Эволюция образа лирической героини в лирике А. Ахматовой

В этом сером будничном платье,

На стоптанных каблуках…

Она готова к предельной близости, готова предстать перед избранником такой, какая есть, она признает его победу, ибо понимает, «какую власть имеет человек, // который даже нежности не просит!».

Эта страсть стала слепой, она ведет героиню к саморазрушению. Высокие покровители пытаются достучаться до нее:

... И кто-то, во мраке дерев незримый,

Зашуршал опавшей листвой

И крикнул: «Что сделал с тобой любимый,

Что сделал любимый твой!..»

Отрывок 1912

Но сердечный недуг в конце концов обрывается тогда, когда действительно задето и самолюбие, и женская гордость лирической героини. С содроганием она, наконец, понимает суть своего возлюбленного:

О, я знаю: его отрада -

Напряженно и страстно знать,

Что ему ничего не надо,

Что мне не в чем ему отказать.

Гость 1914

А ведь эти черты так свойственны были ей самой когда-то! Она словно говорит сама себе - довольно, и вот уже по-другому звучит ее голос, решительно и категорично:



Не будем пить из одного стакана

Ни воду мы, ни красное вино!

И вот уже нечто, похожее на язвительную насмешку, вырывается из ее уст в его адрес:

Будешь жить, не зная лиха,

Править и судить,

Со своей подругой тихой

Сыновей растить.

Наконец-то лирическая героиня почувствовала былую силу! Изменило ли ее это испытание, стала ли она добрее в любви, искреннее? Похоже, что нет: «Мальчик сказал мне: «как это больно! // И мальчика очень жаль» Она по-прежнему разрушитель человеческих сердец! Опять, тот, кто ее любит, обречен на смерть. Мы видим, что лирическая героиня понимает теперь разрушительную силу земной любви, возвращается к своим духовным истокам: все чаще в стихах звучит мотив покаяния:

Дал Ты мне молодость трудную.

Столько печали в пути.

Как же мне душу скудную

Богатой Тебе принести?

Долгую песню, льстивая,

О славе поет судьба.

Господи, я нерадивая,

Твоя скупая раба.

Ни розою, ни былинкою

Не буду в садах Отца.

Я дрожу над каждой соринкою,

Над каждым словом глупца.

19 декабря 1912

Она обращается к Богу, идет от невзгод в Божий дом и там действительно находит утешение:

Я научились просто, мудро жить,

Смотреть на небо и молиться Богу…

Находит прощение, осознает свою духовную и творческую задачу:

Исповедь

Умолк простивший мне грехи.

Лиловый сумрак гасит свечи,

И темная епитрахиль

Накрыла голову и плечи.

Не тот ли голос: «Дева! встань...»

Удары сердца чаще, чаще

Прикосновение сквозь ткань

Руки, рассеянно крестящей.

И теперь вновь для нее открыты небеса, ей вернули внутреннее зрение. И теперь лирическая героиня прощает прошлое и отпускает его: «Я вижу стену только - и на ней // Отсветы небесных гаснущих огней» Земное - стена, но это не помеха для лирической героини. Тот, кто способен видеть высокое, может увидеть его через любые стены и преграды.

Обретя душевное равновесие, лирическая героиня вновь способна испытывать светлые чувства к тем, кто так же, как она, посвятил свою жизнь Музе, служению искусству. В сборнике «Вечер» это был ее «мраморный двойник», «смуглый отрок», Александр Пушкин, с которым лирическая героиня разминулась в веках, а в «Четках» это ее современник, Александр Блок, к которому можно даже прийти в гости!

Какой солнечный ритм у этого стихотворения, какие жизнеутверждающие метафоры: малиновое солнце, ясный взгляд, и ни одного разрушающего символа.… В центре изображения - взгляд поэта, да такой, что даже трудно подобрать для него слова! А ведь глаза - это зеркало души.

У него глаза такие,

Что запомнить каждый должен;

Мне же лучше, осторожной,

В них и вовсе не глядеть.

Лирическая героиня боится смотреть в глаза Блоку - боится влюбиться, помешать тому душевному взаимодействию, тому творческому диалогу, который очень дорог для нее: «Но запомнится беседа…», и это - истинное счастье и наслаждение…

Завершает сборник «Четки» очень короткое стихотворение:

Простишь ли мне эти ноябрьские дни?

В каналах приневских дрожат огни.

Трагической осени скудны убранства.

Что это? Обращение к себе самой, подведение итогов, анализ прошлого? А может быть, это предвидение тех испытаний и невзгод, которые ждут ее впереди?

в) «Белая стая»

«Идейно-художественное отличие «Белой стаи» от «Вечера» и «Четок» интерпретировалось в критике как переход Ахматовой от интимной лирики к гражданской. Думается, что переориентация ахматовской лирики, ее открытость «городу и миру» связана с изменением авторской картины мира…» - так писал исследователь творчества А. Ахматовой Кихней Л.Г (Кихней Л.Г. Поэзия Анны Ахматовой. Тайны ремесла. - М., 1991. - С. 174 ). И действительно, в этом сборнике с предельной ясностью зазвучали гражданские мотивы, но не только. Тема поэта и поэзии также занимает значительное место в «Белой стае». Есть и любовная линия, но она уже звучит не так мучительно, как прежде: лирическая героиня отпускает былое, прощает и себя, и тех, кого она любила, кто ее любил.

На наш взгляд, основной лейтмотив сборника - духовность, обращение к богу, внутренний диалог лирической героини с высшими силами. Отсюда, скорее всего, и название «Белая стая», ведь белый цвет - это цвет чистоты, цвет духовности. Не менее значим и второй символ названия книги - стая птиц: «Птица… - символ свободы (идеи отделения духовного начала от земного), души…, символ непреходящего духа, божественного проявления, возможности входить в высшее состояние сознания, мысли…Стаи птиц являются магическими или сверхъестественными силами, связанными с богами и героями… Птиц связывают с мудростью, интеллектом и быстротой мысли».

Одним, словом, нравственный выбор лирической героини понятен, земное начало побеждено духовным: «Слаб голос мой, но воля не слабеет // Мне даже легче стало без любви. // Высоко небо, горный ветер веет, // И непорочны помыслы мои» В лирической героине теперь преобладают такие черты, как внутренние спокойствие и величавость, христианское милосердие, религиозность. Нельзя сказать, что она постоянно обращается к богу, таких стихотворений, целиком посвященных именно этой теме, в сборнике практически нет. Однако идея христианского милосердия и покаяния, подобно солнечным бликам, играет почти на каждом стихе: «…как сделался каждый день поминальным днем, - начали песни слагать // О великой щедрости Божьей». Теперь у ее Музы рука «божественно спокойна…», и все же она просит у Бога: «позволь мне миру подарить // То, что любви нетленней»; она просит благословления и для тех, кто преломит плоды ее творчества в своем жизненном опыте: «Я только сею. Собирать // Придут другие. Что же! // И жниц ликующую рать // Благослови, о Боже! « В минуту душевных сомнений она вновь обращается к небесам: «Дай мне выпить такой отравы, // Чтобы сделалась я немой!» или: «Я так молилась: Утоли // Глухую жажду песнопенья!»

Лирическая героиня сделала шаг к людям, она уже пытается выйти за пределы себя, перешагнуть границы собственных чувств и помыслов. Однако это ей удается пока еще плохо: легче быть одной. Земной мир для нее - все еще боль, поэтому она стремится к уединению:

Так много камней брошено в меня,

Что ни один из них уже не страшен,

И стройной башней стала западня,

Высокою среди высоких башен.

Уединение 6 июня 1914

Сбросив с себя оковы страсти, лирическая героиня пытается осознать, в чем же заключается миссия поэта. Смутно понимая, в чем состоит ее долг, она боится такой тяжкой ноши:

Иди один и исцеляй слепых,

Чтобы узнать в тяжелый час сомненья

Учеников злорадное глумленье

И равнодушие толпы.

В течение всего художественного времени книги, лирическая героиня совершает напряженную внутреннюю работу по приятию этой задачи: тяжек крест, но иного не дано.

Она учится жертвенности, и здесь вновь звучит христианская философия всепрощения и любви к ближнему. Именно здесь берут начала те гражданские мотивы, которые многие исследователи выделяют как главные в «Белой стае». Конечно, эта точка зрения формировалась в эпоху советского литературоведения, и это многое объясняет. Мы считаем, что гражданственность лирики Анны Ахматовой есть новый виток развития ее религиозности. Другой причиной возникновения этих мотивов является конкретная историческая эпоха, такие события, как революция, гражданская война.

В гражданской лирике происходит естественный переход субъективного начала «Я» к коллективному «Мы»: «Думали, нет у нас ничего…», «Мы на сто лет состарились…», но это пока еще только начало развития самого высокого из человеческих чувств - патриотизма. Все-таки, лирическая героиня переживает общую катастрофу по-женски, как мать, как любимая:

Для того ль тебя носила

Я когда-то на руках,

Для того ль сияла сила

В голубых твоих глазах?

На Малаховом кургане

Офицера расстреляли…

Впервые в этом сборнике зазвучала тема материнства: «Доля матери - светлая пытка».

В «Белой стае» лирическая героиня по-прежнему верна теме любви, но теперь эта тема преломляется сквозь доминирующие черты духовности и религиозности. Она может сказать былому: «Прощу…».

Приходит ощущение окончательной потери сокровенной любви - лирическая героиня прощается с нею:

Он никогда не придет за мною,

Он никогда не вернется, Лена.

Умер сегодня мой царевич.

Сколько боли в этих сдержанных словах!

Все дорогие и любимые люди, которых забрало время, - сохранены в памяти, и другого не дано:

Тяжела ты, любовная память!

Мне в дыму твоем тлеть и гореть…

Теперь, когда она обрела мудрость, когда она полна веры, когда понимает, что такое терпение, что главный закон бытия - прощение, - теперь она могла бы любить по-другому тех, кого подарила ей судьба. Но в одну воду нельзя войти дважды, и ничего в этой жизни нельзя вернуть… И в этом - трагизм любви лирической героини, но в этом же - бесценный опыт, в этом - выход к новым горизонтам, ибо, и теряя, мы обретаем.

2.3 От «Я» до «Мы»

Подобно некоторым другим писателям, Ахматова в 20-е и 30-е годы пережила сложную мировоззренческую эволюцию.

Война застала Ахматову в Ленинграде. Судьба ее в это время по-прежнему складывалась тяжело - вторично арестованный сын находился в заключении, хлопоты по его освобождению ни к чему не приводили. Известная надежда на облегчение жизни возникла перед 1940 годом, когда ей было разрешено собрать и издать книгу избранных произведений. Но Ахматова, естественно, не могла включить в нее ни одного из стихотворений, впрямую касавшихся тягостных событий тех лет. Между тем творческий подъем продолжал быть очень высоким, и, по словам Ахматовой, стихи шли сплошным потоком, «наступая на пятки друг другу, торопясь и задыхаясь...».

Обращение к политической лирике, а также к произведениям гражданско-философского смысла («Путем всея земли», «Реквием», «Черепки» и др.) в самый канун Великой Отечественной войны оказалось чрезвычайно важным для ее дальнейшего поэтического развития. Вот этот-то гражданский и эстетический опыт и осознанная цель поставить свой стих на службу трудному дню народа и помогли Ахматовой встретить войну стихом воинственным и воинствующим.

Во время Великой Отечественной Войны Анна Ахматова стала участницей напряженной трудовой жизни народа тех лет. Ольга Берггольц вспоминает об Ахматовой самого начала ленинградской осады:

«На линованном листе бумаги, вырванном из конторской книги, написанное под диктовку Анны Андреевны Ахматовой, а затем исправленное ее рукой выступление по радио - на город и на эфир - в тяжелейшие дни штурма Ленинграда и наступления на Москву.

Как я помню ее около старинных кованых ворот на фоне чугунной ограды Фонтанного Дома, бывшего Шереметьевского дворца. С лицом, замкнутым в суровости и гневности, с противогазом через плечо, она несла дежурство как рядовой боец противовоздушной обороны. Она шила мешки для песка, которыми обкладывали траншеи-убежища в саду того же Фонтанного Дома, под кленом, воспетым ею в «Поэме без героя». В то же время она писала стихи, пламенные, лаконичные по-ахматовски четверостишия:

Вражье знамя

Растает, как дым,

Правда за нами,

И мы победим!»



Ахматова застала блокаду, она видела первые жестокие удары, нанесенные столько раз воспетому ею городу. Уже в июле появляется знаменитая «Клятва»:

И та, что сегодня прощается с милым, -

Пусть боль свою в силу она переплавит.

Мы детям клянемся, клянемся, могилам,

Что нас покориться никто не заставит!

Муза Ленинграда надела в те тяжелые дни военную форму. Надо думать, что и Ахматовой она являлась тогда в суровом, мужественном обличье. Но, в отличие от годов первой мировой войны, когда, мы помним, Ахматова переживала чувство безысходной, всезатмевающей скорби, не знавшей выхода и просвета, сейчас в ее голосе - твердость и мужество, спокойствие и уверенность: «Вражье знамя растает, как Дым».

Она не хотела уезжать из Ленинграда и, будучи эвакуированной и живя затем в течение трех лет в Ташкенте, не переставала думать и писать о покинутом городе. Зная о муках блокадного Ленинграда лишь из рассказов, писем и газет, поэтесса чувствовала себя, однако, обязанной оплакать великие жертвы любимого города.

Ее стихотворные реквиемы включали в себя слова ярости, гнева и вызова:

А вы, мои друзья последнего призыва!

Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.

Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,

А крикнуть на весь мир все ваши имена!

Да что там имена!

Ведь все равно - вы с нами!..

Все на колени, все!

Багряный хлынул свет!

И ленинградцы вновь идут сквозь дым рядами -

Живые с мертвыми: для славы мертвых нет.

А вы, мои друзья последнего призыва!..

В поэтических посланиях Ахматовой наряду с патетикой, пронизанной горечью и тоской, было много простой человеческой ласки. Таковы, например, ее стихи ленинградским детям, в которых много материнских невыплаканных слез и сострадательной нежности:

Постучись кулачком - я открою.

Я тебе открывала всегда.

Я теперь за высокой горою,

За пустыней, за ветром и зноем,

Но тебя не предам никогда...

Твоего я не слышала стона,

Хлеба ты у меня не просил.

Принеси же мне ветку клена

Или просто травинок зеленых,

Как ты прошлой весной приносил.

Характерно, что в ее военной лирике главенствует широкое и счастливое «мы». «Мы сохраним тебя, русская речь», «мужество нас не покинет», «нам родина пристанище дала» - таких строк, свидетельствующих о новизне мировосприятия Ахматовой и о торжестве народного начала, у нее немало. Многочисленные кровеносные нити родства со страной, прежде громко заявлявшие о себе лишь в отдельные переломные моменты биографии («Мне голос был. Он звал утешно...», 1917; «Петроград», 1919; «Тот город, мне знакомый с детства...», 1929; «Реквием», 1935-1940), сделались навсегда главными, наиболее дорогими, определяющими и жизнь, и звучание стиха.

Родиной оказались не только Петербург, не только Царское Село, но и вся огромная страна, раскинувшаяся на беспредельных и спасительных азиатских просторах. «Он прочен, мой азийский дом», - писала она в одном из стихотворений, вспоминая, что ведь и по крови («бабушка - татарка») она связана с Азией и потому имеет право, не меньшее, чем Блок, говорить с Западом как бы и от ее имени:

Мы знаем, что' ныне лежит на весах

И что' совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах.

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,

Не горько остаться без крова, -

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесем,

И внукам дадим, и от плена спасем

Навеки!

Мужество

Искусство, в том числе и поэзия Великой Отечественной войны, было многообразным. Ахматова внесла в этот поэтический поток свою особую лирическую струю. Ее омытые слезами стихотворные реквиемы, посвященные Ленинграду, были одним из выражений всенародного сострадания, шедшего к ленинградцам через огненное кольцо блокады на протяжении бесконечных осадных лет; ее философические раздумья о многослойной культурной тверди, покоящейся под ногами воюющего народа, объективно выражали общую уверенность в неуничтожимости и неистребимости жизни, культуры, национальности, на которые столь самонадеянно замахнулись новоявленные западные гунны.

Стихи самого конца войны преисполнены у Ахматовой солнечной радости и ликования. Весенняя майская зелень, гром радостных салютов, дети, взнесенные к солнцу на счастливых материнских руках...

Но Ахматова не была бы сама собой, если бы даже и в эти счастливые, преисполненные свежести дни не помнила о великих жертвах и страданиях, принесенных народом во имя свободы Отечества. Некоторые стихи ее 1945 и 1946 годов несут на себе траурную тень великой и неизбывной скорби. Поэт бодрствующей памяти, она и в эти упоенные Победой дни не переставала слышать безутешные вдовьи слезы, материнские жалобы и детские плачущие голоса. Это отчасти контрастировало с общим мажорным тоном, принятым в поэзии сорок пятого года.

Период создания поэмы «Реквием» занял шесть лет - с 1935 по 1940 гг. Эти годы были полны тяжких и трагических событий, которые затронули жизни многих людей, разделяя нормальную, счастливую жизнь и страшную действительность. Поэма «Реквием» состоит из нескольких частей, каждая из которых несет определенную идею.

Эпиграфом к поэме стали строки, в которых Ахматова говорит, что вся ее жизнь была тесно связана с судьбой родной страны даже в самые страшные годы, все тяготы того времени коснулись и ее жизни. Она отказалась от эмиграции и осталась в России:

Нет, и не под чуждым небосводом,

И не под защитой чуждых крыл --

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

Строки эпиграфа написаны позже, чем сама поэма. Они датированы 1961 г.

Часть «Вместо предисловия» рассказывает о том, что предшествовало написанию поэмы. Прокатившаяся по стране волна арестов невиновных людей, репрессии и произвол властей стали трагедией для всей страны. Бесконечные тюремные очереди, в которых стояли родственники и близкие заключенных, стали символом того времени. Это коснулось и Ахматовой, когда был арестован ее сын.

«Посвящение» -- описание переживаний людей, которые много времени стоят в тюремных очередях. Ахматова говорит об их «смертельной тоске», о безысходности и огромном горе. Использованные ею метафоры передают народную скорбь и страдания:

Перед этим горем гнутся горы,

Не течет великая река…

А дальше ожидание приговора, от которого теперь будет зависеть судьба близкого человека.

Часть «Вступление» передает боль и горе, которые испытываешь при мысли о трагических судьбах невинных людей.

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных марусь.

Использованный автором оксюморон (звезды смерти) как будто убивает последнюю надежду на счастливый исход.

В этой же части поэтесса рисует образ глубоко несчастной, больной, одинокой женщины. Это даже не женщина, а призрак, убитый горем до крайней степени:



Эта женщина больна,

Эта женщина одна…

Третье, четвертое, пятое и шестое стихотворения носят личный характер. Ахматова рассказывает о собственных воспоминаниях и чувствах. Здесь есть точные временные детали («семнадцать месяцев кричу»), ласковые обращения к сыну («на тебя, сынок, в тюрьме ночи белые глядели»), характеристика самой лирической героини поэмы («царскосельской веселой грешницы»).

Прозаик, сценарист, издатель Р. Гуль вспоминает: «Пришли стихи о терроре Анны Ахматовой. О них - и только о них - я думаю, можно сказать, что это отклик народа на террор. Да и писала-то их Ахматова именно так: как всероссийские (или - всесоюзный) ответ русской женщины на тюрьму, Сибирь, смерти, террор». Об этом говорится в небольшом предисловии к «Реквиему», как стоявшая вместе с Ахматовой в тюремной очереди женщина «с голубыми губами», узнав кто она, спросила ее на ухо, шепотом - «А это вы можете описать»? .- И я сказала - «Могу», ответила ей, стоявшая в тюремной очереди, прославленный поэт России А.А. Ахматова.

Седьмая часть поэмы - «Приговор» - несет идею человеческой стойкости. Для того, чтобы выжить, мать должна стать каменной, научиться не чувствовать боли:

Надо память до конца убить

Надо, чтоб душа окаменела,

Надо снова научиться жить.

Но вынести все это трудно, поэтому восьмая часть названа «К смерти». Героиня ожидает свою смерть. Она просит ее ускорить свой приход, потому что жизнь утратила для героини всякий смысл:



Ты все равно придешь. - Зачем же не теперь?

Я жду тебя - мне очень трудно.

Я потушила свет и отворила дверь

Тебе, такой простой и чудной.

В десятой части - «Распятии» - показана трагедия тысяч матерей, чьи дети безвинно несут тяжкий крест:

Магдалина билась и рыдала,

Ученик любимый каменел.

А туда, где молча мать стояла,

Так никто взглянуть и не посмел.

Эпилог поэмы состоит из двух частей. В первой части Ахматова опять обращается к тем, кто стоял вместе с нею тюремной очереди. Она просит бога о помощи, но не для себя одной, а для всех убитых горем людей «под красною ослепшей стеною».

Вторая часть развивает общепоэтические темы назначения поэта и поэзии. Здесь же Ахматова поднимает тему ее возможного Памятника, который должен стоять у той страшной тюремной стены, где «выла старуха, как раненый зверь».

«О стихах «как таковых» поговорить следовало бы особо. Но «Реквием» - книга, не располагающая к оценке формальной и к критическому разбору обычного склада. Есть в этой книге строчки, которых не мог бы написать в наши дни никто, кроме Ахматовой, - да, пожалуй, не только в наши дни, а со смерти Блока. Но само собой при первом чтении вклад в русскую историю заслоняет значение «Реквиема» для русской поэзии, и пройдет немало времени, прежде чем одно удастся отделить от другого.» - говорил поэт-акмеист - Г.В. Адамович.



Заключение

Ахматовская поэзия, строгая и классически соразмерная, во многом глубоко родственна самому облику города - торжественным разворотам его улиц и площадей, плавной симметрии знаменитых набережных; окаймленных золотой каллиграфией фонарей, мраморным и гранитным дворцам, его бесчисленным львам, крылатым грифонам, египетским сфинксам, античным атлантам, колоннадам, соборам, морским рострам и блистающим шпилям. Петербургский архитектурный стиль, ярко отразившийся в облике всего русского искусства, не только в архитектуре, но и в словесности, зримо выявился в поэзии Ахматовой: он, можно сказать, предопределил ее духовно-поэтический мир, то есть образность, метрику, мелодику, акустику и многое-многое другое. «Город славы и беды» - так называла она Петербург, а затем и Ленинград, и оба эти слова вполне приложимы к автору «Вечера», «Реквиема» и «Поэмы без героя». Уже первые читатели ахматовских книг говорили, что она являет собой как бы классический тип петербуржанки, что ее поэзия неотделима ни от Летнего сада, ни от Марсова поля, ни от Невского взморья, ни, конечно же, от белых ночей, воспетых Пушкиным и Достоевским.

Поэзия Ахматовой представляет собой словно бы роман, насыщенный тончайшим психологизмом.

В лирической героине Анны Ахматовой воплощен образ самой поэтессы, точнее, ее авторское сознание.

Анна Ахматова смогла создать четко очерченную фигуру, дать ей жизненную роль, наделить определенностью индивидуальной судьбы, психологической отчетливостью внутреннего мира, который развивается, самосовершенствуется.

Для облика лирической героини Анны Ахматовой в книгах «Вечер», «Четки», «Белая стая» характерна такая особенность, как противоречивость, внутренний конфликт устремлений, представлений о жизни, о своей личной и творческой задаче.

Еще одной особенностью характера лирической героини является приоритет духовного начала над материальным миром, жизненной философии. На наш взгляд, это связано как с личными чертами поэтессы, так и с влиянием на ее творчество эстетики декаданса, символизма и акмеизма.

Развитие характера лирической героини в сборниках «Вечер», «Четки», «Белая стая» происходит поступательно, по спирали. Изначально заложенные противоречия постепенно усложняются, достигают высшей конфликтной точки, наделяя героиню трагизмом мироощущения, и в итоге более сильное начало одерживает победу.

Не менее сильно в ней и земное, женское начало, удел которого - любить и быть любимой. Лирическая героиня сначала неосознанно, а потом и преднамеренно подавляет в себе женственность и чувственность, отказывается от личного счастья, образом которого является «светлый жених», и пытается заменить его страстью, игрой в чувства. Ей приходится преодолевать темные начала в себе, бороться с греховностью. На какое-то время она теряет нравственные ориентиры, но воля и провидение помогают ей вернуть утраченное, обрести внутреннюю ясность и продолжать развитие в правильном направлении. В итоге она понимает свою жизненную задачу: нести правду людям через слово поэта, терпеть все лишения и невзгоды, быть обреченной на одиночество.

Вместе с тем, что многочисленные лирические стихи Ахматовой 1942-1944 годов - «Мужество», «Клятва», «Читатель», «Без героя», «Реквием», будучи лирикой чувства, стали все чаще включать в себя своеобразные лирические философемы - стихи-раздумья, философические фрагменты, в которых она размышляла о крупнейших проблемах жизни и смерти, о взаимоотношениях человека и природы, человека и Вселенной.

Анна Андреевна Ахматова создала удивительную лирическую систему в русской поэзии, соединив своим творчеством новую поэзию 20 века с великой поэзией 19 столетия.



Список литературы

1. Ахматова А. Собрание сочинений в двух томах - М.: Правда, 1990

2. Ахматова А.А.// Русская литература ХХ в.: В 2 т. Т.2 - Мо.: ИНФРА-М, 2003

3. Добин Е. Поэзия Анны Ахматовой. - Л.: Наука, 1968.

4. Жирмунский В.М. Творчество Анны Ахматовой. - М.: Наука, 1973.

5. Квятковский А. Поэтический словарь. - М.: Литература, 1966

6. Кихней Л.Г. Поэзия Анны Ахматовой. Тайны ремесла. - М.: Правда, 1991.

7. Корман Б.О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов // Проблемы истории критики и поэтики реализма. - М: Наука, 1987.

8. Корона В. Поэзия Анны Ахматовой: поэтика автовариаций

9. Кормилов С.И. Поэтическое творчество А. Ахматовой. - М.: МГУ, 1998.

10. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. - М.: Литература, 1972.

11. Павловский А.И. Анна Ахматова: Жизнь и творчество. - М. Правда, 1991

12. Роднянская И.Б. Лирический герой // ЛЭС. - М.: Энциклопедия, 1974.

13. Скатов Н. Книга женской души (О поэзии Анны Ахматовой): Т.1. - М.: Правда, 1990

14. Словарь литературных терминов: B 2 т. - М.: Слово, 1985

15. Скрябина Т. Акмеизм. // Энциклопедия "Кругосвет"

16. Тодоров Л. Лирический герой // Словарь литературоведческих терминов. - М.: Слово, 1983

17. Хейт А. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. - М.: Радуга, 1991.

18. Чуковский К. Анна Ахматова // Сочинения в двух томах. Том 2. - М.: Правда, 1990.

19. Энциклопедия символов. Сост. Рошаль В.М. -М.: Сова, 2006.

1. Размещено на Allbest.ru