А.Н. Островский (1823-1886)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

А.Н. Островский (1823--1886)

14 февраля 1847 года Александр Николаевич Островский считал самым памятным днем своей жизни. «С этого дня,-- писал он незадолго до смерти,-- я стал считать себя русским писателем и уже без сомнений и колебаний поверил в свое призвание».

14 февраля в доме профессора Московского университета Шевырева Островский читал свою первую пьесу -- «Картина семейного счастья». Одноактная комедия, завершенная утром того же дня, представляла собой живую зарисовку из жизни купца Пузатова, сделанную насмешливо и с отличным знанием быта и людей.

Островский и прежде пробовал свои силы в литературе. Во всяком случае к 1847 году им были начаты и частично опубликованы «Записки Замоскворецкого жителя» и написано «много сцен из купеческого быта». Московский коммерческий суд, где будущий драматург служил присяжным стряпчим в словесном столе; Замоскворечье, где прошли детство и юность Островского, давали ему богатейший материал для раздумий о современных нравах, подсказывали сюжеты. Однако ни один из прежних замыслов осуществлен не был. Лишь «Картина семейного счастья», созданная на основе набросков многоактной комедии «Исковое прошение», обрела законченный вид и была представлена на суд слушателей.

Комедия была встречена присутствующими не без удивления. Все в ней было необычным -- острота взгляда на жизнь, неожиданные герои из купеческой среды, которая до этого не привлекала к себе внимания театра, естественная простота изложения и прекрасный, живой, разговорный язык.

Через месяц пьеса была опубликована в двух номерах «Московского городского листка», после чего автор отправил ее в драматическую цензуру. Однако цензор усмотрел в «Картине» что-то обидное для купечества, к постановке на сцене она была запрещена и увидела свет рампы только в 1855 году.

Еще в 1846 году Островский начал писать комедию «Несостоятельный должник» -- о фальшивом банкротстве, явлении, как знал он по материалам коммерческого суда, в те времена широко распространенном. Отрывок из комедии был опубликован в 1847 году в «Московском городском листке». Но, несмотря на то что к осени 1846 года комедия, по словам драматурга, «в общих чертах была уже задумана и некоторые сцены набросаны», работу над ней он прекратил. После успеха «Картины семейного счастья» Островский снова к ней вернулся -- изменил план, внес коррективы в текст и дал новое название: «Банкрот». Посылая пьесу в цензуру, он еще раз изменил название на «Свои люди -- сочтемся», но это не помогло. Комедия была признана «обидной для русского купечества» и запрещена. После чего началась серия ее публичных чтений. Островский и его друг, молодой актер П. Садовский, то вместе, то порознь исполняли ее в разных московских домах.

Комедия имела оглушительный успех. Писемский писал автору: «Ваш «Банкрот» -- купеческое «Горе от ума», или точнее сказать: купеческие «Мертвые души». Одоевский писал одному из друзей: «Я считаю на Руси три комедии: «Недоросль», «Горе от ума», «Ревизор». На «Банкрот» я ставлю нумер четвертый».

Пьесу удалось напечатать в марте 1850 года в «Москвитянине», но когда Островский снова попытался добиться разрешения на ее постановку, вновь созданный в 1848 году Комитет составил многословный отзыв, из которого следовало, что пьесу ставить на сцене ни в коем случае нельзя. С мнением Комитета согласился и Николай I, написавший собственноручную резолюцию: «Совершенно справедливо, напрасно напечатано, играть же запретить...». Так под запретом она и пролежала до 1861 года. Более того, против автора было начато «дело», он попал в число неблагонадежных, за ним был учрежден надзор.

А Островский продолжал работать. Погодин предложил ему место в редакции «Москвитянина», и драматург, оставив казенную службу, целиком отдался литературной деятельности -- редактировал, писал статьи и, конечно, пьесы. За пять лет -- пять пьес. И все ждала одна и та же участь: запрещение. Даже перевод комедии Шекспира «Укрощение злой жены», сделанный Ост-ровским для очередного бенефиса Садовского, не увидел света рампы из-за «неприличного для сцены характера подлинника».

В 1852 году Островский написал мелодраму «Не в свои сани не садись», которую выбрала для своего бенефиса Л. П. Никулина-Косицкая и которой суждено было стать первой пьесой драматурга, попавшей на сцену (а она была шестая среди им написанных).

14 января 1853 года -- великий день в истории русского театра: он стал началом сценической истории пьес Островского. Можно представить себе, как волновался автор. Успех рос от акта к акту, превратившись в финале в триумф. Вызывали исполнителей, особенно Никулину-Косицкую и Садовского. Вызывали автора, забившегося в угол ложи, и он трижды подходил к барьеру и раскланивался с публикой (выходить на сцену авторам тогда не полагалось).

К ноябрю была готова новая пьеса -- «Бедность не порок», в которой оживал мир народной русской обрядовости, поэзия святочных гуляний, а благородные мысли были отданы пьянице Любиму Торцову. Премьера состоялась 25 февраля 1854 года. Друзья писателя приняли пьесу восторженно. В театре мнения разошлись. Не принял ее Щепкин, у него нашлось немало сторонников.

Из театральных кулуаров полемика перекинулась на газетные и журнальные страницы. Ап. Григорьев написал восторженную статью «Шире дорогу -- Любим Торцов идет!», в которой говорил о «новом слове» в театре -- о народности. Противники пьесы возразили критику, друзья из «Москвитянина» азартно кинулись в ответную атаку, враги перешли с творчества на личность автора... В спорах и дискуссиях, в приятии и неприятии столкнулось новое и старое, отживающее и вступающее в жизнь. В чем же была новизна театральных исканий Островского?

В единственном своем прозаическом произведении «Записки замоскворецкого жителя» начинающий автор писал, что он открыл «страну, никому до сего времени в подробности не известную и никем еще из путешественников не описанную». Островский стал первым «пу-тешественником» по этой стране -- Замоскворечью, где происходит действие его ранних пьес. Исследуя жизнь Замоскворечья, драматург открыл для русского зрителя совершенно особенный мир, который Добролюбов опре-делит позднее как «темное царство», где люди живут по старинке, где действуют домостроевские законы, нелепые и жестокие, унижающие человеческое достоинство обычаи. В пьесах Островского на сцену вышли живые люди, будто списанные с натуры. Они заговорили так, как никогда не говорили с подмостков,-- просто, как говорят в обыденной обстановке. Зрителей удивляла подлинность их речи, соответствие ее характеру говоря-щего. островский комедия пьеса

Органично сочетались в пьесах Островского драматические и комедийные моменты, отсутствовало традиционное жанровое деление. В мелодраме «Бедность не порок» было немало смешного, а комедия «Свои люди -- сочтемся» в финале оборачивалась драмой. И кого! «Отрицательного» Большова.

Однако после триумфа «Бедности не порок» следующая пьеса -- «Не так живи, как хочется» -- была принята довольно спокойно. Полууспех ее Островского насторожил, так же, как и спокойный голос неизвестного автора в «Современнике» (им оказался Чернышевский), ворвавшийся в гул многоголосого хора восторгов и хулы после премьеры «Бедности не порок» и предостерегавший молодого писателя от «ложной идеализации устарелых форм», «апофеозы старинного быта», всего того, что «не может и не должно быть прикрашиваемо». К голосу «Современника» Островский прислушался, как и к голосу зрителя, усмотревшего, вероятно, в пьесе «Не так живи, как хочется» некоторую вторичность.

Для драматурга наступило трудное время. Понимая, что необходимы новые краски, новые образы и темы, он начинал писать то комедию «В чужом пиру похмелье», то драму «Воспитанница», то историческую пьесу о Минине, но закончил только комедию. Большой успех ее не успокоил автора. В пьесе определенно были новые элементы, особенно в образе Тита Титыча, которого в спектакле играл Садовский и в котором уже начали вырисовываться черты целого социального явления -- русского самодурства (само слово «самодур» впервые прозвучало именно в этой пьесе); но автор понимал неполноту этой новизны.

Взгляды Островского к тому времени изменились. Кружок «Москвитянина» распался, Апполон Григорьев, главный «русофил», энергично увлекавший писателя своими идеями и уводивший его к «апофеозе старинного, быта», уехал за границу, и Островский взглянул на мир более свободно, без крайностей одностороннего увлечения. Кроме того, Тургенев ввел его в редакцию «Современника», где драматург встретил крупнейших писателей России -- Некрасова, JI. Толстого, Гончарова, Чернышевского, дружески принявших его в свою среду. Некрасов предложил ему сотрудничать в журнале и за неимением новой пьесы для начала опубликовал «Семейную картину», то есть несколько измененную «Картину семейного счастья».

Эта новая встреча открыла Островскому новые горизонты, родила потребность расширить рамки собственного творчества. И он уехал на Волгу. Формально это была литературная экспедиция морского ведомства. Истинная же причина крылась в другом. Волга влекла писателя -- он надеялся найти там новую тему. Его пленила жизнь приволжских городов, их быт, колоритные фигуры обывателей. Он записывал рассказы, песни, отдельные выражения. Волга расширила его представления о мире.

Встреча с «Современником» и поездка по великой русской реке вернули писателя к активному творчеству, пробудили его энергию, дали новое направление его мысли. И во время поездки и по возвращении он писал непрерывно, из-под его пера выходила одна пьеса за другой: «Доходное место», «Воспитанница», наконец -- «Гроза».

Границы «темного царства» раздвигались, охватывая чиновничий мир с его драмами, погоней за доходными местами, взятками, с юными бунтарями, которых бедность гонит на поклон к именитым дядюшкам. Этот мир был написан Островским с мощью великолепного и зрелого таланта. «Доходное место», продолжая линию «Горя от ума» и «Ревизора», брало под обстрел всю чиновничье-бюрократическую систему России, что придавало пьесе огромную социальную остроту. Здесь были показаны чиновники всех рангов -- от только начинающего свой путь к чинам Белогубова до важного сановника Вышневского,-- живущие по принципу «не пойман -- не вор», берущие взятки, придерживаясь «закона», чтобы «и волки были сыты, и овцы целы», как поучает своеобразный идеолог этого мира Юсов.

Миру взяточничества и круговой поруки противопоставлен молодой человек Жадов. Образ этот преисполнен внутреннего драматизма, ибо высоким гражданским идеалам Жадова сопротивляется все -- от взглядов собственной семьи до «законов» государственной машины. Но, удержавшись на краю пропасти, Жадов выражает надежду на то время, «когда взяточник будет бояться суда общественного больше, чем уголовного». Обличительный пафос, образы, будто высеченные из гранита, каждый -- не просто характер, а социальный тип -- все это свидетельствовало о новом художественном качестве, которое появилось у драматурга. «Это огромная вещь по глубине, силе, верности современного значения и по безукоризненному лицу Юсова»,-- писал автору J1. Толстой.

«Гроза» была закончена 9 октября 1859 года и в том же месяце прочитана артистам Малого театра, затем представлена в цензурный комитет, разрешение которое го было получено 31 октября. Очень немногие пьесы Островского проходили все этапы, от письменного стола автора до сцены, так быстро и беспрепятственно. Премьера «Грозы» состоялась в Москве, на сцене Малого театра 10 ноября 1859 года в бенефис С. Васильева, который играл Тихона. Но и возникновение, и триумф пьесы на сцене были связаны с именем Никулиной-Косицкой, которой предназначалась роль Катерины. Акт-риса знала народный быт, народный язык. Островский любил слушать ее рассказы и, когда писал «Грозу», время от времени вписывал на полях отдельные выражения, которые слышал от артистки.

После премьеры в Москве, а потом и в Петербурге началась бурная дискуссия вокруг пьесы. Активные противники и не менее активные сторонники ее столкнулись в непримиримой полемике. Главный упрек был, конечно, в безнравственности, даже в «эротике»: сцена в овраге многим казалась неприличной. Один из критиков предположил даже, что «Гроза» -- вовсе не драма, а сатира.

Действие пьесы происходит в вымышленном городе Калинове. Островский создал широкую по охвату картину русской жизни, которая выходила далеко за пределы одной семьи и одного города. Сталкивая два мира, он показал не только силу, но и слабость «темного царства», предчувствие его краха («старина-то выводится»), страх его перед новым. Однако старое не сдается само собой, оно дерется за власть, тем более что молодое поколение не всегда обладает достаточной силой, чтобы ему противостоять. Сломлен Тихон, подчиняется воле дяди Борис. И в душе самой Катерины еще сильна власть старых понятий, боязнь кары за «грех» толкает ее на колени перед людьми с покаянием. Трудность победы Катерины в том, что это победа не только над внешними обстоятельствами, но и над собой. Естественное чувство прорывается в ней сквозь душевные барьеры, но в конце концов в ней торжествует стремление к свободе, нежелание покоряться власти Кабанихи, жить в неволе.

Высоко оценили «Грозу» передовые русские писатели. После того как Тургенев услышал пьесу в исполнении автора, он написал Фету: «Удивительнейшее, великолепнейшее произведение русского могучего, вполне овладевшего собой таланта». Гончаров считал, что «подобного произведения, как драмы, в нашей литературе не было», что оно «бесспорно, занимает и, вероятно, долго будет занимать первое место по высоким класси-ческим высотам».

Добролюбов назвал пьесу «без сомнения, самым решительным произведением Островского», ибо «взаимные отношения самодурства и безгласности доведены в ней до самых трагических последствий». Характеризуя «темное царство», критик говорит о «религии лицемерства и мошенничества», о «бессилии и самодурстве одних» и «обманчивой покорности, рабской хитрости других»,

о том, что самодурство ведет «к обезличению людей». Сравнивая «Грозу» с другими пьесами Островского, Добролюбов видит ее отличие в том, что она «производит впечатление менее тяжкое и грустное», что в ней «есть даже что-то освежающее и ободряющее». Эту особенность пьесы критик-демократ связывает с образом Катерины, характер которой «прежде всего поражает нас своею противоположностью всяким самодурным началам», «он сосредоточенно-решителен, неуклонно верен чутью естественной правды, исполнен веры в новые идеалы и самоотвержен в том смысле, что ему лучше гибель, нежели жизнь при тех началах, которые ему противны». В Катерине увидел критик веяние новой жизни, «протест против кабановских понятий о нравственности, протест, доведенный до конца, провозглашенный и под домашней пыткой и над бездной, в которую бросилась бедная женщина». Характер этот, сильный, отважный, самобытный является, по словам Добролюбова, «шагом вперед не только в драматургической деятельности Островского, но и во всей нашей литературе. Он соответствует новой фазе нашей народной жизни».

Премьера «Грозы» в Малом театре стала триумфом Островского. За эту пьесу ему была присуждена академическая премия, а через несколько лет еще одна -- за драму «Грех да беда на кого не живет». В 1863 году Островского избирают членом-корреспондентом Академии наук, впервые в истории русской литературы этой чести удостоился драматург. Словом, это было время наивысшего официального признания заслуг писателя, какого у него никогда уже не будет больше.

Через год и два месяца после «Грозы» появились, наконец, на сцене и «Свои люди -- сочтемся». 16 января состоялась премьера в Петербурге, 31 января -- в Москве, где Щепкин играл Большова, Садовский -- Подхалюзина. Успех московского спектакля превзошел все ожидания. Толпа студентов ожидала автора после спектакля и провожала, идя с двух сторон его саней, до самого дома.

В течение сорока лет Островский формировал репертуар русской сцены. Он написал сорок семь оригинальных пьес, несколько создал в соавторстве, делал переводы. Жизнь почти всей второй половины XIX века нашла отражение в его произведениях. Менялись общественно-политические ситуации, менялся с годами и сам драматург, неизменным оставалась его зоркость, чуткость к жизни, умение выразить ее движение через систему ху-дожественных образов.

В конце 1850-х--начале 1860-х годов Островский создал трилогию о Бальзаминове: «Праздничный сон -- до обеда», «Свои собаки грызутся, чужая не приставай», «За чем пойдешь, то и найдешь». Бальзаминов -- наивный и добрый малый, впитавший в себя идеалы своего мира, где правят деньги,-- в поисках богатой невесты попадает то в один дом, то в другой. И в пьесе оживает галерея персонажей, составляющих как бы коллективный портрет обывателей Замоскворечья, людей с убогими мечтами; застойная, неподвижная жизнь. И Бальзаминов, которому «все богатые невесты красавицами кажутся», а мечты не идут дальше голубого плаща на бархатной подкладке да дома с каменными львами, уже одним тем симпатичен, что откровенен, не носит никакой личины, простодушен и доверчив. Но, избрав его «героем», Островский еще сильнее подчеркнул убогость жизни, неодухотворенной никакой высокой целью.

Драматург рисует этот мир гоголевскими красками, прибегая к гиперболе, к гротеску. С трилогии о Бальзаминове появляются в его арсенале средства, уводящие произведение от бытовой достоверности к жанровой остроте, к образному преувеличению. И хотя за рамки быта он нигде не выходит, в целом ряде пьес в их пределах драматург достигает сатирической остроты.

Обращается Островский и к русской истории. Его перу принадлежит несколько хроник -- «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» (1861), о нижегородском ополчении, о народном герое Минине; «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» (1866), «Тушино» (1866), комедия в стихах «Воевода» («Сон на Волге»); «Комик XVII столетия»-- о первых театральных представлениях при дворе Алексея Михайловича, где говорится об общественной роли театра. Этой пьесой начинается тема актерства, которая займет большое место в творчестве драматурга.

Начиная с 1868 года Островский создает много произведений гневного, обличительного содержания: «На всякого мудреца довольно простоты», «Горячее сердце», «Бешеные деньги», «Лес», где обличительный пафос на-правлен не только на старое, умирающее, но и на новые, только нарождающиеся в жизни отношения, несущие в себе энергию уничтожения нравственности в современном обществе.

Жизнь персонажей «Мудреца» аморальна своей бесцельностью, бесполезностью. «Новые» идеи Городулина ничуть не лучше старых идей Крутицкого, морали Мамаева, «святости» Турусиной. Внутреннее родство этих людей -- в безнравственности; общество, которое они представляют, разлагает молодые умы, развивает в них цинизм.

Только это общество и могло родить такого героя, как Глумов, прибегающий для достижения цели к средствам весьма сомнительным -- к анонимным письмам, подкупу, сговору с Манефой, притворной влюбленности в Мамаеву. В хамелеонстве Глумова раскрывается его своеобразная талантливость, изобретательность, ум, характер, но все эти качества, объективно позитивные, оборачиваются пороками в порочном мире. Потерпев поражение, Глумов не теряет уверенности. «Я вам нужен, господа. Без такого человека, как я, вам нельзя жить»,-- заявляет он собравшимся изгнать его из своего общества «тузам». И люди, которые только что прочли о себе разоблачительные строки в его дневнике, готовы сменить гнев на милость, потому что без Глумова они действительно прожить не могут.

Премьера пьесы в Петербурге и в Москве в ноябре 1868 года прошла с огромным успехом.

В «Горячем сердце», рисуя нравы того же города Калинова, что был местом действия в «Грозе», Островский создал не просто остросатирические портреты Хлынова, Курослепова, Градобоева, но типы, за которыми встает социальное явление. Невольно возникающее сравнение с Диким и Кабанихой показывает, как далеко ушли за десять лет обитатели города Калинова и в са-модурстве, и в жестокости, и в дремучести своей. Растлевающая сила власти и денег превратила их в душевных мастодонтов, лишенных не только человеческих чувств, но и облика человеческого. Нравственные уроды правят миром, но вызывают они не страх, а насмешку. Островский недаром написал не трагедию и даже не бытовую комедию, а буффонную, где главным средством характеристик был гротеск.

Разложившемуся и выжившему из ума «темному царству» противопоставлены в пьесе люди с «горячими сердцами» -- прежде всего Параша и Гаврила, которые не заражены болезнями века и не подвластны корысти. Презрительное отношение к хозяевам жизни, открыто выражают дворник Силан и талантливый умелец Аристарх.

В «Лесе» драматург показал крах помещичьей усадьбы, тоже охваченной общим процессом разложения. Аморальности, скаредности, душевной черствости Гурмыжской автор противопоставил бессребреников -- актеров Несчастливцева и Счастливцева, отдающих все до последней копейки молодым людям Аксюше и Петру, которые не могут пожениться потому, что Гурмыжская и Восьмибратов никак не столкуются насчет приданого. Как и в «Горячем сердце», в «Лесе» соединяются сатирические и поэтические тона, драматические и комедийные, создавая сложную образную полифонию произведения.

Рисуя распад старых патриархальных отношений, Островский не миновал своим вниманием и новых деловых людей европейского толка, новые общественные отношения. Васильков в «Бешеных деньгах» -- наиболее яркое воплощение этого нарождающегося типа дельца, противопоставленного обнищавшему экономически и духовно дворянству. Островский изобразил нового человека жизненно достоверно, без героики и не без иронии. Это и Васильков, и Беркутов в «Волках и овцах», без труда прибирающий к рукам не только беспомощную в делах «овцу» Купавину, но и действующих по старинке провинциальных «волков» Мурзавецкую и Чугунова; и отличающаяся «беркутовской» хваткой Глафира из той же комедии. Да и Вожеватов с Кнуровым, не говоря уже о Паратове («Бесприданница»), совсем не похожи на тех купцов, которые появлялись в пьесах Островского прежде. Последнего «самодура» драматург показал в комедии «Не все коту масленица», да и тот грозен более на словах, чем на деле.

«Темное царство» обретало новые черты. Уголовная хроника, давшая русской литературе немало сюжетов, тщательно изучается и Островским, используется им для создания сатирических портретов, приближающих его пьесы по социальной остроте и обличительному пафосу к произведениям Салтыкова-Щедрина и Сухово- Кобылина.

«Волками и овцами» завершился цикл сатирических пьес Островского. Все они удачно прошли на сцене. В последующих его произведениях будут появляться отдельные образы, отличающиеся остротой, но в целом преобладающими в них окажутся иные краски, сближающие Островского с Тургеневым и с придущим через полтора-Два десятилетия в театр Чеховым. «Поздняя любовь», «Последняя жертва», «Бесприданница», «Таланты и поклонники», «Без вины виноватые», написанные в соавторстве с Н. Я. Соловьевым «Женитьба Белугина», «Дикарка», «Светит да не греет», другие -- безусловно несут в себе черты нового стиля.

Два последних десятилетия Островский работал очень интенсивно, создавая каждый год по пьесе, а то и по две. Но именно в эти годы, когда в его творчестве появились новые черты, когда его талант обрел масштаб и крепость, когда каждая пьеса его с нетерпением ожидалась театром и зрителями, печаталась в «Отечественных записках», приобретенных Некрасовым после закрытия «Современника», а после смерти писателя руко-водимых Салтыковым-Щедриным,-- именно в эти годы критика все чаще пишет об измельчании таланта драматурга, о его «безостановочном падении».

Однако истинное значение Островского определил И. А. Гончаров, который в день 35-летия его литературной деятельности писал драматургу: «Вы один достроили здание, в основание которого положили краеугольные камни Фонвизин, Грибоедов, Гоголь. Но только после Вас мы, русские, можем с гордостью сказать: у нас есть свой русский национальный театр. Он по справедливости должен называться театр Островского».

Каковы же особенности этого «театра Островского»?

Творчество драматурга принадлежало к обличительному направлению русской литературы, но общественное назначение писателя он видел не только в обличении мира отжившего и отживающего, но и в утверждении нового и нарождающегося. «Чтобы иметь право исправлять народ, не обижая его,-- писал драматург во время работы над пьесой «Бедность не порок»,-- надо ему показать, что знаешь за ним и хорошее; этим-то я теперь и занимаюсь, соединяя высокое с комическим». Этот принцип стал программным для драматурга. В его произведениях рядом с остросатирическими фигурами «темного царства» существует «особый мир» -- мир «горячих сердец», поборников добра и справедливости, простых людей, в которых воплотились извечные мечты и идеалы народа. Среди них самыми решительными и не-примиримыми были Катерина в «Грозе» и Жадов в «Доходном месте», которого не случайно сравнивали с Чацким.

Единственное произведение, где драматург показал гармоничный мир,-- «Снегурочка» (1873), «весенняя сказка», самая поэтичная и светлая пьеса Островского, где он выступил зачинателем нового жанра. Действие ее происходит в сказочной стране, где все живут по законам справедливости. Утверждая человеческую доброту и любовь, как чувства, преображающие людей, драматург показал их торжество над «сердечной остудой». Гибель Снегурочки -- не мрачная трагедия, а светлая, «весенняя» мелодия, ибо холодная дочь Деда Мороза узнала великое чудо любви, во имя которого и гибель прекрасна.

Один из главных законов театра Островского -- верность жизненной правде. Однако само понимание правды по сравнению с Гоголем у него изменилось, жизнь постигалась драматургом в иных параметрах и воплощалась на ином уровне достоверности. Островский избегал ситуаций экстремальных, в его пьесах -- обычные житейские события, обыкновенные люди, драмы которых корнями своими уходят в быт. Даже в предельных жанрах -- сатире и трагедии -- самые масштабные обобщения вырастали у него на обыденной основе и не выходили за рамки жизненной достоверности.

Творческий метод Островского не оставался неизменным: образы его становились все более углубленными и многогранными, жанровое решение все более сложным. Неизменным оставалось лишь отношение к языку, как главному выразительному средству, мастерство индивидуализированных речевых характеристик было у него виртуозным. В речи персонажа выражалось все -- его социальное положение, его личная конкретность, жанровые особенности произведения.

Театр Островского требовал новой сценической эстетики. Она родилась в Малом театре, с которым драматург был связан в течение сорока лет. Многие из его пьес шли в бенефисы актеров, для которых драматург их специально писал, уже в процессе работы учитывая индивидуальные особенности исполнителя, которому та или иная роль предназначалась.

Островский обязательно сам читал свои пьесы труппе. Когда начинались репетиции, драматург становился режиссером. В репетиционной работе он стремился к достижению «живой правды» -- правды характеров. Он помогал исполнителям найти нужный тон, в каждой пьесе особенный. Тон этот объединял разных по индивидуальностям актеров в мелодически, ритмически, интонационно организованный ансамбль. Проблема ансамбля волновала его и в более широком, общем смысле -- как единство взглядов, эстетики, школы. Он считал, что труппа «должна быть прежде всего слажена, сплочена, однородна». И, понимая, что такая труппа не может родиться сама, ее надо воспитать, он добивался создания актерской школы.

«Артистический кружок», организованный в 1865 году усилиями Островского, Садовского, Н. Рубинштейна,-- первое творческое объединение российских театральных деятелей -- одновременно «заменял театральную школу», воспитавшую много интересных актеров. Островский выступал здесь с чтением пьес, преподавал актерское мастерство.

Театр был постоянной заботой драматурга. Его многочисленные записки в дирекцию содержат ценные предложения по усовершенствованию репертуара, принципов организации труппы. Все они оставлены без внимания. Хотя дирекция и создавала время от времени комиссии с участием драматурга, практически она ни к каким переменам не стремилась. Назначенный за пять месяцев до смерти заведующим репертуарной частью Московских императорских театров, Островский, несмотря на активность в этой должности, сделать ничего не успел. Но он сделал главное -- завершил создание русского театра, который он считал «признаком совершеннолетия нации»

Размещено на Allbest.ru