Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО КУЛЬТУРЕ И КИНЕМАТОГРАФИИ

(РОСКУЛЬТУРА)

ФГОУ ВПО ЯРОСЛАВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕАТРАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ

КАФЕДРА ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВОЗНАНИЯ

Дипломная работа

на тему: «Счастливое возвращение» из короткого путешествия от Х.Л.Борхеса до Т.М.Янссон

Студента 4-го курса

заочно-вечерней формы

обучения (специальность: режиссер театра кукол)

Логинова Михаила Юрьевича

Научный руководитель:

Азеева Ирина Викторовна

Ярославль

2006

ПЛАН ПУТЕШЕСТВИЯ:

Выбор пути

От родного причала

Два геркулесовых столпа

Спасительный маяк

Странные странники

К счастливым берегам

Возвращение

Такелаж

«Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас». Ветхий Завет. Книга Екклесиаста или проповедника. Глава 1, строфы 9-10.

ВЫБОР ПУТИ

Многие искусствоведы говорили и говорят об ограниченном количестве «архетипических» сюжетов в искусстве (кто-то называет 10, кто-то 6). минимализм путешествие кантор авангардист

Современный латиноамериканский писатель Х.Л. Борхес побил в этом вопросе рекорд минимализма. Процитируем фрагменты его рассказа «Четыре цикла»:

«Историй всего четыре. Одна, самая старая - об укрепленном городе, который штурмуют и обороняют герои. […] Гомеру доведется пересказать эту легенду не первым… […]

Вторая, связанная с первой, - о возвращении. Об Улиссе, после десяти лет скитаний по грозным морям и остановок на зачарованных островах приплывшем к родной Итаке, и о северных богах, вслед за уничтожением земли видящих, как она, зеленея и лучась, вновь восстает из моря, и находящих в траве шахматные фигуры, которыми сражались накануне.

Третья история - о поиске. Можно считать ее вариантом предыдущей. Это Ясон, плывущий за золотым руном, и тридцать персидских птиц, пересекающих горы и моря, чтобы увидеть лик своего бога - Симурга, который есть каждая из них и все они разом. […]

Последняя история - о самоубийстве бога. Атис во Фригии калечит и убивает себя; Один жертвует собой Одину, самому себе, девять дней вися на дереве, пригвожденный копьем; Христа распинают римские легионеры.

Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их - в том или ином виде» Х.Л.Борхес, Сборник "Коллекция". Четыре цикла..

Борхес вообще известен нам как «великий провокатор». Вот и в данном случае, спровоцированные уверенностью его утверждения, мы бросаемся его опровергнуть или хотя бы проверить примерами и… оказываемся участниками увлекательного путешествия по «дорогам, закоулкам и тупикам» мировой культуры. Было бы, действительно, интересно «протоптать» все четыре предложенные Борхесом «тропки», найти как можно больше ярких примеров воплощения в разных временах и в разных культурах этих сюжетов. А затем поискать пятую тропу, шестую и т.д. В общем, «Сад расходящихся тропок».

Сегодня мы совершим небольшую «прогулку» лишь по второй «тропинке», задержав внимание на некоторых авторах и произведениях, развивающих тему «Возвращение Одиссея» в ХХ веке. Почему именно эту тему? Возможно, в силу личного пристрастия: если примеры воплощения остальных трех тем надо еще поискать, то с интерпретациями темы «Возвращения» автор данной работы встречается «на каждом шагу». Впрочем, пусть это будет морская прогулка (всё-таки «Одиссея») с краткими остановками на встречных островах.

ОТ РОДНОГО ПРИЧАЛА

Прежде, чем отплыть в литературно-театральное путешествие «на Запад», окинем беглым прощальным взглядом родную русскую словесность. Мы без труда обнаружим у русскоязычных авторов неизменный живой интерес к древнему мотиву «Одиссеи». Приведем лишь некоторые яркие цитаты.

«Золотое руно, где же ты, золотое руно?

Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,

И покинув корабль, натрудивший в морях полотно,

Одиссей возвратился, пространством и временем полный». О.Мандельштам. Собрание сочинений в четырех томах. Т. 1, с. 64.

«Мой Телемак, Троянская война

окончена. Кто победил - не помню. […]

Мне неизвестно, где я нахожусь,

что предо мной. Какой-то грязный остров,

кусты, постройки, множество свиней,

заросший сад, какая-то царица,

трава да камни… Милый Телемак,

все острова похожи друг на друга,

когда так долго странствуешь […]

Расти большой, мой Телемак, расти.

Лишь боги знают, свидимся ли снова. […]» Бродский И. Стихотворения, с. 130.

Впрочем, в творчестве Бродского, как и Мандельштама, античные образы и мотивы вообще занимают очень важное место. Приведем другие цитаты, без «эллинской специфики».

«Корабли постоят - и ложатся на курс, -

Но они возвращаются сквозь непогоду…

Не пройдет и полгода - и я появлюсь, -

Чтобы снова уйти на полгода». Высоцкий В. Сочинения в 2-х томах, Т.1, с. 124.

Эти строки подводят нас к обширнейшей теме русской лирики и городского фольклора «Моряки и их жены». Не будем углубляться, отметим лишь, что пока

«Увозят милых корабли,

Уводит их дорога белая…» Цветаева М.И. Стихотворения; Поэмы; Драматические произведения, с. 77.,

пока существуют причал и порт - теме обеспечена актуальность.

Мощное развитие в ХХ веке теме «Одиссей - Пенелопа» дала трагедия Второй Мировой (для нас - Великой Отечественной) войны. Здесь уместно вспомнить ставшую народной песню инвалида «Я был батальонный разведчик…» и множество авторских и анонимных песен конца 40-х на тему «Не дождалась!»

Но главным, «знаковым» произведением военных лет, имеющим отношение к нашей теме, стало, конечно, стихотворение 1941 года «Жди меня, и я вернусь…» Симонов К. Стихи и поэмы 1936-1954, с. 181.. Всю войну оно являлось настоящей молитвой, заклинанием, «оберегом» как для воюющих, так и для ждущих. И сегодня его строки не потеряли своей мощи. Для нашего дальнейшего путешествия важно отметить следующее:

«Жди меня, и я вернусь,

Всем смертям назло. […]

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой, -

Просто ты умела ждать,

Как никто другой» Симонов К. Стихи и поэмы… с. 181-182..

Эти яркие строки выводят нас на некую «универсальную формулу», применимую не только к военной ситуации и обеспечивающую, на наш взгляд, вечную актуальность теме «Путешествие и возвращение Одиссея».

(В дальнейшем мы будем рассматривать «путешествия», не обязательно связанные с военными походами).

Эта формула выглядит примерно так:

«Мужчина странствует (вынужденно или добровольно), встречается с трудностями, опасностями, делает открытия, приобретения, рискует, несет потери - одним словом, познает и осваивает мир, развивается (иногда развлекается).

Но залогом его безопасности, успешности и неуязвимости он хочет видеть Дом, где его всегда ждет Верная Женщина». Подчеркнем еще раз: «хочет видеть».

Мы не утверждаем, что так устроен мир и что это раз и навсегда установленный правильный порядок вещей. Да, мужчина - издревле воин, охотник, искатель и добытчик. Да, женщина - испокон веку хранительница очага.

Нам интересно, как в ХХ веке, в мирное время, уже являясь не воином и охотником, а часто «гулякой праздным», в лучшем случае, искателем Истины или приключений, мужчина упорно утверждает любимую модель: «Я путешествую - Она ждет».

«В густой траве пропадешь с головой.

В тихий дом войдешь, не стучась…

Обнимет рукой, оплетет косой

И статная скажет: «Здравствуй, князь.

Вот здесь у меня - куст белых роз.

Вот здесь вчера - повилика вилась.

Где был, пропадал? что за весть принес?

Кто любит, не любит, кто гонит нас?»

Как бывало, забудешь, что дни идут,

Как бывало, простишь, кто горд и зол.

И смотришь - тучи вдали встают,

И слушаешь песни далеких сел…

Заплачет сердце по чужой стороне,

Запросится в бой - зовет и манит…

Только скажет: «Прощай. Вернись ко мне» -

И опять за травой колокольчик звенит…» Блок А. Стихотворения. Поэмы, с. 323-324.

Романтично, не правда ли? Красиво, удобно и очень по-мужски. Нет нужды напоминать, что эти стихи написал отнюдь не капитан дальнего плавания, не воин и не постоянный участник кругосветных путешествий, а литературный, «кабинетный» человек, молодой, но уже обремененный браком. Мечты, мечты… Мужская сказка для мужчин…

Можно смело сказать: в основном певцы этой темы - мужчины.

Мне известно лишь одно русскоязычное произведение под названием «Пенелопа», написанное женщиной. Откроем эту книгу наугад:

«Если кто-то полагает, что мир полон Пенелоп, ткущих, прядущих, плетущих и вяжущих все двадцать лет, в течение которых их Одиссеи перебираются с островков, колонизированных кикиморами Цирцеями, в гроты, приватизированные уродинами Калипсо, они горько ошибаются». Маркосян-Каспер Г. Пенелопа: Роман, с. 296. Это утверждает героиня романа, наша современница, которая, несмотря на решительность слов, всё ждет и ждет…

Впрочем, есть еще одна женщина-писатель, являющая блестящее «неженское» исключение из правила. Но о ней и о ее варианте «сказки о Возвращении» - позже, в конце нашего путешествия…

ДВА ГЕРКУЛЕСОВЫХ СТОЛПА

Стоит отметить два «сказочных» момента, в «Одиссее», ставших в поздних интерпретациях проблемами.

Первый из них - особые отношения с категориями пространства и времени. Исследователи отмечают специфичность «хронотопа» гомеровских произведений. Пока Одиссей странствует, Пенелопа не стареет, а сам он, явившись домой в образе дряхлого бродяги, по воле Афины вмиг стряхивает с себя «камуфляж», а заодно и двадцать лет и является молодец молодцом. Вне сказки такие превращения, увы, невозможны.

«И все-таки ведущая домой

дорога оказалась слишком длинной,

как будто Посейдон, пока мы там

теряли время, растянул пространство». Бродский И. Стихотворения, с. 130.

Постоянная смена пространства, добровольные путешествия как попытки обмануть неумолимое время, хорошо известны в нашем веке. Взять хотя бы фокусы с авиа перелетами из «пояса в пояс», чтобы несколько раз встретить Новый год. Абсолютно очевидна сегодня и тщетность таких попыток: время не обманешь, от старости не убежишь. Пер Гюнт, этот Одиссей конца ХIХ века, хоть и возвращается к «счастливому финалу», но уже седым стариком и с осознанием невозвратно потерянной жизни.

«Те годы, что прожил, назад не придут.

Как страшно! А царство мое было тут». Ибсен Г. Драмы. Стихотворения, OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru

Второй «сказочный» момент «Одиссеи» - «счастливый финал» - тесно связан с первым. Полный «happy end» возможен, только если стряхнуть с себя груз потерянных 20 лет. И чем дальше от Гомера, чем ближе к нашему времени, тем яснее и грустнее осознание невозможности вполне «счастливого финала» этой сказки.

«Неторопливый, тебе эти строки шлет Пенелопа;

Не отвечай мне письмом - сам возвращайся, Улисс! […]

А Пенелопу твою, хоть оставил ее молодою,

Ты - спеши не спеши - дряхлой старухой найдешь». Овидий Публий Назон. Любовные элегии: Пер. с лат., с. 95-98.

Такой приговор счастливому финалу «Одиссеи» произнес в самом конце прошлой эры мужчина в возрасте около 40 лет, в «критическом возрасте» ясного осознания неумолимости времени.

А в 1943 году был написан еще один грустный вариант «Возвращения Одиссея».

«[…] Как пришел солдат

Во родимый дом,

Вся-то грудь в крестах,

Сам седой как лунь,

На крыльце стоит

Молода жена -

Двадцати годов

Словно не было.

Ни морщинки нет

На щеках ее,

Ни сединки нет

В косах девичьих […]» Симонов К. Стихи и поэмы... с. 109.

Русский солдат (вот, русская логика!), вместо того, чтобы радоваться не увядшей красе своей Пенелопы, упрекает жену за то, что время не властно над ней.

«[…] Видно, ты, жена,

Хорошо жила,

Хорошо жила,

Не состарилась! […]» Там же.

«Молодая жена» оказывается двадцатилетней дочерью солдата, они вместе плачут над могилой ее матери, умершей 4 года назад. Время неумолимо. «Happy end» невозможен. Все правильно.

«Масса историй на эту тему Бен Болта с его Алисой, тут и Энох Арден, и Рип ван Винкль, а может кто-нибудь еще вспомнит и Кривого О'Лири…» Дж. Джойс. Улисс, с. 428.

«Бен Болт» - популярная английская песня о моряке, вернувшемся к жене Алисе после двадцати лет странствий и узнавшем о ее смерти. «Энох Арден» (1864) - поэма Теннисона, герой которой, тоже моряк и тоже вернувшийся, находит жену замужем за другим и умирает с разбитым сердцем. «Кривой О'Лири» - баллада ирландца Джона Кигана (1809 - 1849) о старом волынщике, который возвращается после опять-таки двадцати лет отсутствия и опять-таки умирает…» Там же, с. 653.

«Неужели никто на свете не признает беднягу Рипа ван Винкля?» Сказки американских писателей. Вашинктон Ирвинг. Рип ван Винкль, с. 40.

Жизнь этого героя, проспавшего в горах 20 лет под действием волшебного напитка и вернувшегося домой не узнанным тоже бы кончилась плачевно, если бы его не признала выросшая дочь.

Вспоминается виденный мной лет 20 назад (опять 20 лет!) американский фильм «Возвращение Робин Гуда»: герой появляется в Шервудском лесу после долгой отлучки и принимается за прежние подвиги. Но - обрюзгший, потолстевший - то с коня упадет, то из лука промажет… Необходимый для американского кино «happy end» с оттенком светлой печали обеспечивает лишь непобедимая любовь к герою его возлюбленной - постаревшей, но прекрасной. Своей верной любовью женщина спасает героя от развенчания.

Наш корабль уже вышел из гавани и устремился на Запад, а впереди уже земля - остров знаменитого «Одиссея» второй половины XIX века, спасенного от бесславной смерти и живого до сих пор в нашей памяти, в основном, благодаря верности его «Пенелопы».

СПАСИТЕЛЬНЫЙ МАЯК

Если попросить нашего современника (не профессионала, но читателя и театрала) кратко пересказать содержание «Пера Гюнта», то в 9 случаях из 10 мы услышим следующее: «Это романтическая история о том, как молодой человек отправился искать счастья за тридевять земель, а любящая девушка осталась ждать его дома. Обойдя весь свет и потеряв драгоценные годы, он вернулся домой и понял, что счастье было рядом. Девушку звали Сольвейг». Других имен и подробностей, как правило, наш современник не помнит. Иногда вспоминают о «Пещере горного короля», немногие помнят имя матери Пера - Осе. Но ведь эта линия, как утверждает исследователь, вовсе не была главной для автора и его времени.

« […]Но в наибольшей мере широкое, общеевропейское, отнюдь не только норвежское звучание придает "Перу Гюнту" его уже подчеркнутая нами центральная проблема - проблема безличия современного человека, исключительно актуальная для буржуазного общества XIX века. Пер Гюнт умеет приспособиться к любым условиям, в которые он попадает, у него нет никакого внутреннего стержня. Безличность Пера особенно примечательна тем, что он сам считает себя особым, неповторимым человеком, призванным для необычайных свершений, и всячески подчеркивает свое, гюнтовское "я".

Но эта его особость проявляется лишь в его речах и мечтах, а в своих действиях он всегда капитулирует перед обстоятельствами. […] Главным в пьесе и для самого Ибсена, и для его скандинавских современников было беспощадное разоблачение всего того, что казалось священным национальной романтике. Многими в Норвегии и Дании "Пер Гюнт" был воспринят как произведение, стоящее за границами поэзии, грубое и несправедливое. Ганс Христиан Андерсен называл его худшей из когда-либо прочитанных им книг». В.Адмони. Генрик Ибсен и его творческий путь. OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru

Смею утверждать, что сегодня герой пьесы Ибсена, даже по внимательном прочтении, воспринимается нами, прежде всего, как мечтатель, по-детски любящий сказки - и этим он симпатичен и дорог нам. Разоблачения, развенчания героя, сатирические выпады по адресу «увядающего романтизма», циничного буржуазного общества, «безумной западной философии» и т.п., (очевидно, актуальные в конце XIX столетия), сегодня не находят живого отклика в читателе и безжалостно сокращаются театральными режиссерами. Пример тому - недавняя постановка «Пера Гюнта» в Кемеровском театре кукол режиссером Дмитрием Вихрецким. Фактически, его спектакль является красивой кукольной романтической иллюстрацией одноименной сюиты Эдварда Грига. Постановщик, на наш взгляд, «пошел на поводу» у композитора и в результате мало что добавил от себя. Впрочем, все мы знаем «Пера Гюнта» скорее «по Григу», чем «по Ибсену».

«[…] Э. Григ в высшей степени неохотно - по сути дела, только из-за гонорара - согласился написать музыку к пьесе и в течение ряда лет откладывал выполнение своего обещания. Притом в своей замечательной сюите, во многом обусловившей мировой успех пьесы, он чрезвычайно усилил романтическое звучание "Пера Гюнта". Что же касается самой пьесы, то чрезвычайно важно, что подлинный, высочайший лиризм присутствует в ней только в тех сценах, в которых нет никакой условной национально-романтической мишуры, и решающим оказывается чисто человеческое начало - глубочайшие переживания человеческой души, соотносящиеся с общим фоном пьесы как разительный контраст к нему. Это, прежде всего сцены, связанные с образом Сольвейг, и сцена смерти Осе, принадлежащие к самым трогательным эпизодам в мировой драматургии» Там же..

Целиком разделяем оценку, данную исследователем сцене смерти Осе, в которой проявляется трогательная любовь Пера к матери и к сказкам, объединяющим его с ней. Право же, за эту сцену мы готовы простить герою все его прошлые и последующие слабости и «гадости».

В сцене прощания Пера с Сольвейг перед началом его многолетней «Одиссеи» нам хочется процитировать момент, характерный для упомянутой нами «универсальной формулы».

«СОЛЬВЕЙГ: Ты только не долго!

ПЕР ГЮНТ: Терпенье, родная,

Но ты меня жди.

.СОЛЬВЕЙГ: (кивая ему вслед): Я живу ожидая» Перевод П. Карпа. .

Поразительно! Герой, фактически, бежит «куда глаза глядят», не желая «испачкать своей порочностью» чистоту Сольвейг. Вообще-то он бежит от крайне щекотливой ситуации близости к его «чистому гнездышку» жертв его прежних «грешков» - Женщины в Зеленом и Длинноногого Уродца, его собственного сына-выродка. Ситуация «еще та», и Пер очень по-мужски уходит от проблемы, не пытаясь решить ее на месте. И вот что примечательно: Пер не уверен, что вообще когда-нибудь вернется к Сольвейг, он «ретируется, не прощаясь», и при этом последнее, что говорит ей: «Но ты меня жди»!.. Комментарии излишни.

И Сольвейг ждет. Ее ожидание, ее Вера, Надежда и Любовь спасли не только Пера в конце жизни от бесславной «переплавки» в ковше Пуговичного Мастера, но и пьесу Ибсена от забвения потомков.

«Спи, мой мальчик, спи, дорогой,

Я твою колыбель качаю.

Мальчика держит в объятьях мать,

Дружно весь век они будут играть.

Мальчик приник к материнской груди.

На весь век его, боже, от зла огради!

Мальчик мой рядышком пробыл со мной

Весь свой век. А теперь он устал, мой родной.

Спи, мой мальчик, спи, дорогой,

Я твою колыбель качаю» Генрик Ибсен. Драмы. Стихотворения. .

Отметим это «превращение» невесты героя в его мать. Ведь чем так дорога мужчине во все века идея «Возвращения», как не сказочной возможностью в конце долгих странствий и мытарств, будучи обремененным несмываемыми грехами и невосполнимыми утратами, услышать материнское слово:

«Нет на тебе, мой бесценный, вины» Там же..

. . . . .

«А потом пройдут года, и, Вами брошенный,

Постаревший, жалкий и смешной,

Никому уже не нужный и изношенный,

Я, как прежде, возвращусь к себе домой.

И скажу с улыбкой жалкой и заученной:

«Здравствуй, чиженька, единственный и мой!

Ничего, что я усталый и замученный,

Одинокий, позабытый и больной.

Ты не плачь, не плачь, моя красавица,

Ты не плачь, женулечка-жена!

Наша жизнь уж больше не поправится,

Но зато ведь в ней была весна!..» Вертинский А.Н. Дорогой длинною… с. 301-302.

Автор этого варианта «Возвращения Одиссея», равно принадлежащий как русской, так и европейской культуре ХХ века, думается, более или менее осознанно всю жизнь эксплуатировал тему Ностальгии и Возвращения - и не прогадал. Несмотря на спорный уровень литературного вкуса многих песен Александра Вертинского, они всегда находили и находят самый горячий отклик в сердцах и странников, и домоседов, только мечтающих о странствиях.

СТРАННЫЕ СТРАННИКИ

Сильное волнение на море не дает нам сегодня возможности подойти к высоким крутым берегам, окруженным опасными подводными камнями, и мы проносимся мимо Острова Лемюэля Гулливера и многих-многих романов-путешествий, мимо туманного Острова Франца Кафки, мимо печального Берега Невозвращений, с которого нам машут «Эмигранты» Славомира Мрожека и русские генералы Хлудов и Чарнота,

«Смерти и горя мимо,

мимо Мекки и Рима…»

Пока ветер раздувает паруса, приглядимся чуть внимательней к фигуре нашего попутчика, «странного» художника ХХ века, точнее, к некоторым фигурам этого типа.

В 1944 году создатель краковского подпольного Независимого театра, тогда еще никому не известный режиссер-любитель Тадеуш Кантор поставил на сцене пьесу польского поэта Станислава Выспяньского «Возвращение Одиссея».

Мировая слава пришла к режиссеру намного позже, в 1975 году в связи с премьерой в краковских «Кшиштофорах» спектакля «Умерший класс». Сегодня имя Тадеуша Кантора - польского авангардиста сцены уверенно заняло свое место в истории мирового театра. Обратим внимание на эту яркую, «экзотическую» личность.

«В январе 1992 года Мечислав Порембский прочел в Центре творческих исследований Ежи Гротовского во Вроцлаве доклад под названием «Автобиография Тадеуша Кантора. Пространства - Стереотипы - Символы - Аллегории с реальностью». […] Порембский привел несколько примеров стереотипов в спектаклях Кантора, отметив среди прочего постоянно присутствующие в них фигуры […] странника-пилигримма…» Збигнев Осиньский «Кантор и Гротовский: два взгляда на театр».

Постоянную в творчестве Кантора идею Путешествия нельзя отделять от самой личности «принципиального авангардиста».

«…Он должен быть везде и во всем первым, единственным и самым главным. Кантора эта идея поглощала без остатка. Только этим можно объяснить, отчего он так часто повторял: « Это мое… Он у меня украл… Я был первым…» Список «воров», «укравших» его открытия и идеи, был длинным и с годами продолжал расти». Там же.

Стремление непременно и всегда быть первым, как и страх быть «обворованным» вообще характерны для авангардистов в искусстве. Достаточно вспомнить первые слова, с которыми Гордон Крэг набросился на Айседору Дункан, не успев еще с ней познакомиться:

«…Зачем вы украли мои идеи? Откуда вы достали мои декорации?» Айседора Дункан. Моя жизнь, с. 91.

Или вспомним, как по-детски боязливо прятал Казимир Малевич от «конкурента» Татлина свои «авангардные» работы накануне первой супрематической выставки. Авангардист - вечный, неутомимый странник-первооткрыватель и он же - вечный невольник своего пути, заложник страха потерять первенство, несчастный, которому негде и некогда «приклонить голову», втайне (часто неосознанно) тоскующий по Дому.

Исследователи творчества Тадеуша Кантора единодушно отмечают, что во многих его спектаклях идея Путешествия неразрывно связана с ностальгической идеей Возвращения. Это относится и к его «главному» спектаклю «Умерший класс», и к поздним постановкам, таким, как «Велеполе, Велеполе…» и «Я никогда сюда не вернусь!»

Обратившись к произведениям других ярких художников-новаторов ХХ века, мы без труда обнаружим в них постоянный мотив щемящей тоски по оставленному Дому. Андрей Тарковский («Зеркало», «Солярис», «Ностальгия»…), Ингмар Бергман («Фанни и Александр»), Федерико Феллини («Амаркорд», «Рим», «Маменькины сынки»…) Все перечисленные авторы с любовью и тоской осуществляют в своих фильмах невозможное Возвращение. Это сон, в котором Герой - опять мальчик, и еще нет ничего непоправимого, и Любимая Женщина превращается в Мать, совсем, как в финале пьесы Ибсена.

К СЧАСТЛИВЫМ БЕРЕГАМ

Мы не успели оглянуться, а уж на горизонте тот же рассказ Х.Л. Борхеса, отправивший нас в плаванье. Кстати, сейчас он не сулит нам «уютного причала и мягкой швартовки». Да и сможем ли мы вообще вернуться?

«В прошлом любое начинание завершалось удачей. Один герой похищал в итоге золотые яблоки, другому в итоге удавалось захватить Грааль. Теперь поиски обречены на провал» Х.Л.Борхес. Четыре цикла..

Еще в «Возвращении» 1946 года, в рассказе Андрея Платонова, Одиссей-Алексей сумел, стряхнув чары Цирцеи-Маши и преодолев разрушительную силу «освобожденных у родного берега ветров Эола» (подробностей о жизни семьи в его отсутствие), переступив через гнев и самолюбие, вернуться «на ту песчаную дорожку, по которой бежали ему вослед его дети». Платонов А.П. Избранные произведения: Рассказы. Повести, с. 444. Вернуться к надежде на счастливое продолжение жизни. И в пьесе Александра Володина «Пять вечеров» Одиссей-Пер (Ильин) после долгих лет мытарств и пяти вечеров «выяснения отношений», засыпает, счастливый, головой на коленях дождавшейся его Пенелопы-Сольвейг (Тамары).

А вот «многозвездный» фильм 200З года, снятый Андреем Звягинцевым - тоже «Возвращение» - вполне отвечает следующему утверждению Борхеса:

«Мы так бедны отвагой и верой, что видим в счастливом конце лишь грубо сфабрикованное потворство массовым вкусам. Мы не способны верить в рай и еще меньше - в ад». Х.Л.Борхес. Четыре цикла.

Нельзя в одну воду войти дважды. Герой фильма, вернувшийся домой после 15 лет отсутствия, так и не смог «вернуться» - канул в бездонную Лету… Встреча не состоялась.

По несчастью или к счастью,

Истина проста:

Никогда не возвращайся

В прежние места.

Даже если пепелище

Выглядит вполне,

Не найти того, что ищем -

Ни тебе, ни мне. Шпаликов Г.Ф. Пароход белый-беленький. Сборник стихов, с. 250.

Потому что вернувшийся из двадцатилетнего странствия - уже совсем не тот человек, что отправлялся в путь и даже не тот, кто скитался…

Уже завершена суровой сталью

Возмездья долгожданная работа,

И наконечники копья и дрота

Гнилую кровь соперников достали.

Наперекор морям и их владыке

Улисс вернулся к берегам желанным

Наперекор морям и ураганам

И богу брани в ярости и рыке.

Царица, успокоена любовью,

Уже, как раньше, делит изголовье

С царем, но где влачит судьбу земную

Тот, кто погожим днем и ночью темной

Бродил по миру, словно пес бездомный,

Никем себя прилюдно именуя. Борхес Х.Л. Собрание сочинений: Том 2, с. 602.

Неужели наше путешествие закончится печально? Ну, уж нет! Финал будет счастливым!

Вспомним последнюю сцену дипломного спектакля 2005 года 4 курса актерского отделения театра кукол ЯГТИ (мастера - В.В. и Е.Т. Борисовы), спектакля под названием «Сердце самурая». Несмотря на все трудности, невзгоды и ошибки, герой возвращается в семью, вновь обретает честное имя, место при дворе, подросшего сына… Кстати, и любимая девушка остается «при нем». А лучше всех в этой ситуации выглядит его жена - верная «Пенелопа», всё стерпевшая и дождавшаяся. Сказка! Мечта мужчины! Аплодисменты в зале!

Прибавит нам оптимизма и роман Г.К. Честертона «Жив-Человек». Приведем лишь несколько цитат из него.

«Дайте мне один раз взглянуть на мой старый кирпичный дом с другого конца горизонта, и я снова захочу войти в него!» Гилберт К. Честертон. Жив-Человек, с.115.

«- Это нехорошо, - сказала Розамунда, и подлинные слезы заблистали у нее на глазах, - нельзя вернуться к тому, что было.

- Я могу вернуться ко всему на свете, - сказал Майкл. - Могу и вас отнести на плечах». Там же, с. 39.

«Бывает ли с вами, - спросил он с неожиданной страстью, - бывает ли с вами, что вы стремглав убегаете из своего дома только для того, чтобы снова попасть туда? […] Но, черт побери, мы только этого и хотим: попасть туда, откуда мы пришли!»Там же, с. 112.

Честно говоря, на этом романе (на этом острове) стоило бы остановиться, дабы изучить его подробнее в связи с нашей темой, но…

Но на причале, в конечной точке путешествия нас ждет Женщина (и какая Женщина!) Недопустимо заставлять ее долго ждать!

ВОЗВРАЩЕНИЕ

«Однажды, давным-давно, случилось так, что Муми-папа без каких бы то ни было объяснений ушел из дому и даже сам не понял, почему он это сделал. […] Он вернется, - заявила Муми-мама. - Он ничего не сказал, потому что должен вскоре вернуться. Я уверена, что он вернется, когда запланировал. […] Муми-мама начала что-то вязать…» Туве Янссон. Невидимое дитя. Рассказы о муми-троллях, с. 28.

И будет вязать - распускать и снова вязать, пока муж не вернется. Совсем как Пенелопа ткет, «…Стремясь обмануть долготу нескончаемой ночи» Овидий Публий Назон. Любовные элегии, с. 95. и наглых женихов, захвативших дворец, Муми-мама вяжет, чтобы скрыть свое неуместное волнение.

«Муми-тролли никогда попусту не беспокоились друг о друге. Каждый готов был прийти на помощь, но все пользовались неограниченной свободой». Туве Янссон. Невидимое дитя. Рассказы о муми-троллях, с. 28.

Муми-папа путешествует с хатифнаттами, питающимися только электричеством (подобно лотофагам, питающимся только цветами), высаживается на остров, кишащий красными паучками, посещает много пустынных островов, наблюдает морских змеев и попадает в эпицентр грозовой бури. Но, главное, он совершает внутреннее путешествие в неосознанных поисках «случайно потерянного себя». И этот поиск венчается счастливым обретением.

«…Что же со мной? Я же не хатифнатт. Я - Муми-папа… Что я здесь делаю?» Там же, с. 43. «Муми-папа страстно желал оказаться на веранде своего дома со своей семьей. Внезапно он подумал, что, наверное, только там и возможно стать самым свободным и любящим приключения Муми-папой». Там же, с. 45.

Эту миниатюрную «Одиссею» подарила нам женщина с душой любопытного ребенка, сердцем заботливой матери и мудростью… (чуть не сказал «мужчины») нет, - большого художника. Жители ее маленькой «Счастливой долины» хорошо знают и о неумолимых законах великой природы, и о существовании рядом с ними других миров - миров «малявок» и великанов. Заглядывает в долину леденящая всё вокруг Морра, случаются и настоящие стихийные бедствия. Долину заливает наводнение, ее жителей сгоняет с насиженных мест угрожающая комета или огнедышащий вулкан, домик Филифьонки в щепки разносит Торнадо. Случается, кто-то уходит, просто устав от общества… Жизнь долины не такая уж безоблачно-сказочная.

«Янссон не скрывает от детей, что в мире есть голод, горе, смерть, одиночество». Там же, с. 27.

Но «…даже когда кажется, что земле грозит гибель, мама Муми-тролля печет торт». Брауде Л. Мама Муми-троллей. Предисловие к книге Янссон Т. Маленькие тролли и большое наводнение. Комета прилетает: Повести-сказки, с. 19.

Полагаю, в этой (женской!) позиции Т. Янссон один из секретов небывалой, причем не «дутой», а подлинной популярности ее творчества. Мир могут сотрясать катастрофы, мужчины могут бесконечно блуждать по пустыням безверия и лабиринтам пессимизма, а женщина печет торт, готовясь к «счастливому финалу».

В 1992 году, находясь в гостях у Туве Янссон, Людмила Брауде (переводчик большинства ее сказок) задала писательнице вопрос: «Кого из своих героев вы любите больше всего?» Брауде Л. Мама Муми-троллей, с. 34.

Туве Янссон ответила: «Снусмумрика, который мечтает быть свободным. Уходить и возвращаться когда захочется… Надо быть там, где хочется…» Там же.

Ее Снусмумрик, в каком-то смысле, «идеал мужчины» - суровый, немногословный, всегда с трубкой, в шляпе с пером, всегда в пути - эдакий «индейский вождь». К тому же, у него нежная душа, он - композитор и настоящий поэт! Как поэтично он формулирует образ своей новой мелодии: «…Ожидание, весенняя печаль и спокойствие - восторг одиночества». Туве Янссон. Невидимое дитя. Рассказы о муми-троллях, с. 97.

Обратим внимание, Т. Янссон (женщина!) больше всех героев любит Снусмумрика («настоящего мужчину»), который мечтает «уходить и возвращаться когда захочется». Но ее Снусмумрик (на деле, а не в мечтах) никогда не может переступить через тех, кто в нем нуждается. Не может, даже если хотел бы - и всегда возвращается!

Вот, как ему показалось, он походя обидел надоедливого Трясунчика, подвернувшегося ему на дороге - и дальнейший путь невозможен!

«Что-то на меня нашло, - решил Снусмумрик. - Злоба какая-то. Раньше со мной ничего похожего не случалось. Я, должно быть, заболел».Там же, с. 100.

И он бегом возвращается «поболтать» с Трясунчиком - загладить свою вину, успокоить совесть.

Вот в другой раз он уходит из долины «В конце ноября», забыв оставить прощальное письмо Муми-троллю. Уходит - и не может уйти: свобода не в радость, музыка не сочиняется! И Снусмумрик возвращается.

«Он понял, что пять тактов остались в Муми-дален и он найдет их, лишь когда вернется туда». Янссон Т. В конце ноября: Повесть-сказка / Пер. со швед. Н.Беляковой, с. 39.

Возвращением Снусмумрика в долину начинаются основные события повести «В конце ноября». Теневой спектакль Филифьонки под названием «Возвращение» становится кульминацией долгожданного праздника.

«Все смотрели и ждали. Медленно и тихо, будто шепот, зазвучала музыка Снусмумрика. И вот по белому полотну поплыла тень, черный силуэт корабля. […] Лодка медленно скользила по простыне, как по морю. Еще ни один корабль не плыл по воде так тихо и легко. […] Времени было достаточно, чтобы рассмотреть все подробно. Черные тени стали казаться разноцветными, силуэты будто бы зашевелились. Снусмумрик все время играл, и, когда музыка смолкла, все поняли, какая она была прекрасная. Семья возвратилась домой». Там же, с. 168.

Кончается эта последняя повесть замечательной сказочницы целым «букетом» благополучных возвращений. Снусмумрик опускает в почтовый ящик прощальное письмо Муми-троллю и возвращается в свое нормальное состояние - отправляется в дорогу. Хемуль и Филифьонка возвращаются по своим домам: для них пребывание в гостях оказалось серьезным путешествием - с приключениями, открытиями и победами над собой, своими предубеждениями, иллюзиями и страхами. Мюмла и Онкельскрут, переждав у общего очага смутное время осени, один - побунтовав, другая - повеселившись, тоже возвращаются каждый к своему естеству: Он - к старческой спячке, она - к беззаботным прогулкам. А маленький хомса по имени Тофт, наконец, дожидается семью, которая ему так необходима.

Благополучное Возвращение - один из очень важных мотивов в творчестве Туве Марики Янссон, писателя, женщины. Мы коснулись только некоторых ее сюжетов, где присутствуют реальные перемещения героев в пространстве. Но почти в каждой ее сказочной повести или рассказе есть «внутреннее», душевное, духовное странствие героя, всегда заканчивающееся обретением гармонии. Гармонии, которой так не хватает нам - мужчинам, которые сегодня «так бедны отвагой и верой…» Х.Л.Борхес. Четыре цикла.

Пенелопа ждет 20 лет, Сольвейг молитвой хранит и спасает Пера, а Муми-мама печет торт, готовясь к празднику Возвращения.

И это внушает нам Надежду, что несмотря ни на что, как говорит Хемуль, «Всё начинает налаживаться!». Янссон Т. В конце ноября: Повесть-сказка / Пер. со швед. Н.Беляковой, с. 45.

Счастливого пути всем странникам и счастливых возвращений!

ТАКЕЛАЖ (ЛИТЕРАТУРА):

1. Адмони В. Генрик Ибсен и его творческий путь. Генрик Ибсен. Драмы. Стихотворения. Библиотека Всемирной Литературы. М., "Художественная литература", 1972.

2. Блок А. Стихотворения. Поэмы. М., Худож. лит., 1978.

3. Борхес Х.Л. "Коллекция", СПб, "Северо-Запад", 1992.

4. Борхес Х.Л. Собрание сочинений в 4-х томах. 2-е изд., испр. - СПб: Амфора, 2005.

5. Брауде Л. Мама Муми-троллей. Предисловие к книге Янссон Т. Маленькие тролли и большое наводнение. Комета прилетает: Повести-сказки. - Спб.: Азбука, 1998.

6. Бродский И. Стихотворения. - Таллин: Александра. 1991; Ээсти раамат, 1991.

7. Вертинский А.Н. Дорогой длинною… - М.: Правда, 1990.

8. Ветхий Завет. Книга Екклесиаста или проповедника.

9. Высоцкий В. Сочинения в 2-х томах. - Екатеринбург: издательство «У-Фактория», 1998.

10. Джойс Джеймс. Улисс: Роман / Пер. с английского В. Хинкиса и С. Хоружего. - Москва: издательство «Республика» 1993.

11. Дункан Айседора. Моя жизнь. М., 1992.

12. Ибсен Г. Драмы. Стихотворения. Библиотека Всемирной Литературы. М., "Художественная литература", 1972. OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru

13. Ирвинг Вашингтон. Рип ван Винкль. В сборнике «Сказки американских писателей» - С-Пб., Лениздат. 1992.

14. Мандельштам О. Собрание сочинений в четырех томах. М.: ТЕРРА, 1991.

15. Маркосян-Каспер Г. Пенелопа: Роман. - М.: ООО «Издательство АСТ», 2001.

16. Овидий Публий Назон. Любовные элегии: Пер. с лат. - Харьков: Фолио; М., ООО «Издательство АСТ», 2000.

17. Осиньский Збигнев «Кантор и Гротовский: два взгляда на театр». Журнал «Театральная жизнь», № 8, 2001 год.

18. Платонов А.П. Избранные произведения: Рассказы. Повести. - М.: Мысль, 1983.

19. Симонов К. Стихи и поэмы 1936-1954. - М., Худож. лит., 1955.

20. Цветаева М.И. Стихотворения; Поэмы; Драматические произведения. - М.: Художественная литература, 1990.

21. Честертон Гилберт К. Избранные произведения в трех томах. Том 2. - М.: Художественная литература. 1990.

22. Шпаликов Г.Ф. Пароход белый-беленький. Сборник стихов. - М.: ЗАО Изд-во «ЭКСМО - ПРЕСС» 1999.

23. Янссон Т. В конце ноября: Повесть-сказка / Пер. со швед. Н.Беляковой. - Спб.: Азбука, 1999.

24. Янссон Т. Невидимое дитя. Рассказы о муми-троллях / Перевод А. Фредерикса. - Ленинград: «Экополис и культура», 1990.

Размещено на Allbest.ru