Произведение Бориса Виана "Пена Дней"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Темой курсовой работы я выбрала произведение Бориса Виана «Пена дней». Книга весьма необычна, оригинальна и заслуживает того, чтобы о ней рассказали. «История эта совершенно истинна, поскольку я ее выдумал от начала и до конца», -- так, мягко говоря, неоднозначно характеризует свое произведение сам автор. В книге много абсурда, много юмора, порой откровенно черного, много странностей и капелька рецептов «от Гуффе». Прочитав ее, невозможно остаться равнодушным. Кто-то считает «Пену дней» полнейшим бредом, кто-то чем-то невероятно гениальным, наполненным тайным смыслом. Суть произведения проста: «люди не меняются, меняются только вещи». Так каждая описанная вещь имеет свою душу, свое прошлое, возможно - будущее, и, само собой - собственное мнение на происходящие события. Точно так же каждый герой - остается самим собой от начала и до самого конца.

Повествование начинается с описания утреннего туалета главного героя - молодого человека двадцати двух лет от роду, по имени Колен, «высокого, стройного, длинноногого и вообще очень милого». Уже с первых строк становиться понятно, что ничего обычного и обыденного в романе не будет. Колен подстригает себе веки щипчиками для ногтей, протыкает дно ванной, чтобы выпустить из нее воду, надевает сандалии из кожи нетопыря. И разговаривает с мышами.

Весь дом юноши просто насквозь пропитан шиком и лоском. В деньгах он не нуждается, спокойно может не работать и заниматься тем, чем душа пожелает. Желает же душа посиделок в интересной компании, вкусных блюд, и, как оказывается, любви. Дом Колена похож на него самого - светлый, пафосный, богатый. Все обставлено с шиком, везде напиханы новейшие технические приборы. Огромные лестницы, длинные коридоры, залитые солнечным светом комнаты. Все дышит благополучием и сытостью.

Похожие на Колена люди его и окружают. Повар Николя - дамский угодник и раздолбай, лучший друг - Шик, любитель пофилософствовать и еще много столь же благополучных и интересных людей.

Колен живет в свое удовольствие, в этом ярком и беззаботном мире. Огромные средства разбазариваются на право и налево. Двадцать пять тысяч инфлянков он отдает Шику, чтобы тот мог жениться на любимой девушке, столь же огромную сумму он тратит на собственную свадьбу - встретив однажды на очередном приеме чудную девушку Хлою, он уже не смог с ней расстаться. Тут бы все и закончилось, но нет. На этом история только начинается.

Плоскости романа «Пена Дней»

Главная «изюминка» романа «Пена дней» в разбитии его на плоскости. Первая плоскость - повествовательная. Она делится на два пласта. В первом пласте - светлый и невинный безбедный мир, неомраченный ничем, во втором - темнота, серость и медленное гниение.

Колен живет в прекрасном огромном доме, как уже упоминалось, денег у него - «куры не клюют», хотя откуда эти деньги взялись - не уточняется. Есть и все тут. И даже сам молодой человек не акцентирует на этом внимания, принимая наличие богатств как должное и транжиря их направо и налево. Он красив, молод, его окружают интересные люди и прекрасные женщины. У него искуснейший повар, способный приготовить все что угодно, интересный друг, который легко может развлечь его беседой и еще куча всевозможных приятностей. Колен живет в сказке. Есть и замок - огромный дом, наполненный всем, что нужно для уюта и комфорта. Как и полагается по сюжету сказок, он встречает прекрасную девушку, влюбляется в нее, а она, соответственно, в него. Дело плавно движется к свадьбе.

Свадьба также проходит пышно, красиво, сказочно и весело. Лифт, из которого нужно вовремя выпрыгнуть, прекрасное белое платье невесты, счастливый смех и предвкушение торжества. Размах торжества впечатляет:

«На паперти, между двумя богато орнаментированными пилястрами, Надстоятель, Пьяномарь и Священок встречали прибывших. Портал был задрапирован белыми шелковыми полотнищами, свисавшими до пола, и на этом фоне четырнадцать певунчиков танцевали балет. Они были в белых блузах, коротких красных штанишках и белых башмачках. Девочки были одеты точно также, с той лишь разницей, что вместо штанишек у них были красные плиссированные юбочки, а в волосах у каждой торчало по красному перу. Надстоятель бил в барабан, Пьяномарь играл на флейте, а Священок задавал ритм маракасами. Припев они подхватывали все вместе. Потом Священок попытался отбить чечетку и, находясь в контрах со своим басом, смычком заставил его исполнить сверхмодный хорал на подобающую случаю музыку.

Семьюжды-десять и три музыканта уже сидели наверху и играли, а колокола звенели, не умолкая. Вдруг оркестр зазвучал вразнобой, потому что дирижер, увлекшись, подошел к самому краю хоров и свалился вниз. Правда, его заместитель тут же встал за пульт, и в тот миг, когда дирижер шмякнулся на каменные плиты, музыканты рванули аккорд, чтобы заглушить шум падения, но церковь, тем не менее, сотряслась до основания.

Колен и Хлоя восхищенно глядели на представление, которое давали Надстоятель, Пьяномарь и Священок, а два Священочка - подручные Священка - стояли позади всех у дверей, ожидая момент, когда надо будет подать алебарду.

Надстоятель, жонглируя палочками, отстучал на барабане брек, Пьяномарь извлек из своей флейты такое пронзительное мяуканье, что половина святош, сгрудившихся на ступеньках, чтобы поглазеть на невесту, тут же впали в экстаз, а Священок порвал последним аккордом все струны своего контрабаса. Тогда четырнадцать певунчиков гуськом спустились со ступенек паперти к машине и выстроились двумя рядами: мальчики справа, девочки слева.

Первой вышла Хлоя, она вся сияла и была просто неотразима в своем белом платье. За ней появились Ализа и Исида. Тут как раз подошел Николя и присоединился к группе. Колен взял под руку Хлою, Николя - Исиду, Шик - Ализу, и все три пары стали подниматься по церковным ступеням; вслед за ними пошли братья Дэмарэ, Кориолан справа, Пегас слева, и певунчики, прихорашиваясь на ходу, тоже шагали парами. Тем временем Надстоятель, Пьяномарь и Священок отложили музыкальные инструменты и, взявшись за руки, закружились в хороводе»

Игривое описание, наполненное свежестью, светом и юмором. Должности священнослужителей намеренно переиначены, что лишь добавляет красок в картину. Все счастливы, как и должно быть на пышной и богатой свадьбе.

Дальше история разворачивается по тому же сказочному сценарию. Влюбленные приезжают домой, празднуют, а потом, через пару дней уезжают в свадебное путешествие. Ничто не омрачает их счастливую жизнь. Даже рабочие, которых они видят во время поездки, лишь ненадолго портят настроение Хлое, но и только. Насыщенное и полное описание красот природы, чувства двух любящих друг друга молодых людей - вот все, что наполняет это повествование. Они молоды, счастливы, вся жизнь впереди.

И лишь по возвращении домой, случается несчастье. Хлоя заболевает. Тут и начинается второй пласт. Правое легкое девушки обжила Нимфея - водяная лилия. Сказка все еще продолжается - такой болезни не найти ни в одном справочнике - но уже как-то неправильно и с привкусом беды. Героиня начинает кашлять, усыхать на глазах. Вместе с ней и все окружающее пространство усыхает. Настоящая жизнь нещадно вторгается в пространство Колена и пускает корни. На врача, лекарство и поездку в горы он тратит большие суммы и обнаруживает, что деньги, которые, казалось, неиссякаемы, подходят к концу. Но здоровье любимой дороже и Колен, не раздумывая, тратит всё. Вместе с денежными проблемами приходят и другие. Из реального мира так же приходят и люди, которых в своей прошлой, сказочной жизни, юноша бы близко к себе не подпустил. Не внушающий доверия доктор Д`Эрьмо, с медсестрой Шлюхой и чувством юмора не первой свежести; странного вида аптекарь, для изготовления пилюль использующий «усовершенствованных кроликов» и откровенно признающийся, что просто грабит молодого человека; директор предприятия, куда Колен приходит устраиваться на работу, даже не знающий, кто им требуется.

Также меняется язык повествования. А точнее даже стиль. В жизнь прокрадывается грязь. Так, к примеру, когда Колен с Хлоей, по пути к доктору проходят по улице хирургов, вдоль дороги, по сточной канаве проплывают окровавленные клочья марли, скомканные бинты и небольшие куски плоти. В воздухе витает запах эфира и спирта.

Вместе с Хлоей усыхает и ранее богатый и пышный дом Колена. В нем становиться меньше и меньше света, уменьшаются окна, пропадает техника, сменяясь грубой кухонной утварью, сужаются лестницы, исчезают ковры, а пол и стены покрываются слизью, пылью и плесенью.

На глазах стареет Николя.

Тут появляется надежда - Хлоя возвращается здоровой. Но надежда эта тут же умирает. Теперь Нимфея во втором легком. Все, что может помочь победить болезнь - это другие цветы, на которые Колен и тратит последние деньги. Он продает свое величайшее изобретение и этим жестом он как бы окончательно прощается с беззаботной жизнью. Пианоктейль - музыкальный инструмент, создающий спиртные напитки на основе сыгранной мелодии, был неким символом этой жизни. Испив со скупщиком последний коктейль и наплакавшись вдоволь, Колен получает свои две с половиной тысячи инфлянков и уходит. Уходит и его молодость и счастье. Деньги эти тратятся все до последней монеты на цветы, а сам юноша устраивается на работу. Работа мерзкая, как и вся его нынешняя жизнь - он обязан весь день лежать на ружьях и отдавать им свое тепло - выращивая. Омерзение, возникающее при прочтении описания этой работы, не проходит до конца произведения. Тем временем, в том же омерзительном ритме, Ализа убивает кумира своего, так и не состоявшегося жениха, всадив ему в сердце сердцедер. Шик погибает при «налете» полиции. Сама Ализа - при поджоге одной из книжных лавок, в которых продавались книги Партра. Друзей у Колена практически не осталось.

Несмотря на все его старания, Хлоя вскоре умирает. Мир окончательно тускнеет и гаснет. Вместе с главным героем читатель сквозь мутную пелену видит похороны девушки. Денег не хватило даже на них. Обычный ритуал похорон для бедняков выглядит еще более омерзительно. Священок, Пьяномарь и Надстоятель - те же, что устраивали свадьбу - ведут себя совершенно безобразно, ведь денег им заплатили мало. Они издеваются над Коленом, танцуют на могиле Хлои, закидывают самого героя камнями, носильщики постоянно роняют гроб по пути к кладбищу. Сцена похорон вызывает лишь тошноту, так же как и перевозка гроба.

В самом начале тело Хлои помещают в грязный деревянный ящик и выкидывают из окна - за спуск по лестнице рабочим не платили. «Ящик с грохотом упал на булыжник мостовой и раздробил ногу игравшему там ребенку. Пиная гроб ногами, гробоносцы подогнали его к тротуару и лишь тогда подхватили на руки и водрузили на катафалк. <…> Фургон ехал довольно быстро и им пришлось бежать, чтобы не отстать. Шофер горланил какие-то песни. Он вел машину молча, только если за похороны платили больше двухсот пятидесяти инфлянков».

После похорон Колен больше не хотел жить. Он постоянно находился на мостике над грязной сточной канавой, возле которой похоронили его Хлою и ждал, пока всплывет на поверхность водяная лилия, погубившая любимую.

Заканчивается роман тем, что мышка, верная подруга Колена и Николя, живущая с ними, не выдерживает страданий главного героя и кончает жизнь самоубийством, засунув голову в пасть знакомому коту. Абсурд пропитал и последние строки произведения, но улыбку уже не вызывает. Только слабое ощущение, что так и должна была закончится эта книга, вторая ее «часть».

Еще одна плоскость - возрастная. Виан делит весь роман на два мира: «мир главных героев, молодых людей, не старше тридцати и на второй - «мир взрослых», от которого полностью отделен первый. Колен, Хлоя, Шик, Ализа, Николя - все они живут в первом, своем придуманном мире и не желают из него выходить. Работа кажется для них чем-то ужасным и нелепым, на уме у молодых людей лишь развлечения, любовь и еще раз развлечения. Они живут одним мгновением, получая от жизни этой максимум удовольствий. Нет ни денежных хлопот, ни душевных терзаний, ни всего подобного, присущего взрослым людям. Даже Шик, работая простым инженером, все равно умудряется с легкостью доставать деньги на любимые книги. Нет ничего невозможного, ничего недопустимого. Все воспринимается героями как должное, даже происходящий вокруг абсурд не кажется им чем-то неправильным, ведь так и должно быть в сказочном мире юности.

Так и есть, пока тот самый второй, «взрослый мир» не вторгается в их обитель. И работать приходится, и крутиться, и умирать. Борис Виан, считающий любой труд кроме творческого чем-то недопустимым, вживляет эту идею и в свой роман. Может быть и сам он еще не до конца вышел из того мира юности, который приходится покидать его героям? Действительно, едва ли не любой подросток на пороге взрослой жизни живет в ожидании чуда, надеется реализовать свои внутренние возможности, пережить яркую, значительную судьбу и с этой надеждой всматривается в окружающий мир. Но здесь-то и наступает катастрофа: очень быстро выясняется, что «общество потребления» - это вовсе не поле приложения свободных сил личности, а всего лишь великолепно отлаженная социальная машина, которая нуждается не в суверенных индивидах, а во все новых и новых винтиках («детях»), способных безостановочно заменять износившиеся детали («отцов»). Такое общество не спрашивает юношу о его надеждах; оно предлагает ему стандартный набор жизненных амплуа (функционер, рабочий, официант и т. п.) и, как компенсацию, столь же стандартный набор «жизненных благ» (квартира, машина, страховка, ежегодный отпуск у моря); оно предлагает до мельчайших подробностей запрограммированное существование.

Отсюда - инстинктивное чувство ужаса перед жизнью взрослых, яростное нежелание переступать ее порог, вставать на место «отцов», отвращение как к их обязанностям, так и к их правам, стремление ни в чем (даже в одежде, прическе, манере поведения) не походить на них. И как следствие - взрыв, бунт, по своему глубинному смыслу направленный против любых ценностей потребительской цивилизации в той мере, в какой они служат средством подавления личности: мир «отцов» неизбежно начинает восприниматься как воплощение социального принуждения и вызывает лишь одно желание - уничтожить его.

На мой взгляд, именно так и поступает Ализа. Она сталкивается с обществом, находит себе врага номер один в нем и решается на крайние меры. Уничтожает этого «врага», уничтожает, все что с ним связанно, уже не взирая на социальные нормы и мораль. Неизвестно, что стало бы с Коленом, если бы Хлоя продолжала жить, но не могла излечиться. Возможно, он тоже нашел бы себе «врага». А с его амбициями, врагом этим стало бы все общество в целом.

Жан-Соль Партр

В романе «Пена дней» за налетом комичности и абсурда скрыта ироничная пародия на жизнь знаменитого философа Жан-Поля Сартра. Да и в самом повествовании он фигурирует. Знаменитый философ Жан-Соль Партр, из-за которого губит свою жизнь лучший друг главного героя - Шик. Это целая история второго плана и вся она пропитана любовью к философии этого мыслителя. Шик встречается с Ализой на лекции Партра и влюбляется в нее, ведь она так же как и он любит этого гениального писателя и философа. Все свои деньги Шик тратит на книги Партра, посещает все его лекции и делает на них аудиозаписи, которые любовно хранит и переслушивает. В конце концов, это превращается в манию. Все шкафы его забиты одеждой Партра, полки - вещами, до которых он когда-либо докасался и дисками с записями. Книжные стеллажи заставлены его книгами, рукописями и записками. Некоторые любовно упакованы в футляры, некоторые в особом переплете, но все одинаково бесценны для Шика. На Ализу он тратит все меньше времени, а потом и вовсе расстается с ней. Деньги, которые Колен дает ему на свадьбу с любимой все до инфлянка потрачены на Партра. Абсурд не знает границ.

Сам Сартр, прочитав «Пену дней», от комментариев отказался, а вот жена его роман оценила. Симоне де Бовуар, фигурирующей в произведении как герцогиня де Будуар, роман понравился, и она весьма лестно высказывалась о Виане, несмотря на то, что тот перевернул с ног на голову всю философию, которой так дорожил ее муж.

Труды Сартра в «Пене дней» также искажены. Так там имеют место «Блевотина» переплетенная в кожу вонючки, «Проблема выбора при тошноте» на плотной туалетной бумаге, «Затхлость» в лиловом сафьяновом переплете, украшенном гербом герцогини де Будуар, «Мертвецы без потребления» в сафьяновом переплете, отделанный жемчугом, с комментариями Кьеркегора, «Он и неон» с отпечатком пальца Партра и «Клоака Святой голубки». Сам же философ предстает, на мой взгляд, напыщенным и пафосным снобом, за которым носятся толпы поклонников. Чего стоит описание одной из лекций:

«В зале собралась особая публика. Очкарики с блуждающими взглядами, всклокоченными волосами, замусоленными окурками в зубах и громкой отрыжкой, женщины с жидкими, словно траченными молью косичками, плотно уложенными вокруг головы, в кожаных «канадках» с вытертыми белесыми пятнами на груди, надетых прямо на голое тело.

В большом зале на первом этаже, потолок которого был наполовину застеклен, а наполовину расписан красками, разведенными на тяжелой воде (от этих фресок зарождалось сомнение: представляет ли хоть какой-то интерес жизнь, если женские формы так тяжелы и уродливы), так вот, в зале набивалось все больше и больше народу, причем тем, кто появился позже, ничего не оставалось как, стоя где-то сзади на одной ноге, другой отбиваться от наседающих на них ближайших соседей. В специальной ложе в окружении свиты восседала герцогиня де Будуар, привлекая к себе внимание истерзанной толпы и оскорбляя роскошью хорошего тона группу неудачливых философов, кое-как примостившихся на складных стульях.

Начало лекции приближалось и присутствующих все больше лихорадило. В глубине зала поднялся галдеж, несколько студентов пытались посеять смуту в умах, скандируя искаженный текст «Нагорной проповеди» баронессы Орци.

Но Жан-Соль был уже на подступах к залу. Шик услышал, что на улице затрубил слон и высунулся в окно. Вдали, в глубине бронированного паланкина вырисовывался силуэт Жана-Соля, а слоновья спина под ним, бугристая и морщинистая в луче красного прожектора казалась чем-то инопланетным. В четырех углах паланкина стояли отборные стрелки, держа наизготовку топорики. Слон прокладывал себе дорогу в толпе, шагая прямо по людям, и глухой топот его четырех колонн неумолимо приближался. Перед подъездом слон опустился на колени, и отборные стрелки сошли первыми. Изящно спрыгнув вслед за ними, Партр оказался в их кольце. Ловко орудуя топориками, стрелки повели Партра в зал. Полицейские заперли все двери, а Шик, подталкивая перед собой Ализу и Исиду, поспешил по потайному коридору за кулисы.

В глубине сцены висел бархатный занавес, в котором Шик загодя проделал дырочки, чтобы все хорошо видеть. Трое молодых людей уселись на подушки и стали ждать. На расстоянии метра от них, не более, Партр готовился начать свою лекцию. Его гибкое и аскетическое тело излучало особые флюиды, и публика, покоренная неотразимым обаянием любого его жеста, в томлении замирала, ожидая вожделенного сигнала к старту.

Было много обмороков, связанных с внутриматочным перевозбуждением, которое охватывало главным образом женскую часть зала, и Ализа, Исида и Шик явственно слышали хриплое дыхание двух дюжин слушательниц и слушателей, которые пробирались под сцену и там, в кромешной тьме, на ощупь раздевались, чтобы занимать меньше места»

Судя по этому отрывку, Партру откровенно поклонялись, его боготворили и ловили каждый жест. Но, если посмотреть глубже, то явственно выделяется общая нить - ирония, сарказм. Виан откровенно высмеивает Сартра, хотя и идеи, и стиль философа были ему близки.

Даже сам роман построен и общей идеей описывает жизнь и философию Сартра.

Все свое детство Жан-Поль Сартр провел у дедушки с бабушкой, под опекой. Всю жизнь он преподавал философию и писал трактаты, наблюдая за жизнью «из окна». Такого же содержания выходили и работы. Сложные для понимания, практически не связанные с окружающей действительностью. На фоне войны, рассуждения его выглядели наивно и жалко. Оказавшись же на войне, философ понял, что ничего толком и не видел, писал не о том, о чем нужно было писать.

Так и герой Бориса Виана - Колен, живет в своем идеальном мире, коконе, не желая выглядывать наружу. Труд он считает чем-то недостойным для нормального человека, размышляет лишь о том, что будет на ужин, и что лучше одеть на очередной прием. Мир вокруг светлый и прекрасный, неомраченный ничем. Окружает Колена лишь то, что нужно ему для сытой и счастливой жизни, лишь те люди, с которыми приятно проводить время и свет в окно льется чистый, и небо без единой тучки.

Оказавшись же лицом к лицу с бедой - болезнью Хлои, вынужденный искать работу, он «открывает глаза» и видит то, чего раньше не замечал. И бедность, и жадность и корысть, и глупость человеческую. Он по-новому смотрит на те вещи, которые раньше игнорировал, или же принимал как должное. Мир вокруг не только яркий и прекрасный, но и жестокий.

Так же, возможно именно навеянный жизнью Сартра, написан отрывок, в котором на похоронах Хлои Колен разговаривает с Иисусом, висящим на кресте. Жан-Поль Сартр в одном из своих интервью говорит: «В детстве я жил с овдовевшей матерью у бабушки с дедушкой. Бабушка была католичка, а дедушка - протестант. За столом каждый из них посмеивался над религией другого. Все беззлобно: семейная традиция. Но ребенок судит простодушно: из этого я сделал вывод, что оба вероисповедания ничего не стоят». А после, став одним из основателей экзистенциализма он развивает его атеистическую ветвь.

Так и Колен, разговаривая с Иисусом, понимает, что от бога помощи он не дождется - богу плевать. Вид у Иисуса был скучающий, он то и дело зевал, отводил глаза и вообще всячески показывал, что ему не интересны страдания главного героя, а к концу беседы и вовсе заснул. «Почему Хлоя умерла?» - спрашивает его колен, на что получает стандартный ответ среднестатистического госслужащего: «мы к этому не имеем никакого отношения».

Есть и еще одна взаимосвязь с Жан-Полем. Сартр в своих трудах делал яркий акцент на вещи. На детальное описание вещей. Он рассказывал все в деталях, уделял внимание каждому предмету, так как считал, что понять истину можно лишь начав замечать малое. Так же и Виан в своем романе описывает всю жизнь Колена и его друзей в подробностях, уделяя внимание всем мелочам. Очень подробно описывается умирание дома, улицы, окружающая природа и мелкие детали вроде одежды, кухонной утвари и прочего. Виан с помощью детализации хотел передать как можно больше мыслей, эмоций, и у него, стоит сказать, это получилось не хуже чем у Сартра.

Герои романа «Пена дней»

Уже давно было замечено, что герои “Пены дней” похожи друг на друга: они одинаково думают, одинаково говорят, одинаково любят и одинаково страдают - не случайна в этом отношении реплика Хлои, обращенная к Ализе: «Если бы я не была замужем за Коленом, я хотела бы, чтобы его женой стала ты». В сущности, это один и тот же персонаж, «размноженный» в шести вариантах и поставленный в шесть разных ситуаций.

Образуя собственный мирок, эти персонажи свой центр и свое воплощение обретают в фигурах Колена и Хлои. Их девизом может служить одна-единственная фраза «Счастье - здесь и теперь», - счастье, не испорченное никаким обществом и его потребностями.

Виану глубоко симпатичны его герои, в них, без всякого сомнения, он вложил часть собственного «я», но вместе с тем для него очевидна и полная невоплотимость их идеала, которому в буквальном смысле нет места в реальной действительности. Вот почему вся история любви Колена и Хлои, их женитьбы и их счастья есть самая настоящая утопия или «легенда о потерянном рае». В любом случае - легенда.

Далеко не случайно, что в «Пене дней» Виан использовал многие мотивы такого жанра, как идиллия. Действительно, мир его героев - это самый настоящий идиллический мир, но только перенесенный на почву современного города, со всеми его приметами. Идиллическая жизнь всегда бывает прикреплена к особому месту, к уголку; его существенная черта - пространственная ограниченность и отсутствие глубоких связей с другим - реальным, «большим» миром, а то и прямое ему противостояние.

Именно так обстоит дело в «Пене дней», где средоточием идиллической жизни служит квартира Колена, как бы отгороженная от остальной действительности и недоступная ее воздействию. Даже солнце не проникает в это жилище, зато в нем сверкают сразу два маленьких «домашних» солнца, создающих атмосферу радости, довольства и беззаботности: «Кухонные мыши любили плясать под звон разбивающихся о краны лучей и гонялись за крошечными солнечными зайчиками, которые все больше дробились и метались по полу, словно желтые ртутные шарики».

Мотив идилличности подчеркнут у Виана мотивами сказочности, волшебства, магии, феерии: на кухне у Колена - сказочная «чудо-печка» (только приобретшая форму наисовременнейшей электроплиты), водопроводный кран поставляет к столу живых угрей, «пианоктейль» смешивает напитки в соответствии с тональностью и темпом той или иной мелодии. В этом мире есть даже охраняющие и служащие ему боги и божки: повар Николя - своего рода deus ех machina, маленькая мышка - фея-хранительница домашнего очага, наконец, Исида - богиня-мать, богиня жизни и здоровья.

Идеальная замкнутость этого мирка состоит в том, что он полностью свободен от всяких бытовых и житейских забот, что только в нем безраздельно царят счастье, свет, тепло, уют и защищенность. Он подчиняется лишь таким законам, которые полностью отвечают желаниям его хозяина; в сущности, он есть не что иное, как магическая проекция и реализация этих желаний («Коридор, ведущий на кухню, был очень светлый... и с каждой стороны светило по солнцу, потому что Колен любил свет»).

Заметим, кстати, что именно это инфантильное стремление героя к немедленному и магическому удовлетворению любого импульса объясняет и многие другие эпизоды романа, в частности «жестокие» сцены на катке. Так, когда Колен, неожиданно узнав о несчастье с Хлоей, спешит к ней, а служитель мешкает открыть ему раздевалку, происходит следующее: «Колен... с размаху нанес ему удар коньком в подбородок, и голова служителя, оторвавшись, угодила прямо в воздухозаборное отверстие вентиляционной системы... а Колен выхватил ключи... и опрометью кинулся к номеру 309». Читая подобные сцены, следует помнить не только о том, что у «кукольных» персонажей Виана кукольная кровь, но и о том, что здесь мы имеем дело всего-навсего с приемом, называемым «реализация метафоры»: «убийство» служителя - это материализовавшаяся метафора желания Колена устранить любое препятствие, мешающее ему немедленно оказаться возле любимой.

В идиллическом мире героя, каким он предстает на первых страницах романа, не хватает лишь одного, неотъемлемого почти для всякой идиллии, мотива - любви. Но и в этом случае Колену достаточно произнести «магическую формулу» («Я хотел бы влюбиться. Ты хотел бы влюбиться. Он хотел бы idem (влюбиться). Мы, вы, хотим, хотите. Они также хотели бы влюбиться...»), чтобы к нему, словно из пасторали, явилась Хлоя - «девушка его мечты». И тогда счастье оказывается достигнутым, мирок полностью замыкается, и героям остается только безбедно существовать до глубокой старости.

Повторяем, Виан любит своих героев, любит цельность, полноту и неподдельность их чувств, но, разумеется, не может всерьез относиться к своей собственной утопии, а потому изображает ее с грустной усмешкой (отсюда и его самоирония).

Отсюда и грустная концовка. Будто «поиграв», автор пришел в себя и понял, что в реальности такого не бывает. А, стало быть, эти герои не выжили бы в этой реальности. Но даже осознавая все это, Борису Виану не хотелось расставаться с ними и это видно из текста. К концу рассказа текст становится все более тяжелым, будто он оттягивал роковой момент. Но, как говорится, «Ромео должен умереть».

И добродушно-насмешливым Виан остается лишь до тех пор, пока в идиллическом мирке все обстоит благополучно, а концом такого благополучия как раз и служит любое соприкосновение с «большим миром». Символична в этом отношении фигура Шика, стоящего как бы на границе двух миров - идиллии и реальности, символична хотя бы уже потому, что он, в отличие от Колена (который «обладал достаточным состоянием, чтобы, не работая на других, ни в чем себе не отказывать»), вынужден жить посреди практической действительности, подчиняться ее законам, ходить на службу, зарабатывать деньги. Его попытка жить так, как хочется, оборачивается трагедией и смертью.

Крах Колена тоже имеет двоякий смысл. С одной стороны, «Пена дней» - это как бы роман об инициации, о приобщении к такой действительности, которая требует от человека поступков и ответственности за эти поступки, требует от него не только любви, но и решимости, умения отстоять все, что для него дорого. Колен не выдерживает испытания и гибнет. Это герой, обреченный навечно оставаться ребенком, который никогда не сумеет превратиться в мужчину.

Но с другой стороны - подчеркнем еще раз,- нравственные симпатии Виана целиком и полностью на стороне этого ребенка, именно он воплощает в романе те человеческие ценности, которые оправдывают и саму жизнь, наделяют ее нравственным теплом и смыслом. Этот мотив воплощен в целом ряде эпизодов романа, но, пожалуй, с особой силой и яркостью - в сцене, где винтовочные стволы, выращиваемые Коленом, начинают искривляться от его тепла и на них зацветают розы.

Именно тогда, когда на героев обрушивается беда, когда розовые краски идиллии вдруг начинают блекнуть, уступая место устрашающим цветам трагедии и смерти, Виан сбрасывает с себя маску пародиста, оставляет иронический тон, уничтожает ценностную дистанцию между собой и своими персонажами, отказывается от всякой лубочности, кукольности, от всякого «передразнивания» и открыто сливает свой голос с голосом героя. И как раз по контрасту с «поэтикой лубка» этот голос начинает звучать совершенно искренне, патетично и убедительно. Так происходит, когда Колен, узнав о болезни Хлои, бежит к ней, мучимый ужасными предчувствиями: «Он бежал, ему было страшно, неужели мало того, что мы всегда вместе, неужели еще надо, чтобы душа замирала от страха, быть может, несчастный случай, она попала под машину и теперь лежит на кровати, и я не смогу ее больше увидеть, меня не пустят к ней, неужто вы думаете, что я боюсь увидеть мою Хлою, вам все равно меня не удержать».

Герой Виана соединяет в себе всю бунтующую молодежь тех лет, а то и нашего времени, вот почему за писателем закрепилась репутация «первого агитатора мая 1968 года».

Однако, возведя инфантилизм (с его лозунгом «рай и - немедленно!») и представление о выключенности из мира взрослых в ранг высшей ценности, в этический принцип, радикальные теоретики «молодежного бунта» в конечном счете пришли к отрицанию любого долга человека перед обществом, иначе говоря - к идеологии социальной безответственности. Виану такая идеология была чужда в корне. Вся его жизнь, все его творчество питались страстной и мучительной надеждой обрести себя в пределах этого мира, а не вне его, хотя Виан и ощущал, что надежда эта невоплотима.

Вот почему «Пена дней» - это именно роман-легенда, роман-сказка. Но потому-то он и вызывает неподдельное доверие читающей молодежи, что она узнает в его героях самих себя, свои мечты и ожидания, потому что в этой сказке отразилась та безусловная потребность в правде и счастье, тот «категорический императив» юношества, который зиждется на вере в право каждого человека на это счастье и непримиримости к любым видам социальной лжи и фальши.

Заключение

роман виан герой

Жизнь и творческий путь Бориса Виана не были легкими и заурядными. Неспокойная предвоенная обстановка, тяжелые военные и послевоенные годы, в которые и был написан роман «Пена дней», наложили свой отпечаток на все творчество писателя. Р. Кено назвал «Пену дней» «самым проникновенным из современных романов о любви». По поводу этого романа сам Виан говорил в год смерти: «Я хотел написать роман, сюжет которого заключается в одной фразе: мужчина любит женщину, она заболевает и умирает». В сюжете «Пены дней», в самом деле, нет ничего необычного (можно даже сказать, он банален), необычно другое: сама форма художественного воплощения бесхитростного сюжета.

Стилистика контрастов, специфически «виановский» колорит, возникающий от смешения фантастики и реальности, комизма и трагизма, пародии и патетики, ерничания и искренности, кукольности персонажей и человеческой правды их переживаний - вот чем проза Виана производит неповторимое впечатление, заставляя с первородной остротой ощущать привычные или просто забытые вещи. И, тем не менее, стиль произведений писателя, его особенный язык, манера написания произведений изучены недостаточно.

Свободное и смелое обращение со словом в романе Бориса Виана «Пена дней» восхищает. Способность автора выразить словесно «невыразимые» казалось бы вещи, вроде запахов или тактильных ощущений, не может не привлечь внимание. Чувственные художественные образы, создаваемые автором в произведении, как раз и направлены на то, чтобы вызвать у читателя определенные ассоциации, эмоции, сопереживания, что в конечном счете ведет к максимальному приближению к постижению авторского замысла и сути идеи, заложенной в данном произведении.

Борис Виан принадлежит к тем, не так уж часто встречающимся писателям, для которых создаваемая ими литература ни на йоту не отчуждена от их сокровенной личности, а импульсы мысли - от импульсов быта, для которых творчество является не больше и не меньше как способом жить. Уже это придает его романам, пьесам и стихам совершенно особый тон неподдельной искренности. Но собственно «феномен Виана», не устающий покорять все новые и новые поколения читателей, - в редчайшем синтезе этой глубокой (до беззащитности) искренности и всепроникающей иронии, целомудренной нежности и жесточайшей пародии, трагизма и юмора, страдания и боли и безудержно веселой словесной игры. «Феномен Виана» - это феномен писателя, который до самой смерти сумел сохранить в себе не только отроческую жажду любви к жизни и ко всему миру, но и отроческое удивление, и протест против жестокости этой жизни и этого мира.

Список литературы

Виан, Борис. Пена Дней. М.: Иной мир, 1993.

Косиков Г. К. О прозе Бориса Виана. М.: Изд-во "Художественная литература", 1983.

Сартр, Жан-Поль. Тошнота. М.: АСТ, 2001.

Сартр, Жан-Поль. Бытие и ничто: опыт феноменологической онтологии. М.: Республика, 2004.

1. Размещено на www.allbest.ru