"Несвоевременные мысли" М. Горького

Размещено на http://www.allbest.ru/

Реферат на тему

«Несвоевременные мысли» М. Горького.

Выполнила:

Родионова Лидия Николаевна

Студентка группы 1Ф курс

Руководитель:

Гусынина В.М.

“Новая жизнь”, где и печатал регулярно на первой полосе статьи и фельетоны под общей рубрикой “Несвоевременные мысли”.

Нужно отметить, что поначалу между редакцией “Новой жизни” и большевиками было полное согласие, и когда в июле 1917 года цензурой временного правительства были закрыты “Правда” и “Рабочий путь”, “Новая жизнь” предложила им публиковать материалы на своих страницах. Но накануне Октябрьской революции и после нее, по мере того, как в ленинской партии утверждались диктаторские устремления, “Новая жизнь” стала отходить от большевистских позиций, а затем и выступила против Октябрьской революции, считая ее преждевременной. Так за неделю до революции, 18 октября 1917 года, “Новая жизнь” напечатала заметку Л. Каменева, который от своего и Г. Зиновьева имени заявил протест против готовившегося вооруженного захвата власти большевиками. Ленин назвал эту заметку штрейкбрехерской и требовал исключения из партии ее авторов.

Когда был заключен Брестский мир, газета опубликовала статью Н. Суханова “Капитуляция”. Действие ее было таковым, что комиссар Петрограда сообщил Горькому, что газета будет закрыта, а члены редколлегии преданы суду. Сделав дипломатический шаг (Суханов выразил свое мнение и редколлегия с ним не согласна), газета отсрочила приговор на несколько месяцев, хотя и вызвала на себя огонь большевистских изданий. С 4 ноября по 31 декабря 1917 года “Правда” четырежды выступила с критикой “Новой жизни”, называя Горького “гробокопателем революции”. Грубой и недвусмысленной была и статья И. Сталина, где автор прямо угрожал Горькому: “Русская революция ниспровергла немало авторитетов… Их, этих “громких имен”, отвергнутых революцией, - целая вереница… Мы боимся, что Горького потянуло к ним, в архив. Что же, вольному воля… Революция не умеет ни жалеть, ни хоронить своих мертвецов…”.

Позицию, занятую “Новой жизнью”, итальянский исследователь Дж. Пачини характеризует таким образом: “Редакция газеты, с Горьким во главе, завязала упорный бой с большевиками в защиту демократии. Вследствие этого газета была сначала жестоко осуждена большевистскими газетами и журналами, потом временно прекращена (в феврале и июне 1918 г.) и, наконец, окончательно запрещена в июле того же года” (23; 201).

“Газета была открыта после февральской революции и закрыта после Октябрьской,- пишет по этому поводу Г. Митин.- Путевку в жизнь ей дал Горький, а ордер на ее арест - Ленин. Не помогло даже личное письмо писателя к вождю!” (17; 29).

Казалось бы, такое отношение большевиков к Горькому и его газете должны были отторгнуть писателя от Ленина и его партии еще дальше, но как это, ни покажется странным, снова начинается сближение. Через несколько дней после покушения Каплан на Ленина Горький заявил Луначарскому, что террористические акты против вождей советской республики “побуждают его окончательно вступить на путь тесного с ними сотрудничества”. В октябре 1918 г. “Красная газета” с радостью сообщала: “К рабочему классу вернулся его любимый сын. Максим Горький снова наш”.

И в то же самое время, в 1918 г., Горький издает две книги, вобравшие в себя всю новожизненскую публицистику писателя. Одна из них - “Несвоевременные мысли” - с подзаголовком “Заметки о революции и культуре” была выпущена в Петрограде незначительным тиражом и в течение 70 лет была обречена на “спецхран”. Лишь в 1988 г. в пределах России она снова увидела свет в журнале “Литературное обозрение”. Вторая книга - “Революция и культура” - была издана в Берлине, но до сих пор не переиздавалась, вследствие чего остается неизвестной рядовому читателю.

Г. Митин считает “Несвоевременные мысли” “уникальной во всей истории русской литературы, единственной великой книгой, возникшей из коротких газетных откликов писателя на злобу дня” и определяет их жанр как “репортаж под дулом “Авроры” (17; 29 ).

Рассмотрим некоторые темы горьковской публицистики 1917-1918 годов.

Накануне Октябрьской революции, 18 октября 1917 года, когда стали распространяться слухи о готовящемся выступлении большевиков, Горький опубликовал статью “Нельзя молчать”, в которой изобразил наиболее вероятный ход событий: “Значит - снова грузовые автомобили, тесно набитые людьми с винтовками и револьверами в дрожащих от страха руках, и эти винтовки будут стрелять в стекла магазинов, в людей - куда попало!.. Вспыхнут и начнут чадить, отравляя злобой, ненавистью, местью, все темные инстинкты толпы, раздраженной разрухою жизни, ложью и грязью политики - люди будут убивать друг друга, не умея уничтожить своей звериной глупости”.

В конце заметки Горький, обращаясь к ЦК большевиков, обязывал его опровергнуть слухи о выступлении 20 октября и далее настаивал: “Он должен сделать это, если он действительно является сильным и свободно действующим политическим органом, способным управлять массами, а не безвольной игрушкой настроений одичавшей толпы, не орудием в руках бесстыднейших авантюристов или обезумевших фанатиков”.

На статью М. Горького язвительной и оскорбительной заметкой ответил И. Сталин.

Уже после состоявшейся революции Горький публикует заметку “К демократии”, в которой, невзирая на долголетнюю дружбу с Лениным, дает ему и его соратникам нелицеприятнейшую характеристику: “Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия.

Слепые фанатики и бессовестные авантюристы сломя голову мчатся, якобы по пути “социальной революции” - на самом деле это путь к анархии, к гибели пролетариата и революции.

На этом пути Ленин и соратники его считают возможным совершать все преступления, вроде бойни под Петербургом, разгрома Москвы, уничтожения свободы слова, бессмысленных арестов…

Рабочий класс не может не понять, что Ленин на его шкуре, на его крови производит только некий опыт, стремится только донести революционное настроение пролетариата до последней крайности и посмотреть - что из этого выйдет?..

Ленин не всемогущий чародей, а хладнокровный фокусник, не жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата”.

Интересно отметить, что с такой же оценкой происходящих в стране событий в 30-е годы обращался с письмом в Совнарком и академик И.П. Павлов: “…То, что вы делаете, есть, конечно, только эксперимент и пусть даже грандиозный по отваге… и… как всякий эксперимент, с неизвестным пока окончательным результатом. Во-вторых, эксперимент страшно дорогой (и в этом суть дела). С уничтожением всего культурного покоя и всей культурной красоты жизни…”.

К личности Ленина Горький возвращается еще раз в заметке от 10 ноября 1917 г. “Вниманию рабочих”: “Ленин, конечно, человек исключительной силы; 25 лет стоял в первых рядах борцов за торжество социализма, он является одною из наиболее крупных и ярких фигур международной социал-демократии; человек талантливый, он обладает всеми свойствами “вождя”, а также и необходимым для этой роли отсутствием морали и чисто барским, безжалостным отношением к жизни народных масс… Он считает себя вправе проделать с русским народом жестокий опыт, заранее обреченный на неудачу… Он работает как химик в лаборатории, с тою разницей, что химик пользуется мертвой материей (…), а Ленин работает над живым материалом и ведет к гибели революцию”.

26 октября 1917 г. в числе других буржуазных газет была закрыта и газета “Речь”. Горький, считая такие действия противоречащими демократии, выступил со словами: “Я нахожу, что заткнуть кулаком рот “Речи” и других буржуазных газет только потому, что они враждебны демократии - это позорно для демократии…

горький несвоевременный публицистика

Лишение свободы печати - физическое насилие, и это недостойно демократии”.

Интересно отметить, что в “Несвоевременных мыслях” у Горького наблюдаются некоторые явные созвучия с Достоевским, писателем, с которым он еще задолго до революции и после нее спорил и которого ниспровергал неоднократно. Но вот в самый период революции точки зрения двух писателей сошлись. Об этом свидетельствует прямая цитация “Бесов” Достоевского: “Владимир Ленин вводит в России социалистический строй по методу Нечаева - “на всех парах через болото”. И Ленин, и Троцкий, и все другие, кто сопровождает их к гибели в трясине действительности, очевидно, убеждены вместе с Нечаевым, что “правом на бесчестье всего легче русского человека за собой увлечь можно”.

Обнаруживаются созвучия и не столь прямые. В “Бесах” Достоевский представляет будущий социализм сплошным уравнением прав, обязанностей и талантов. Вот как излагают герои Достоевского принципы нового общества: “Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов. Высокий уровень наук и талантов доступен только высшим способностям, не надо высших способностей!.. Мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство…”

Казалось бы, совершенно абсурдный прогноз, который никогда и ни при каких обстоятельствах не может быть осуществлен. Но вот из воспоминаний Ф.И. Шаляпина узнаем о пренебрежительном отношении некоторых коммунистов к выдающимся людям. Так, большевик Рахья заявлял, что талантливых людей надо резать. На вопрос “Почему?” тот отвечал, что “ни у какого человека не должно быть никаких преимуществ над людьми. Талант нарушает равенство”.

“Несвоевременные мысли” констатируют: что “Батальонный Комитет Измайловского полка отправляет в окопы 43 человека артистов, среди которых есть чрезвычайно талантливые, культурно-ценные люди”, не знающие воинской службы и не обучавшиеся строевому делу, не умеющие даже стрелять. Горький возмущен таким фактом, потому что он убежден: посылать на фронт талантливых художников - “такая же расточительность и глупость, как золотые подковы для ломовой лошади”, “смертный приговор невинным людям”.

Таким образом, Горький, “учась у практики, у реального опыта, будто заново открывает те психологические черты революции, которые исчерпывающе и бесстрашно показаны в “Бесах” (32; 163).

Но более всего Горького пугает и поражает то, что революция не несет в себе признаков духовного возрождения человека, не делает людей честнее, прямодушнее, не повышает их самооценки и моральной оценки их труда, сохраняет бюрократизм и произвол: “Разная мелкая сошка, наслаждаясь властью, относится к гражданину как к побежденному… Орут на всех, орут как будочники в Конотопе или Чухломе. Все это творится от имени “пролетариата” и во имя “социальной революции”, и все это является торжеством звериного быта, развитием той азиатчины, которая гноит нас… “Новое начальство” столь же грубо, как старое, только еще менее внешне благовоспитанно. Орут и топают ногами в современных участках, как и прежде, орали. И взятки хапают, как прежние чинуши хапали, и людей стадами загоняют в тюрьмы. Все старенькое, скверненькое пока не исчезает”.

И Горький делает вывод: “Это плохой признак: он свидетельствует о том, что совершилось только перемещение физической силы, но это перемещение не ускоряет роста духовных сил”. В данном замечании Горький смыкается уже с другим титаном русской литературы - Л.Н. Толстым, в 1898 г. записавшем в дневник: “Если бы даже случилось то, что предсказывает Маркс, то случилось бы только то, что деспотизм переместился бы. То властвовали капиталисты, а то будут властвовать распорядители рабочих”. Как свидетельствует хроника А.М. Горького, и предсказание Л.Н. Толстого оправдалось полностью.

В предисловии к книге “Несвоевременные мысли”, переизданной в 1990 г., С. Михайлова отмечает, что в ней в полной мере раскрываются “кричащие противоречия, которые были характерны и для самой жизни, и для автора, реализм, романтизм и откровенный утопизм… ” (18; 4).

Замечание это верное. Если, например, в таких словах: “Рабочий класс должен знать, что чудес в действительности не бывает, что его ждет голод, полное расстройство промышленности, разгром транспорта, длительная кровавая анархия, а за нею - не менее кровавая и мрачная реакция” выражается ясный, реалистический взгляд на действительность; если в другой фразе: “Наука - наиболее грандиозное и поразительное изо всех безумств человечества, это самое возвышенное безумство его!” ощущается романтический порыв Горького, то с той же очевидностью проявляется и его утопизм: “Страстно верю, что близок день, когда нам тоже кто-то очень любящий нас, кто умеет все понять и простить, крикнет:

- Встаньте, мертвые!

И мы встанем. И враги наши будут побеждены. Верю”.

Говоря об особенностях “Несвоевременных мыслей”, хотелось бы отметить, что они были чрезвычайно кстати и своевременны не только в период семнадцатого-восемнадцатого годов, но и для нашего времени. Отдельные страницы, полные национальной самокритики и критики в адрес правительства, настолько перекликаются с нынешней эпохой, что создается впечатление, будто написаны они вчера или сегодня. Например:

“Конечно, “кто ничего не делает - не ошибается”, но у нас ужасно много людей, которые, что, ни сделают - ошибаются”.

Или: “Всякое правительство - как бы оно себя ни именовало - стремится не только “управлять” волею народных масс, но и воспитывать эту волю сообразно своим принципам и целям…

Правительство всегда и неизбежно стремится овладеть волею масс, убедить народ в том, что оно ведет его по самому правильному пути к счастью.

Эта политика является неизбежной обязанностью всякого правительства; будучи уверенным, что оно разум народа, оно побуждает позицией своей внушать народу убеждение в том, что он обладает самым умным и честным правительством, искренно преданным интересам народа”.

И наконец: “Следует, не боясь правды, сказать, что и нас похвалить не за что. Где, когда и в чем за последние годы неистовых издевательств над русским обществом в его целом, - над его разумом, волей, совестью, - в чем и как обнаружило общество свое сопротивление злым и темным силам жизни? Как сказалось его гражданское самосознание, хулигански отрицаемое всеми, кому была дана власть на это отрицание? И в чем, кроме красноречия и эпиграмм, выразилось наше оскорбленное чувство собственного достоинства?”

Среди возвращенной литературы “Несвоевременные мысли” занимают особое место. Им посвящены статьи Г. Митина, Л. Сараскиной, Л. Резникова, В. Лазарева, А. Газизовой, Л. Егоровой, П. Басинского, О. Александровича, Э. Шевелева и других. В истолковании “Несвоевременных мыслей” можно увидеть две тенденции. В одной авторы делают акцент на критике Горьким русского народа, который в силу своей культурной отсталости и анархии не смог воспользоваться завоеванной свободой. Л. Аннинский, утрируя эту сторону “Несвоевременных мыслей”, выводит из нее даже любовь Горького к… чекистам. Другие подчеркивают критику тех, кто исказил и скомпрометировал социалистические идеалы кровавым шабашом. Можно согласиться с теми, кто считает “Несвоевременные мысли” Горького несомненным, нравственным и гражданским подвигом, полагает, что писатель оценивает происходящее по законам совести и морали, а не по правилам политической борьбы и революционного насилия… “Вся публицистика Горького этого периода - это отчаянный крик, страшная боль, смертельная тоска - не по убитому старому, а по убиваемому новому”. Л. Сараскина, кому принадлежат приведенные выше слова, характеризует “Несвоевременные мысли” как “литературный и человеческий документ исторической важности”, запечатлевший “феномен духовного сопротивления насилию со стороны писателя и общественного деятеля, долгие годы утверждавшего торжество “бури”… В разгар “бури” Горький… выступил с проповедью ненасилия… Его проповедь мира, добра и милосердия, его страстное стремление не замарать невинной кровью святое дело свободы в высшей степени поучительны”.

Размещено на Allbest.ru