Формирование замысла "Мертвых душ". Обзор критических статей и трудов о Гоголе

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

1. Формирование замысла «Мертвых душ»

2. Обзор критических статей и трудов о Гоголе

Заключение

Список литературы

Введение

Современные исследования творчества Гоголя явно тяготеют к одному из двух полюсов: гоголевские тексты рассматриваются либо как проекция его религиозного мировоззрения, либо же с позиций универсальной поэтики. По-видимому, в ближайшем будущем трудно ожидать «диалога» этих подходов.

Можно сравнить, например, принципы комментария к двум изданиям Н.В. Гоголя: к уже состоявшемуся и ставшему заметным культурным событием собранию сочинений в девяти томах Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 9т. / Состав. и комм. В.А. Воропаева, И.А. Виноградова. М., 1994. и вступительную статью с комментариями к долгожданному академическому изданию. Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. и писем: В 23 т. Т. 1 / Подготовка текстов и комм. И.Ю. Виницкий, Е.Е. Дмитриева, Ю.М. Манн, К.Ю. Рогов. М., 2001. Иногда создается такое впечатление, что речь идет не об одном и том же, а о разных авторах: настолько по-разному интерпретируется гоголевское творчество.

1. Формирование замысла «Мертвых душ»

В «Авторской исповеди» Гоголя, которая была написана в 1847 году, а напечатана в 1855 году, читаем: «Он (Пушкин) уже давно склонял меня приняться за большое сочинение и, наконец, один раз, после того, как я ему прочел одно небольшое изображение небольшой сцены, но которое, однако же, поразило его больше всего мной прежде читанного, он мне сказал: «Как с этой способностью угадывать человека и несколькими чертами выставлять его вдруг всего, как живого, с этой способностью не приняться за большое сочинение! Это просто грех!».

Вслед за этим начал он представлять мне слабое мое сложение, мои недуги, которые могут прекратить мою жизнь рано; привел мне в пример Сервантеса, который, хотя и написал несколько очень замечательных и хороших повестей, но, если бы не принялся за Донкишота, никогда бы не занял того места, которое занимает теперь между писателями, и, в заключенье всего отдал мне свой собственный сюжет, из которого он хотел сделать сам что-то в роде поэмы и которого, по словам его, он бы не отдал никому». Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. и писем: В 23 т. Т. 1 / Подготовка текстов и комм. И.Ю. Виницкий, Е.Е. Дмитриева, Ю.М. Манн, К.Ю. Рогов. М., 2001.

Значение пушкинской подсказки заключается не в том, что анекдот с мертвыми душами может быть художественно реализован вообще, а в том, что на его основе можно создать большое произведение, точнее даже роман ил, если быть еще более точным, - плутовской роман. Именно так представлялся Гоголю жанр его произведения первоначально.

Дело в том, что фигура плута, пройдохи, авантюриста оказалась чрезвычайно удобной для организации романного действия, для спайки и объединения разнообразных эпизодов и лиц.

Однако многочисленные произведения, нещадно эксплуатировавшие ходовые приемы (тайна происхождения главного героя, преследование его людьми злыми, алчными, и с другой стороны, поддержка и покровительство людей добродетельных, выступавших обычно навязчивыми резонерами, проводниками авторских взглядов) - все эти приемы навсегда, казалось, скомпрометировали идею русского оригинального романа. Но Пушкин посмотрел, сумел посмотреть на проблему иначе.

Жизненность подсказанной им фабулы состояла в том, что поступки героя обусловливались насквозь современной идеей (продажа и покупка ревизских душ), вытекавшей из всей совокупности общественных связей и отношений русской жизни.

«Я начал было писать, не определивши себе обстоятельного плана… Я думал просто, что смешной проект, исполнением которого занят Чичиков, наведет меня сам на разнообразные лица и характеры…» Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. и писем: В 23 т. Т. 1 / Подготовка текстов и комм. И.Ю. Виницкий, Е.Е. Дмитриева, Ю.М. Манн, К.Ю. Рогов. М., 2001.

Пушкин, по словам Гоголя, хотел написать «Что-то вроде поэмы». Подразумевается, конечно, поэма шутливая, комическая, типа «Дома в Коломне» или «Графа Нулина».

«Это по преимуществу поэмы нашего времени, потому что их больше других любят в наше время… В поэмах этого рода даже важное и патетическое само по себе высказывается с оттенком иронии, юмористически, и иногда тем сильнее действует на читателя, чем небрежнее говорит поэт», - писал Белинский в 1846 году в одиннадцатой пушкинского цикла.

Прежде чем перейти к вопросу формирования замысла будущего произведения, вспомним, что Пушкин подкрепил свою мысль ссылкой на Сервантеса. Сервантес фигурировал как создатель большой эпической формы, романа, а также как писатель, упрочивший благодаря «главному произведению» свою славу.

В «Дон Кихоте» поражала множественность и глубина значений, как будто бы исключаемая его первоначальной органической задачей - высмеиванием модного пристрастия к рыцарским романам. Возникал вопрос: как соотносилось одно с другим; сознавал ли творец с первых своих шагов весь объем замысла?

Противоречия глубоко объяснил Томас Манн, подчеркнувший постепенное обогащение смысла романа: нередко «великие произведения вырастали из скромных замыслов», так как «честолюбию не место в начале работы, оно должно расти вместе с самим творением…»

Да и само русское общество, так сказать, постоянно вживалось и углублялось в гоголевский замысел, и с каждым этапом писательского труда, с каждым шагом вперед открывались все более далекие и значительные горизонты.

Больше того - оба явления оказались взаимосвязанными. Чем шире раздвигался горизонт поэмы в сознании читающего мира, чем больше людей втягивал в себя этот процесс, тем интенсивнее становились те импульсы, которые получал Гоголь для продолжения своего труда, который длился 17 лет!

Центральная категория не только гоголевской поэмы, но по существу всего его творчества - душа - определила собой характеристику личности уже в первых произведениях писателя. Какие же течения в умственной жизни России и Европы обусловили возникновение концепции души в его творчестве.

Если противоречия между народами и государствами выводятся в этот период из особенностей их национального духа, то противоречия внутри общества, среди которых одним из важнейших было обезличивание человека, возраставшее одновременно с усложнением социального организма, связывается с категорией души. «…Смотри - душа твоя обратилась в паровую машину. Я вижу в тебе винты и колеса, но жизни не вижу!» - читаем в одном из первых русских антибуржуазных произведений - в романе В.Ф. Одоевского «Русские ночи».

Рассмотренные с точки зрения их внутреннего единства, произведения Гоголя наводят на мысль, что той глубоко демократической, хотя и социально расплывчатой идеей, которая лежит в основе содержащегося в них анализа общественных нравов, является идея человеческого равенства и братства, одушевляющая созданные писателем картины Запорожской Сечи.

Итак, вся совокупность связей и отношений между людьми, изображенных в произведениях Гоголя складывается в единую картину полной духовной дезинтеграции современного писателю общества и неразрывно с ней связанной дезинтеграцией личности, ее раздробленности, в гоголевской терминологии. Это человеческие феномены, выражающие внутренние противоречия, которыми сопровождается формирование буржуазного уклада, по существу и представляет собой основную, универсальную проблему творчества Гоголя.

Категорией, непосредственно связанной с положительным идеалом, в системе гоголевской мысли выступает душа. Именно душа - частица высшего, надматериального начала в человеке - означает те возможности личности, основанные на ощущении братства с другими людьми, которые позволяют ей противостоять господствующему вокруг нее отчуждению.

Наличие души выражает у Гоголя полноценность человека. Пассивное же подчинение силе внешних обстоятельств и прежде всего антигуманной морали современного Гоголю общества писатель рассматривает как духовную смерть личности, или смерть души.

Привязанность к собственности убивает, как показывает писатель, главное в человеке - привязанность к людям. Богач, накопитель, который фактически занимает главное место в социальной структуре общества, по Гоголю - выходит из человечества, становится прорехой на нем. Поэтому так ничтожен гоголевский Плюшкин.

Деление персонажей по принципу «живой» и «мертвой души» представляет собой как бы дополнительную - более широкую - типологию, которая придает собственно гоголевскую окраску каждому из выведенных писателем социальных типов.

Взаимодействующую природу души и «приобретателя» (Приобретение - вина всего…) Гоголь ярко демонстрирует на примере тех помещиков, которых посещает Чичиков. Мысль о последовательно прогрессирующем оскудении личности в образе каждого не нова. Её высказывал и современник Гоголя С.П. Шевырев. Но важно подчеркнуть, что критерием, которым автор «Мертвых душ» определяет это оскудение, является связь человека с человечеством. И параллельно с ослаблением человеческих связей возрастает привязанность персонажей к собственности.

На первой ступени лестницы стоит Манилов. Он, бесспорно, самый бескорыстный из всех. У кого Чичиков торгует мертвые души. Он единственный, кто отдает их даром. Правда, доброта фантазера Манилова, как показывает Гоголь, приводит только к отрицательным результатам, тем не менее, он искренне расположен ко всем окружающим, включая и его крестьян.

В отличие от него Коробочка уже недоверчива к людям. В то же время она скопидомка и больше всего боится, чтобы как-нибудь не продешевить в своих торговых оборотах.

Ноздрев не может не нагадить ближнему. И при всей своей безалаберности он достаточно агрессивный собственник. Все его попытки продать или выменять ненужную вещь явно направлены в сторону собственной выгоды.

Для Собакевича все его знакомые - мошенники. При этом он ярко выраженный «кулак». В роли продавца он оказывается самым скаредным и неуступчивым из всех.

И последний в этом раду - Плюшкин, человек, окончательно утративший все связи с миром. Гоголь настойчиво подчеркивает отчуждение Плюшкина от всех людей. У него фактически нет семьи, так как он сам разорвал связи с детьми знакомые с ним «крестьяне от него бегут. Разрыв с человечеством произошел у Плюшкина до такой степени, что нельзя даже определить, к какому полу он принадлежит. Скупость Плюшкина имеет совсем иной смысл, чем, положим, скупость Шейлока или Скупого рыцаря (и это очень важно). Если Пушкин видел в золоте источник зла, признавая в то же время его огромное могущество, у Гоголя - и это существенно - богатство Плюшкина показано не в виде блестящей груды червонцев, а в картинах праха и тлена: хлебных кладей, на верхушке которых «росла всякая дрянь и даже прицепился сбоку кустарник», запасов муки, которую надо было рубить топором и т.д.

Непреходящая актуальность гоголевской типологии связана с тем, что, будучи социальной по существу, она ориентирована не на какую-либо конкретную социальную структуру, а не любой общественный строй, где имеет место принцип отчуждения, подменяющий отношения между людьми отношениями вещей и разрушающий единство личности.

2. Обзор критических статей и трудов о Гоголе

гоголь творчество художественный поэтика

Литература о Гоголе, как известно, огромна и возрастает с каждым годом. Исследуется биография писателя, его творческий путь, влияние на других писателей и на другие виды искусства. Каждый из авторов сосредотачивает свое внимание на некоторых, важных с его точки зрения, гранях гоголевского творчества. Исходя из темы нашей работы, нас интересуют труды, посвященные поэтике Гоголя. Несмотря на огромное количество литературы, посвященной Гоголю, работ о собственной речевой ткани художественной прозы Гоголя сравнительно мало. А между тем именно в стилистике Гоголя определены основные направления развития и совершенствования изобразительных средств языка русской классической литературы 19 века, давшей миру Достоевского, Толстого и Чехова.

Что касается категории «поэтика», то, как известно, бытует двоякое - более узкое и более широкое - ее понимание. Первое ограничивается проблемами поэтической речи и стиля. Второе предполагает изучение не только речевых, но и других структурных моментов художественного текста.

О широком понимании поэтики говорит, в частности, В.В. Виноградов: «Поэтика как наука о формах, видах, средствах и способах организации произведений словесно-художественного творчества, о структурных типах и жанрах литературных сочинений стремится охватить… не только явления поэтической речи, но и самые разнообразные стороны строя произведений литературы и устной народной словесности» Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963, с. 184.. И далее В.В. Виноградов называет некоторые проблемы такой поэтики: мотивы и сюжет, приемы и принципы сюжетосложения, художественное время, композиция как система сочетания и движения речевого, функционально-стилистического и идейно-тематического планов, сюжетно-динамическая и речевая характеристика персонажей, жанровая специфика.

В трудах Манна Ю.В., посвященных поэтике Гоголя, категория «поэтика» рассматривается именно в таком, широком смысле. В трудах «Поэтика Гоголя» и «Поэтика Гоголя. Вариации к теме» не дается сплошного описания всех многообразных аспектов гоголевской поэтики, в частности, проблем стиля, а только намечены основные соединяющие линии. Наряду с обычными аспектами поэтики (композиция, сюжетосложение, принципы характеристики персонажей и т.д.) в книгах рассматриваются и такие, которые как бы осуществляют объединение и координацию различных уровней художественного целого. Таковы проблемы реального и фантастического, соотношения духовных и физических способностей, проблема «общей ситуации» и т.д. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Москва, 1987. Само выдвижение этих проблем подсказывается гоголевской эволюцией; иначе говоря, их последовательность в известной мере предопределена естественным движением художественной системы Гоголя, хотя это движение, разумеется, вовсе не сводится только к названным проблемам.

В трудах Л.И. Ереминой художественная проза Гоголя исследуется как образно-речевое целое, в переплетении собственно речевых и образно-семантических связей и отношений, определяющих глубинную структуру текста. В художественных приемах Гоголя Л.И. Еремина находит приемы углубления семантической перспективы слова-образа; при этом возникают новые и неожиданные смысловые пересечения, «приращения смысла». Взаимосвязь разных значений слова обычно составляет образный центр текста. Семантические «сближения и отталкивания» объединяют, казалось бы заведомо противопоставленные, компоненты повествования, выявляя при этом сложные, неоднозначные зависимости между гоголевским текстом и речевым контекстом эпохи. Еремина Л.И. О языке художественной прозы Гоголя. Москва, 1987.

Согласно Л.И. Ереминой, в гоголевском повествовании слово живет не только во внутритекстовых, но и в межтекстовых зависимостях. И каждое употребление слова-образа несет в себе след прежних семантических связей и смыслов. При этом создается не только художественно эстетический эффект «игры» в слове, Нои обнаруживается ироническая позиция рассказчика, повествующего о странностях окружающего мира. Трагедийность внешне комических ситуаций, отражающих объективно существующие «несообразность и несоответствие», - важнейшее слагаемое поэтики Гоголя по Л.И. Ереминой.

Иронический повествователь замечает все разнообразные странности окружающей русской жизни: и «магазин с картузами, фуражками, и надписью «Иностранец Василий Федоров»», и тараканов, выглядывающих «как чернослив» из всех углов, и фельдъегеря «с усами в аршин», скачущего навстречу бричке Чичикова, и чахлые деревца «не выше тростника» в городе NN, о котором было сказано в газетах: «город наш украсился, благодаря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный день…», и слоеный пирожок, «нарочно сберегаемый для проезжающих в течение нескольких неделей», которым угощают Чичикова в том же городе. И многие другие несообразности видит читатель вместе с насмешливым автором.

«Гоголевский период русской литературы» - понятие огромное, ознаменовавшее целую эпоху в развитии русской культуры и русского национального самосознания.

Творческая практика Гоголя на долгие годы определила общее направление в расширении и совершенствовании изобразительных приемов и средств языка русской художественной литературы.

В книге Л.И. Ереминой «О языке художественной прозы Гоголя (Искусство повествования)» пересматривается соотнесенность собственно диалогических сцен и авторского повествования. Диалогичность текста (как средство соположения и соотнесения ситуаций, «взаимоотражающих друг друга характеров») составляет сущностную черту поэтики Гоголя. В книге исследуются «смещенные» формы диалога, собственно речевые средства отстранения характерологического слова персонажа на фоне разговорного «контекста эпохи».

Для художественной системы Гоголя чрезвычайно важна эстетически значимая неполнота выявления приема. Повествование на грани реальности, взаимопроникновение и взаимосвязанность яви и сна, живого и предметного миров создает особенный, колеблющийся образ, запечатленный как бы несколькими проекциями. Предметный мир располагается как бы на грани одушевленности. Взаимная соотнесенность и взаимная проницаемость двух миров (живого и неживого, реального и фантастического, сна и яви) во многом определяют стилистику художественного творчества Гоголя. Л.И. Еремина. О языке художественной прозы Н.В. Гоголя. М., 1987, с. 4.

Отстранение будничной, пошлой жизни стало изобразительным приемом в художественной системе гоголевской прозы.

Пословицы и поговорки, разнообразные фразеологические обороты с различной степенью идиоматичности и устойчивости составляют то фоновое знание, которое соответствует речевой культуре эпохи и которое делает понятным читателю собственно гоголевское словоупотребление. О необходимости конкретно-исторического изучения творческого наследия писателя писал В.В. Виноградов: «… всестороннее изучение и глубокий анализ языка художественного произведения невозможны без знания культуры языка и социально-исторического контекста соответствующей эпохи. Широкий контекст литературного языка и его стилей, а также общенародного разговорного языка с его разветвлениями является историческим фоном и исторической средой осмысления и оценки способов стилистического построения словесно-художественного произведения» В.В. Виноградов. О языке художественной литературы. М., 1959..

Что касается современников Гоголя, то вокруг первого тома «Мертвых душ» сразу же разгорелись жаркие споры. Вопрос о книге Гоголя, по словам Белинского, был «столько же литературным, сколько и общественным». «Между восторгом и ожесточенной ненавистью к «Мертвым душам» середины решительно нет...», -- писал Прокопович Гоголю в октябре 1842 года. Одни обвиняли автора в клевете на Россию, другие, напротив, увидели в поэме апофеоз Руси.

На выход «Мертвых душ» не замедлили откликнуться и журналы. Наиболее подробные и интересные разборы дали Шевырев в «Москвитянине» и Плетнев в «Современнике» -- как раз те критики, которые ближе других стояли к Гоголю и более чем кто-либо были посвящены в его замыслы. Так, Плетнев писал, что «на книгу Гоголя нельзя иначе смотреть, как только на вступление к великой идее о жизни человека, увлекаемого страстями жалкими, но неотступно действующими в мелком кругу общества». Замечание Шевырева о «неполноте комического взгляда, берущего только вполобхвата предмет», особенно понравилось Гоголю.

В том же 1842 году в Москве вышла брошюра Константина Сергеевича Аксакова "Несколько слов о поэме Гоголя: «Похождения Чичикова, или Мертвые души»", в которой он сравнивал Гоголя с Гомером, находя у них общий взгляд на мир -- «всеобъемлющее эпическое созерцание». По мысли критика, поэма Гоголя возрождала в русской литературе традиции гомеровского эпоса. «Уж не тайна ли русской жизни лежит, заключенная в ней, не выговорится ли она здесь художественно?» -- вопрошал Аксаков, разумея всю поэму в целом.

Брошюра вызвала резкий отклик Белинского, оспорившего многие положения Аксакова и предложившего свое понимание значения Гоголя для современной литературы. Сравнение с Гомером казалось критику неприемлемым: "В смысле поэмы «Мертвые души» диаметрально противоположны «Илиаде». В «Илиаде» жизнь возведена на апофеозу: в «Мертвых душах» она разлагается и отрицается..." Аксаков ответил статьей, разгорелась полемика. Отголоски ее есть и в спорах современных литературоведов.

Белинский неоднократно обещал написать большую статью о Гоголе и дать подробный разбор его книги, но так и не сделал этого. Возможно, он как никто другой понимал сложность художественного мира гоголевской поэмы. "Как всякое глубокое создание, «Мертвые души» не раскрываются вполне с первого чтения даже для людей мыслящих, -- писал он, -- читая их во второй раз, точно читаешь новое, никогда не виданное произведение".

Однако именно Белинскому принадлежит определение поэмы, как «творения чисто русского, национального, выхваченного из тайника народной жизни <...> дышащего страстною, нервистою, кровною любовью к плодовитому зерну русской жизни», и Гоголя как «русского национального поэта во всем пространстве этого слова». Одним из первых критик подчеркнул и важнейшую особенность творчества Гоголя -- его исключительную оригинальность и самобытность. На этом стоит остановиться.

«У Гоголя не было предшественников в русской литературе, -- утверждал Белинский, -- не было (и не могло быть) образцов в иностранных литературах. О роде его поэзии, до появления ее, не было и намеков». Впоследствии историками литературы было накоплено немало наблюдений о связи Гоголя с различными литературно-художественными явлениями и авторами -- от Гомера и Библии до Вальтера Скотта и малороссийской повести начала XIX века.

И все же вывод Белинского, думается, в значительной мере верен и сейчас. Еще первый биограф Гоголя Пантелеймон Александрович Кулиш указывал на важнейший источник необычайной оригинальности его творений -- народную стихию, их питающую. Кулиш П.А. Опыт биографии Н. В. Гоголя, со включением до сорока его писем. Спб., 1854. В этом, как представляется, и заключается разгадка своеобразия творческой манеры Гоголя и, в частности, особенностей поэтики «Мертвых душ». В связи с этим нам необходимо вернуться к замыслу поэмы в целом, к ее, так сказать, «сверхзадаче» в понимании Гоголя.

Заключение

Гоголевское творчество -- это ряд острейших парадоксов, иначе говоря, совмещений традиционно несовместимого и взаимоисключающего. И понять «секреты» Гоголя -- это, прежде всего, объяснить парадоксы со стороны поэтики, со стороны внутренней организации его художественного мира.

Один из парадоксов Гоголя для его современников (а затем отчасти и для литературоведения) состоял в высокой общественной силе комизма и в сравнительной безболезненности прямого политического обличения.

В гоголевской поэтике масштаб порока и носителя порока не имел уже такого значения, как прежде. Сила обличения достигалась не увеличением этого масштаба, а более сложным путем. Поэтому Герцен мог констатировать следующую черту «Мертвых душ», отнюдь не упрекая при этом их автора: «Гоголь взялся тут не за правительство, не за высшее общество».

Углубляясь в художественный мир гоголевского произведения, невольно ждешь, что вот-вот декорации переменятся. Современников Гоголя на этот лад настраивало не одно только психологически естественное подсознательное ожидание перемены к лучшему, но и прочная литературная традиция. Согласно последней, пошлое и порочное непременно оттенялось значительным и добродетельным. Между тем действие гоголевской повести или пьесы продвигалось вперед, одно событие сменяло другое, а ожидание перемены не оправдывалось. Тут, кстати, снова видно, что эффект у Гоголя строился не столько на степени «злодейства» персонажа, в общем не такой уж высокой по сравнению с традицией («герои мои вовсе не злодеи»), сколько на накапливании однородного.

Список литературы

1. В.В. Виноградов. О языке художественной литературы. М., 1959.

2. Ардов М. Мысли о Гоголе: Человеческая трагедия // Октябрь. - 1994. - № 2.

3. Баранов В. Ю. В. Г. Белинский о "Мертвых душах" и проблемы истолкования национального своеобразия русской эпопеи // Поэтика жанров русской и советской литературы. - Вологда, 1988.

4. . Бочарова А. К. К творческой истории второго тома "Мертвых душ" (заключительная глава) // Рус. лит. - 1971. - № 2.

5. Будагов Р. А. Стилистическое новаторство "Мертвых душ" Н. В. Гоголя: (От стиля к мировоззрению) // Будагов Р. А. Филология и культура. - М., 1980.

6. . Вайман С. Кого же увозит в "пропадающую даль" гоголевская "птица тройка"? // Лит. учеба. - 1986. - № 2.

7. . Вишневская И. Бессмертие великой поэмы: Перечитывая второй том "Мертвых душ" Гоголя // Москва. - 1972. - № 2.

8. Воропаев В. А. О роли пословиц в создании характеров "Мертвых душ" Н. В. Гоголя // Проблемы литературного развития. - М., 1982.

9. Воропаев В. Судьба рукописи: Новые известия о втором томе "Мертвых душ" // Лит. учеба. - 1984. - № 3.

10. . Гольденберг А. Х. О некоторых особенностях поэтики второго тома "Мертвых душ" // Структура литературного произведения. - Владивосток, 1979. - Вып. 2.

Размещено на Allbest.ru