"Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского невольника. Написано им самим". В контексте жанра "невольничьего повествования"

Размещено на http://www.allbest.ru/

«ПОВЕСТВОВАНИЕ О ЖИЗНИ ФРЕДЕРИКА ДУГЛАСА, АМЕРИКАНСКОГО НЕВОЛЬНИКА. НАПИСАНО ИМ САМИМ» В КОНТЕКСТЕ ЖАНРА «НЕВОЛЬНИЧЬЕГО ПОВЕСТВОВАНИЯ»

«Повествование о жизни Фредерика Дугласа, американского невольника. Написано им самим» Ф. Дугласа (Narrative of the Life of Frederick Douglass, an American Slave. Written by Himself, 1845)¹ создано по уже сформировавшимся к 40-м годам XIX века законам жанра, и вместе с тем оно глубоко новаторское, образовавшее новые традиции, являющееся лучшим образцом «невольничьего повествования» как художественно-публицистического жанра, а потому обеспечившее внимание читателей к другим slave narratives.

Главный и достойный образец, на который, по-видимому, ориентировался Ф. Дуглас, - это книга О. Эквиано «Увлекательное повествование о жизни Олауда Эквиано, или Густава Вазы, африканца. Написано им самим» (Interesting Narrative of the Life of Olau- dah Equiano, or Gustavus Vassa, the African. Written by Himself, 1789)², о чем свидетельствуют заглавие, темы грамотности, свободы, религии, разоблачение рабства и расизма, установка на документальность и широкое включение фактического, документального материала, понимание роли музыки и песни в жизни чернокожих, проблема идентификации, показ эволюции автобиографического героя, начиная с детства и отрочества, и его прихода к участию в аболиционистской деятельности.

Заглавие Narrative of the Life of Frederick Douglass, an American Slave. Written by Himself явно следует за заглавием The Interesting Narrative of the Life of Olaudah Equiano, or Gustavus Vassa, the African. Written by Himself³. Но и отличия, начиная с заглавия, существенны. Уже в заглавии Ф. Дуглас отказался проблема выбора, грамотность, свобода.

От внешней увлекательности, убрав прилагательное “interesting”, и первым среди авторов «невольничьих повествований» идентифицировал себя как одного из американских невольников (“an American Slave”).

Второе, европейское «имя» Эквиано - Густав Ваза - против его воли было навязано ему английским рабовладельцем и является напоминанием о рабстве.

Фредерик Бейли, бежав на Север, предложил аболиционисту, оказавшему ему помощь, выбрать для него (в том числе и из соображений безопасности) новое «имя» свободного человека, непременно сохранив его первое имя «Фредерик», данное ему матерью при рождении («чтобы сохранить мою идентичность»)⁴. Мистер Джонсон, в это время увлеченно читавший поэму В. Скотта «Дева озера», предложил фамилию Дуглас, которую Ф. Дуглас, обретя свободу, носил до конца своих дней и передал своим потомкам - свободным людям. У Фредерика Дугласа, родившегося в неволе, рано лишившегося матери, никогда не знавшего своего отца, работавшего в доме хозяина, на плантациях, на судоверфях, прожившего двадцать лет в рабстве, бежавшего из штата Мэриленд на Север и ставшего свободным и высокообразованным человеком, посвятившим всю свою жизнь и творчество борьбе за ликвидацию рабства, другой жизненный опыт, чем у Эквиано, что не могло не сказаться на его книге.

Существенны и отличия от многих других произведений этого жанра, написанных до и после книги Ф. Дугласа.

В них в документальной форме, начиная с первой фразы «Я родился.», от первоголица воссоздаются ужасы рабства, злоключения раба и героическое избавление от рабства - подробно описанный успешный побег, являющийся кульминацией «повествования», а затем обретение рассказчиком статуса свободного человека и присоединение к аболиционистскому движению. В этом рассказе главное - подчеркнутая документальность, фактографичность, которой требовали от рассказчиков белые аболиционисты во имя обличения рабства.

Характерной особенностью жанра является влияние христианской религии и Библии.

Рассказчики обращаются к Богу с эмоциональной молитвой, верят в провидение и Божье возмездие, в день Суда над грешниками рабовладельцами и надсмотрщиками, воссоздают свой жизненный путь как духовное обращение⁵, веру в спасение души на небесах соединяют со свободой от рабства.

Ярко выраженный афро-американский колорит создает использование фольклорной традиции.

Традиция фольклорной проповеди естественно и тесно сплетается в «невольничьих повествованиях» с музыкальной фольклорной традицией. Все произведения включают в себя песни рабов, важнейший элемент жизни рабов, наследие устной африканской культуры. Музыкальный фольклор влияет на композицию, трактовку образов, эмоциональную тональность, ритм, основанный на повторах и импровизации.

В книге Ф. Дугласа можно найти все эти типологические особенности, но все они трансформированы, выражают индивидуальное «я» автора, своеобразны, соединены с новыми чертами.

Сочетая в своей книге подлинные даты, имена, географические названия с яркими подробностями жизни невольников и драматическими эпизодами, с индивидуализированными социально-психологическими очерковыми портретами рабовладельцев и надсмотрщиков, на огромном фактическом материале, почерпнутом из жизненного опыта и разоблачающем преступления рабовладельцев и надсмотрщиков, на материале своей собственной истории поисков свободы и своего «я» Ф. Дуглас ставит национальные американские проблемы: рабства во всей его бесчеловечности, показанного изнутри, глазами его жертвы - чернокожего раба, начинающего оказывать сопротивление; опустошающих последствий рабства для черных и белых американцев; расизма на Юге и Севере; американской государственной системы, охраняющей рабство и расизм; христианской религии, извращенной рабовладельцами и превращенной в орудие в руках рабовладельцев; роли афроамериканской музыки как средства духовного выживания невольников. Ф. Дуглас воссоздает средствами художественной публицистики характер афроамериканца.

Книга Ф. Дугласа, в отличие от большинства «невольничьих повествований», не сводится к фактической, событийной стороне. К тому же такое важное событие, как успешный побег, традиционно являющийся кульминацией, Дуглас только констатирует, предпочитая использовать прием умолчания, психологический подтекст. В центре внимания Ф. Дугласа, вопреки традиции, две противоположные, борющиеся между собой тенденции, определившие его духовную жизнь: превращение в духовного раба, низведение его до уровня животного (отсюда такое количество анималистических образов⁶) и стремление невольника стать человеческой личностью, свободной и духовно независимой, даже если он находится в оковах рабства, поиск и обретение своего «я». Факты, события трансформируются в «историю воспитания», в исповедь, в автобиографию. Документ и автобиографию роднит достоверность. «Для автобиографии действительно важно, идет ли речь об убедительной (проверенной) истине или же нет. Основной категорией жанра является его достоверность»⁷. Но большинство документальных и посему достоверных «невольничьих повествований» не являются автобиографиями, ибо им не хватает личностного начала, психологизма, воссоздания истории души. В «Повествовании» Дугласа внимание автора направлено на становление и идентификацию личности в условиях рабства, проблему выбора, поиск и обретение свободы.

На примере собственной жизни, с помощью честного и тщательного самоанализа, фиксируя внимание на ключевых моментах духовного «обращения», пробуждения самосознания, Дуглас показал процесс обретения невольником человеческого достоинства, интеллектуальной независимости, воли к сопротивлению, наконец имени, способности свободно говорить и писать, обретения своего «я», процесс идентификации афроамериканца - путь, который предстоит пройти многим героям афро-американской литературы и публицистики.

В «Повествовании о жизни Фредерика Дугласа, американского невольника. Написано им самим» отчетливо звучит характерная для этого жанра тема провиденциализма. Тем не менее, много раз оказываясь в ситуации выбора, автобиографический герой делал его совершенно сознательно, анализируя ситуацию и чувствуя себя свободным и несущим бремя ответственности за этот выбор. По мере изменения его состояния выбор становился все более осознанным и свободным.

Спасительную роль провидения Ф. Дуглас связал с главным смыслом своей жизни - обретением свободы для него и его народа. Во имя этой главной цели на протяжении всей своей жизни он делал выбор. Проблема выбора в центре его «Повествования».

Первым выбором стала грамотность, овладение умениями понимать письменное слово и самому писать.

Этот выбор был сделан в детстве, когда он услышал, как его хозяин Хью Олд строжайше запрещает жене учить мальчика грамоте, ибо грамотный раб не захочет оставаться рабом. Рассказчик оценивает слова Олда и как факт сакральный, еще одно вмешательство провидения («откровение», показавшее «путь от рабства к свободе»), и как «бесценную инструкцию», полученную от хозяина [78]. Убежденная и эмоциональная речь Олда подтолкнула к размышлениям, которые Ф. Дуглас воспроизводит в фольклорной музыкальной тональности: «В то время как я был глубоко опечален утратой помощи моей хозяйки, я был глубоко обрадован ценным наставлением, которое по чистой случайности получил от моего хозяина. <.> То, чего он больше всего опасался, я больше всего желал. То, что он больше всего ценил, я больше всего ненавидел. То, что ему казалось величайшим злом, которого следует тщательно остерегаться, для меня было величайшим благом, которого следовало усердно добиваться. И доказательства вреда обучения меня грамоте, которые он так пылко приводил, только вдохнули в меня желание и решимость учиться» [78-79]. Дальнейшая его жизнь в Балтиморе обрела смысл. Отныне хлебом насущным для него стал «хлеб знаний» [83].

Несмотря на строжайший запрет мистера Олда и установленную за ним слежку, с помощью белых сверстников на улице он научился читать, а затем и писать, используя в качестве образца буквы, которыми корабельные плотники судостроительной верфи помечали готовые детали, прописи в учебнике по правописанию Уэбстера и исписанные школьные тетради мастера Томаса. «Моими тетрадями были дощатый забор, кирпичная стена и мостовая; вместо пера и чернил - кусок мела. <... > Таким образом, после долгого, утомительного труда я наконец преуспел в умении писать» [87].

Рассказчику запомнились на всю жизнь две книги - сборник упражнений по правописанию и первая купленная им книга - учебное пособие по ораторскому мастерству «Колумбийский оратор», составленное в 1797 г. учителем и писателем из Массачусетса Калебом Бингхэмом. «Колумбийский оратор» включал в себя теорию и лучшие образцы ораторского искусства, начиная с античности и кончая XVIII веком, в том числе речи, направленные против рабства, на защиту свободы и демократии. По справедливому замечанию Д. Блайта, «будущий великий оратор и проповедник свободы не мог найти более полезной и содержательной книги»⁸. По учебному пособию автобиографический герой учился не только искусству красноречия, но и американскому духу Просвещения и свободы. Много раз он перечитывал диалог между рабовладельцем и рабом, трижды совершавшим побег, и мысленно участвовал в дискуссии на стороне раба. Впервые пришло осознание немоты, неумения выражать словами свои мысли. Чтение «Колумбийского оратора» вызвало желание «выразить свои мысли и опровергнуть доказательства в защиту рабства» [84]. Может быть, тогда и родился один из лучших ораторов и публицистов своего времени, который лучше других сумел выразить мысли и чувства своего народа. Чтение привело к осознанию своего положения раба, стало толчком для мучительных размышлений, принесших глубокие страдания, пробудило душу героя. Подросток прошел через мучительный кризис обновления (так страдал, что хотел умереть и умер бы, если бы не возникла надежда на свободу). Показательно, что автор употребил слово “existence”, «существование», которое вместило мысли о смерти и появившуюся надежду.

В результате в него «ударила свобода». «Серебряная труба свободы вознесла мою душу к вечному бодрствованию. Мне явилась свобода, чтобы не исчезнуть больше никогда. <...> Она смотрела с каждой звезды, она улыбалась в тишине, она дышала вместе с ветром и присутствовала в каждой буре» [85]. Это первое в книге Ф. Дугласа, хотя и не последнее, стихотворение в прозе, посвященное свободе. Выбор всегда связан с этапами обретения свободы. Первым и самым главным этапом стала грамотность, овладение умениями понимать письменное слово и самому писать.

Одним из существенных побудительных мотивов учиться писать для Дугласа стала возможность написать для себя пропуск, что он и осуществил во время побега из Балтимора. Значение слова «аболиционист» он, еще будучи рабом, также узнал из письменного слова - из балтиморской газеты «Америкэн». С тех пор он стал читать газеты и искать в них все, что имело отношение к аболиционизму и осуждению рабства.

Таким образом, тема грамотности в книге Дугласа играет даже большую, чем у О. Эквиано, роль и имеет другие функции в этой жизненной истории.

Второе стихотворение в прозе в «Повествовании» Ф. Дугласа - знаменитый лирический монолог-иеремиада юного Фредерика, изливающего трогательно и горестно душу свою, мольба о свободе, обращенная к Богу: «O God, save me! God, deliver me! Let me be free! Is there any God? Why am I a slave? I will run away. There is a better day coming» [106107]. Монолог перекликается со спиричуэлс Better Days Are Coming, We'll Soon Be Free, Lord, Remember Me, Nobody Knows the Trouble I've Had, Song of the Coffle Gange, завершается прямой цитатой: «Наступят лучшие дни» и предшествует решающему и воплощенному в поступке выбору раба в пользу свободы духа.

Вторым выбором - выбором между существованием на положении животного и обретением статуса человека - стало физическое сопротивление «объездчику рабов» Коуви. Рассказчик извлекает поучительные уроки из этого остро драматического эпизода (одна из главных притч книги): «Это было великое вознесение из преисподней рабства к небесам свободы. Мой долго подавлявшийся дух наконец-то воспрянул, трусость отступила, освободив место открытому неповиновению, и я твердо решил, что, сколько бы я ни оставался рабом юридически, я больше никогда не позволю себе быть рабом по духу» [113].

Результат осознанного выбора, единоборство с Коуви, ставшее для героя воскрешением, обретением чувства внутренней свободы, является подлинной кульминацией книги. Удавшийся побег лишь закономерное следствие обретенного состояния духа. Не случайно автор так скупо пишет о побеге даже в последней, третьей версии автобиографии.

Ф. Дуглас обращается в «Повествовании» к самой проблеме выбора, которая встает перед рабами, думающими о побеге. Он воспроизводит ситуацию коллективного выбора, когда несколько рабов, которым он предложил бежать, обсуждают альтернативу: остаться в рабстве или бежать на Север. Процесс выбора его товарищам по рабству дался нелегко, в спорах, гамлетовских, согласно Ф. Дугласу, колебаниях и сомнениях.

Страхи рабов не были надуманными, выбор делался в суровых, жестких условиях, и все-таки он был сделан в пользу свободы, хотя бы и ценой жизни.

«Придя к твердому решению бежать, мы превзошли Патрика Генри, выбравшего свободу или смерть. В нашем случае свобода была очень неопределенной и почти определенной смерть в случае неудачи. Что касается меня, я предпочитал смерть безнадежному существованию в рабстве» [124]. Таким образом, Ф. Дуглас обращается, что делает неоднократно в своем творчестве, к традициям Американской революции. П. Генри, член законодательной ассамблеи Виргинии, выступавший за независимость колоний, закончил свою знаменитую речь в Ричмонде 23 марта 1775 года словами: «Для меня нет иного выбора, кроме как свобода или смерть». В 1920 году П. Генри был включен в «Галерею славы великих американцев».

Перед второй, удавшейся попыткой бегства автобиографический герой еще раз формулирует для себя альтернативу, из которой делает выбор: «Не требовалось большого воображения, чтобы представить самые страшные сцены, через которые я должен был бы пройти в случае неудачи. Ужас рабства и блаженство свободы были постоянно в моем сознании. Это был для меня вопрос жизни и смерти. Но я оставался тверд в своем решении.» [143]

После обретения юридической свободы в 1846 году Ф. Дуглас последовательно осуществлял выбор в пользу свободы своего порабощенного народа, каким бы трудным ни был для него этот выбор.

Постановка этих проблем, а также сама подача материала (беспощадная, документальная точность и художественная образность, совершенное владение языком - лексикой, синтаксисом, интонацией, ритмом, - психологизм, связь с афро-американской фольклорной традицией, ораторские инвективы, ирония, перерастающая в сарказм памфлета, открытая полемика с рабовладельческим обществом и его религией, моралью, правом, экономикой, публицистический поиск истины, стремление недвусмысленно и четко сформулировать свои взгляды на рабовладельческую систему в США, стремление воздействовать на общественное мнение, убедить американцев в необходимости ликвидации рабства) делают книгу Ф. Дугласа ярким художественно-публицистическим произведением, лучшим произведением жанра slave narrative, классикой афро-американской автобиографии.

Интересно сопоставить две американские автобиографии - Б. Франклина и Ф. Дугласа - и их автобиографических героев.

Книга Б. Франклина - рассказанная в духе просветительских идей история “self-made man”, история обретения героем из низов жизненного преуспеяния, достатка благодаря самообразованию, самовоспитанию, личным достоинствам, разуму, здравому смыслу, трудолюбию и энергии.

В «Автобиографии» Б. Франклина «впервые совершилось художественное открытие национального характера»⁹.

Главная цель Ф. Дугласа - «пролить свет на американскую рабовладельческую систему и ускорить приход радостного дня освобождения миллионов чернокожих братьев в оковах.» [159], помочь невольникам обрести себя и свободу.

Автобиографическая проза Ф. Дугласа - история невольника, проделывающего мучительный путь от рабства к свободе, внутренней и внешней, поиск и обретение своего «я». Это художественно-публицистическое открытие характера афроамериканца, его жизненной философии стойкости и веры в человека, его стремления к свободе.

Дж. Т. Казер обратил внимание на то, что в двух последовавших за первой автобиографических книгах Ф. Дугласа «Моя жизнь в рабстве и на свободе», «Жизнь и эпоха Фредерика Дугласа» автор, «вместо того, чтобы писать продолжение первой книги и не включать пребывание в рабстве в свои автобиографии <.> предпочитает время от времени перерабатывать и дополнять рассказ об этом; он возвращается к пребыванию в рабстве и освобождается от него снова и снова»¹⁰.

«Невольничье повествование» стало в его дальнейшем творчестве архетипическим ядром автобиографии и повести.

Биографии беглецов из рабства обогатили историю борьбы американского народа за свободу, стали продолжением героических страниц борьбы американского народа за независимость, великой революционной традиции XVIII века. Лучше всех о том, что думали и чувствовали эти люди, рассказал Ф. Дуглас в своей книге.

невольничий повествование выживание музыка

Примечания