Возвращение в Россию в августе 1785 года было омрачено тяжелой болезнью. Добравшись до Москвы, Фонвизин слег надолго в постель, - его разбил паралич. Друг Фонвизина Клостерман, посетивший больного в Москве, рассказал в своих записках о тяжелом состоянии писателя: "В тусклых глазах его засветился луч радости, когда я подошел к его постели: он хотел, но не мог обнять меня, силился приветствовать меня словами, но язык не слушался и произносил невнятные звуки. Правая рука у него совсем отнялась, так что он и двигать ею не мог".

Через год врачи потребовали отъезда Фонвизина на лечение в Карлсбад. Только в сентябре 1787 года Фонвизин вернулся в Петербург. Полностью восстановить здоровье не удалось, но все же после долгого лечения писатель чувствовал себя лучше, - он стал ходить, вернулась речь. Отдохнув после утомительной поездки, Фонвизин принялся за работу. Он решил издавать собственный сатирический журнал, назвав его "Друг честных людей, или Стародум". Перекличка с "Недорослем" была не случайна: больной писатель готовился к новому поединку со всемогущей императрицей.

Новый журнал с небывалой до тех пор категоричностью определял политическую роль русского писателя в общественной борьбе. В первых же двух письмах журнала - письме сочинителя "Недоросля" к Стародуму и в ответе Стародума была начертана целая программа для "российских писателей". Писатель, "человек с дарованием", есть "страж общего блага". Он обязан "смело обличать перед троном, перед отечеством, перед светом" знатных вельмож, "не терпящих" правды, "бесславных лихоимцев", дерзающих "подкапываться под законы и простирающих хищную руку на грабеж отечества и своих сограждан". Писатель "имеет долг возвысить громкий глас свой против злоупотреблений и предрассудков, вредящих отечеству".

Последние годы жизни Фонвизина прошли в жестокой и трагической борьбе с императрицей. Он самоотверженно и изобретательно искал пути к читателю. Вот почему немедленно после запрещения журнала Фонвизин решает издать полное собрание своих сочинений, куда бы вошли все произведения, предназначавшиеся для "Друга честных людей". Но и собрание сочинений было в том же 1788 году запрещено. Тогда Фонвизин задумал издавать новый журнал, уже в Москве, и не один, а в содружестве с другими писателями. Журнал должен был называться "Московские сочинения". Фонвизин уже выработал его программу, но света не увидел и этот журнал. Екатерина к этому времени решила прекратить деятельность не только Фонвизина, но и просветителя Новикова, с 1779 года развернувшего свою деятельность в Москве. В 1789 году у Новикова была отнята типография Московского университета, которую он арендовал десять лет. Не исключена возможность, что "Московские сочинения" нельзя было печатать в Москве именно в результате начавшихся активных преследований правительством Новикова.

В это же время Радищев, закончив свои революционные произведения - оду "Вольность", "Житие Ф.В. Ушакова", "Путешествие из Петербурга в Москву", начинает, как и Фонвизин, искать типографию для издания. Поиски в Петербурге и Москве не привели ни к чему. Тогда он решает создать типографию у себя дома, купив печатный станок для этого. Книгу он печатал сам, с помощью своих друзей. В мае 1790 года в книжной лавке купца Зотова, расположенной в Гостином дворе, уже продавалось "Путешествие из Петербурга в Москву". А 30 июня того же года Радищева арестовали и посадили в Петропавловскую крепость. Екатерина открыто перешла к политике полной ликвидации деятельности русских просветителей.

Тогда же болезнь с новой силой обрушилась на Фонвизина. В течение 1791 года его четырежды поражал апоплексический удар. Тяжелобольной, затравленный Екатериной, лишенный возможности работать, Фонвизин испытывает временно приступ религиозного раскаяния. В таком состоянии он написал по случаю смерти Потемкина "Рассуждение о суетной жизни человеческой", в котором пытался объявить греховной всю свою прежнюю литературную деятельность. "Всем, знающим меня, известно, что я стражду сам от следствия удара апоплексического. Но господь. отвращал вознесшуюся на меня злобу смерти. Его святой воле угодно было лишить меня руки, ноги и части употребления языка. Всевидец, зная, что таланты мои могут быть более вредны, нежели полезны, отнял у меня самого способы изъясняться словесно и письменно".

В эту же пору, видимо, начато было последнее произведение - автобиографическая повесть "Чистосердечные признания в делах моих и помышлениях". Пример великого Руссо, написавшего свою автобиографию "Исповедь", вдохновлял его. Сохранившиеся отрывки "Чистосердечного признания" свидетельствуют, что когда большой писатель начинал подробно описывать дела своей юности, в нем вновь просыпался сатирик, который зло и беспощадно осмеивал нравы дворянского общества.

До самой смерти Фонвизин работал, жил деятельно, напряженно, в тесной связи с современными ему литераторами. В конце 80-х годов он устанавливает связь с молодым переводчиком и издателем Петром Богдановичем. Он договорился с ним об издании полного собрания своих сочинений. Несмотря на болезнь, писатель подготовил 5 томов этого собрания, включив вновь туда запрещенные статьи из "Друга честных людей". Это - лучшее свидетельство того, что Фонвизин ни в чем не раскаялся в конце своей жизни и по-прежнему желал своими сатирическими и политическими сочинениями бороться с Екатериной и служить своему отечеству. Когда это издание, почти доведенное до конца, было запрещено, Фонвизин, понимая, что дни его сочтены, передал все рукописи Петру Богдановичу для издания их в будущем.

И.И. Дмитриев сохранил в своих мемуарах рассказ о встрече с писателем в доме Державина 30 ноября 1792 года, за день до его смерти. "В шесть часов пополудни приехал Фонвизин. Увидя его в первый раз, я вздрогнул и почувствовал всю бедность и тщету человеческую. Он вступил в кабинет Державина, поддерживаемый двумя молодыми офицерами. Уже он не мог владеть одною рукою, равно и одна нога одеревенела: обе поражены были параличом; говорил с крайним усилием и каждое слово произносил голосом охриплым и диким, но большие глаза его быстро сверкали".

На этот вечер Фонвизин привез свою последнюю комедию "Гофмейстер" ("Выбор гувернера"), которая была прочтена одним из сопровождавших его офицеров. Он спрашивал Дмитриева, как нравятся ему его сочинения, с похвалой отозвался о поэме Богдановича "Душенька", говорил остроумно и увлеченно, хотя тяжелая болезнь заставляла произносить слова медленно и с большим усилием. "Игривость ума не оставляла его и при болезненном состоянии тела. Несмотря на трудность рассказа, он заставлял нас не однажды смеяться". Рассказанные в этот вечер истории - об уездном почтмейстере, почитателе Ломоносова, который не читал ни одной оды поэта, о молодом драматурге, читавшем ему трагедию "в новом вкусе", в которой героиня, в отличие от старых драм, умирает "не добровольной или насильственной смертью", но "естественной", - исполнены живых наблюдений, по-фонвизински остры, сатирически злы и насмешливы.

То была последняя встреча Фонвизина с писателями. "Мы расстались с ним, - заключает рассказ И.И. Дмитриев, - в одиннадцать часов вечера, а наутро он уже был в гробе".

Фонвизин стоит в начале того периода русской литературы, когда она оказалась способной увидеть и открыть поэзию действительности. Классицизм, сыграв свою историческую роль, уже исчерпал себя. Он утверждал, что "искусство есть подражание природе, но что природа должна являться в искусстве украшенною и облагороженною. Вследствие такого взгляда из искусства были изгнаны естественность и свобода, а следовательно, истина и жизнь, которые уступили место чудовищной искусственности, принужденности, лжи и мертвенности".

В произведениях Фонвизина, драматических и прозаических, жизнь начала являться "как бы на позор, во всей наготе, во всем ужасающем безобразии и во всей ее торжествующей красоте".

Поэзия реальности, поэзия действительности, новая эстетика "действительной живописи", приуготовлявшая реализм, вырастали из сатирического отношения к действительности. Для русского классицизма характерно развитие сатиры. То "сатирическое направление", которое началось в русской литературе с Кантемира, возникло в недрах классицизма. Фонвизин в юности был тесным образом связан с литературой классицизма, и многое в его комедиях еще строилось по законам нормативной поэтики. И вместо с тем новое, связанное с иным, отличным от классицизма, пониманием человека и его места в общественно-социальной жизни, отчетливо и ясно побеждало и брало верх в творчестве Фонвизина. Просветительские убеждения писателя определили обоснование новых эстетических норм. Как просветитель, он видел, что жестокость и эгоизм помещиков, преступность дворян-чиновников, продажность судей, цинизм, ложь, обман и предательство, господствующее при дворе открытое хищение государственной казны, торжество наглых фаворитов - все это есть следствие социально-политической системы ничем не ограниченного самовластия и жестокого рабства, порождающего паразитизм. И тогда Фонвизин-драматург начинал бичевать не общечеловеческие пороки - стяжательство, неблагодарность, жестокость и т.д., а изображал хорошо известных ему дворян-чиновников, помещиков, военных, придворных, показывая, что их пороки обусловлены их жизнью. Показ социальной и исторической обусловленности человеческого характера был первым важным открытием Фонвизина на пути к реализму.

Новые эстетические искания драматурга определили и сюжет "Недоросля". Не традиционная, условно литературная любовная интрига завязывает комедию, а большие социально-политические события общественной жизни России. Это отлично понял и приветствовал Гоголь. Говоря о "Недоросле" и "Горе от ума", то есть о комедиях, предшествовавших его "Ревизору", из которого окончательно изгнана любовная интрига, он писал: "Содержанье, взятое в интригу, не завязано плотно, ни мастерски развязано. Кажется, сами комики о нем не много заботились, видя сквозь него другое, высшее содержание и соображая с ним выходы и уходы лиц своих". Этот новаторский характер сюжета привел к созданию нового типа комедий: "их можно назвать, - продолжал Гоголь, - истинно общественными комедиями, а подобного выраженья, сколько мне кажется, не принимала еще комедия ни у одного из народов".

Поэтому такой новый сюжет помог вскрыть, глубоко и проникновенно важнейшие стороны социально-политического бытия России, "раны и болезни нашего общества, тяжелые злоупотребления внутренние, которые беспощадной силой иронии выставлены в очевидности потрясающей".

В 70-80-е годы XVIII столетия начнет бурно развиваться проза. Общественно-литературную жизнь будет определять журналистика. Просветители-прозаики - Новиков и Фонвизин, а затем Крылов - создадут в эти годы десятки резко обличительных сочинений. Они же определят главные темы сатиры, разработают различные жанры: очерк, повесть, письмо, путешествие, дневник, бытовую сценку, памфлет и т.д. В своих сочинениях они смело пошли на сближение языка литературы с разговорной речью широких разночинских слоев. Они отказываются от деления слов на высокие и низкие, благородные и подлые, характерного как для писателей-классиков, так и для новых писателей-сентименталистов, последователей школы Карамзина. Настойчиво добиваясь демократизации прозы, они широко включали в свои сочинения пословицы, поговорки и речения "низкого состояния людей", создавая по образу и подобию их новый, афористически четкий стиль повествования, отказываясь от старого латинизированного синтаксиса.

Заключение