Истоки женской повествовательной прозы в Англии ("Откровения божественной любви" Юлианы из Нориджа и "Книга Маджери" М. Кемп из Лондона)

Размещено на http://www.allbest.ru/

ИСТОКИ ЖЕНСКОЙ ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОЙ ПРОЗЫ В АНГЛИИ («ОТКРОВЕНИЯ БОЖЕСТВЕННОЙ ЛЮБВИ» ЮЛИАНЫ ИЗ НОРИДЖА И «КНИГА МАДЖЕРИ» М. КЕМП ИЗ ЛИННА)

М. И. Никола

Относить начало женской повествовательной литературы в Англии к Средним векам не является устоявшейся традицией как англоязычного, так и отечественного литературоведения. Для примера сошлемся на известное издание «Эти загадочные англичанки...» [1] Открывает книгу вступительный очерк Е. Гениевой «Жемчужины в короне», подчеркивающий богатство женской повествовательной традиции в Англии и опирающийся, главным образом, на литературный материал XIX-XX вв. В предисловии к книге исследовательница рассуждает: «Трудно сказать, в силу каких причин женская литература столь пышно цвела всегда именно в Великобритании - климат туманного Альбиона тому виной, исторические ли условия, пуританский характер морали или, напротив, романтический склад мышления внешне сдержанных и рациональных англичан. Как бы то ни было, если только перечислить имена женщин писательниц, которые у всех на слуху, доказательств тому, что женская литература прочно угнездилась в британской словесности, больше не понадобится - Мери Шелли, Джейн Остен, Элизабет Гаскелл, сестры Бронте, Джорж Элиот, Вирджиния Вулф...» [2] Показательно также эссе В. Вулф «Своя комната», включенное в названный сборник. В нем писательница с горечью замечает, что, к сожалению, о женщинах, пишущих в Англии до XVIII в., известно крайне мало: слишком неподходящими были социальные условия для творчества (отсутствие у женщины финансовой независимости, достаточного досуга, возможности уединения, «своей комнаты» и т. д.). В. Вулф пытается представить возможную участь, к примеру, пишущей «сестры» Шекспира, убедительно воссоздавая гипотетическую модель судьбы трагической. Будучи уверенной, тем не менее, что феномен женского творчества существовал в ранней английской литературе, В. Вулф склонна усматривать его следы в анонимном творчестве баллад и песен, особенно колыбельных. Она убеждена, что как во Франции, так и в Англии женщины-поэты появились раньше прозаиков. Возникновение же прозаической женской литературы В. Вулф относит к началу XIX в., так как «единственным литературным коньком женщины в начале XIX в. было наблюдение характеров, анализирование чувств» [3]. Хотя В. Вулф специально работала над темой истории женского творчества в университетских библиотеках и Британском музее, она в своем эссе 1928 г., таким образом, не выделяет фигур, которые будут нас интересовать.

Между тем в изданиях последних десятилетий они все чаще находят отражение. Подобное обстоятельство нуждается в разъяснении. Дело в том, что в начале ХХ в. над сочинениями Юлианы из Нориджа (Julian of Norwich, 1342-1404) и Марджери Кемп (Margery Kemp, 1373-1438?) из Линна работала узкая группа специалистов-тек- стологов, подготавливая их к печати. Более широкий круг изданий «Revelation of Divine love by Julian», «The Book of M. Kempe» приходится на вторую половину века. Таким образом за сравнительно недолгий срок авторы названных сочинений стали предметом интереса исследователей, однако сочинения их успели завоевать широкую читательскую аудиторию [4].

Представляется, что изучение творчества Юлианы Нориджской и Марджери Кемп из Линна существенно обогащает историю литературы Англии позднего Средневековья, понимание процесса становления прозаической традиции в Англии. Наконец, именно названные женщины стоят у истоков авторской женской литературы в Англии; они “break a long tradition of feminine silence of England” [5].

Есть своя закономерность в том, что выделенные нами авторы и произведения примыкают к кругу духовной литературы. В. Вулф, обоснованно рассуждавшая о неизбежности трагической судьбы женщины, которая бы в старые времена пожелала взяться за перо, упустила из внимания сферу монастырской и отшельнической жизни. Здесь у женщины был и кусок хлеба, и «своя комната», и время для размышлений и писаний. И если сочинения эти носили религиозно-дидактический характер, то это было в известной степени защитой для автора, даже если им была женщина. В период XII-XV вв. отшельническое движение неудержимо развивалось, в том числе и женское. В связи с этим начала появляться и соответствующая религиозно-дидактическая литература [6].

В Англии заметный вклад в нее внесли мистические авторы: Ричард Ролль из Гемпола (Ricard Rolle of Hampole, 1300?--1349), Вальтер Хилтон (Walter Hilton, ?--1395), неизвестный автор сочинения «Облако неведомого» (The Cloud of Unknowing, 1370?) и др. Заметим, что мистическое учение, утверждающее право каждой души на самостоятельный, индивидуальный диалог с Богом, не только не исключало из него женщину, но даже, как это особенно проявилось, к примеру, в сочинениях Р. Ролля и др., невольно отметило ее особую к тому предрасположенность и одаренность. Так, примечательно в этом отношении сочинение немецкого мистика XIV в. Мейстера Эк- харта о его духовной дочери, сестре Катрей. Молодая женщина поражала Экхарта непреклонностью своих духовных стремлений, способностью к поразительному самоограничению так, что он даже пытался остановить ее рвение к страданию, «Чего хочешь ты еще? Ты уже оставила почет и богатство, друзей, толпу и всякое утешение, преходящее от творения...» [7] Однако, встретив сестру Катрей через много лет, он находит в ней подвижницу большой духовной зрелости, внутренней силы, и сам испрашивает у нее совета и благословения: «Слава Богу, что он создал тебя человеком! Ты указала мне путь к моему вечному блаженству, я пришел к созерцанию Бога, и мне даровалось действительное знание всего того, о чем я слышал сперва из твоих уст. О, милая дочь, ради той любви, что имеешь ты от Бога, я прошу тебя, помоги мне словом и делом, чтобы утвердиться мне там, где я теперь» [8].

Послушнице Маргарет Керкеби также посвятил целый ряд своих произведений Р. Ролль, веря в ее способности к духовному призванию и желая помочь ей на этом пути. Надо заметить, что такое произведение Р. Ролля, как «Образ совершенной жизни», было особенно популярно среди женщин-монахинь. Их привлекала мягкая доброта Ролля, его стремление обнадежить и приободрить адресата, волнующий лиризм повествования. Как свидетельствует созданное позднее монахинями монастыря в Гемполе «Житие Ролля», для них, его читателей, оказывалось важно то, что при описании мистического пути к единению с Богом Ролль старался сосредоточить внимание не на страданиях и трудностях этого пути, а на радостях единения с Богом. Монахини монастыря близ Гемпола, где жил отшельником Ролль, почитали его святым. «Житие Ролля» является убедительным свидетельством того, как женщины постепенно включались в русло религиозной литературы, опираясь на духовный опыт мужей-мистиков.

В то же время следует заметить, что в Западной Европе подобная традиция проявилась раньше. Особой известностью в XIII в. пользовались создательницы мистических сочинений Катарина из Сьены и Бригита Шведская (Catherine of Siena, Bridget of Sweden). Таким образом, у Юлианы Нориджской и Марджери Кемп были свои предшественницы на континенте, как будут затем и свои последовательницы (Leonor Lopez de Cordoba, Magdalena Beutler и др.). И это включение женщины в область религиозных исканий времени представляется явлением симптоматичным и важным. В нем проявление общей тенденции к реабилитации женщины, заявившей о себе в эпоху зрелого Средневековья, реабилитации не столько ее земной природы, сколько нравственных, духовных возможностей.

Примечательно, что между обеими интересующими нас англичанками немало общего. Обе они родились и жили в графстве Норфолк (Восточная Англия), на расстоянии 40 миль друг от друга (Юлиана - в Норидже, Марджери - в Линне). При жизни они встречались, во всяком случае, Марджери описывает одну такую встречу в 1413 г. Обе женщины происходили из знатных семейств. При создании своих книг и та и другая пользовались услугами личных секретарей. К духовному «обращению» и Юлиана, и Марджери пришли после тяжелой болезни. Однако уже прежде обеим всегда доставлял тяжелые переживания вид Распятия, и они много размышляли о Страстях Господних. Обе выстрадали чувство духовного призвания и находили ему подтверждение в пережитых «видениях» - встречах с Xристом, Богоматерью, апостолами и святыми. В создании своих книг обе женщины усматривали благодарный долг перед Богом, их избравшим, а также людьми, которых на основе собственного опыта они надеялись приобщить к истинным путям богопознания.

В то же время обе женщины обладают яркой индивидуальностью, отразившейся в книгах каждой. Очевидно, что Юлиана - натура более спокойная, рассудительная, склонная к аналитическому мышлению. В ней более ощутимо чувство христианского смирения, ответственности перед окружающими, хотя и создается впечатление, что она прожила более замкнутую, уединенную жизнь. По-видимому, она была лучше образована, нежели Марджери. Об этом свидетельствует и ее стиль, и обильные ссылки, аллюзии из Библии и довольно обширного круга духовной литературы. Так, иезуиты, изучавшие книгу Юлианы, обнаружили в ней более 700 ссылок на библейские тексты.

Повествование Юлианы более цельное и стройное, она сосредоточена исключительно на переживании истин веры, предельно сдержана во введении светского материала и биографических деталей. Мы лишь узнаем о том, что первое видение было Юлианой пережито во время болезни, в состоянии кризиса, 8/9 мая 1373 г., когда у изголовья ее находились мать и приходской священник. Впоследствии она представляется отшельницей, живущей у стен церкви Св. Юлиана в Норидже. Само имя автора «Откровения Божественной любви» подвергается сомнению, поскольку «средневековое Julian(e), современное английское Julian - это прежде всего имя святого и посвященной ему церкви, при которой находилась келья затворницы, то есть Юлиана в данном случае было именем, принятым вместе с обетом отшельничества, на что указывает мужская форма имени: Julian, а не Juliana» [9]. Заметим, что в Юлиане чувствуется большая внутренняя удовлетворенность, возможно, это связано с тем признанием, которым она пользовалась при жизни у современников. В начале XV в. мы не раз встречаем упоминание ее как св. Юлианы.

Марджери, в сравнении с Юлианой, присущ более яркий, бурный темперамент. Это натура решительная, энергичная, страстная. Она не была отшельницей и не жила уединенно. Ее жизненный опыт богат и разнообразен, и Марджери более откровенна в рассказе о себе. Мы получаем представление о ее семейной жизни, опыте хозяйственной деятельности, узнаем об участии Марджери в целом ряде паломничеств, в том числе в Святую землю, знакомимся с ее друзьями и врагами. Рассказ Марджери о себе более драматичен и обильно насыщен материалом мирской жизни. Если сочинение Юлианы оценивают как один из первых религиозных трактатов в Англии, то книга Марджери сейчас рассматривается как образец первой автобиографии в английской литературе [10]. Думается, что ее можно рассматривать также как одну из эмбриональных форм романа с характерной английской темой «дороги».

Ощущаются в книге и следы жанра жития. Когда Марджери повествует о своем происхождении, все это заставляет вспомнить житийную структуру истории героя, тем более что Марджери предпочитает писать о себе в третьем лице. Вся книга пронизана жаждой самоутверждения, которое Марджери, в отличие от Юлианы, давалось, видимо, нелегко. В то же время она исполнена страстной веры в особое избранничество, исключительную любовь Бога к ней.

При этом в повествованиях обеих женщин, как Марджери, так и Юлианы, заметно проявилась специфика женского творчества: в отборе материала, взгляде на него, общей тональности произведения, характере художественный средств и т. д. Юлиана вступила на путь словесного творчества раньше Марджери. Она начинала проявлять себя в русле целого ряда мистических авторов, в основном мужчин, уже упомянутых выше (Р. Ролль, В. Хилтон, автор анонимного «Облака неведомого»). Мистические сочинения упомянутых авторов создавались под значительным влиянием трудов Псевдо-Дионисия Ареопагита (VI в.) и заметно тяготели к философичности и экзегетике.

Авторы их много рассуждали о деятельной и созерцательной жизни, споре души и тела, борьбе божественных и дьявольских сил, путях и градациях духовного совершенства, преимущественных формах богопознания. Юлиана в духе своих собратьев по мистическому опыту также немало рассуждает на религиозно-философские и доктринальные темы, ставит проблемы универсального значения. Но при этом в ее повествовании заметно проявляется стремление к ясности, наглядности суждений, эмоциональной силе образов. Так, в ее повествование даже при описании Страстей могут вторгаться образы бытовой, житейской сферы. Описывая капли крови, стекающие из-под тернового венца, Юлиана сравнивает их по форме с округлыми бусинами, мелкими икринками сельди, а обильно текущую из ран Христа кровь - с потоками дождя. В то же время подобная образность не разрушает драматической тональности повествования. Картина Распятия воссоздается Юлианой с большой силой душевного сопереживания. Взволнованная, лирическая интонация оказывается преобладающей.

Один из лейтмотивов «Откровения» - идея тринитарности. Однако и ее утверждение у Юлианы тяготеет к визуализации. Так, к примеру, размышление о единстве Троицы Юлиана выражает следующей картиной Распятия: основание креста, на котором распят Сын, поддерживает Бог-Отец, а Святой Дух летает над головой Спасителя в облике голубя. Как указывалось выше, сцена Распятия воссоздана с обилием чувственно-телесных деталей; кроме того, представлен рельеф местности, характер погоды в тот страшный день и т. д. Себя Юлиана рисует как очевидицу события, помещая рядом с Марией (заметим, что таким образом поступал в своих сочинениях и Ролль).

Образ Марии занимает важное место в книге Юлианы [11]. Она размышляет о ее необычной и высокой судьбе и в то же время создает «домашний», почти интимный образ Богоматери («a simple mayde, young of age and little waxen above a child, in the stature that she was wan she conceived with child») (с. 97). С особым умилением рисует Юлиана сцену Рождества, любуясь матерью и ребенком, для которых еще все беды впереди. В своих видениях Юлиана вступает с Марией в непосредственное общение, и оно свидетельствует о понимании и взаимном сочувствии.

Выразителен по своей пластике образ, возникающий у Юлианы в ходе размышления о сущности Творения. Ее взору предстает Бог с таинственным предметом в ладони, округлостью и фактурой напоминающим лесной орех. В истолковании Бога этот «домашний образ» выступает символом отношений Творца и сотворенного мира. Бог сотворил его, Бог любит его, Бог бережно хранит его. Всей совокупностью образов и ситуаций Юлиана формирует концепцию интимной, «домашней» любви к Богу («Homely loving»). Ee чувства к божеству исполнены нежной доверчивости и порывистости: «God, of the goodnes, geve theselfe...» (с. 111), своего рода «духовного эротизма».

Если «Revelations» представляют собой своеобразный цикл фрагментов-картин («видений»), то «The Book of M. Kempe» характеризуется усилением нарративности. При этом повествование в книге Марджери отличается заметным динамизмом. Героиня перемещается с места на место, переходит от одного занятия к другому, переключает внимание от одних лиц к другим. В основе драматизма истории Марджери ее вынужденное раздвоение между духовным призванием и отягчающими узами мирского долга. Положение Марджери осложняется неудачным характером ее брака. В двадцатилетием возрасте Марджери выдана своим отцом, уважаемым и состоятельным жителем Линна, за предприимчивого, деятельного, но не очень удачливого и приземленного бюргера, Джона Кемпа. За время семейной жизни у них рождается 14 детей. Однако Марджери почти ничего не рассказывает о них в книге, лишь иногда упоминая их в молитвах. Назван только один сын, который на определенном этапе оказывал ей помощь в работе над книгой.

М. Кемп целенаправленно отбирает и выстраивает материал. Ее книга - это духовная автобиография, написанная героиней на склоне лет (Марджери упоминает, что пишет ее в возрасте около 60 лет). Героиня сосредоточена на повествовании о борьбе за право не ограничиваться только семейной жизнью. Так, неудачами мужа в хозяйственных делах она мотивирует собственную инициативу в делах, попытки самостоятельно вести предпринимательские дела (на мельнице, в пивоварне и т. д.). Идя навстречу духовным потребностям, она становится пылкой паломницей. Маршруты совершенных ею в разные годы путешествий-паломничеств поражают воображение. В Англии Марджери посетила Лондон, Норидж, Линкольн, Лейчестер, Кентербери и т. д. Она также пересекла Германию от Данцига до Аахена и Штральзунда. В Италии Марджери видела Рим, Болонью, Венецию, Ассизы. С большим трудом добралась она и до самых главных святынь: Сантьяго де Компостелла и Иерусалима. Необычность Марджери состоит в том, что две основные духовные традиции Средневековья, мистицизм и страсть к паломничествам, органически соединились в ее духовном призвании, и то и другое представлялось ей необходимым и важным.

В связи с задачей преодоления бытовавших тогда традиций семейной жизни Марджери немало рассказывает нам о своем муже. Джон Кемп, как видно из этого повествования, относился к помыслам жены снисходительно и терпеливо, по-своему любил ее и защищал перед окружающими. Xотя тема отношений с ним занимает в книге важное место, вместе с тем ощущается ее подчиненность основному замыслу целого: изображению все возрастающей святости героини. Примечательно, что, несмотря на взаимное терпение и уважение, опыт совместного участия в паломничествах, Марджери долгие годы готовит мужа к приятию идеи целебата. Ближе к сорока годам она действует решительно и настойчиво и в конце концов добивается своего. Перед лицом епископа супруги дают обет целомудренных отношений и впредь даже проживают отдельно. Только когда уже пожилого Джона Кемпа свалил удар и болезнь потребовала повседневного ухода за ним, Марджери вернулась в дом и преданно ухаживала за мужем до самой его смерти. В своей книге Марджери упоминает о своей нелестной репутации как жены и хозяйки среди соседей и горожан. Героиня вообще подчеркивает, что хула и клевета сопровождают ее всю жизнь. Однако по-настоящему задевает ее лишь неверие окружающих в то, что она при жизни избрана Богом, видит его, беседует с ним, постоянно, оказываясь в тяжких ситуациях, получает от него поддержку.

Свое «богоизбранничество, звание «христовой невесты» Марджери воинственно подчеркивает. Это проявляется также в ношении особого кольца, якобы изготовленного и носимого по настоянию самого Бога. Вокруг этого кольца не раз возникают драматические обстоятельства (таинственное исчезновение кольца, подозрения о похищениях, поиски, мольбы к Богу о возвращении потери, чудесное нахождение кольца и т. д.). Столь же примечательно стремление героини к ношению белых одежд, раздражающее сильно как мирян, так и клириков. Не раз требуют у нее угрозами сменить белые одежды, однако героиня обычно уступает лишь «с позволения» Бога. Более того, в 35-й главе своей книги Марджери описывает обряд мистического союза, якобы заключенного между нею и Иисусом Xристом в церкви Св. Апостолов в Риме 9 ноября 1414 г. в присутствии Бога-отца, Богоматери, ангелов и т. д. Марджери верит в исключительную любовь и заботу Бога о ней как на земле, так и в грядущем, на небесах [12].

Непосредственным, внешним выражением божественного дара Марджери считала свойственные ей неожиданные, бурные приступы слез и рыданий, нередко переходящие в громкие крики. Марджери настаивает, что приступы эти были неожиданными для нее самой и совершенно неудержимыми. Более того, если она пыталась себя сдерживать, то нередко они принимали еще более острые формы. Эти-то приступы и являлись главным основанием для неприязни окружающих, усматривающих в них проявление вселившихся в Марджери дьявольских сил. Сама же героиня твердо убеждена, что это «божий дар», полученный ею во время путешествия в Святую землю. Впервые этот приступ настиг ее, когда вместе с другими паломниками она поднялась на Голгофу. На этом месте Марджери распростерлась ниц на земле, сотрясаемая рыданиями при воспоминании о пережитых Спасителем муках. Перед ее мысленным взором была фигура распятого Христа, окруженная Богоматерью, Св. Иоанном, Марией Магдалиной. Как и они, Марджери охвачена огромной силой сострадания. Впоследствии подобные приступы повторяются многократно, и из повествования видно, что чаще всего они случаются у героини при виде Распятия, напоминающего о крестных муках, или же в храме во время проповедей, когда в них излагались эпизоды Страстей Христовых.

Марджери повествует об изгнаниях ее из храма, запретах на посещение проповедей, арестах, допросах, испытаниях. Однако многочисленные преследователи ее обычно бывают посрамлены. Так, один из яростных противников героини, фрайар-проповедник, пользующийся в Линне большой популярностью и настроивший против нее горожан, в конце концов «наказан» весьма показательным образом: во время произносимой проповеди у него вдруг начался подобный приступ. В дальнейшем он повторялся до тех пор, пока проповедник не раскаялся в своих инвективах по адресу Марджери и не признал публично перед прихожанами неоспоримость ее божественного дара. Примечательно, что Марджери, как и проповедовал Христос, стремится возлюбить врагов своих. В момент противостояния с ними она держится учтиво и никогда не злорадствует, если их настигает раскаяние или расплата.

В соответствии с житийной структурой «духовной автобиографии» Марджери в книге ее большое место занимает рассказ о врагах, преследованиях, пережитых страданиях. В то же время несколько раз (в предсказании Юлианы, речах Бога, собственных рассуждениях героини) звучит мысль, что страдания на ее пути не только неизбежны, но и благодетельны. «It was to her in a maner of solas comfort whan sche suffered any dysese for e lofe of God and for e grace at God wrowht in hyr” (с. 27). Что же касается друзей и помощников Марджери, то их Бог чаще всего поддерживает и благодарит за оказанную героине поддержку. В итоге многие из них не только благословляют факт своего сближения с Марджери, но и становятся ее восторженными поклонниками и друзьями и стремятся рассеять бытующие вокруг героини дурные слухи.

Непросто складываются у Марджери отношения с официальными представителями клира. Героиня находится в известной оппозиции к нравственному состоянию Церкви, и отношение это в определенной мере поддерживается самим Христом: «Ther is no clerk can spekyn aens de lyfe whech I teche be and yf he do he is not Goddys clerk, he is e Deueles clerk» (с. 158). Показательно в этом отношении сравнение Марджери с Юлианой, целиком сознающей себя в лоне церкви и решительно данное обстоятельство подчеркивающей: «But in al thing I leve as holy Church levith, preachith and teachith, for the feith of holy church, the which I had afornhand understonden and as I hope by the grace of God wilfully kept in use and custome, stode continually in my sight, willing and meneing never to receive ony thing that might be contrary therunto (с. 29).

Что же касается Марджери, то не раз она оказывается перед лицом опасности быть обвиненной в еретизме и приговоренной к костру. Спасают обычно героиню несокрушимость ее духа, находчивость при допросах, неукоснительное следование доктрине Св. Писания. Указанные стороны характера достаточно ярко проявились во время описанного Марджери «освидетельствования», которое провел с нею в 1417 г. архиепископ Йорка. Показательно при этом, что ответы Марджери и ее аргументы впечатляют не столько ученостью, сколько парадоксальностью и здравомыслием. С их помощью героиня вскрывает слабые стороны противника и заставляет его отступить. Диалоги-«агоны» в книге Марджери отмечены иронией широкого спектра: от мягкой и добродушной иронии до прямого сарказма. Показательно, что в ряде случаев Марджери проявляет инициативу и сама вызывается принять участие в том или ином теологическом споре. При этом она неоднократно подчеркивает, что не умеет ни читать, ни писать. Однако суждения героини обнаруживают довольно обширные познания как текста Св. Писания и комментариев к нему, так и круга средневековой религиозной литературы, особенно мистической. Неплохо ориентируется героиня и в современной церковной борьбе. Так, к примеру, когда ее обвиняют в «лоллардизме», героиня обращает внимание на факты, свидетельствующие о ее расхождении с лоллардами (уважение к литургической стороне церкви, почтение к клиру, если его облик соответствует христианской морали, придание значения паломничествам и т. д.).

В тексте книги приобретенные познания героиня объясняет своей любознательностью: многочисленными беседами со знающими людьми, помощью, которую ей оказывали специально нанятые чтецы, и т. д. Среди своих наиболее уважаемых собеседников Марджери упоминает такие исторические лица, как архиепископ Аран- делл, епископ Репингтон, Юлиана из Нориджа.

Встречаются и лица более скромного звания, однако оставившие в душе героини важный след: ее духовник, Уильям Саутфильд, монах-кармелит Алан из Линна, безымянный доминиканец-анахорет, живущий близ Линна, и др. Как свидетельствуют воспоминания Марджери, немало важных и полезных встреч подарили ей паломнические дороги.

В житии обычно важное место отводилось описанию чудес, совершенных богоизбранной личностью. Они становились свидетельствами, окончательно закреплявшими в сознании окружающих святость житийного героя. Что касается Марджери, то она включает в повествование не одно описание сотворенных ею чудес. Но, пожалуй, наиболее впечатляющим выглядит описание большого пожара в Линне, имевшего место 23 января 1421 г. (глава 67). Окружающим казалось, что огонь уничтожает все, даже культовые постройки. Тогда по просьбе своего духовника, вышеупомянутого священника церкви Св. Маргариты, Марджери начинает отчаянно молиться в храме, затем молитвы ее переходят в рыдания и крики. Героиня страстно взывает к помощи Бога, и, наконец, тот посылает сильную снежную бурю, остановившую огонь.

Чудесная история происходит также с Марджери однажды в Риме. В церкви Св. Иоанна своей проповедью на нее произвел большое впечатление священник и вызвал желание поговорить с ним на благочестивые темы. Однако священник этот оказался немцем по происхождению, и, таким образом, у них не было общего языка для общения. Это обстоятельство сильно расстроило героиню, но она не примирилась с ним. Они оба, Марджери и священник, по призыву героини молились 13 дней, и по прошествии этого срока священник с удивлением обнаружил, что понимает все, что говорит ему Марджери, а та, в свою очередь, пылко исповедовались ему в своих грехах, начиная с детских, и священник с радостью отпустил их. Марджери поведала ему и о пережитом «обращении», и о счастливых моментах «богообщения». Чудесное преодоление языковых преград Марджери в своем повествовании представляет как несомненное благоволение божье.

В своей книге Марджери поведала также и о том, как с божьей помощью совершала чудесное исцеление больных. Так, к примеру, в церкви Св. Маргариты в родном Линне героиня однажды встретила мужчину, убитого горем. Оказалось, что отчаяние этого человека связано с тем, что после рождения ребенка жена его стала безумна: неистовствовала, никого не узнавала вокруг и никого не желала видеть. Марджери взялась помочь несчастному, и ее появление с первого раза молодая женщина восприняла иначе: внимала ей без агрессии и проявляла признаки сознания. Продолжительное время Марджери посещает эту женщину каждый день, усердно молится о ней в церкви, пока та не выздоравливает на удивление всем жителям города.

Можно сказать, что все, о чем повествует Марджери, для нее важно, прежде всего, как свидетельство крепнущей связи с Богом. В ее тексте мы не ощущаем осознание самоценности человеческого опыта. В предисловии к книге Марджери прямо сообщает, что создает свою книгу, чтобы запечатлеть историю своего пути к Богу и общения с ним и делает это во имя славы Господа. Однако следует заметить, что описание визионерского опыта героини и актов богообщения составляет как раз менее яркие, бледные, достаточно традиционные фрагменты книги. Эти части интересны больше отдельными штрихами, деталями, обычно свидетельствующими, что на фоне других мистиков Марджери, как и Юлиана, выделяется тяготением к чувственным, конкретным образам. Так, к примеру, примечательна деталь из беседы героини с викарием Ричардом Чейстером из Нориджа. Она сообщает викарию, что часто беседует со всей Св. Троицей, а также Богоматерью, Св. Петром, Св. Катариной и др. При этом Марджери подчеркивает ту особую радость и ликование, которые испытывает уже при приближении Св. Троицы. Эта радость передается образами стремительного ветряного потока, в котором вьется голубь на фоне сладостной нежной мелодии. Передавая нежный характер мелодии, Марджери предлагает различать в нем звук пары колокольчиков и песню красногрудой малиновки, как будто поющей в самое ухо. Марджери вообще очень восприимчива к звуковой стороне мира и, особенно, к звучащей человеческой речи.

Ее книга воспоминаний - это, прежде всего, воспроизведение большого числа эпизодов и разговорных сцен. Кажется невероятной возможность сохранить их в памяти и передать сколько-нибудь достоверно. Однако не мешает помнить, что память неграмотных людей гораздо более цепко удерживала звучащее слово. Кроме того, Марджери не воспроизводит нам заурядные эпизоды, а восстанавливает наиболее значимые, а значит и памятные события своей жизни. Чаще всего это беседы с Богом и святыми или словесные поединки со своими оппонентами. Последние нередко представлены как своеобразные триумфы ее жизни, что делает естественным их удержание в памяти. При этом бросается в глаза, что Марджери более развернуто излагает свои реплики и, как правило, за собой оставляет последнее слово, звучащее естественно и убедительно. Таким образом, она, несомненно, лучше помнит то, что произнесла сама, что закономерно для человеческой памяти. Во всяком случае, диалоги Марджери выглядят достоверными. Показательна в этом отношении изложенная ею беседа с Юлианой из Нориджа. Речевые характеристики участниц беседы различны. Учтивые, заинтересованные, а местами восхищенные реплики Марджери. И назидательные, витиеватые, по- истине «орнаментальные» наставления Юлианы. Характерно, что образный строй и синтаксис речи Юлианы находятся в полном соответствии с тем представлением, которое возникает на основании ее главной книги.

Должно отметить не только живую и цепкую память Марджери, но также необычайную игру ее воображения. Это особенно ярко проявляется в том, с какой легкостью Марджери способна мысленно воссоздавать эпизоды из жизни Христа, включаться в их действие и выходить из него. Подобное состояние овладевает ею не только в подобающей обстановке, к примеру, в пространстве соборов и церквей, во время проповедей или выноса святынь, но также и в самой будничной атмосфере, в процессе хозяйственных дел и забот. Однако наиболее полно и насыщенно переживает Марджери это состояние в Святой земле. Ее воображение воссоздает и Рождество младенца Иисуса, и бегство в Египет, и торжественный въезд в Иерусалим, и события Страстей Христовых. При этом сама Марджери предстает не просто созерцательницей волнующего действа, но активным участником события. Так, к примеру, мы нередко видим ее помощницей Богоматери. Она помогает той после рождения младенца, ибо на собственном опыте знает, какое питье целительнее для только что родившей женщины. Марджери также собирает наиболее необходимые вещи для святого семейства, отправляющегося в Египет. Во время Распятия героиня поддерживает обессилевшую от страданий Богоматерь и т. д. Между нею и Марией отношения доверительные, интимные. Не случайно и сама Богоматерь, в свою очередь, является героине в трудные для нее моменты, причем примечательно, что оказывает ей не только душевную поддержку, но также практическую помощь: обеспечивает едой, одеждой, кровом. В отношениях Марджери с Богоматерью есть нечто от союза двух матерей, хозяек семейства, которые, подобно верным подругам, не покидают друг друга в трудных испытаниях.

Иной характер носят отношения Марджери с Иисусом. Для него она возлюбленная и невеста, причем, как указывалось выше, Марджери верит в особую избирательность, уникальность, «единственность» отношения Бога к ней. В ее собственном чувстве, несомненно, присутствует «эротизм», наиболее очевидный в призывных обращениях к Богу. В то же время она, как бы спохватываясь и опасаясь обвинений, подчеркивает, что Бог говорит с ее «разумом», говорит ее «душе» и т. д. Показательно, однако, что в беседе с Богом-отцом героиня признается, что дорожит мужественностью Христа: его стойкостью, благородством, рыцарственностью. Весьма характерен уже тот образ, в котором Иисус впервые предстал героине в минуту душевного кризиса и телесного недуга: в пурпурной шелковой мантии, с сияющим, благородным лицом, какого нет ни у одного мужчины. Ласково приблизившись к героине, говорил он с нею... Примечателен лейтмотив заверений Христа: постоянство, верность, неиссякаемая сила его любви. Очевидно, что это то, в чем больше всего нуждалась героиня и что она искала в любимом существе.

Один из наиболее драматических эпизодов книги - рассказ Марджери о своей внебрачной связи. Непреодолимость искушения она мотивирует происками дьявола. Однако читатель, особенно современный, ощущает естественность и неподдельность пережитого героиней чувства, силу владевшего ею страдания, вызванного охлаждением со стороны возлюбленного. Марджери познакомилась с ним во время паломничества и некоторое время они не расставались друг с другом. Затем наступил день решительного объяснения, о котором Марджери повествует с бесстрашной откровенностью. В разговоре, который состоялся под сводами храма, возлюбленный сообщил ей об исчезновении желаний и несогласии продолжать связь даже «за все золото мира». У потрясенной героини на некоторое время пропадает всякое желание жить. Таким образом, после случившегося окончательный уход Марджери в сферу Бога выглядит закономерным порывом женщины, жаждущей чистоты, духовности, самоуважения. Однако оставленная, но не вытесненная до конца страсть выдает себя в прорывающемся чувственном характере любви к Богу: “Take Me in the arms of the soul and kiss My mouth, My head, and My feet, as sweetly as thou wilt” (с. 41).

Книга Марджери создает образ женщины крайне эмоциональной, чувствительной и чувственной, энергичной и смелой, терпеливой и предприимчивой - словом, незаурядной. Ее нередко сравнивают с Батской ткачихой из «Кентерберийских рассказов» Чосера. Для этого есть безусловные основания, хотя образ Марджери и представляется нам богаче и многограннее. Во всяком случае, обе героини выступают художественным свидетельством стремления женщины к свободе выбора образа жизни, занятий, окружения и т. д., сопряженного в эпоху Средневековья с неизбежным драматизмом и отчасти, как показывает повествование, возможного лишь в сфере религиозно-церковной жизни.

При этом Марджери не признается в желании стать признанной святой. Она, напротив, как будто стремится подавить свою гордость и стремление к мирской славе, демонстрируя готовность перенести любые унижения во имя веры. Показательна, к примеру, ее реплика, завершающая разговор с сенешалем, решившим арестовать Марджери как еретичку: “I am as ready, sir, to go to prison for God's love as ye are ready to go to church” (с. 32). Однако за видимым смирением на каждом шагу обнаруживается заметное самосознание героини, гордая убежденность в своем особом призвании и несомненной милости небес. Марджери убеждена, что книга ее нравится Богу, что молитвами ее будут спасены тысячи и после смерти она будет вознаграждена за свой труд и терпение.

Книга Марджери создана под ее диктовку. Этим героиня до известной степени объясняет отсутствие в ней должного порядка (“not wreten on ordyr, euery thing aftyr other as it wer don, but lych as the mater cam to the creatur in mend”) (с. 87), однако вдохновителем своего слова она опять же считает Бога. При этом она рассказывает о том, сколь нелегкими были поиски подходящего переписчика. Сначала в этой роли попытался выступить один из ее сыновей, но не справился, затем был найден профессиональный писец, оказавшийся не очень умелым (“He cowd lytyl skyll peson, for it was neithyr good Englysch ne Dewch, ne the letter was not schapynne formyd as other letter be...”) (с. 89). Наконец был найден тот, чей текст Марджери нашла адекватным своему рассказу и кому доверила свое повествование.

Как видно из вышеизложенного, повествование Марджери отличается от духовных книг ее современников заметным внедрением мирского материала, постепенно разрастающимся. Вместе с тем рассмотрение этого памятника позволяет очевиднее ощутить художественную перспективу, заданную мистической прозой. Литературоведы нередко при попытке уяснить генезис ряда художественных явлений все чаще обращаются к произведениям духовной и, в частности, мистической литературы. Показательно, к примеру, что Р. Стоун полагает, что к книге Марджери восходят истоки приключенческого и уголовного романа в Англии: “We can now see that the fictional method of “Robinson Crusoe” and “Moll Flanders”, so far from being a new one, of a legacy from 17th centure criminal narrative and the Elizabethan “Jacke Wilton”, has its roots in the spiritual autobiography, one more instance of the continuity of literary forms” [13]. Вместе с тем необходимо иметь в виду, что книги Юлианы из Нориджа и Марджери Кемп важны и сами по себе как оригинальные памятники эпохи, обогащающие мир творчества «загадочных англичанок». Именно в них берет начало женская повествовательная традиция в Англии, нашедшая в дальнейшем столь богатое и многообразное продолжение.

Примечания

женский повествовательный литература англия

1. «Эти загадочные англичанки...». М., 1992.

2. Там же. С. 6.

3. Там же. С. 122.

4. К примеру, к настоящему времени вышло более 20 изданий «Откровений Божественной любви» Юлианы из Нориджа. Текст переведен почти на все европейские языки, а также на японский и корейский. В 2010 году вышел перевод «Откровений» на русский язык.

5. Meech S. B. Preface to “The Book of M. Kempe”. L., 1940. P. 12.

6. В кругу указанной литературы выделяется памятник XII в. «Правила для отшельниц» (“Ancrene Riwle”), оказавший влияние как на судьбы отшельнического движения в Англии, так и на соответствующую, посвященную этой теме, литературу (Р. Ролль,

В. Хилтон, Юлиана из Нориджа).

7. Мейстер Экхарт. Духовные проповеди и рассуждения. М., 1991. С. 32.

8. Там же. С. 32.

9. Дресвина Ю. «Откровения Божественной любви» Юлианы Нориджской // Юлиана Нориджская. Откровения Божественной любви. М., 2010. С. 24.

10. Stone R. Middle English prose style. Mouton, 1970. P. 11; Tuma C. W. The 14th century mystics. Acomparative analisis. Michigan, 1977. Р. 31.

11. Текст Юлианы цитируется по следующему изданию с указанием в скобках страницы: Revelations ofDivine Love by Dame Julian of Norwich. L., 1952.

12. Текст Марджери цитируется по следующему изданию с указанием в скобках страницы: The Book of Margery Kempe. L., 1940.

Размещено на Allbest.ru