Эволюция фольклорного образа в повести Т.С. Беляева

Размещено на http://www.allbest.ru/

Эволюция фольклорного образа в повести Т.С. Беляева

Н.А. Хуббитдинова

Проблема взаимодействия литературы и фольклора в филологической науке всегда являлась предметом исследований. Она особенно актуализируется, когда творческое наследие одного народа находит художественное переосмысление в произведениях писателей иной национальности, в частности башкирской фольклорной традиции в русской литературе XIX века.

Устно-поэтическое творчество представляет собой драгоценный кладезь духовного наследия народа, из которого многие поколения черпают знания о его (народа) прошлом, познают национальный дух, самобытные традиции, мировоззрение предков и т. д. Оно также является неповторимым материалом для литературного творчества. Как известно, "Куз-Курпяч, башкирская повесть, писанная на башкирском языке одним курайчем и переведенная на российский в долинах гор Рифейских, 1809 года" (Казань, 1812) Т. С. Беляева была создана на сюжет башкирского эпоса "Кузыйкурпес и Маян-хылу" и представляет собой литературную ценность, уникальный образец своеобразной интерпретации фольклорного памятника.

В отличие от своего оригинала народного эпоса, варианты версий которого широко распространены среди татар, казахов, алтайцев, барабинских татар, повесть полнее и подробнее описывает картины из жизни и быта башкир, их обычаи и традиции, его историческое героическое прошлое. Более того, авторская версия эпоса пронизана мифическими, сказочными мотивами, насыщена фольклорными образами, которые эволюционировали в повести, претерпев художественную обработку. Целью данной статьи является не всеобъемлющее исследование всей фольклорной системы образов, художественно использованных автором в повести, а рассмотрение лишь одного уникального по своей природе персонажа Мяскяй. литература фольклор писатель башкирский

В фольклоре, как известно, статус героя, его предназначение обычно совпадают с видом его деятельности. К примеру, под словом "батыр" мы понимаем физически сильного, смелого, меткого и находчивого юношубатыра. С точки зрения эстетики башкир он должен хорошо владеть не только мечом и палицей, но и душевно играть на курае, быть певцом-импровизатором сэсэном. И Сурабатыр, и Салават-батыр, и Кахым-туря обладали этими качествами.

Говоря о мифическом образе "аждахи", нам представляется змея огромных размеров. А наличие большого количества головы у "дэва" говорит о его силе и мощи. Он одним дыханием может притягивать целый табун лошадей и т. д.

В башкирских, татарских сказках мяскяй представляется худой и горбатой старухой с седыми волосами и т. д. В народе этот мифический образ имеет несколько значений: она также именуется "убыр", "сихырсы" в значении "колдунья", "чародейка". Согласно древним народным верованиям и суевериям, "мяскяй" или "убыр" это проданная человеком душа. По ночам она, якобы, вылетает из могилы, насылает на людей и их хозяйство порчу и болезни, учиняет пожар, наводнения и другие бедствия. Если будет установлено место выхода демонического духа, то необходимо было эксгумировать останки усопшего, пригласить священнослужителя муллу, который читал молитву, в грудь покойника вонзить осиновый кол или в пятку иглу. Только после совершения всех этих обрядов душа обретала покой.

В сказках и детском фольклоре "мяскяй" в сочетании с "эбей" старухой представляется антиподом героя. Сказочная мяскяй обычно оборотень, имеет способность принимать вид различных зверей и птиц, а также облик красивой женщины, девушки ("Бедная сноха", "Убыр-свекровь", "Мяскяй", "Камырбатыр" и т. д.).

В рассматриваемой "Башкирской повести" Т. Беляева также присутствует Мяскяй, но она, в отличие от многих своих сородичей, является положительным персонажем и выступает помощницей героя. От сказочных прообразов она отличается не только положительным характером, но и внешним видом и образом, воплотившим в себе идеалы добра и справедливости. В повести она имеет собственное имя Мяскяй, претендуя на свою исключительность. Мы попытались выяснить, почему автор в своем произведении отдал свое предпочтение этому уникальному по своей природе фольклорному образу.

Предшественники, сколько-нибудь рассматривавшие повесть Беляева в своих исследованиях или наблюдениях, либо обходили стороной этот образ, либо объясняли однобоко, представляя его "рупором царской идеологии". Но для нас важна природа генезиса этого уникального фольклорного персонажа, своеобразно эволюционировавшего в литературном творчестве.

В древнеславянском языческом мире, как известно, помимо чуда-юда, русалок, оборотней был известен образ мифического существа Бабы-Яги, выступающей в роли помощницы и покровительницы человека Ящура.

Изначально Баба-Яга Ящура была возведена в ранг положительного персонажа, обожествленного каноном древних славян, хранительницей рода, его традиций и обычаев, детей и околодомашнего мира. Известно, что с принятием и распространением христианства всем языческим божествам и духам стали навязываться злые демонические черты, уродливость внешнего вида и скверность характера, подлые намерения¹.

О том, что Баба-Яга когда-то входила в число положительных персонажей в системе образов, свидетельствуют и русские народные сказки. В сборниках сказок А. Афанасьева, М. Кордуева, Н. Онучкова и др. можно встретить Бабу-Ягу-помощницу, покровительствующую главному герою. В подобных сказках образ положительной Яги изображается подробнее, "демонстрируются разнообразия и многоплановость" в описании как внешних данных, так и внутренних качеств².

В "Башкирской повести" также дается подробное описание внешнего облика Мяскяй башкирского прообраза русской БабыЯги. Через внешние качества можно судить

о ее внутренней составляющей. В повести ее внешний облик описывается следующим образом: ".Вид ее [Мяскяй. Н. Х.] не был суров, и хотя она казалась стара, но еще довольно свежа. Волосы ее переплетены были мелкими косичками в знак того, что она была дева. Платье на ней было белое; в руках держала она четки и, перебирая их, произносила таинственные слова"³. Она почтительна и доброжелательна; на нее в повести возложена особая художественная функция, заключающаяся в проведении обряда инициации, посвящения Куз-Курпяч-батыра, а именно предсказание его будущего.

Призвание Мяскяй-вещуньи в повести также напоминает языческую Ящуру, которая обладала магической способностью совершения инициации или посвящения героя. Согласно традициям русских народных сказок, жилище Бабы-Яги представляется, по выражению В. Проппа, "пограничной заставой между мирами" жизнью и потусторонним миром. Именно в этом жилище и происходит совершение обряда посвящения героя⁴.

В повести особый интерес представляет эпизод с проведением этого обряда, для чего Мяскяй ведет героя в пещеру, "затворенную медной дверью и запертую стальными замками: "Она выговорила три слова; замки тотчас поспадали, и дверь с ужасным скрипом отворилась"⁵. Как видим, при помощи неких магических слов колдунья сумела отпереть замки. Войдя внутрь пещеры, она переодевается во все черное, покрывает голову покрывалом, затем в одну руку берет четки, а в другую "курильницу с благовоньями" и окуривает героя. Под переодеванием вещуньи, сменой белого платья на черный и покрытием головы покрывалом можно понимать процесс перехода в потусторонний мир. Пещера, в свою очередь, также олицетворяет собой иной мир. Окурив героя, Мяскяй осуществляет обряд очищения, только после этого ему позволяется войти в глубь пещеры, точнее, перешагнуть границу между мирами.

О месте и роли огня и воды в языческих обрядах и обычаях в научных исследованиях было сказано достаточно много. Мы же ограничимся лишь тем, что вода и огонь в древних верованиях обладали особым значением, их воспринимали как "силу, очищающую и возрождающую жизнь". В русских народных сказках Баба-Яга может обитать на зеленом лугу у реки, в ее очаге всегда горит огонь и т. д.

Примером этому могло бы послужить и жилище Мяскяй, описанное в "Башкирской повести" достаточно подробно. Она жила в белой кибитке, расположенной на прекрасном зеленом лугу недалеко от реки. Более того, в процессе магического действа предсказания будущей судьбы Куз-Курпяча неизменно присутствуют атрибуты в виде тлеющего огня, от которого исходит дым с благовониями, и сосуда с чистой водой, символизирующие возрождение путем очищения.

Подходя ближе к преследуемой цели наших наблюдений, скажем, что в "Башкирской повести", как в литературно целостном произведении, ничего просто так не происходит, все служит известному творческому замыслу автора и несет в произведении определенную художественную нагрузку. Будучи православным и грамотным человеком, Т. Беляев, конечно же, имел познания в области русских народных традиций, верований и суеверий. Его пытливый ум и любознательность способствовали постижению знаний в области истории и культуры русского народа, которые он, с позволения хозяина Н. И. Тимашева, мог черпать из книг, хранящихся в домашней библиотеке. Живя среди башкир, он хорошо был знаком с их обычаями и традициями, сказочными и эпическими образцами народа. Все это наложило отпечаток на его мировоззрение, способствовало формированию его эстетических взглядов, вкусов. А для того чтобы выразить "идею имперской политики", пропагандировать "царистскую идеологию", ему понадобился дополнительный персонаж. Но такой персонаж, который обладал бы исключительными, необычными качествами, был бы окутан мифической дымкой, что бы отличило его от других героев. Подобным своеобразным персонажем могла быть только мифическая Мяскяй по мнению автора, прообраз древнеславянской языческой Ящурыпомощницы.

Если бы на месте Беляева был башкирский сказитель-сэсэн, как полагают некоторые исследователи, то он, обратившись к мифическим или фольклорным образам своего народа, использовал бы кого-то наподобие столетнего старика, как в эпосе "Урал-батыр" или сороки-убыр из эпоса "Идукай и Мурадым" и т. д. Однако происхождение Тимофея Беляева, его корни, менталитет делают свое дело: свой персонаж он лепит из более близкого языческого образа Ящуры-помощницы. Видимо, автор понимает, что русская БабаЯга по своей эстетической направленности и художественной функции в принципе напоминает башкирскую сказочную мяскяй, т. е. предполагает, что в "прошлом" она также могла быть положительным существом. В результате образ злобной сказочной мяскяй эволюционирует в добропорядочную волшебницу и вещунью Мяскяй, под которой следует подразумевать языческую прародительницу Ящуру.

Таким образом, Мяскяй из "Башкирской повести" и сказочную мяскяй объединяет одно название, но они различаются по функциям и предназначению. "Окультуренный" фольклорный образ, претерпев, согласно авторскому замыслу, своеобразную трансформацию, вобрал в себя черты прародительницы Ящуры позже сказочной БабыЯги-помощницы. В результате под влиянием художественной интерпретации он приобрел совершенно иной смысл и новое прочтение в русской литературе XIX века.

Размещено на Allbest.ru