Поэтическое наследие К.Д. Бальмонта

Размещено на http://www.allbest.ru/

Курсовая работа

Поэтическое наследие К.Д. Бальмонта

бальмонт символист лирика стихи



План

Введение

Глава 1. Формирование поэтической индивидуальности К.Д. Бальмонта

§ 1.1 Ранний период и творческий взлет поэта

§ 1.2 Кризисные явления в творчестве К.Д. Бальмонта

§ 1.3 Место К.Д Бальмонта среди поэтов-символистов

Глава 2. Особенности художественного мира К.Д. Бальмонта

§ 2.1 Образы стихий в сборнике «Будем как солнце»

§ 2.2 Тема любви в поэзии К.Д. Бальмонта

§ 2.3 Детские стихи К.Д. Бальмонта

Заключение

Список используемых источников



Введение

"Я - изысканность русской медлительной речи,

Предо мною другие поэты предтечи…" -

это заявление стало на многие годы своего рода визитной карточкой поэта Константина Бальмонта (1867-1942), настолько поразительным и дерзким показались современникам содержание и тон этой самооценки.

В наши дни трудно поверить в то, что Бальмонт был одним из самых знаменитых поэтов России начала века. В свое время Бальмонт был самым читаемым и почитаемым поэтом-символистом. Его окружали восторженные поклонники и почитательницы. Создавались кружки бальмонистов и бальмонисток, которые пытались подражать ему в жизни и в поэзии.

В созвездии поэтических талантов серебряного века одно из первых мест принадлежит К. Д. Бальмонту. В. Брюсов еще в 1912 году писал: "Равных Бальмонту в искусстве стиха в русской литературе не было... там, где другим виделся предел, Бальмонт открыл беспредельность" (Брюсов, В. Будем как солнце.//Сочинения в 2-х т. Т.2.-М., 1987.-с.273) .

Однако судьба творческого наследия этого поэта оказалась не из легких. Целые десятилетия его не переиздавали, а в солидных литературоведческих трудах и учебных пособиях неизменно аттестовали как декадента. И лишь появившиеся в последние годы сборники избранных его стихотворений и переводов заново открывают современному читателю тонкого и глубокого лирика, кудесника стиха, обладавшего уникальным в своем роде чувством слова и ритма.

На протяжении почти всей жизни Бальмонта вокруг его имени возникали различного рода легенды, мифы и домыслы. К появлению некоторых из них причастен и сам поэт. Один из таких мифов связан с его родословной. Константин Дмитриевич Бальмонт родился 4(16) июня 1867 г. в деревне Гумнищи Шуйского уезда Владимирской губернии в небогатой дворянской семье. Сам поэт в числе своих предков называл выходцев из Шотландии и Литвы. На самом деле, как свидетельствуют архивные документы, корни его генеалогического древа - исконно русские. Его прапрадед по фамилии Баламут был во времена Екатерины II сержантом одного из лейб-гусарских полков, прадед - херсонским помещиком.

Впервые фамилию Бальмонт стал носить дед будущего поэта Константин Иванович, впоследствии офицер флота. Когда его мальчиком записывали на военную службу, неблагозвучную для дворянина фамилию Баламут, переделали на Бальмонт. Сам поэт подчеркнуто произносил свою фамилию на французский манер, т. е. с ударением на последнем слоге. Однако в конце жизни он сообщил: "Отец произносил нашу фамилию - Бальмонт, я стал произносить из-за каприза одной женщины - Бальмонт. Правильно, думаю, первое" (письмо В. В. Обольянинову от 30 июня 1937 года) (Макогоненко, Д.Г. Бальмонт К.Д.Жизнь и судьба//Бальмонт К.Избранное.-М.,1991.-с.8).

Поэта Константина Бальмонта традиционно относят к представителям старшего поколения русского символизма. Однако все его творчество нельзя признать чисто символистским. Для К.Д. Бальмонта декаденство служило не только и не столько формой эстетического отношения к жизни, сколько удобной оболочкой для создания образа творца "нового искусства". "Принятая поэтом личина стихийного гения, эгоцентризм, доходящий до нарциссизма, с одной стороны, и вечное солнцепоклонство, верность мечте, пользе прекрасного и совершеного - с другой, позволяют говорить о нем как о поэте неоромантического склада" (Иванова, Е.В. Судьба поэта//Бальмонт К.Д.Избранное.-М.,1989.-с.5). При этом нельзя отрицать, что присущая поэту солнечность, стремление к постоянному объявлению, способность остановить мгновение, и при этом богатая палитра красок, свет и воздух, которые пронизывают его стихи, особенно ранние, придают его творчеству импрессионистический характер.

К.Д. Бальмонт выпустил 35 книг стихов и 20 книг прозы, его переводы составляют более 10 000 печатных страниц (среди них - поэты разных стран В.Блейк, Э.По, П.Б.Шелли, О.Уайльд, испанские песни, словацкий, грузинский эпос, югославская, болгарская, литовская поэзия, а также стихотворения поэтов Мексики, Полинезии, Японии и Индии). Этот список очень богат: Бальмонт и в переводческой деятельности, как и в поэзии, был ненасытен и всеохватен. Среди написанного им есть и художественная и автобиографическая проза, мемуары, филологические трактаты, историко-литературные исследования и критические эссе, а также записные книжки и многочисленные письма.

К.Бальмонт любил мистификацию, необычные поступки, нарочито пренебрегал условностями, что провоцировало появление сплетен, анекдотов, таинственных историй. Театральность, эпатаж часто служили ему дурную службу. Однако один из исследователей творчества поэта В.Орлов считал, что все это наносное: "При всей экзальтированности, сделанности, сверхчеловечности Бальмонт был неутомимым тружеником" (Орлов, В. Бальмонт. Жизнь и поэзия//Орлов В. Пути и перепутья.-М.,1976.-с.12).

Он очень много работал, писал каждый день и очень плодотворно, всю жизнь занимался самообразованием, с легкостью изучал языки, интересовался не только литературой и искусством, но и естественными науками - химией, ботаникой, геологией и другими. При этом много путешествовал, объездил буквально весь свет, отдаваясь сладостному ощущению победы над веками и пространствами, не только обогащаясь все новыми впечатлениями, но и погружаясь в историю, этнографию, фольклористику каждой новой страны.

Его исступлённая любовь к поэзии, тонкое чутьё к красоте стиха, необыкновенная музыкальность и способность уловить и запечатлеть тончайшие нюансы любовного чувства и настроения природы позволяют говорить о нём как об одном из самых интересных поэтов Серебряного века.

Целью нашей курсовой работы является изучение творческого наследия К.Д. Бальмонта.

Для реализации цели необходимо решить следующие задачи:

- обозначить место Бальмонта среди поэтов-символистов, выяснив основные черты его лирики;

- выяснить положение К.Д. Бальмонта в современном ему литературном процессе, исходя из высказываний современников;

- показать становление и формирование поэтической индивидуальности Бальмонта (дореволюционный период, 1894-1905);

- проанализировать образы-символы в стихах, входящих в сборник "Будем как Солнце. Книга символов" (1903).

Поставленные задачи обусловили структуру работы. Она состоит из введения, в котором речь идёт об актуальности данной темы, ставятся цели и задачи исследования, основной части, где мы определяем место Бальмонта в символизме и выделяем основные мотивы и образы его поэзии, заключения, где подводим итоги проделанной работы, списка использованных источников и приложения.

В процессе написания работы был изучен ряд наиболее значимых литературоведческих источников. Прежде всего это статьи И.Анненского, А.Блока, В.Брюсова, Л.Озерова, Е.П.Беренштейна, Л.А.Колобаевой. В них рассматривается творчество Бальмонта в контексте биографии поэта, анализируются этапные книги стихов раннего и зрелого периодов, особенности его поэтического мира.



Глава 1. Формирование поэтической индивидуальности К.Д. Бальмонта

§1.1 Ранний период и творческий взлет

Творчество поэта условно принято делить на три неравномерных и неравноценных периода. Ранний Бальмонт, автор трех стихотворных сборников: "Под северным небом" (1894), "В безбрежности" (1895) и "Тишина" (1898).

Структура первых сборников весьма эклектична. В ней совмещены традиции "чистой поэзии" семидесятых-восьмидесятых годов (особенно сильно влияние А. Фета) с мотивами "гражданской скорби" в духе Плещеева и Надсона. По точному определению А. Измайлова, лирический герой раннего Бальмонта - "кроткий и смирный юноша, проникнутый самыми благонамеренными и умеренными чувствами".

Первые сборники Бальмонта - это предтечи русского символизма. Поэтический стиль Бальмонта намного точнее можно определить словом импрессионизм. Поэта-импрессиониста привлекает не столько предмет изображения, сколько его личное ощущение данного предмета. Мимолетное впечатление, вмещенное в личное переживание, становится единственно доступной формой отношения к миру для художника. Бальмонт определил это следующим образом: "великий принцип личности" - в "отъединении, уединенности, отделеньи от общего" .

В этом смысл знаменитой поэтической декларации Бальмонта:

Я не знаю мудрости, годной для других,

Только мимолетности я влагаю в стих.

В каждой мимолетности вижу я миры,

Полные изменчивой радужной игры.



Второй этап, обозначенный также тремя сборниками - "Горящие здания" (1900), "Будем как солнце" (1903) и "Только любовь" (1903) - время творческого взлета Бальмонта, - характеризует его как центральную фигуру нового, декадентско-символистского течения.

Из теоретической программы русского декадентства Бальмонт воспринял главное-отношение к жизни и искусству. "Принцип личности" заключается, по Бальмонту, не в соотношении личного с общим, но в "отделеньи от общего". Суть и назначение искусства-в "наслаждении созерцания", благодаря которому за "очевидной внешностью" раскрывается "незримая жизнь" и мир становится "фантасмагорией, созданной вами".

В статье 1900 года "Элементарные слова о символической поэзии" Бальмонт решает проблему искусства таким образом: "Реалисты всегда являются простыми наблюдателями, символисты-всегда мыслители. Реалисты схвачены, как прибоем, конкретной жизнью, за которой они не видят ничего; символисты, отрешенные от реальной действительности, видят в ней только свою мечту, они смотрят на жизнь-из окна... Один еще в рабстве у материи, другой ушел в сферу идеальности". Новой (символической) поэзии, которую Бальмонт определяет как "психологическую лирику", преемственно связанную с импрессионизмом, чужды "дидактические задачи". Она "говорит исполненным намеков и недомолвок нежным голосом сирены или глухим голосом сибиллы, вызывающим предчувствие". Однако при всем том в поэзии должны свободно и органически сливаться "два содержания: скрытая отвлеченность и очевидная красота". Несмотря на присутствие в нем утаенного смысла, который надлежит разгадать, символическое произведение заключает в себе еще и "непосредственное конкретное содержание", "богатое оттенками". И "всегда законченное само по себе", существующее самостоятельно.

Излагая свое понимание "символической поэзии", Бальмонт видел в ней прежде всего поиски "новых сочетаний мыслей, красок и звуков", а в самой характеристике ее оставался, в общем, в пределах поэтики импрессионизма: символическая поэзия "говорит своим особым языком, и этот язык богат интонациями; подобно музыке и живописи, она возбуждает в душе сложное настроение, - более, чем другой род поэзии, трогает наши слуховые и зрительные впечатления". Эти общие установки были реализованы в трех лучших книгах Бальмонта - "Горящие здания", "Будем как солнце" и "Только любовь".

§1.2 Кризисные явления в творчестве К.Д. Бальмонта

Третий, заключительный, этап поэтического пути Бальмонта, начинающийся сборником "Литургия красоты" (1905), характеризуется вырождением и распадом той художественной системы, которую представлял поэт.

Спад в поэзии Бальмонта обозначился в сборниках "Литургия красоты" (1905) и "Злые чары" (1906), где он обратился к рассудочной поэзии, к теософским размышлениям и материалу народных поверий.

В следующих книгах, выходивших одна за другой, Бальмонту окончательно изменили художественный вкус и чувство меры. Начиная с 1906 года он погрузился в стихию, чуждую самой природе его дарования, - занялся рифмованными переложениями русского фольклора (отдавая предпочтение различным проявлениям народной фантазии и мистики, религиозному сектантству), пересказом древних космогонии и разноязычных памятников ритуально-жреческой поэзии (им посвящен целый сборник - "Зовы древности", 1908 г.).

Провалом стала книга "Жар-птица" (1907), где Бальмонт попытался воссоздать мир славянской мифологии и былинного эпоса путем стилизации.

В 1909 году Блок, высоко ценивший "настоящего" Бальмонта, вынес убийственный приговор его очередным книгам: "Это почти исключительно нелепый вздор, просто - галиматья, другого слова не подберешь. В лучшем случае это похоже на какой-то бред, в котором, при большом усилии, можно уловить (или придумать) зыбкий лирический смысл; но в большинстве случаев - это нагромождение слов, то уродливое, то смехотворное... И так не страницами, а печатными листами... И писал это не поэт Бальмонт, а какой-то нахальный декадентский писарь... С именем Бальмонта далеко еще не все отвыкли связывать представление о прекрасном поэте. Однако пора отвыкать: есть замечательный русский поэт Бальмонт, а нового поэта Бальмонта больше нет".

§1.3 Место К.Д. Бальмонта среди поэтов-символистов

«СИМВОЛИЗМ» - направление в европейском и русском искусстве, возникшее на рубеже XX столетия, сосредоточенное преимущественно на художественном выражении посредством символа «вещей в себе» и идей, находящихся за пределами чувственного восприятия. Стремясь прорваться сквозь видимую реальность к «скрытым реальностям», сверхвременной идеальной сущности мира, его «нетленной» Красоте, символисты выразили тоску по духовной свободе.

Символисты широко пользовались в своей поэзии приемами импрессионистского искусства, выражая случайные, мимолетные настроения. Они достигли значительных высот в передаче тончайших оттенков чувств. Однако в творческой практике многих из них красота формы, мелодия стиха являлись основной целью, и эта цель достигалась в ущерб глубине и ясности мысли. Символисты стремились приблизить стихи к музыке, надеясь таким образом усилить не столько эмоциональную, сколько иррациональную выразительность.

Показательно в этом отношении творчество одного из наиболее даровитых поэтов-символистов Константина Дмитриевича Бальмонта, который известен как мастер мелодического стиха, построенного на броских звуковых сочетаниях -- аллитерациях и ассонансах; успешно служили ему и такие приёмы, как внутренняя рифма, анафора и т. п. (стихотворения «Аккорды», «Грусть», «Безглагольность», «Мечтательный вечер», «Уходящие тени» и др.). Несомненными поэтическими достоинствами обладает стихотворение «Осень» (1905):

Поспевает брусника,

Стали дни холоднее.

И от птичьего крика

В сердце только грустнее.

Стаи птиц улетают

Прочь, за синее море.

Все деревья блистают

В разноцветном уборе.

Солнце реже смеется,

Нет в цветах благовонья.

Скоро осень проснется

И заплачет спросонья.

«Это поэзия, в которой органически, не насильственно, сливаются два содержания: скрытая отвлеченность и очевидная красота, сливается так же легко и естественно, как в летнее утро воды реки гармонически слиты с солнечным светом. Однако, несмотря на скрытый смысл того, и другого символического произведения, непосредственное, конкретное его содержание всегда законченно само по себе, оно имеет в символической поэзии самостоятельное существование, богатое оттенками».

Уход из этого мира, «где истин нет», взлеты в поднебесную высь, падение ниц пред образом «сущего», возвеличение себя до сверхчеловека, стоящего над миром, проповедь крайнего индивидуализма и «чистого искусства», прославление смерти «мечтания о воле свободной» - таков внешне многообразный, а по существу субъективно ограниченный мир ранней поэзии декадентов. Недаром Бальмонт писал:

Я ненавижу человечество,

Я от него бегу спеша.

Мое единое отечество -

Моя пустынная душа.

Бальмонт жаждал «изысканности русской медлительной речи». Он научился «превращать тоску в напев» и находить игру созвучий в природе, он из всех поэтов-символистов отличался особой напевностью и особой звучностью стиха.

Черты символизма, по мнению Бальмонта - культ мгновения, внезапно возникшего и безвозвратно промелькнувшего, туманность намеков, прихотливость чувства.

Мы выбрали для анализа стихотворение «Я мечтою ловил уходящие тени…», так как считаем, что оно наиболее ярко отражает творчество Бальмонта и является гимном символизма.

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасавшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

И чем выше я шел, тем ясней рисовались,

Тем ясней рисовались очертания вдали. . .

И какие-то звуки вокруг раздавались,

Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

Тем светлее сверкали выси дремлющих гор. . .

И сиянием прощальным как будто ласкали,

Словно нежно ласкали отуманенный взор.

А внизу подо мною уж ночь наступила,

Уже ночь наступила для уснувшей Земли,

Для меня же блистало дневное светило,

Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,

Уходящие тени потускневшего дня,

И все выше я шел, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

В стихотворении «Я мечтою ловил уходящие тени…», как легко убедиться, есть и «очевидная красота» и иной, скрытый смысл: гимн вечному устремлению человеческого духа от тьмы к свету. Тени ассоциируются с чем-то неосознанным, непонятным, недоступным, поэтому автор так и стремится постичь эту истину, познать ее.

«Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня»

Этот путь, словно шаткий ветхий мост над пропастью, каждый шаг - это риск, риск сорваться, не дойти до своей цели, упасть вниз.

«И чем выше я шел, тем ясней рисовались,

Тем ясней рисовались очертания вдали...

И какие-то звуки вокруг раздавались,

Вкруг меня раздавались от Небес и Земли»

Чем ближе автор приближался к заветной цели, тем яснее он видел то, к чему стремился, видел истину.

«А внизу подо мною уж ночь наступила,

Уже ночь наступила для уснувшей Земли,

Для меня же блистало дневное светило,

Огневое светило догорало вдали»

То есть, не смотря на то, что его окружал уже полный мрак, он видел впереди свет, свет, который освещал ему весь путь.

«Я узнал, как ловить уходящие тени,

Уходящие тени потускневшего дня,

И все выше я шел, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня»

В последней строфе автор говорит о том, что он все-таки познал истину, он нашел то, что искал.

Бальмонт воспевал космическую красоту.

В своей записной книжке Бальмонт писал: «У каждой души есть множество ликов, в каждом человеке скрыто множество людей, и многие из этих людей, образующих одного человека, должны быть безжалостно ввергнуты в огонь. Нужно быть беспощадным к себе. Только тогда можно достичь чего-нибудь».



Глава 2. Особенности художественного мира К.Д. Бальмонта

§2.1 Образы стихий в сборнике "Будем как солнце" (1903) как главной "книге символов" К.Д. Бальмонта

Константин Дмитриевич Бальмонт - поэт необычайный, завораживающий красотой и мелодией стиха, влекущий в поднебесье. Поэт в своей лирике пытается противопоставить иррациональный мир человеческой души с ее поэтикой новой рациональной эпохе, полагая, что только в себе человек сможет найти ответы на мучительные вопросы современности. Поэт уверен, что опора на собственные силы позволит пройти сквозь бурю испытаний. Бальмонт сравнивает отдельную человеческую жизнь с челном в бушующем море. Внешний мир таит невзгоды, постоянную борьбу со стихиями, вызывает томление духа. Спасение от этого Бальмонт видит в сознательном уходе от реальности, в погружении в мир тайных символов бытия, которые для каждого индивидуальны, неразгаданны и полны смысла.

Будем как солнце! Забудем о том,

Кто нас ведет по пути золотому,

Будем лишь помнить, что вечно к иному,

К новому, к сильному, к доброму, к злому,

Ярко стремимся мы в сне золотом.

Будем молиться всегда неземному

В нашем хотенье земном!

Каждое стихотворение Бальмонта похоже на картину, где он удивительно красиво, музыкально и поэтично воспевает какой - либо символ. Читателю остается только любоваться созданным шедевром.

Поэта завораживает природа с ее вечной изменчивостью, но и глубоким внутренним спокойствием. Для Бальмонта все в окружающем мире одухотворенно, дышит новизной и прелестью.

Чуть слышно, бесшумно, шуршат камыши.

О чем они шепчут? О чем говорят?

Зачем огоньки между ними горят?

Мелькают, мигают -- и снова их нет.

И снова забрезжил блуждающий свет.

«Камыши»

И поэт вместе с лирическим героем мечтает, радуется или печалится. Его поэзия - мостик, по которому из обычной жизни мы проходим в волшебство образов, чарующей красоты - в мир иллюзий и фантазий.

Лирический герой его поэзии движим стремлением окунуться в «безбрежность» мира, в бесконечное его разнообразие, поклониться всем богам и стихиям, изведать высшую полноту и интенсивность переживания каждого мгновения, каждой «мимолетности» жизни, В стихотворений «Завет бытия» (1901) поэт заявил, что его поэтическая программа завещана ему самой природой:

...Мне ответил играющий ветер

«Будь воздушным, как ветер, как дым!»

...Мне ответило звучное море:

«Будь всегда полнозвучным, как я!»

...Ничего не ответило солнце,

Но душа услыхала: «Гори!»

Конкретизируя содержание своего «вечного познания», Бальмонт называет «четыре стихии -- Огонь, Воду, Землю и Воздух». С ними, заявляет поэт, «неизменно живет моя душа в радостном и тайном соприкосновении». Огонь же -- это «любимая моя стихия... Я молюсь Огню. Огонь есть истинно всемирная стихия, и кто причастился Огня, тот слит с Мировым» (1904).

Поклонение стихиям было связано у Бальмонта с культом красоты, безразличием к этическим ценностям, равнодушием к социальным проблемам и попыткой возвысить безусловную свободу демонической, все преступающей личности:

Среди других обманчивых утех

Есть у меня заветная утеха:

Забыть, что значит плач, что значит смех, -

Будить в горах грохочущее эхо

И в бурю созерцать, под гром и вой,

Величие пустыни мировой.

В лирике Бальмонта запечатлены наиболее текучие, бесплотные, подвижные стихии - света, воздуха. Причем поэт стремился передать прежде всего слитное, совокупное ощущение светя, запаха, звука: в его стихах солнце «пахнет травами», «светит звонами»; сам поэт «сладко плачет» и «дышит луной». Природа, таким образом, изображается не столько в ее конкретной зримости, сколько как стихия вне места и времени, пребывающая в абсолютной чистоте и вечности. Внимание поэта привлекали не явления природы, а ее изначальные и неизменные свойства. Предмет его лирического изложения не ветер в поле или ночной осенний ветер, а ветер вообще, «ветрянность» во всех ее проявлениях; не ручей или море, а вода, дрожащая и в капле росы, и в океане, и вмещающая «бесконечные лики... и безмерность своей глубины»; не дерево или деревья, а «древесность». Символический стих Константина Бальмонта где - то даже сближается с мифом. В стихотворении «Славянское Древо» он воспевает мифопоэтические мировое древо, отвлеченно вобравшее в себя «все известные породы деревьев».

Стихи Бальмонта несли в себе прозрение, пророчество. Они свидетельствовали о какой - то высшей реальности, которая питает человеческую надежду или вызывает страх отчаяние:

Умей творить из самых малых крох,

Иначе для чего же ты кудесник?

Среди людей ты божества наместник,

Так помни, чтоб в словах твоих был бог...

Одной из сквозных, структурообразующих тем его творчества является тема солнца. Солнцу, которое дарит нам жизнь, красоту, поэт посвятил циклы стихов, сборники «Будем как солнце» и «Сонеты солнца, меда и луны». Животворящая идея выражена в типично бальмонтовской форме, совместившей в себе философическую публицистичность с элементами пластической живописи:

Будем как солнце! Забудем о том,

Кто нас ведет по пути золотому,

Будем лишь помнить, что вечно к иному -

К новому, к сильному, к доброму, к злому -

Ярко стремимся мы в сне золотом

Будем молиться всегда неземному

В нашем хотеньи земном!.

Будем как солнце, оно - молодое.

В этом завет красоты!

Чистый, дневной свет, источаемый сквозь туман неведомым небом, - характерная символическая деталь в космических пейзажах поэта, окутанных облаком воображения, и формирует общую, судьбоносную тональность произведения, сообщая ей светлое или трагическое звучание:

Как горит на пальцах у меня!

Как сладко мне присутствие огня!

Смешалось все. Людское я забыл.

Я в мировом. Я в центре вечных сил.

...Со светлыми я светом говорю...

Погаснет солнце в зримой вышине,

И звезд не будет в воздухе незримом,

Весь мир густым затянут будет дымом,

Все громы смолкнут в вечной тишине...

Богатое, необычное воображение поэта помогало ему воспроизвести нежные, зыбкие состояния природы или в животворных лучах солнца, или в таинственном сиянии луны: мягкое шуршание камышей, мление сонного воздуха, «радугой пронизанный туман», «счастье легко дрожащих трав», волшебные пейзажи, сотканные из «лунных сияний» и «трепещущих очертаний» («Фантазия»).

Бальмонт привнес в русскую поэзию множество новых, чисто экзотических тем. В его лирике впервые зазвучал мотив сострадания ущербным созданиям природы: кривым кактусам, побегам белены. По богатству поэтической флоры и фауны, по непосредственности эстетического чувства природы его стих занял ведущее место в отечественной словесности.

Причем он никогда не ограничивался только описанием. Поэт стремился проникнуть в самую суть, «душу» животного или растительного мира, а главное - соотнести этот мир с миром человеческим и Вселенной в целом. Через внешние природные образы он пытался осмыслить свою творческую индивидуальность Можно назвать немало портретно - психологических зарисовок, в которых опорная деталь, как травило, строится на прямом сопоставлении внутреннего и вещного, в виде звучной информационно - иносказательной фразы, напоминающей собой лаконичное пословичное выражение: «я - играющий гром»; «я - нежный иней охлаждения»; «я ведь только облачко, полное огня». И даже свою высокую поэтическую и жизненную программу, смысл жизни поэт К. Бальмонт не мыслит вне той необычной среды, которая называется природа:

Можно жить, безмолвно холодея,

Не считая гаснущих минут,

Как живет осенний лес, редея,

Как мечты поблекшие живут.

Вольный размах поэтического мышления, образные обобщения Бальмонта создали особый, космический тип символизма в русской поэзии начала века. В поэзии Бальмонта встречается и такое, когда безмерное, почти космическое он стремится заключить в малом, земном. Это можно проследить на примере стихотворения «Опричники», выполненною в жанре своеобразной философической реплики. Сначала несколькими штрихами дается характеристика и атмосферы эпохи Ивана Грозного: «Когда опричники... //Когда невинных жгли... // Когда, облив шута горячею водою...» А затем чуткая душа поэта неожиданно гуманную гармонию, умиротворение за пределами.

На небесах, своею чередою,

Созвездья улыбалися, как встарь.

Поэт не принял безумной жестокости людей и не захотел, чтобы эта исходило от Бога:

Я слепну в бешенстве, мучительно скорбя.

О, если мир - божественная тайна, -

Он каждый миг клевещет на себя!



Трудно оторваться поэту от земной плоти - природы. Природа у Бальмонта - это явь Вселенной. Она населена ветром, огнем, водой, светом, тьмой, звездами, растениями.

Я вниманию... цветам и деревьям шумящим

И легендам приморской волны...

Образные лики природы, живые и условные, обрисованы в одухотворенно сценической манере, соотнесены с человеком, его фантазией:

Краса иная сердцу дорога:

Я слышу рев и рокот водопада,

Мне грезятся морские берета

И гор неуловимая громада...

Ветер, огонь, вода и даже солнце у поэта возведены в ранг лирических сущностей, и сами говорят о себе как типичные персонажи, представшие и взору и мысли поэта:

Я вольный ветер, я вечно вею,

Волную волны, ласкаю ивы,

В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею

Лелею травы, лелею нивы.

Воссоединение лирического «я» с природой, с Вселенной выражено в стихе на основе символико - метафорического сближения. Жизнь человека уподоблена веяниям природы, а природа, в свою очередь, видит, чувствует, мыслит на языке человеческого мироощущения. Бальмонтовская природа живет прощальными криками гусиных и журавлиных стай («Осень»), звучанием моря и музыкой леса («Рождение музыки»), стонами кукушки и тоскою поэта по родине («дюнные сосны»).

Стих К. Бальмонта символичен по своей внутренней, сюжетно - образной сути. Это поддерживается недосказанностью изложения, некоей непроясненностью переживаний героя, происходящих на лоне природы, ситуацией одиночества и почти постоянной отстраненности его от жизни обыденной, мирской, когда страдающий поэт доверяет свои думы травам, соснам, птицам - всему окружающему миру («Береза». «Одолень - трава», «Зов» и др.).

Символический стиль Бальмонта закреплен в его живом, поэтическом слове, мысль кажется изломанной, манерной, но никогда не теряет при этом своей чистой образности и точности. Лучше всего об этом сказал сам поэт:

Я - изысканность русской медлительной речи,

Предо мною другие поэты - предтечи,

Я впервые открыл в этой речи уклоны,

Перепевные, гневные, нежные звоны

Я - внезапный излом,

Я - играющий гром,

Я - прозрачный ручей,

Я - для всех и ничей

Переплеск многопенный, разорванно - слитный,

Самоцветные камни земли самобытной,

Переклички лесные зеленого мая -

Все пойму, все возьму, у других отнимая...

Бальмонтовская метафора всегда свежа и неожиданна певец сумел найти в своей душе «бесконечный расцвет златоока», ветер у него не просто дует, а «бьет дыханьем твердь»; вал «мятежится»; путники жаждут «качанья немых кораблей»; для них «развернула свой свиток седая печаль».

Столь же необычные, яркие и оригинальные эпитеты «бесстрастная звезда», «непонятная лазурь», «звучная волна». И все это передается чарующей музыкой слога, его напевностью, виртуозностью, которые усиливаются размеренными как выдох ассонансами:

Луга убегают далеко - далеко

Во всем утомленье - глухое, немое...

Или повторением одного и того же аллитерирующего звука в начале слова:

Ландыши, лютики. Ласки любовные,

Ласточки лепет. Лобзанье лучей...

Стихи эти составлены из назывных предложений, каждое из которых начинается в середине одной строки и заканчивается в середине следующей. Точки на стыке их, казалось, должны нарушить плавное течение интонации, но этого не происходит, потому что точка у Бальмонта «поется». У него есть стихотворение, которое так и названо - «Безглагольность». Почти полное отсутствие глаголов и придает стиху, поэтике в целом импрессионистическую красочность образов и музыкальность:

Есть в русской природе усталая нежность,

Безмолвная боль затаенной печали,

Безвыходность горя, безгласность безбрежность,

Холодная высь, уходящие дали...

Бальмонт наполнил русский стих магией образных звуков и речений, органично соединивших в своем словаре книжное и фольклорное. Это и сделало художественно ценным его волшебную ворожбу со словом, которым он воспел родную землю:

Я любил вознесенное сказками древо,

На котором звенели всегда соловьи,

А под древом раскинулось море посева,

И шумели колосья, и пели ручьи...

Бальмонт силен там, где говорит о своих подлинных чувствах, мечтаниях и порывах, о своем, по слову Брюсова, «бессознательном «Я». Мы сказали бы: настроения и чувства интеллигента, разрываемого противоречиями, не принимающего жизни, ищущего какого-то выхода, но не знающего его, утешающегося «мигами», -- такова единственная подлинная стихия Бальмонта. Здесь он -- поэт, хотя, разумеется, и чуждый нам.

Но когда Бальмонт переходит к темам философского характера, когда он пытается дать «широкие обобщения, выразить глубокую мысль», то здесь он, как правильно отмечает Брюсов, «слабее слабых».

А ведь именно в стихах о счастье, о «Солнце», «Свете», обо всех этих «царственных стихиях», которые он хочет слить с «Мировым» и к которым хочет найти «вечное познание» и «освобождение», -- ведь именно здесь Бальмонт выступает со своей философско-пантеистической концепцией. Он хочет дать глубокие «обобщения». Но этого он не в силах сделать, за этим нет его подлинных переживаний.

И тогда вместо «гимнов» жизни получаются «перечисления» общеизвестных, поверху лежащих явлений, вперемежку с риторикой и пышной фразеологией, которые должны прикрыть пустоту.

Кстати сказать, по той же причине Бальмонт вынужден для вящей убедительности своих «гимнов» прибегать к такому примитивному приему, как начертание своих стихий с прописной буквы, и всюду у него -- «Огонь», «Свет», «Земля», «День», «Красота». Брюсов очень точно определил пороки «гимнов» Бальмонта: «Его призывы к веселию кажутся вымученными, стихийные гимны -- риторическими... Во всех его преувеличенных прославлениях жизни есть что-то намеренное... принужденность языка и чувства... Слишком уж громко и настойчиво твердит Бальмонт о том, что он радостен, свободен и мудр, слишком старается восхвалять веселие бытия, словно боится, что ему не поверят, словно громкими словами хочет опьянить самого себя, подавить в самом себе сомнения».

Но если слабо все, что Бальмонт говорит о «счастье» в стихиях «Земли», «Солнца» и т. п., то, как обычно, поэтически сильны и в этой книге разнообразно варьируемые старые темы: непознаваемость жизни, ее мрак и страдания, мучительность противоречий и иллюзорная радость «мигов». И это составляет основное содержание книги.

О проклятии жизни наиболее обнажено говорится, пожалуй, в стихотворении «Отречение». Да, жизнь с первого взгляда прекрасна. В ней есть свет, цветы, «много воздуха», великолепные страны, реки, горы, обольстительные женщины, гордая человеческая мысль!.. Но ведь все это -- ненастоящее, неистинное, это-- «мираж, обман»:

И так как жизнь не понял ни один,

И так как смысла я еe не знаю. --

Всю смену дней, всю красочность картин,

Всю роскошь солнц и лун -- я проклинаю!

Поэт настойчиво, вновь и вновь, повторяет: жизнь -- обман, ложь, обманны и мечты, мучительны неразрешимые загадки бытия, и поэтому лучше смерть, лучше не жить на земле. И вот перед нами уже не деланно-риторические восторги, а подлинный крик души. «Душно!.. Скучно!.. Последняя черта!» И «светлый» образ певца радости просто исчезает:

Я не прежний веселый, полубог вдохновенный,

Я не гений певучей мечты.

Я угрюмый заложник, я тоскующий пленный,

Я стою у последней черты --

Я устал приближаться от вопросов к вопросам,

Я жалею, что жил на Земле...

Несомненно: приведенные стихи не надуманное, не абстракция. Это глубоко пережитое, правда души поэта. Не случайно центральные разделы сборника «Только любовь», занимающие треть книги, названы «Проклятие» и «Безрадостность». Не случайно, наконец, и то, что в этой, якобы «солнечной» и «нежной» книге, поэт воплотил себя самого в образе... умирающего:

Один я родился, один умираю,

И в смерти живу бесконечно один.

К какому иду я безвестному краю?

Не знаю, не знаю, я -- в страхах глубин.

Я знаю, есть Солнце, там в высях, там где-то.

Но я навсегда потерял красоту.

Я мертвая тяжесть, -- от вольного лета,

От счастья и света иду в темноту.

Книга «Только любовь», как и все другие книги, написанные Бальмонтом до и после нее, совсем не книги «весны» и «оптимизма». Попытки связать себя со «светом», которого он не знал и по самому существу своего мировоззрения знать не мог, били искусственны и художественно беспомощны. В истории русской поэзии Бальмонт предстает единым в своем творчестве и единым во всем старшем поколением символистов, находясь в кругу того же общего для них пессимистического в отношении к земной жизни мировоззрения, в кругу тех же идей, мотивов и образов.

К 1903 году гегемония Бальмонта кончается и на первое место выступает Брюсов, а также новое, младшее поколение; происходит, по общему признанию, резкий спад творчества Бальмонта. П. Перцов пишет по этому поводу, что после выхода «Urbi et Orbi» и -- несколько позже -- «Венка» Брюсова «пришел конец гегемонии Бальмонта» и что «в то же время выдвинулись новые первостепенные имена -- Вячеслав Иванов, Александр Блок, Андрей Белый. Второе поколение символистов выступило на авансцену».

Сам Брюсов в письме к Перцову (1905) писал: «Десять лет Бальмонт царил полновластно в нашей поэзии. Но теперь жезл выпал из его рук... Он -- в прошлом». А впоследствии, назвав «вершинные» достижения Бальмонта, Брюсов отмечает: «Со сборника «Только любовь» начинается уже спуск вниз, становящийся более крутым в «Литургии Красоты» (1905) и почти обрывистый в «Злых чарах» (1906). Еще дальше -- следовало бесспорное падение... на топкую, илистую плоскость «Жар-птицы». Характерно также, что в 1913 году, на чествовании Бальмонта в связи с его возвращением из эмиграции, Маяковский от имени молодого поколения поэтов заявил, что в их лице Бальмонт сталкивается «с нашей голой ненавистью... Мы слиты с жизнью, вы восходили по шатким, скрипящим ступеням на древние башни и смотрели оттуда в эмалевые дали... Бальмонт -- это отжитое».

Наконец, чтобы расстаться с легендой о Бальмонте как о певце весны, жизнерадостности, оптимизма, приведем высказывание Ин. Анненского, старейшего по возрасту поэта и критика-символиста, который считал Бальмонта ярчайшим выразителем своего поколения. В статье «Бальмонт-лирик» Анненский пишет: «Сознание безысходного одиночества и мистический страх перед собою -- вот главные тоны нашего «Я». Поэзия же Бальмонта тем и значительна, что она с предельной силой выразила это «Я» в лирике: «Я» -- замученное сознанием своего безысходного одиночества, неизбежного конца и бесцельного существования; «Я» среди природы, где немо и незримо, упрекая его, живут такие же «Я».

§2.2 Тема любви в поэзии К.Д. Бальмонта

Беспокойный нрав Бальмонта помешал ему закончить университет, из которого он был исключен, как главный зачинщик студенческих беспорядков. Вся его юность - череда импульсивных поступков: женитьба в 22 года, против воли родителей, что послужило разрывом с семьей; попытка покончить с собой из-за семейных неурядиц и ревности красавицы-супруги, поэт выброситься из окна на каменную мостовую. Выживет, но навсегда останется хромота.

Надо ли говорить, что и дальнейшая личная жизнь Константина Бальмонта была порывистой и бурной, что нашло отражение и в творчестве поэта:

"За сладкий восторг упоенья

Я жизнью своей заплачу!

Хотя бы ценой исступленья -

Тебя я хочу!"

Молодой поэт жаждет сильных эмоций и ищет их в любовных отношениях:

"Нет дня, чтоб я не думал о тебе,

Нет часа, чтоб тебя я не желал.

Проклятие невидящей судьбе,

Мудрец сказал, что мир постыдно мал.

Постыдно мал и тесен для мечты,

И все же ты далеко от меня.

О, боль моя! Желанна мне лишь ты,

Я жажду новой боли и огня!"

Любовная лирика Бальмонта наполнена тонким эротизмом и страстью:

"Альков раздвинулся воздушно-кружевной.

Она не стала мне шептать: «Пусти... Не надо.

Не деве Севера, не нимфе ледяной

Твердил я вкрадчиво: «Anita! Adorada!»*

Тигрица жадная дрожала предо мной,--

И кроме глаз ее мне ничего не надо."

А это стихотворение выглядит своеобразным трактатом "О поцелуях":

"Есть поцелуи -- как сны свободные,

Блаженно-яркие, до исступления.

Есть поцелуи -- как снег холодные.

Есть поцелуи -- как оскорбление.

О, поцелуи -- насильно данные,

О, поцелуи -- во имя мщения!

Какие жгучие, какие странные,

С их вспышкой счастия и отвращения!"

Безумная страсть вкупе с романтическим обликом Константина Дмитриевича Бальмонта не могли не очаровать женщин, окружавших поэта, и он порой беззастенчиво пользовался своей властью:

"И я всегда гляжу в зрачки,

Чтоб в них читать - любовь."

Среди поклонниц Бальмонта была и Марина Цветаева, с которой у поэта был платонический роман.

Но главной горькой страстью осталась первая любовь - жена Лариса Горелина, о которой впоследствии поэт напишет:

"Мне стыдно плоскости печальных приключений.

Вселенной жаждал я, а мой вампирский гений

Был просто женщиной, познавшей лишь одно,

Красивой женщиной, привыкшей пить вино."

От любви-наваждения Бальмонт впоследствии перейдет к "любви-мгновению, длящемуся века":

"Хороша эта женщина в майском закате,

Шелковистые пряди волос в ветерке,

И горенье желанья в цветах, в аромате,

И далекая песня гребца на реке.

Хороша эта дикая вольная воля;

Протянулась рука, прикоснулась рука,

И сковала двоих - на мгновенье, не боле,-

Та минута любви, что продлится века."

Таким было чувство к поэтессе Мирре Лохвицкой. Зарождение отношений Бальмонт описывает поэтически:

"Хотела б я быть рифмою твоей!" -

Мне Лохвицкая Мирра прошептала.

О, рифмы есть различного закала.

И я клянусь всей звонкостью морей:

В глагольных рифмах сладости немало,

Коль рифма рифму вдруг поцеловала."

Правда, не эта женщина, а другая заставит его совершить очередное безумие - уйти из семьи. Новой роковой любовью станет Екатерина Бруни, о которой поэт напишет:

"Пронзенный, пред тобой склоняюсь в прах.

Лобзаю долго милые колени.

На образе единственном ни тени.

Расцветы дышат в розовых кустах,

Движенью чувства нет ограничений.

Я храм тебе построю на холмах."

Смысл жизни Бальмонт видел в постижении человеческой сути и любви:

"Кто не любил, не выполнил закон,

Которым в мире движутся созвездья,

Которым так прекрасен небосклон."

И даже финал своей жизни поэт ознаменует стихотворением "Люби!":

"Я ведал в жизни все. Вся жизнь лишь блеск зарницы.

Я счастлив в гибели. Я мог, любя, любить."

§ 2.3 Детские стихи

К сожалению, осталась почти не изученной часть поэтического наследия Бальмонта - детского поэта. В конце 1905 года в Москве в издательстве "Гриф" была напечатана книжка "Фейные сказки". В ней было помещено 71 стихотворение. Посвящена эта книга Нинике - Нине Константиновне Бальмонт-Бруни, дочери Бальмонта и Е. А. Андреевой. Об этой книге изящных стилизаций детских песенок восторженно писал В. Брюсов: "В "Фейных сказках" родник творчества Бальмонта снова бьет струёй ясной, хрустальной, напевной. В этих "детских песенках" ожило все, что есть самого ценного в его поэзии, что дано ей как небесный дар, в чем ее лучшая вечная слава. Это песни нежные, воздушные, сами создающие свою музыку. Они похожи на серебряный звон задумчивых колокольчиков, "узкодонных, разноцветных на тычинке под окном". Это - утренние, радостные песни, спетые уверенным голосом в ясный полдень. По своему построению ,,Фейные сказки"-одна из самых цельных книг Бальмонта. В ее 1-ой части создан - теперь навеки знакомый нам - мир феи, где бессмертной жизнью живут ее спутники, друзья и враги: стрекозы, жуки, светлячки, тритоны, муравьи, улитки, ромашки, кашки, лилии... И только 111-я часть книги, несколько измененным тоном, вносит иногда диссонансы в эту лирическую поэму о сказочном царстве, доступном лишь ребенку и поэту".

Приведем два стихотворения из сборника "Фейные сказки":

Фея за делом

К Фее в замок собрались

Мошки и букашки.

Перед этим напились

Капелек с ромашки.

И давай жужжать, галдеть

В зале паутиной,

Точно выискали клеть,

А не замок чинный.

Стали жаловаться все

С самого начала,

Что ромашка им в росе

Яду подмешала.

А потом на комара

Жаловалась муха:

Говорит, мол, я стара,

Плакалась старуха.

Фея слушала их вздор

И сказала: "Верьте,

Мне ваш гам и этот сор

Надоел до смерти".

И велела пауку, -

Встав с воздушных кресел, -

Чтобы тотчас на суку

Сети он развесил.

И немедля стал паук

Вешать паутинки.

А она пошла на луг

Проверять росинки.

Кошкин дом

Мышка спичками играла,

Загорелся кошкин дом.

Нет, давай начну сначала.

Мышка спичками играла

Перед Васькой, пред котом.

Промяукал он на мышку,

А она ему: "Кис-кис".

"Нет, - сказал он, - это - лишку", -

И за хвостик хвать плутишку,

Вдруг усы его зажглись.

Кот мяукать, кот метаться.

Загорелся кошкин дом.

Тут бы кошке догадаться,

А она давай считаться,

Все поставила вверх дном.

Погубила ревность злая,

Кошкин дом сгорел дотла.

"Этой мышке помогла я", -

Спичка молвила, пылая.

Мышка до сих пор цела.

При прочтении этих стихов читатель, несомненно, проведет аналогии с хрестоматийно известными: "Мухой-Цокотухой" К. И. Чуковского и сказкой "Кошкин дом" С. Я.Маршака.



Заключение

Итак, мы рассмотрели мифологические образы и мотивы в поэзии К. Д. Бальмонта. В ходе исследования мы пришли к следующим выводам:

- Бальмонт часто использует различные образы - символы. Проанализировав 3 сборника стихотворений поэта (“Под северным небом”, “Тишина”, “Будем как солнце”), мы пришли к выводу, что одним из самых частых является образ луны и солнца.

- В истории русской литературы Бальмонт остался как представитель «старшего» символизма. Он во многом обогатил русское стихосложение, ввел новые интонации, звуковые эффекты. Любовь, непосредственное восприятие природы, умение ощущать «мгновение» жизни, мечта о Красоте, Солнце - все это позволяет сказать, что Бальмонт был поэтом-романтиком, художником неоромантического направления в искусстве конца XIX - начала XX веков.

Самыми замечательными событиями своей жизни считал те внутренние внезапные просветы, которые открываются иногда в душе по поводу самых незначительных внешних фактов. "Я затрудняюсь поэтому отметить как более "значительные" какие-либо события из личной жизни. Однако попытаюсь перечислить. Впервые сверкнувшая, до мистической убежденности, мысль о возможности и неизбежности всемирного счастья (семнадцати лет, когда однажды во Владимире, в яркий зимний день, с горы я увидел вдали чернеющий длинный мужицкий обоз). Прочтение "Преступления и наказания" (16-ти лет) и в особенности "Братьев Карамазовых" (17-ти лет). Эта последняя книга дала мне больше, чем какая-либо книга в мире. Первая женитьба (21 года, через 5 лет развелся). Вторая женитьба (28 лет). Самоубийства нескольких моих друзей во время моей юности. Моя попытка убить себя (22-х лет), бросившись через окно на камни с высоты третьего этажа (разные переломы, годы лежания в постели и потом небывалый расцвет умственного возбуждения и жизнерадостности). Писание стихов (первые в возрасте 9-ти лет, затем 17, 21). Многочисленные путешествия по Европе (особенно поразила Англия, Испания и Италия)".

В заключение приведем отрывок из воспоминаний Б.К. Зайцева - слово современника все же авторитетнее, чем домыслы потомков. "Он горестно угасал, - вспоминал Зайцев, - и скончался в 1942 г. под Парижем в местечке Noisy-le-Grand, в бедности и заброшенности, после долгого пребывания в клинике, откуда вышел уже полуживым. Но вот черта: этот, казалось бы, язычески поклонявшийся жизни, утехам ее и блескам человек, исповедуясь перед кончиной, произвел на священника глубокое впечатление искренностью и силой покаяния - считал себя неисправимым грешником, которого нельзя простить. Все христианство, все Евангелие как раз говорит, что ко грешникам, которые последними, недостойными себя считают, особо милостив Господь.

Верю, твердо надеюсь, что так же милостив будет Он и к усопшему поэту русскому Константину Бальмонту" (Зайцев Б.К. Далекое. Собр. Соч. в 5-ти тт. Т. 6 (доп.). С. 188).



Список литературы

Художественные тексты

1.Бальмонт, К.Д. Избранное: Стихотворения. Переводы. Статьи. [Текст] / Сост., вступ. ст. и коммент. Д.Г.Макогоненко. - М.: Издательство "Правда", 1991. - 435 с.

Научно-критическая литература

1. Алексеева, Л.Ф. К.Д. Бальмонт (1867-1942). [Текст] /История русской литературы ХХ века: В 4-х кн. Кн.2: 1910-1930 годы. Русское зарубежье: учеб. пособие/Л.Ф.Алексеева, А.М.Ваховская, Л.В.Суматохина и др.; Под ред. Л.Ф.Алексеевой. - М.: Высшая школа,2005. - 316 с.

2.Анненский, И.Бальмонт-лирик. [Текст]/Анненский И. Книги отражений. - М.,1979. - с.93-122

3.Белый, А. Бальмонт К.Д.[Текст] /Белый А. Луг зелёный. - М., 1910. - 307 с.

4.Беренштейн, Е.П. "Поэт Божьей милостью". Судьба и стихи К.Бальмонта. [Текст]/Литература в школе,1994,№3,с.11

5.Брюсов, В. К.Д. Бальмонт. "Будем как солнце", "Куст сирени", "Злые чары и Жар-птица".[Текст]/ Сочинения в 2-х т.Т.2. Статьи и рецензии 1893-1924.-Вступ. ст. Д.Максимова и Р.Помирчего, коммент. Р.Помирчего. - М.: Худож. лит.,1987. - 575 с.

6.Кондаков, И.В. Символизм//Культурология. ХХ век. Словарь. [Текст]: Университетская книга. - СПб.,1997. - 708 с.

7..Куприяновский, П.В. К.Д. Бальмонт в письмах к Л.М.Гарелиной-Бальмонт. [Текст]//Русская литература,2000, №1. - с.143-156

8.Иванова Е.В. Судьба поэта//Бальмонт К.Д. Избранное- М., 1989 с.355

9.Озеров, Л. К.Бальмонт и его поэзия. [Текст]/К.Бальмонт. Стихотворения. Переводы. Статьи. - М.,1980. - 742 с.

10.Орлов, В. Бальмонт. Жизнь и поэзия. [Текст]/Орлов В. Пути и перепутья. - М.,1976. - 470 с.

11.Серебрякова, О.М. Константин Бальмонт - поэт-переводчик. [Текст]/Русская словесность,2008,№4. - с.38-42

Размещено на Allbest.ru