Во втором цикле книги стихов "Цветы зла" Бодлер предстает как поэт-урбанист, высвечивающий пороки современного ему города.

Часто Бодлер ходил по парижским улочкам. Здесь на каждом шагу его ждали встречи, позволяющие отвлечься от самого себя, от всех своих душевных переживаний и мук, здесь он мог мысленно переселиться в чужую оболочку, дорисовав в воображении судьбу случайного прохожего, чей облик вдруг почему-то выделился из пестрого многолюдья и запал в память. Так возникают в "Цветах зла" городские зарисовки, сосредоточенные в разделе "Парижские картины" - блистательное воплощение того "духа современности", которое Бодлер полагал одной из своих важнейших творческих задач. Оно действительно сделало его первооткрывателем лирики огромного города, столь расцветшей в ХХ веке. В таких проникнутых щемящей обидой за жертв несправедливо устроенной жизни стихах "Цветов зла", как "Старушки", "Предрассветные сумерки", "Рыжей нищенке". "Семь стариков", Бодлер, по словам Анатоля Франса, "почувствовал душу трудящегося Парижа". Париж, который предстает со страниц бодлеровского цикла - не праздничный город, славящийся своим великолепием, а город нищих и обездоленных.

Вот перед нами - белая девушка с рыжей головкой, вся в лохмотьях (стихотворение "Рыжей нищенке"). Глядя на нее, поэт исполнен восхищением. Он называет ее царицей из сказки. Он представляет ее во дворце, одетой в придворное платье, с толпами поклонников. Но, к сожалению, судьба безжалостна бывает именно к тем, кто по праву за свою красоту заслужил роскошное ложе и пышный покой, но оказался в числе голодных и всеми презираемых.

Ныне ж ты нищенкой бродишь голодной,

Хлам собирая давно уж негодный,

На перекрестках продрогшая вся

Робко прося.

Такой же любовью и нежностью переполнены строки Бодлера, обращенные к "маленьким" людям старшего поколения, бредущим в поисках крова по городу (стихотворение "Маленькие старушки"). Бодлер своих старушек называет милые созданья. Описывая их, он употребляет античные имена.

Уродцы слабые со сгорбленной спиной

И сморщенным лицом, когда-то Эпонимам,

Лаисам и они равнялись красотой.

В античные времена эпонимами назывались (напр., Афина) боги и герои (Эгей и др.), от имен которых производили названия городов, гор, морей и т.д. Таким образом, Бодлер словно обожествляет их. Об этом говорят также следующие строки:

Еще при жизни - прах, полуостывший тлен,

Давно созревший уж для вечного нетленья!

Вечное нетленье может быть только у святых.

Создается впечатление, что эстетизм Бодлера - какого-то особого свойства. Он видит прекрасное в безобразном. Но это не совсем так. Бодлер, описывая трагическое настоящее, представляет картины прошлого этих людей, стоявших ныне на краю пропасти.

Садов ли Тиволи вы легкий мотылек,

Фраскати ль старого влюбленная весталка

Иль жрица Талии, чье имя знал раек.

Возможно, по мысли Бодлера, какая-то из них была святой, какая-то блудницей, но ныне им уготована одна и та же участь.

Бодлер пытается найти причину того, что эти старушки оказались "на дне".

Одних родимый край поверг в пучину горя,

Других свирепый муж скорбями удручил,

А третьим сердце сын-чудовище разбил…

Поэт называет себя мечтателем. Ведь, глядя на их скрюченные, безобразные тела, перед его взором предстают картины прошлого:

Я вижу вновь рассвет погибших ваших дней,

Неопытных страстей неясные волненья;

Чрез вашу чистоту сам становлюсь светлей…

Таким образом, мы делаем вывод, что красота, по Бодлеру, - духовное понятие. Она заключается в духовной чистоте, святости души.

Стихотворение "Маленькие старушки" посвящено Виктору Гюго. Необходимо отметить. Что в нем содержатся некоторые элементы политической лирики Гюго.

Как и Гюго, Бодлер показывает нам в образе каждой из старушек духовно богатую личность, которая находится в разладе с обществом, полным зла, жестокости и равнодушия к "маленькому" человеку. Жизнь у обоих поэтов видится полной контрастов и диссонансов, потому что в ней идет постоянная борьба Добра и Зла. И передать эту борьбу призваны кричащие "антитезы" - главный художественный принцип Гюго, который был также принят Бодлером, - в которых противопоставляются образы прекрасного и безобразного ("гротескного"), рисует ли он картины природы, души человека или жизнь общества.

Такие же антитезы мы видим и у Бодлера:

В изгибах сумрачных старинных городов,

Где самый ужас, все полно очарованья,

Часами целыми подстерегать готов

Я эти странные, но милые созданья!

Такие дают почувствовать читателю двойственность в мира, в котором рядом сосуществуют добро и зло, правда и ложь, красота и безобразие. Но, отметим, у Бодлера довольно часто на первый план выходит красота души, которая, как правило, живет в безобразном теле.

Рассмотрим еще одно стихотворение Бодлера, которое называется "Семь стариков". Стихотворение поэт начинает с описание города, облекая Париж в мрачные тона. И этот урбанистический пейзаж помогает поэту передать всю трагедию "униженных и оскорбленных".

Париж у Бодлера - город призраков и страшных тайн. Этот город, грязно-желтый, окутан туманом из которого вырастает старик, одетый в желтые (как и туман) лохмотья, которые напоминают клочья облаков, повисших над Парижем.

Так пейзаж, который является эпическим началом, сливается с образами отверженных современного города. В отличие от стихотворения "Маленькие старушки", в котором пейзаж светлый, потому что поэт восхищен духовной чистотою своих поэтических созданий, в стихотворении "Семь стариков" пейзаж такой же мрачный, желчный и злой, как и образы поэта. Если маленькие старушки - это созданья рая, то старики Бодлера словно вышли из адской бездны.

Два странных призрака из общей бездны ада,

Как будто близнецы, явились предо мной.

И называет поэт своих стариков уже не милыми созданьями, а дьявольским кортежем.

Но тем не менее поэт сочувствует им, его душа плачет и скорбит. В конце стихотворения он признается, что это видение сломало его душу, которая, как ветхая ладья была брошена в безбрежный океан. Под океаном поэт, судя по всему, подразумевает жизнь человеческую.

Еще одно стихотворение Бодлера - "Предрассветные сумерки" - также передает скорбь поэта и его сочувствие "людям дна". Он рисует рабочий квартал Парижа, где

… нищета, дрожа, прикрыв нагую грудь,

Встает и силится скупой очаг раздуть…

Пейзаж в нем также безрадостен, как и сама жизнь.

Дрожа от холода, заря влачит свой длинный

Зелено-красный плащ над Сеною пустынной…

Картина парижского утра, описанная в "Предрассветных сумерках", выявляет особенности реализма Бодлера. Его описание лишено непосредственности. Все прошло сквозь субъективное восприятие поэта, и отражение сохраняет следы этого восприятия.

Выразительные детали дают представление о жизни всего города, о прошедшей ночи. Образы, тщательно отобранные, мрачные, предельно насыщены волнениями возраста или положения (болезненные грезы молодости, усталость мужчины и женщины, тупой сон проституток, озябшие жены бедняков, мучающиеся роженицы и умирающие гуляки, изнуренные развратом, и принимающийся за тяжелый труд сумрачный Париж. Общая мрачность и взволнованность усиливается тем, что, наряду с прозаическим, за повседневным и будничным вырастает другой, психологический план. Лампа. Похожая на кровоточащий глаз, становится символом борьбы души и тела; вздрагивающий воздух сравнивается с обвеваемым ветром лицом в слезах; петушиный клекот напоминает рыдание, прерванное пенистой кровью. Общий фон сумерек. красное пятно лампы, туманный воздух, полный дрожи, море тумана, омывающее здания, и, наконец, противопоставление мрачному Парижу возникающих красок зари - вся эта живопись стихотворения показывает Бодлера современником зарождающегося импрессионизма.

3. Идейно-эстетический анализ стихотворения "Лебедь"