Метафизика простых вещей в прозе Л. Леонова 1920-х гг.

Размещено на http://www.allbest.ru

Метафизика простых вещей в прозе Л. Леонова 1920-х гг.

А. А. Дырдин

Summary

Metaphisics of simple things in the L. Leonov's prose of 1920 years.

In the article is examined the symbolism of estate pease of L. M. Leonov, the human measurement of the object space of artistic text. In its descriptive philosophy everyday thing lives independent life, determining semantic connections in the structure of works. In Leonov (early prose, novels 1920 yr.) the peace of things is connected with the deep level of comprehension by the heroes of its place “on the map of universe”. It simultaneously individualizes thing and turn to myth it, converting into the component of spiritual existence of man. This artistic- ontological aspect of the creation by Leonov of object means composes the basis of article.

Видимо, самим существованием вещи

оправдывается её назначение и смысл.

Л.М. Леонов

Предлагаемая статья - продолжение размышлений над метафизикой творчества Л. М. Леонова, ставшей темой нескольких наших публикаций.

Метафизика у Леонова является не только опытом философствования о причинах и смысле бытия, но и эстетической реальностью, порожденной способностью образа продлевать существование вещей и явлений. События и характеры, прозаические предметы обстановки и бытовые детали, обретя в тексте эстетическую завершенность, перемещаются в символический, ассоциативный план. Так складывается метафизическая структура произведения. В эти моменты художественное чувство срастается с тем просветленным ощущением и видением мира, о котором рассуждает герой леоновского “Вора”, Федор Федорович Фирсов - собрат автора по литературному ремеслу: “<… > человеческая душа <…> желает самолично созерцать все, из чего составлено бытие, то есть вечность, борьбу света с тьмой, начала и концы, а также всё прочее, в чем требуется строгий, однажды в жизни выбор и раздумье <…>.

В рамках одной статьи невозможно рассмотреть все стороны метафизической проблематики прозы Леонова. Наша задача значительно уже: наметить некоторые существенные линии писательской «предметологии». Это те исходные точки писательского внимания к миру, которые А. П. Чудаков считает (вместе с героями и событиями) ключевыми компонентами повествования: ”предметы (природные и рукотворные), рассеянные в художественном пространстве-времени и тем превращённые в художественные предметы”.3 Они суть объектная реальность, часть авторского культурного тезауруса, в опоре на который моделируется картина человека и мира.

Под категорией тезауруса - thзsauros - запас, сокровище (греч.), здесь понимается “структурированное представление и общий образ той части мировой культуры, которую может освоить субъект”.4 Тезаурусный подход успешно применяется в гуманитарных науках более десяти лет. Его актуальность, как отмечает А. Б. Тарасов в работе “Моделирование мира праведничества: тезаурусная парадигма Л. Н. Толстого”, определено “возможностью быть объективным, выражая субъективное”.5 В частности, данный подход обеспечивает восприятие культурных накоплений через призму нравственных ценностей, отличается иерархичностью, творческим переосмыслением культурных феноменов, ориентирующим характером и способом построения - не от общего к частному, а от «своего» к «чужому». Продолжая перечисление признаков тезаурусного подхода, вновь сошлемся на мнение его разработчиков, которые отмечают, что действительность входит в сознание человека последовательно. Основное место в тезаурусе субъекта (в нашем случае - писателя и героя) занимает «образ самого себя и другого человека: его внешний вид (прическа, костюм), поведение, поступки, затем мысли и чувства, образ жизни». Тезаурус перемещается от личности к семье, а от неё - к ближайшему окружению и социальной группе. Сначала осознаются окружающие вещи и природное пространство, а затем - следующие круги тезауруса (накопленных знаний и установок): своя улица, деревня, город, страна. Наконец, - широкая культурная сфера: религия, философия, наука, техника, общие жизненные законы, космос. Особенно важны эстетические, художественные аспекты восприятия действительности, значимые для воссоздания реальности, взаимодействия с миром в режиме диалога. Сказанного о тезаурусной методологии достаточно, чтобы понять исключительную конструктивность такого подхода в изучении художественного мира. Понятие тезауруса маркирует мировоззренческие структуры, которые наполняют смыслами повседневные действия людей, их будничную жизнь.

Мышление Леонова-художника тесно связано с национальным миропониманием, с вещным слоем русского быта, со способностью перекодирования культурных смыслов. В пространство произведений писателя входит множество предметов нашей повседневности - преимущественно рукотворных. Собственно из писательской обращенности к ним и рождается художественная рефлексия Леонова. О философском качестве леоновского слова, возникающем на таком пути, свидетельствует его высказывание: “глубина каждого обобщения прямо пропорциональна количеству элементов, на которых оно основано”.

Раскрывая антропоцентрическую сущность предметных деталей, указывая на взаимозависимость между словом и вещью, Леонов говорит о своей привязанности к простым вещам: “Я безмерно уважаю всякие бывалые инструменты: они послушные слуги нашей творческой воли и продолжение человеческой руки. Люблю зазубренные в смертных поединках старые сабли, сточившиеся до рукоятки стамески или, например, хранящееся в московском музее Достоевского простенькое, почти школьное перо, которым были написаны Братья Карамазовы”.

Н. Л. Леонова упоминает о множестве вещей, сработанных руками писателя, о владении им слесарным, столярным и плотницким ремеслами. Леоновым изготовлена масса бытовых предметов: элетрозажигалка, абажуры и торшеры, полки для книг, люстра из органического стекла и медных труб (Леонова 2001, 331-334). 8 Писатель, склонный, как и А. Платонов, к ручному труду, к технической работе, смастеривший целый ряд полезных в быту предметов, занимавшийся резьбой по дереву, фотографией и живописью, изготовивший несколько рукописных книг, легко вырабатывает способность представлять в образах материальных вещей своё мироотношение.

Предметно-вещные образы Леонова надо отнести к разряду малоизученных. Косвенно о них говорят леоноведы старшего поколения (В. А. Ковалёв, Н. А. Грознова, Е. В. Старикова, В. И. Хрулев и др.) Лишь в последние десятилетия, усилиями В. Е. Кайгородовой, А. Г. Лысова, Т. М. Вахитовой проблематика вещных реалий введена в леоноведение. В работе Т. М. Вахитовой “Платонов и Леонов. 1930. Предметный мир”, подчеркивается устойчивость и избыточность материальной среды у автора «Соти». Сравнивая вещные миры Леонова и Платонова, она отмечает, что философские темы входят в леоновский текст “через образ автора-рассказчика и соединение предметов бытовой сферы с трансцендентными категориями”.

Освоение культурных традиций и прототипов (в нашем подходе - устойчивых пластов тезаурусов) определяется А. Г. Лысовым как главная особенность творческого мышления писателя-философа. Изучая леоновские произведения в культурологическом ракурсе, А. Г. Лысов приблизился к тому пониманию метафизики простых вещей у Леонова, в котором они предстали как запасники духовной памяти человечества, а проступающие в них смыслы - как коренные, неизменные, сосредоточивающие сущность земной жизни. “Один из центральных символов романа (речь идет о романе “Вор”. - А. Д.) - “бесценный березовый наплыв”. Он рождается от удара железом о живую берёзовую мякоть<…>. Березка должна умереть, но её “наплыв” страдания в руках мастера претворяется в новый образ красоты, в ценность искусства”,- так демонстрирует исследователь применительно к диалектике простых и сложных вещей красоту народного идеала, благоговейное отношение писателя к национальному мировосприятию. Оно и выступает в качестве ядра тезауруса - тезаурусной конструкции, которая заставляет воспринимать образ простой вещи (березового наплыва) в духовном его измерении. В романном тексте эта древесная парадигма представленная берёзой, клёном, осиной, можжевельником, свидетельствует “о глубинной красоте этой отличной древесины в зависимости от пережитого ею страданья” (Леонов 1982 : III, 134).

В художественном мире Леонова предметы явлены на пересечениях природных и культурных стихий, не только в реально-бытовом измерении, но и в вечном. Уже в леоновской «малой прозе» начала 1920-х годов вещь становится смыслообразующей единицей текста. Предметный контекст «Бубнового валета», «Валиной куклы», и «Деревянной королевы» (все рассказы 1922 года) настолько глубок, что следует говорить о феномене вещности у Леонова. В этих текстах начинает складываться концепция вещи, основанная на повторах вещных образов, которые входят в смысловой ряд игры: кукла, игрушка, игральная карта. Концептуальны в данном случае не только предметы, которые одушевляются, перерастают в символы (шахматные фигуры или самовар, поющий «то глуховатым баритоном, то медным тенорком»), но, как это происходит в «Петушихинском проломе» (1923), связанные с иконографией, с христианскими мотивами. Здесь глиняная свистулька «Егорий на коне», обретает метафизический статус, превращаясь в образ, в котором воплощается народно-православные представления о мире. Иначе говоря, незначительная, на первый взгляд, деталь объективно отражает реалии духовной жизни.

Очевидно, что для изучения процесса образного миропостроения через феномен «вещности» в творчестве Л. Леонова, применение тезаурусного подхода может быть плодотворным. Выведение основ и некоторых принципиальных свойств предметного мира, исследование значений и контекста вещных реалий, элементов тезаурусных конструкций обеспечивает непредвзятое, объективное осмысление образов в конкретном социокультурном пространстве и времени. С данной целью остановимся лишь на нескольких аспектах поэтики вещи у Леонова.

Обращение к предметной образности в прозе 1920-х годов (ранние рассказы, романы «Барсуки», «Вор») значимо для понимания её связи с метафизическим началом творчества. Этот выбор оправдан еще и тем, что как раз в «Барсуках» (1923-1924) и в «Воре» (1926-1927) мы усматриваем момент формирования леоновских вещей-доминант.

Образы простых вещей у Леонова многофункциональны. Первоначально они находятся в сознании персонажа в качестве заурядной детали быта, интерьера, знака принадлежности к определенной социальной страте или профессии. Затем эти реалии вещного окружения человека подвергаются переосмыслению, символизируются. Развертывание предметного образа определяет обширность личного тезауруса героев Леонова, глубина их связей с культурной памятью.

В “Барсуках” - первом своём романе - Леонов структурирует повествование при помощи дополняющих друг друга элементов предметного мира. Композиционный порядок текста, его внутренний «каркас», создается за счет символической обобщенности картин и лиц, вещных деталей, участвующих в формировании образа реальности. Мир купеческого Зарядья и сознание крестьян-барсуков моделируется формальной структурой слова-вещи и её философским содержанием. Бесчисленные и бессвязные факты своей «внутренней формой» уходят в тезаурусы разных эпох и различных слоёв российского общества. Мы сталкиваемся с обычным для Леонова сближением содержащихся в сердцевине вещей культурных значений. Простой предмет соединяет героя с той или иной областью жизнедеятельности, показывает, насколько крепко он с ней спаян. Чтобы засвидетельствовать принадлежность к рабочему классу, Павел Рахлеев демонстрирует брату сработанную собственноручно «небольшую шестеренку с матово блестевшими зубцами»: “<… > сталь - все сосредоточившееся перед глазами в одном куске железа, которому сообщается жизнь” (Леонов, 1982: II, 56).

Странным образом пересекаются в сюжете романа парадигмы предметов техники и музыкальных инструментов. Так, телефонные провода, обрезанные восставшими крестьянами, звучат на балалайках лесных музыкантов: “Из проводов наделала себе летучая братия невиданные запасы балалаечных струн». Они «весело звенели на девяти дезертирских балалайках” (Леонов, 1982: II, 172).

Леонов выстраивает картину пореволюционной действительности по модели разделения в вещных рядах “своего” и “чужого”. Аксессуары повседневного обихода (одежда, обувь, хозяйственные мелочи: шинели, шапки, сапоги, телеги и вещи природного плана) воспринимаются как часть внешнего мира и как метафизические знаки. Они могут служить в характерологических целях: “каждая тесина, каждое бревно здесь свидетельствовали наглядно о склонности Гарасима к вещам прочным и неколебимым. Поражал своими размерами ушат, перегородивший сени”. Детали материальные достраивают облик персонажа до исчерпывающей полноты: “Гарасим даже и от сапога требовал долгой, бессрочной службы. Под стать пудовому Гарасимову сапогу была и телега, которую, хоть с горы роняй, не брала никакая случайность. Под стать телеге был конь и конь. Коня Гарасим понимал, работы ждал втрое, был с ним ласковей, чем с человеком. Под стать коню был и сам Гарасим. Сколотила его жизнь таким, что пронёс тройную тяготу мужиковского существования не сутулясь. Гарасим жил и не старел. Нестареющий, он напоминал собою дуб. Стоят такие, отбившиеся от всего лесного стада, на опушках и в одиночку сносят и беду, и борьбу, и солнечную радость” (Леонов, 1982: II, 231).

Эта предметно-природная градация создана по гоголевскому принципу сцепления разномасштабных предметов. Нельзя здесь не заметить отмеченную исследователем у Гоголя “окликнутость вещью” (В. Н. Топоров).

Особенно богат вещными категориями «Вор». Здесь мы обнаруживаем ту “прилепленность души к вещи, которая возникает из близости человека к вещи, от раздумий над смыслом этой близости, и которая - пишет Топоров - заражает вещь человеческим началом, одухотворяет её, вводит вещь и в сферу духовности при сохранении как основного её материального локуса <….>”.

Мир романа «Вор» основан на показе человека в двух противоположных к нему отношениях: с одной стороны - принятие и «вещетворение» (к этой линии причастны бывший инок, а ныне примусник Пчхов, цирковая артистка Таня Векшина, литератор Фирсов), с другой - «воровство миру», уничтожение, изъятие из жизни её краеугольных элементов (Митька Векшин, Николай Заварихин, Чикилёв). Вот как рисует писатель своего героя, обладающего в равной степени талантами создавать бытовые предметы и видеть “огонь вещей”: “Разум его, как и руки, был одарен непостижимым уменьем плодотворно прикоснуться ко всему. Умел он вылудить самовар, вырвать зуб, отсеребрить паникадило, свести на нет чирей или побороть самый закоренелый случай пьянства” (Леонов, 1982: III, 15).

Отсюда же - из семантической универсальности простых вещей - возникает их сюжетостроительная функция. Движение событий в романе мотивировано в том числе предметной деталью, вызывающей множество ассоциаций, переходящей в лейтмотив. Скромное грошовое колечко “со слезинкой бирюзы”, подаренное Митькой Маше Доломановой в юности, связывает судьбы основных персонажей, проясняет авторскую концепцию человека, означая на последних страницах романа “оскверненную святыньку”, “бедную, незаживляемую мальчишескую любовь” (Леонов, 1982: III, 558).

Многое говорит о его обладателе “медный, старинного литья, с эмалью, образок угодника Николая Мирликийского, по народной примете - покровителя сбившихся с пути, заблудших и проливающих кровь”. По словам повествователя, этот “квадратненький кусочек металла” смутил Векшина, шарившего в недрах чужого сундучка: “Вещь эта, почти открытие” (Леонов, 1982: III, 555).

Круг изображенных Леоновым явлений, которые описаны с помощью термина “простые вещи”, гораздо пространнее, чем представляется многим исследователям. В мире произведений писателя существуют реалии, которые являются предметами лишь в широком смысле: картины, книги, иконы, произведения живописи, записные тетради, церковные и жилые здания, механизмы и средства передвижения. Все они, входя в тезаурус повествователя или персонажа, соотносятся с культурной памятью, исполняют роль “меченого атома” (А. Г. Лысов), вкраплённого в пласт национального сознания. Они живут самостоятельной жизнью, вырываются за пределы реальности. Как подмечено в “Барсуках”, “сами вещи, странно преобразуясь, излучают непонятное < …> мерцание” (Леонов 1982: II, 57). Эффект мерцания смыслов в разных тезаурусах создает обстановку постоянной актуализации забытых предметных смыслов, потаённых значений.

Подводя итоги краткого экскурса в предметно-вещное пространство произведений, созданных Леоновым в пореволюционное десятилетие, надлежит заметить, что, писатель, открывает суть вещей, не пренебрегая видимой - внешней их стороной, тем самым расширяя и углубляя границы воссоздаваемых в слове жизненных картин. Мир человека, который с избытком наполнен простыми вещами, бытует в прозе Л. Леонова не как сумма предметов, а как целое, пронизанное высшими смыслами. Предметный тезаурус автора “Барсуков” и “Вора” сложился из словообразов и метафорических наименований вещей, соединяющих в себе простое и целое в культуре, истории и самой человеческой жизни.

леонов вещь роман

СНОСКИ И ПРИМЕЧАНИЯ

1 Дырдин, А. А Метафизическая парадигма прозы Л. Леонова. Studia rusycystyzne Uniwersytetu Humanistyczno-Przyrodniczego Jana Kochanowskiego. T.17. Jкzyk, literatura i kultura Rosji w XXI wieku - teoria i praktyka. - Kielce, 2008, 21 - 27.

2 Леонов, Л. М. Собрание сочинений в 10 томах, т. 3. Москва: Художественная литература, 1982. С. 461.

3 Чудаков, А. П. Слово-вещь-мир. От Пушкина до Толстого. Москва, 1992. С. 8.

4Луков Вал. А., Луков Вл. А. Тезаурусный подход: исходные положения. В сети: www.zpujournal.ru/… /2008/9/Lukovs_Thesaurus_Approach/.

5Тарасов, А. В. Моделирование мира праведничества: тезаурусная парадигма Л. Н. Толстого. В сети: www.zpujournal.ru/… /2008/4/.

6Леонов, Л. М. Собрание сочинений в 10 томах, т. 10. Москва: Художественная литература, 1984. 359.

7Леонов, Л. М. Собрание сочинений в 10 томах, т. 10. Москва: Художественная литература, 1984. 479.

8Леонова, Н. Л. «У отца были золотые руки». Век Леонида Леонова. Проблемы творчества. Воспоминания. Москва, 2001. Леонова 2001, 331-334

9Вахитова, Т.М. Платонов и Леонов. 1930 год. Творчество Андрея Платонова. Исследования и материалы. Кн. 3. Санкт-Петербург: Наука, 2004, 226.

10Лысов, А. Г. Леонид Леонов о Сергее Есенине (Из бесед с писателем). Литературная учеба, 1996, № 3,103.

11Топоров В. Н. Вещь в антропологической перспективе (апология Плюшкина). Миф. Ритуал. Образ. Исследования в области мифопоэтического. Москва: Издательская группа “Прогресс”, 1995, 9.

ЛИТЕРАТУРА

Дырдин, А. А Метафизическая парадигма прозы Л. Леонова. Studia rusycystyzne Uniwersytetu Humanistyczno-Przyrodniczego Jana Kochanowskiego. T.17. Jкzyk, literatura i kultura Rosji w XXI wieku - teoria i praktyka. - Kielce, 2008.

Леонов, Л. М. Собрание сочинений в 10 томах, т. 10. Москва: Художественная литература, 1984.

Леонов, Л. М. Собрание сочинений в 10 томах, т. 2. Москва: Художественная литература, 1982.

Леонов, Л. М. Собрание сочинений в 10 томах, т. 3. Москва: Художественная литература, 1982.

Леонов, Л. М. Собрание сочинений в 10 томах, т. 4. Москва: М, 1982.

Чудаков, А. П. Слово-вещь-мир. От Пушкина до Толстого. Москва: Современный писатель, 1992.

Луков Вал. А., Луков Вл. А. Тезаурусный подход: исходные положения. В сети: www.zpujournal.ru/2008/9/Lukovs_Thesaurus_Approach/.

Тарасов, А. В. Моделирование мира праведничества: тезаурусная парадигма Л. Н. Толстого. В сети: www.zpujournal.ru/2008/4/.

Леонова, Н. Л. «У отца были золотые руки». Век Леонида Леонова. Проблемы творчества. Воспоминания. Москва: ИМЛИ РАН, 2001.

Вахитова, Т.М. Платонов и Леонов. 1930 год. Творчество Андрея Платонова. Исследования и материалы. Кн. 3. Санкт-Петербург: Наука, 2004, 226.

Лысов, А. Г. Леонид Леонов о Сергее Есенине (Из бесед с писателем). Литературная учеба, 1996, № 3,103.

Топоров, В. Н. Вещь в антропологической перспективе (апология Плюшкина). Миф. Ритуал. Образ. Исследования в области мифопоэтического. Москва: Издательская группа “Прогресс”, 1995, 9.

Размещено на Allbest.ru