядит обремененным печалью, скорбящим по утраченной любви, в то время у Э. По акцентирует внимание на безумии лирического героя, его неспособности изменить ход бытия, безысходности.

В тринадцатой и четырнадцатой строфах, как и в предыдущих, чтобы передать отчаяние героя, услышавшего, что ему и в пределах рая не получить забвения, что душе его уже не возродиться, Бальмонт использует знаменитый прием Э. По - музыкальность.

В заключении мы можем сказать, что, в целом, Бальмонт соблюдает общие принципы построения поэмы: сохранят структуру, приемы рифмовки, музыкальную организацию. К. Бальмонт бережно сохраняет поэтический размер, максимально приближая русский стихотворный размер к музыкальному строю поэмы Э. По. Поэт бережно отнесся к новаторским экспериментам Э. По в области ритма и рифмы, сохранив также и структуру строфы: пять длинных строк и короткая заключительная, шестая. Как и в оригинале, основное содержание заключено в пяти строках, последняя строка звучит отрывисто, как приговор, как удар судьбы. В основном переводчиком сохранены и приемы ассонанса и диссонанса в рифмовке. Кроме того, Бальмонт в своем переводе не упускает важных приемов, использованных Э. По в поэме, например, повторов, тройной и внутренней рифмы, метрики, рефрена, аллитерации, созвучия, придающим произведению особую музыкальность. Хотя и с некоторыми изменениями, Бальмонт сохраняет в переводе графику некоторых слов-символов: «Disaster», «Night», «Hope» - «Беда», «Ночь», «Надежда». Однако в своем переводе Бальмонт в некоторой степени ограничивает восприятие мира лирическим героем всеобъемлющей скорбью и смягчает мрачное безумие, присущее поэтике Э. По.

Размещено на Allbest.ru