Принцип историзма в изучении литературы

114

Д.С. ЛИХАЧЕВ

Размещено на http://www.allbest.ru/

112 Д. С. ЛИХАЧЕВ

Принцип историзма в изучении литературы

В начале XX века значительное влияние на русскую эстетическую мысль оказала феноменология Эдмунда Гуссерля. Мир был подвергнут последовательному логизированию. Косвенно феноменологический подход оказал влияние на русских формалистов. Последние в своем стремлении отделиться от традиционного академического литературоведения, в котором существенное место занимал культурно-исторический подход акад. А.Н.Пыпина, обратились именно к феноменологическому исследованию, как отсекавшему литературное произведение от исторической действительности, литературных традиций и всего идейно-тематического окружения. Русский формализм никогда не переходил в чистое "беспредпосылочное" феноменологическое манипулирование.

Стоит процитировать наиболее последовательного выразителя антиисторических позиций русской гуссерлианской эстетической мысли 20-х годов нашего века, -- Густава Шпета. Г.Шпет пишет: "Поэтика -- наука об фасонах словесных одеяний мысли". Эти "фасоны" существуют сами по себе. Это, так сказать, чистая гуссерлианская геометрия.

"Объективная структура слова, -- пишет Г.Шпет, -- как атмосферою земля, окутывается субъективно-персональным, биографическим, авторским дыханием. Это членение словесной структуры находится в исключительном положении и оно должно быть вынесено в особый отдел научного ведения. При обсуждении вопросов поэтики ему не должно быть места, как и при решении вопросов логики. До сих пор историки и теоретики "литературы" шарят под диванами и кроватями поэтов, как будто с помощью там находимых иногда утензилий они могут восполнить недостающее понимание сказанного и черным по белому написанного поэтом. На более простоватом языке это нелитературное занятие трогательно и возвышенно называется объяснением поэзии из поэта, из его "души", широкой, глубокой и вообще обладающей всеми гиперболически-пространственными качествами. На более "терминированном" языке это называют неясным по смыслу, но звонким греческим словом "исторического" или "психологического метода",-- что при незнании истинного психологического метода и сходит за добро". феноменологический формалист литертурный исторический

Далее Г.Шпет называет такой подход к литературе "обывательщиной в науке", сравнивает этот подход с работой тряпичника, который, "вытаскивая из груды мусора тряпки, подымает и переворачивает груды обглоданных костей, жестянок, истлевших углей и прочего сору, который может наводить его на всевозможные воспоминания и волнения"

А.А.Баженова, автор статьи "Принцип историзма в эстетическом исследовании", пишет: "Мы воспринимаем эстетическую культуру прошлого, разумеется, исходя из современных представлений". Это и правильно, и глубоко неправильно -- одновременно. Так, например, современные эстетические представления требуют реалистического искусства. Но реализм в искусстве не может быть руководством при восприятии средневековой эстетической культуры, различных национальных форм дореалистического искусства Востока, Африки и пр. Современное эстетическое сознание, так как оно выражается не в собственном современном нам творчестве писателей, а в понимании "чужого" искусства, гибко и восприимчиво, ибо оно руководствуется в большей мере, чем все прошлые эстетические культуры, историческим отношением, историческим принципом, чувством истории, а главное -- наукой, проникнутой историзмом. И в этом как раз одно из проявлений реализма. Историзм эстетического восприятия -- обратная сторона реализма в творчестве.

Только в XVII веке произведения прошлого стали восприниматься именно как произведения прошлого. Постепенно наступала эра особого отношения к античным авторам (в литературе барокко) или авторам, которые не только по своему положению (монархов, святых, иерархов церкви), но и по своему искусству могли ставиться в образец современникам.

Восприятие произведения в исторической перспективе ни в коем случае не сводится к тому, что какие-то "временные", связанные со своей эпохой и со своим автором элементы произведения сохраняют свою эстетическую действенность, не утрачиваются художественно. Историзм в понимании произведения искусства прошлого обогащает это понимание. Ценность произведения литературы возрастает от того, что оно выступает в сознании читателя как явление своей эпохи.

Существует точка зрения, согласно которой произведение искусства обладает двоякой эстетической ценностью -- ценностью своих, заложенных в нем "вечных" элементов, и ценностью, понятной только для современников этого произведения.

На самом деле, всякое произведение искусства постоянно самообновляется, и это самообновление осуществляется с помощью исторического подхода читателей, которым во многом должны помогать историки искусства.

В процессе "самовозобновления" произведения искусства (и литературы в первую очередь) оно не только восстанавливает свои ценности, но в известной мере и "изменяет" их, так как новое историческое окружение способствует его новому пониманию.

Каждая из эпох раскрывает в произведении те ценности, которые были ему потенциально и вместе с тем объективно свойственны. Каждое истинное произведение искусства потенциально многолико, способно играть различными гранями в различном освещении эпох.

Мы должны стремиться проверить с помощью исторической критики, через историческую интерпретацию любое восприятие произведений прошлого.

Произведение литературы -- постоянно меняющаяся ценность. Ценность произведения для времени своего создания раскрывается историческим подходом, для каждой новой эпохи -- критиками, актерами, режиссерами, а также авторами переделок и переложений. Многосторонность заложенных в произведении потенций -- его сила.

Динамичность произведения имеет много сторон. Первая состоит в том, что произведение -- результат определенного процесса. Динамичен уже самый замысел автора, который меняется и уточняется в творческом процессе. Вторая сторона динамичности состоит в том, что с изменением исторической действительности меняется понимание произведения. Восприятие культурных явлений прошлого -- результат прежде всего динамической встречи и взаимодействия культуры прошлого и интерпретационной культуры той эпохи, в которой произведение продолжает свою жизнь.

Существенное значение имеет творимое "совместно" с литературой и литературоведением расширение нашего эстетического опыта. Эстетический опыт, гибкость эстетического сознания -- это не "эстетизм". Напротив, эстетизм в значительной мере результат недостаточности эстетической культуры, ибо эстетизм воспринимает эстетику памятника узко и односторонне, в его неподвижной данности. Гибкое и "тренированное" эстетическое сознание связывает памятники культуры прошлого с эстетическими воззрениями, с философией и исторической действительностью их эпохи.

Литература обладают колоссальной общественной значимостью, что она способствует развитию человеческой социальности в широком смысле этого слова. При этом ни одно из направлений в литературе не делало это с такой остротой, как реализм.

Одно из замечательнейших свойств человеческого сознания -- проникать в чужое сознание, а замечательное свойство современной исторической (в широком смысле) науки -- в культуры прошлого. Человек с помощью науки и искусства познает этот мир во всем его многообразии.

Произведение литературы позволяет познать не только те явления, на которые направлено внимание автора этого произведения, но, следуя за ним, открывает нам и самого автора, а за автором -- его эпоху, ибо он -- ее часть, а если литературовед последует и дальше за произведением, то и всех тех эпох, которые, так или иначе, интерпретировали это произведение.

Произведение динамично в процессе своего создания, динамична "воля автора", его создавшего, оно динамично в процессе своей дальнейшей жизни -- жизни в интерпретации современников и отдаленных потомков.

Всякое произведение -- это некий многосторонний процесс. Это не неподвижное, неизменяющееся явление.

"Вульгарный социологизм" - течение забыто в современном советском литературоведении, но само по себе социологическое направление в изучении литературы не должно отвергаться вместе с вульгарностью, которая была присуща как некоторая крайность первым социологическим изучениям литературы.

Вульгарный социологизм был плох тем, что он не столько объяснял творчество писателей, сколько их "разоблачал" и в результате их обесценивал.

Исторический принцип в подходе к литературному произведению имеет огромное значение в доказательствах литературоведческих объяснений.

Гуссерлианский принцип "отсутствия предпосылок", шпетовское стремление рассматривать произведение искусства вне истории и вне биографических данных -- далеко не новы.

Внеисторическое истолкование всегда крайне субъективно, так как изъятие из контекста эпохи делает произведение крайне неустойчивым. Только историческое отношение к произведению стабилизирует понимание произведение и делает истолкование его доказательным.

Для того чтобы доказать правильность того или иного понимания произведения, надо найти не менее двух точек, через которые прошло создание произведения. Произведение есть факт создания, факт движения. Направление же движения не может быть определено в пространстве, если известна только одна точка, через которую оно прошло. Минимум две точки определяют направление движения, если оно предполагается прямолинейным. Однако если движение, в результате которого произведение было создано, более или менее сложной формы, -- нужно найти как можно более точек, через которые оно прошло и проходит.

Точки эти находятся на траектории создания текста произведения и на траектории личного творческого процесса автора, а также на траектории всей истории литературы. Траектории эти в какой-то мере, в какой-то своей части или частях должны совпадать. Они не могут противоречить друг другу.

Создание произведения есть факт биографии его автора, биография же автора -- факт истории, и истории литературы в частности.

Если все три траектории при достаточной многочисленности фактов совпадают, значит они доказаны.

Размещено на Allbest.ru