Образы орла и лебедя как олицетворение творческих сил космоса в лирике Ф.И. Тютчева

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Образы орла и лебедя как олицетворение творческих сил космоса в лирике Ф.И. Тютчева

Воробец Т.А.

В тютчевской поэзии выделяется два типа творческого действия, свойственных не только тютчевскому герою, но присущих всему космосу в целом. Олицетворением данных типов действия в лирике Тютчева являются образы орла и лебедя.

В литературе, посвященной этим образам в поэзии Тютчева, рассматривается, как правило, лишь стихотворение «Лебедь», в котором они разрабатываются наиболее полно, причем данное произведение анализируется исключительно с точки зрения полемики с существующей в начале 19 века литературной традицией, как западно-европейской, так и русской. космос поэзия тютчев орел

В.Н. Топоров указывает на возможные западно-европейские литературные источники, в которых разрабатывается «мифологема спора» Лебедя и Орла: это произведения Шиллера, Цедлица, Гюго и т.д. Тютчев в своем творчестве также обращается к этой теме, перерабатывая и пересматривая ее, результатом чего и становится стихотворение «Лебедь» (III, 41-47).

И. Непомнящий сопоставляет «Лебедя» с произведениями Батюшкова, Храповицкого, Державина, Вяземского и рассматривает эту миниатюру в контексте ситуации, возникшей в русской литературе в 20-е гг. 19 века. В начале 19 века в России возникает полемика вокруг имен Державина и Ломоносова, связанная с проблемой выбора пути развития русской поэзии. В этой полемике предпочтение отдается Державину, за которым в русской культуре закрепляется образ орла: «В соперничестве между Ломоносовым и Державиным пушкинский круг отдает пальму первенства младшему гению: стихийный, хотя и неразвитый дар, побеждает тщательную отделку, «орел» оказывается выше «лебедя». С этой точкой зрения и полемизирует Тютчев». (II, 146).

Однако вряд ли можно ограничиться только такой интерпретацией. В поэзии Тютчева образы орла и лебедя встречаются неоднократно и играют важную роль в формировании его поэтического космоса.

Мироздание Тютчева иерархично. В основе лежит хаос-океан, начало всего, средоточие потенциального бытия. Над ним - оформленный космос. Мир богов, горний мир, завершает собой лествицу бытия. Все уровни взаимопроницаемы: «божественный огонь», «божественная влага» сходят в тварный мир («Весенняя гроза»), хаос также вторгается в этот мир, но не как разрушающая, а скорее как созидающая сила, соприкосновение с которой приносит отдохновение («Как сладко дремлет сад темно-зеленый...»). До тех пор, пока человек, включен в этот космос, он также открыт как «горнему миру» («Странник»), так и хаосу («Тени сизые смесились»), он сопричастен всем уровням бытия. Возможно, что лебедь и орел, имеющие в этом мире определенное место, являются символом человека, воплощают собой модель взаимодействия человека с космосом. Как в западноевропейской, так и в русской литературной традиции за образами орла и лебедя закреплены два типа действия, два типа творчества. И Тютчев, в целом следует сложившемуся пониманию данных образов, однако в своей поэзии он отрицает установленные данной традицией приоритеты.

Лебедь и орел противопоставляются Тютчевым по целому ряду признаков: по месту в пространстве, по способу бытия, по природе творческого дара, связи с мужским и женским началами мира и т.д.

Орел свободен, ему доступны, как земля, так и небо. Однако его истинная природа открывается лишь в противопоставлении существу, не способному оторваться от земли («С поляны коршун поднялся, Высоко в небо он взвился... А я здесь, в поте и пыли,. я, царь земли, прирос к земли!») (I, 93). Следовательно, небо, заоблачные выси, даже свет - пространство, соприродное орлу, являющееся его миром («Пускай орел за облаками встречает молнии полет и неподвижными очами в себя впивает солнца свет») (I, 123).

Нужно отметить, что у Тютчева небо иногда отождествляется с эфиром («Как бы эфирною струею по жилам небо протекло...»); «заоблачные выси» - то, что находится выше неба. В соответствии с античной мифологией за небом находится эфир, пространство богов, эфир обладает световой, огненной природой, следовательно, можно предположить, что пространством, в котором пребывает орел, становится не столько небо, сколько эфир - мир богов.

В мифологии эфир представляется как пылающий круг, заключающий в себе все сотворенное. Именно поэтому Б. Козырев предлагает рассматривать «пылающую бездну» или «славу звездную», окружающую лебедя, как варианты этого образа (IV, 224). Лебедь, в отличие от орла, находящегося как бы вне сотворенного мира, расположен в центре творения. Пребывание в этой точке пространства предполагает совершенно определенный способ существования - сон («Она, между двойною бездной, Лелеет твой всезрящий сон - И полной славой тверди звездной Ты отовсюду окружен»).

В поэзии Тютчева можно выделить не менее двух разновидностей снов. В первую группу можно отнести так называемые «тяжелые сны», довлеющие над человеком, сковывающие его, превращающие в пленника, почти в мертвеца («Н.Ф. Щербине», «Графине Е.П. Растопчиной» и т.д.). Оставшиеся две группы снов в поэзии Тютчева передаются, как правило, через символику воды/хаоса, прохлады. Вода в лирике Тютчева - воплощение жизненных сил, потенция творения. «Река Океан, окружающая землю, - порождение всего, она - порождающая жидкость, космическая псюхе мира, Великая Мать» (V, 125). Однако вода - не только элемент космоса, но она является и «порождающим началом каждого тела», следовательно, и каждого человека, в котором порождающее начало, или «жизнь-жидкость» воплощается в одной из душ, псюхе, владеющей человеком в течение сна. Сон, таким образом, является тем состоянием, когда человек соприкасается с живительной влагой мира (V, 128-130). Поэтому вполне закономерна передача образов сна через символику плавания или через взаимодействие со стихией хаоса. А он, представляя собой «изначальную субстанцию, «душу мира», также может быть отождествлен со стихией воды («Иморе, и буря качали наш челн, Я, сонный, был предан всей прихоти волн.») (I, 55);(«Мы на палубе сидели, многих сон одолевал. Все звучней колеса пели, разгребая шумный вал.») (I, 144).

Внутри этой группы также можно выделить два типа снов. К первому относятся сны, представленные в стихотворениях «По равнине вод лазурной», «Как сладко дремлет сад темно-зеленый», «Как ни дышит полдень знойный»; ко второму - в стихотворениях «Сны», «Видение», «Сон на море». В первой группе мир снов - мир освобожденных от власти и контроля разума, погруженного в сон, человеческих дум, мечтаний. Сны в этих стихотворениях обладают четко выраженными признаками. Во-первых, они порождены человеком и принадлежат ему («смертные думы», «мечта поэта», женские «милые сонные думы»). Во-вторых, они являются чем-то иным по отношению к хаосу / морю и подчинены этой стихии («Сны играют на просторе под магической луной. И баюкает их море тихоструйною волной») (I, 144), и, в-третьих, мир снов, будучи во власти «магической луны», является чем-то призрачным, фантасмагоричным.

Сны, рассматриваемые во второй группе, обладают совершенно иной природой. Во-первых, в этих текстах сны представлены как стихия, которая не только не подвластна человеку, но повелевает им, подчиняет его себе: («Две беспредельности были во мне, и мной своевольно играли оне...») (I, 55). Во-вторых, стихия эта является не менее фундаментальным началом мира, чем океан (море), и, опять же, не подчинена, но соприродна ему. В стихотворении «Сны» стихия сна уподобляется стихии океана почти до неразличения:

Как океан объемлет шар земной

Земная жизнь кругом объята снами...

Настанет ночь, - и звучными волнами

Стихия бьет о берег свой».

Однако она неуловимо отлична от водной стихии. Уже в первом четверостишии «Снов» задана эта амбивалентность. Право говорить о стихии сна как о чем-то ином по отношению к океану дают в этом тексте две детали: сравнительный союз «как», который отождествляя, различает, а также местоимение «свой», которое опять же, уподобляя, акцентирует инаковость «берега снов», а, следовательно, и самой стихии. Кроме того, две этих стихии отличаются друг от друга по «плотности». Стихия снов, соотносимая с «жизнью земной», гораздо мене плотной, чем «шар земной», обнимаемый океаном, естественно более легкая стихия, чем океан-хаос. Наиболее полно различие двух стихий представлено в стихотворении «Сон на море»: мир сна «болезненно-ярок», «волшебно-нем», недвижен, он открывает ранее скрытое, неведомое; стихия океана, наоборот, звуковая стихия, подвижная, динамичная («Вкруг меня, как кимвалы, звучали скалы, Окликалися ветры и пели валы. Но над хаосом звуков носился мой сон. Болезненно-яркий, волшебно-немой, Он веял легко над гремящею тьмой...»).

Таким образом, в поэзии Тютчева можно говорить о существовании двух океанов, двух стихий, которые, не смотря на все отличия, а вернее, в силу этих отличий, дополняют друг друга и взаимодействуют друг с другом. При этом нужно отметить, что пространством их взаимодействия становится человек, человеческая душа («Но все грезы насквозь, как волшебника вой, Мне слышался голос пучины морской, и в тихую гавань видений и снов Вторгалася пена ревущих валов»).

Вмещая в себя две стихии, человек, погруженный в состояние сна, одновременно и сам пребывает в точке их пересечения, в точке «слияния двух океанов», которая в традиции именуется по-разному: это и «Нигде-страна», и страна Хуркалья - пурпурного архангела, у которого два крыла (белое и пурпурное), и страна Тайной Матери, которая «делает открытыми вещи, без этого остававшиеся бы скрытыми, и порождает то, чего ранее не существовало» (VI, 562).

Сопоставление этих двух типов снов с теорией Анри Корбена о двух типах воображения, поможет приоткрыть тайну природы сна, владеющего человеком, пребывающим в мире Тайной Матери.

Анри Корбен в одной из своих книг пишет о двух типах воображения: активное воображение и пассивное воображение. Каждый из этих типов воображения связан с сферой «органом интегрального чувства», обобщающим данные мира, существующего вне нас, фиксируемые органами внешних чувств. Над реальностью стоит реальность рассудка, который как бы управляет организацией бодрствующего состояния, упорядочивая наборы данных, но когда рассудок засыпает, этот набор данных выползает из своего хранилища и начинает двигаться по своей собственной хаотической траектории». Эта «спонтанная манипуляция с данными, полученными из внешнего мира», и есть область «пассивного воображения», доступная любому человеку, погруженному в состояние сна. Но с точки зрения духовной традиции есть еще одна сфера функционирования sensorium: обратная сторона sensorium. «Обратная сторона sensorium обращена не во внешний мир, не к сфере рассудка, а в некую особую сторону, которая именуется «внутренним миром». В такой радикальной смене ориентации мир образов, конкретное восприятие реальности начинает развертываться не в отраженном режиме, но при активном волевом соучастии человеческой души в созидании того, что она воспринимает. Именно для сферы характерно «отсутствие разделения на субъект и объект восприятия, слияние активного и пассивного, способность воображения именно порождать новое, а не воспринимать имеющееся или манипулировать с его разрозненными фрагментами в хаотическом режиме пассивной фантазии», «творящий» характер воображения, позволяющий создавать реальные миры из самого себя. Реальность в традиции именуется также «страной, или миром Тайной Матери» (VI, 564 - 568).

Следовательно, сон человека, соприкасающегося с миром Тайной Матери обладает особыми признаками: это сон пророческий, т.к. Великая Мать открывает сокрытое, а кроме того, человек посредством этих снов творит мир, создает в нем то, «чего ранее не было».

«Всезрящий» сон лебедя, таким образом, не только определяет его положение во вселенной, но и выявляет его роль. Лебедь становится соучастником творения, создателем в мире нового, родителем мира.

Орел обладает творческим даром в той же степени, что и лебедь, однако природа этого дара иная. Стихия орла - полет, именно поэтому он более подвижен, чем лебедь, и, обладая небесной природой, он становится посредником, медиатором между мирами, проводником божественной воли в мир человеческий. Если творческое действие лебедя связано в тютчевском космосе со сферой бессознательного, темного, женского, то действие орла, прежде всего, со сферой сознательного, мужского, со световым началом («В его главе орлы парили.»). Следовательно, можно предположить, что творческое действие орла - это, прежде всего, действие не порождающее, но оформляющее уже существующее, действие, гармонизирующее мир.

Таким образом, в тютчевском космосе существуют два типа творческого действия, которое не возможно вне сакрального начала мира: действие-рождение, связанное, прежде всего, со сферой «Великой Матери», стихией хаоса, и действие-оформление, соотносимое со сферой огня-эфира.

Библиография

1. Тютчев Ф.И. Лирика. - М., 1999.

2. Непомнящий И. Стихотворение Ф.И. Тютчева «Лебедь» и традиции русской оды XVIII века. //Непомнящий И. «О, нашей мысли обольщенье...». О лирике Ф.И. Тютчева. - Брянск, 2002. С. 138-150.

3. Козырев Б. Письма о Тютчеве. Письмо III. // Тютчев Ф.И. Литературное наследство. Т.П. - М., 1981. - С. 221-225.

4. Топоров В.Н. Заметки о поэзии Тютчева // Тютчевский сборник. - Тарту, 1990. - С. 32-104.

5. Онианс. На коленях богов. - М., 2000.

6. Дугин М. Философия традиционализма. - М., 2002.

Размещено на Allbest.ru